- Обычной рутиной, чем же еще. Ссуди мне этих двоих, - он указал на Томпсона и Бейли, - нужно поработать в дамской уборной. Особо надеяться там не на что. Но ведь бродит же где-то по дому хозяин люгера. Мы, разумеется, ищем пулю, однако это та еще работенка. Ладно, увидимся, - угрюмо добавил он и вышел.
- Ну что же, займитесь уборной, - сказал Аллейн Бейли и Томпсону и отправился в библиотеку.
V
- Послушай, - говорил Аллейн, - дело обстоит следующим образом. Ты - Ваше превосходительство, то есть, - можете, как вам, разумеется известно, приказать нам выйти вон, как только сочтете это нужным. Что касается расследования внутри посольства, мы можем обратиться в personna non grata с такой быстротой, что и моргнуть не успеем, и как таковым нам придется ограничить нашу деятельность, о который ты вне всяких сомнений составил весьма низкое мнение, заботами о твоей безопасности в тех случаях, когда ты будешь покидать пределы посольства. Все очень просто, вопрос только в том, желаешь ли ты, чтобы мы продолжали работать, или предпочитаешь, чтобы мы испарились. Сюда едет полковник Синклер, помощник комиссара столичной полиции. Он надеется повидаться с тобой. Он разумеется выразит тебе глубокие соболезнования, но ситуацию в целом изложит примерно так же, как изложил ее я.
Впервые со времени возобновления их знакомства Аллейн заметил в поведении Громобоя некоторую неуверенность. Он собрался что-то сказать, однако сдержался, с мгновение пристально вглядывался в Аллейна, а затем принялся расхаживать по библиотеке широким шагом, и впрямь приводящим на ум затертую фразу о мечущейся по клетке пантере.
Наконец Громобой остановился перед Аллейном и схватил его за руку.
- Что ты думаешь о нашем расследовании? - требовательно спросил он. - Скажи.
- Очень впечатляюще, - немедленно отозвался Аллейн.
- Да? Тебе так показалось? Однако ты находишь странным, что я, кормившийся профессией барристера, счел нужным устроить подобное представление? В конце концов, это мало напоминает расследование, проводимое британским коронером.
- Пожалуй, сходство в глаза не бросается. Что нет, то нет.
- Совсем нет. И все же, дорогой мой Рори, мне удалось выяснить гораздо больше того, что смог бы установить ваш высокоуважаемый суд.
- Да? - вежливо спросил Аллейн. И чуть улыбнувшись, добавил: - А не могу ли я узнать, что именно выяснило Ваше превосходительство?
- Мое превосходительство выяснило, что мой "нкуки мту мвеньи" - мой "млинзи" - мой копьеносец говорит правду.
- Понятно.
- Ты немногословен. Не хочешь знать, как я это установил?
- Если ты сочтешь возможным мне рассказать.
- Я, - объявил Громобой, - сын верховного вождя. Мой отец, мой дед, прадед и так далее до самого начала времен все были верховными вождями. Если бы этот человек, поклявшийся защищать меня, был убийцей ни в чем не повинного, преданного мне слуги, он не смог бы раскрыть передо мной тело и заявить о своей невиновности. Это попросту невозможно.
- Понимаю.
- Ты скажешь мне, что английский суд подобного доказательства не примет.
- Я бы сказал, что он способен его принять. Хороший, красноречивый адвокат мог бы склонить его к этому. Суд принял бы его как доказательство невиновности ipso facto. Впрочем, ты знаешь это не хуже меня.
- Ты мне вот что скажи. Для меня это важно. Ты веришь тому, что я говорю?
- Я думаю, - медленно произнес Аллейн, - что ты знаешь свой народ. Ты сам уверял меня в этом. Да. Я не уверен, но склоняюсь к тому, чтобы поверить в твою правоту.
- Ага! - сказал Громобой. - Стало быть, наши с тобой отношения не изменились. Это хорошо.
- Но я хочу, чтобы ты ясно понимал одно - так я думаю или этак, это не влияет на мое поведение в ходе следствия, ни в посольстве, коли ты нас отсюда не выставишь, ни за его пределами. Если мы найдем убедительные улики против этого человека, мы будем руководствоваться ими.
- Как бы там ни было, - сказал Громобой, - преступление совершено в пределах посольства, то есть на территории нашей страны, так что английское правосудие на него не распространяется.
- Нет. В данном случае, что бы мы ни обнаружили, наши находки будут представлять лишь отвлеченный интерес. Его просто вышлют.
- А тот человек, который стрелял в женской уборной из немецкого оружия? Ты говорил, что он тоже черный.
- Это миссис Кокбурн-Монфор так говорила.
- Глупая женщина.
- Я бы сказал в терпимых пределах.
- Ее мужу следовало бы временами поколачивать ее и не выпускать из дому, - произнес Громобой и разразился раскатистым смехом.
- Скажи, если я начну сейчас расспрашивать тебя о после, ты не очень расстроишься? Он тебе нравился? Был близким тебе человеком? Такие примерно вопросы.
Громобой провел по губам огромной ладонью, издал грудной, рокочущий звук и присел.
- Мне трудно на них ответить, - сказал он, наконец. - Что он был за человек? Как мы когда-то выражались - хлопотун. По вашим английским понятиям он поднялся наверх из низов. Из крестьянского класса. Одно время доставлял мне немало забот. Воображал, будто ему удастся совершить государственный переворот. Все это было довольно смешно. У него имелись определенные административные способности, но никакого умения властвовать. Вот такой от был человек.
Оставив без внимания этот пример нгомбванского снобизма, Аллейн заметил, что способностями посол, видимо, обладал немалыми, раз сумел достичь столь высокого положения. Громобой уступчиво махнул рукой и заявил, что его продвижению способствовали общие тенденции развития страны.
- Враги у него были?
- Рори, дорогой мой, в зарождающейся нации, такой как наша, у каждого, кто состоит при власти, имеются враги. Впрочем, никого определенного я назвать не могу.
- Его очень беспокоила твоя безопасность во время визита, - сказал Аллейн, на что Громобой прореагировал не совсем понятно:
- Да? Ты так считаешь?
- Да. Он звонил мне и Гибсону в среднем по два раза на дню.
- Вот тоска-то, - в лучшей школьной манере произнес Громобой.
- Особенно его волновал концерт в саду и гаснущий свет. Как, собственно, и нас.
- Он вечно суетился по пустякам, - сказал Громобой.
- Однако, черт побери, у него, как теперь выяснилось, были на то основания.
Громобой поджал крупные губы так, что они стали походить на две тутовых ягоды, и приподнял брови.
- Да, пожалуй.
- Как-никак, его убили.
- Тоже верно, - признал Громобой.
Никто не сравнится с негром в умении придать себе скучающий вид. Веки Громобоя почти сомкнулись, оставив приметными лишь две узеньких прорези, в которых сквозили белки глаз, губы обвисли, голова склонилась на грудь. Казалось, все тело его поникло. По всему было видно, что Громобой томится, и Аллейн, помнивший эту его манеру по прежним годам, сказал:
- Ну Бог с ним, не буду отнимать у тебя время. Нам все же нужно прояснить две вещи: во-первых, ты примешь помощника комиссара, когда он приедет?
- Разумеется, - не открывая глаз, пророкотал Громобой.
- И во-вторых. Ты по-прежнему не возражаешь против работы уголовной полиции внутри посольства, или предпочитаешь, чтобы мы убрались отсюда? Решать, разумеется, Вашему превосходительству, но мы были бы рады услышать что-то определенное.
Громобой открыл чуть налитые кровью глаза и прямо взглянул в лицо Аллейна.
- Оставайтесь, - сказал он.
В дверь негромко стукнули, вошел Гибсон - большой, бледный, явно готовый к тому, что придется оправдываться.
- Я очень извиняюсь, сэр, - сказал он Президенту. Приехал полковник Синклер, помощник комиссара. Он надеется, что вы его примете.
Громобой, не взглянув на Гибсона, ответил:
- Скажите моему конюшему, пусть проводит его сюда.
Аллейн направился к двери. Он успел заметить поданный ему Гибсоном знак - обнаружилось что-то новое и, видимо, важное.
- Не уходи, Рори, - сказал Громобой.
- Боюсь, что придется, - ответил Аллейн.
Снаружи, прямо в коридоре его поджидал мистер Уипплстоун, взволнованно теребящий галстук.
- Что такое? - спросил Аллейн.
- Оно, может, и не важно, - начал Гибсон. - Я тут побеседовал с человеком "Костара", который прислуживал в шатре.
- Коренастый, крепко сбитый, светловолосый?
- Он самый. Фамилия Чабб, - сказал Гибсон.
- Увы, - прибавил мистер Уипплстоун.
Глава пятая
После полуночи
I
Чабб стоял более-менее навытяжку, глядя прямо перед собой и прижав руки к бокам. Скромная ливрея "Костара и Кая" - кургузая темно-синяя куртка в обтяжку и брюки с золотистой эмблемой - очень ему шла. Коротко постриженные светлые волосы были аккуратно причесаны, румяная кожа уроженца одного из западных графств и голубые глаза придавали ему вид человека, проводящего много времени под открытым небом. Он так и не снял белых перчаток.
Аллейн согласился с мистером Уипплстоуном, что последнему лучше не присутствовать при допросе.
- Хотя, - заметил Аллейн, - у нас нет оснований полагать, что Чабб более тесно связан с происшедшим чем мой глупый братец Джордж.
- Я знаю, знаю, - ответил мистер Уипплстоун. - Конечно. Просто я предпочел бы, хоть это и нелогично, и глупо, чтобы Чабб вообще не прислуживал в этом несчастном шатре. Точно так же, как предпочел бы, чтобы он не подрабатывал у Шеридана и кошмарных Монфоров. Да и выглядел бы я там по меньшей мере странно, правда? Если не глупо. Пусть все идет, как идет.
Так что с Чаббом в кабинетике кастеляна оказались лишь Аллейн и неизвестный нам по имени сержант.
Аллейн сказал:
- Я должен быть уверен, что понял вас правильно. Вы выходили из шатра и входили в него, разнося шампанское, которое брали из ящика со льдом, стоявшего снаружи. Тем же самым занимался один из посольских лакеев. Он обслуживал Президента и тех, кто сидел рядом с ним, так? Я помню, он подошел ко мне и моей жене, едва мы уселись.
- Сэр, - откликнулся Чабб.
- А вы занимались остальными гостями.
- Сэр.
- Хорошо. Так вот, Чабб, мы продержали вас здесь столько времени в надежде, что вы поможете нам разобраться в том, что случилось в шатре.
- Ничем не могу помочь, сэр. Я ничего особенного не заметил, сэр.
- Значит, нас уже двое, - сказал Аллейн. - Все произошло так, будто гром грянул с ясного неба, верно? Вы находились внутри шатра? Когда погас свет?
Как оказалось, внутри. На задах шатра. Он поставил поднос на стол с напитками, ожидая наступления полной темноты, о которой предупредили всех слуг. И оставался там, пока выступали барабанщики.
- Когда появился певец, Карбо, вы все еще были там?
Да, сказал он. Все еще там. Карбо он видел ясно - и Карбо, и его тень, отброшенную прожектором на белый экран.
- Вы видели, где стоял охранник с копьем?
Да. Во втором ряду. За креслом Президента.
- То есть от вас слева.
- Да, сэр.
- А второй лакей?
- Ниггер? - переспросил Чабб, и взглянув на Аллейна, поправился: - Прошу прощения, сэр. Туземец.
- Да, африканец.
- Там где-то был. Тоже сзади. Я не обращал на него внимания, - каменно вымолвил Чабб.
- Вы ни с кем из них не разговаривали?
- Нет, спасибо. Да они, небось, и говорить-то не умеют.
- Не любите черных? - как бы мимоходом поинтересовался Аллейн.
- Нет, сэр.
- Хорошо. Перейдем к той минуте, когда прозвучал выстрел. Я стараюсь получить как можно больше свидетельств от людей, бывших в шатре, и хотел бы, если вы не против, послушать и вас. Вы, наверное помните, что Карбо успел пропеть, если так можно выразиться, всего одну ноту. Правда, довольно долгую. А затем - как вам это запомнилось? Случилось что?
- Выстрел, сэр.
- Как по-вашему, откуда донесся звук?
- Из дома, сэр.
- Так. Ну, хорошо, Чабб. Не могли бы вы по возможности точнее описать ваши впечатления от того, что последовало за выстрелом? В шатре, я имею в виду.
Никаких отчетливых впечатлений у него, как выяснилось, не сохранилось. Люди вскочили на ноги. Одна из дам взвизгнула. А какой-то джентльмен крикнул, что не надо паниковать. (Джордж, подумал Аллейн.)
- Да-да. Но меня интересует, что вы видели с того места, на котором стояли.
Трудно сказать, деревянным голосом сообщил Чабб. Слишком много людей металось туда-сюда. Аллейн сказал, что они выглядели… не правда ли?
- Да, вроде черных теней на ярком экране, - согласился Чабб.
- А охранник, тот что с копьем? Он ведь был слева от вас. И довольно близко. Верно?
- Только вначале, сэр. До того, как в шатре погас свет.
- А потом?
Чабб некоторое время помолчал:
- Точно сказать не могу, сэр. Мне, вроде как, было не до того.
- Что это значит?
Чабба вдруг прорвало.
- Он меня скрутил, - сказал он. - Наскочил на меня. На меня! Со спины. На меня!
- Наскочил? Вы хотите сказать, копьеносец?
- Да нет. Другой черный ублюдок.
- Лакей?
- Ага. Как набросится. Со спины. На меня!
- И как же он вас скрутил? Полунельсоном?
- Шею локтем зажал! Я и пикнуть не мог. Да еще в спину давил коленом.
- Почему вы решили, что это был черный лакей?
- Ну, это я сразу понял. Мгновенно.
- Да, но как?
- Во-первых, рука была голая. И запах: вроде постного масла. Я сразу понял.
- И сколько времени он вас продержал?
- Довольно долго, - сказал Чабб, потирая пальцами шею. - Его дружку хватило времени, чтобы поорудовать пикой.
- Он продержал вас, пока не зажегся свет?
- Нет, сэр. Только пока дело не было сделано. Так что я ничего и не видел. Удара пикой, то есть. Он меня чуть не пополам согнул. Меня! - Чабб повторял это с нарастающей злобой. - Но я слышал. Звук. Тут уж не ошибешься. И как тело упало.
Сержант кашлянул.
- Это чрезвычайно важно, Чабб, - сказал Аллейн. - Я уверен, вы сами это понимаете, верно? Вы говорите, что нгомбванский лакей набросился на вас, скрутил и держал, пока охранник не ударил копьем посла?
- Сэр.
- Отлично. А почему, как вы думаете? Я хочу сказать, почему он скрутил именно вас?
- Я же совсем рядом стоял, сэр, разве нет? Мог помешать им или быстро что-нибудь сделать, правильно?
- А скажите, там был такой небольшой стул с твердым сиденьем, его опрокинули, когда напали на вас?
- Может быть, - помолчав, ответил Чабб.
- Сколько вам лет, Чабб?
- Мне, сэр? Пятьдесят два, сэр.
- Чем вы занимались во время Второй мировой?
- Служил в командос, сэр.
- А! - негромко откликнулся Аллейн. - Понимаю.
- В те дни он бы со мной не справился, сэр.
- Не сомневаюсь. И еще одно. После выстрела и перед нападеньем на вас - вы не видели, как посол вскочил на ноги? Не видели его силуэта на фоне экрана?
- Сэр.
- Вы узнали его?
Чабб молчал.
- Так как же - узнали?
- Не могу сказать, сэр. Узнал, но не совсем.
- Как это "не совсем"?
- Все ведь произошло так быстро, правда? Я… я, кажется, решил, что это другой. Президент.
- Почему?
- Ну… Потому что. Сами знаете, сэр, он сидел рядом с Президентом. Он должно быть вскочил на ноги, сэр, так? И стоял, словно он тут, как говорится, главный начальник. А Президент чего-то орал на ихней тарабарщине, верно?
- То есть вы хотите сказать, Чабб, что посла убили, ошибкой приняв его за Президента?
- Сказать я этого не могу, сэр, откуда мне знать? Наверняка, то есть. Но вообще-то, дело возможное. Очень может быть, что и так.
- А вы не видели, на копьеносца никто не набрасывался?
- На этого? Да кому он нужен? Это на меня навалились, разве нет? А этот: ему еще дело надо было сделать.
- Он утверждает, что получил рубящий удар по шее и что человек, нанесший удар, вырвал у него копье. Говорит, что не разглядел этого человека. Возможно, вы помните, что когда зажегся свет и все увидели тело, копьеносец, скорчившись, сидел на земле в тыльной части шатра.
Пока Аллейн говорил, оживление, охватившее Чабба, спало. Теперь он, как и в начале разговора, смотрел прямо перед собой с таким деревянным выражением, что даже кровь, отхлынувшая от лица Чабба и вскоре вернувшаяся, покрыв его неровными темными пятнами, казалось, не имела никакого отношения к обуревавшим его чувствам.
Он открыл рот лишь для того, чтобы повторить свое начальное утверждение.
- Насчет это я не знаю. Ничего такого не заметил.
- Вот как? Но вы же находились рядом с копьеносцем. Стояли около него. Я, помнится, видел вас там.
- Я был немного не в себе. Оттого, что они со мной сделали.
- Да, похоже на то. А лакей, который, как вы говорите, напал на вас, был еще там, когда зажегся свет?
- Лакей? Да нет, лакей удрал.
- И вы его больше не видели?
Чабб сказал, что не видел, добавив, что так и так не может отличить одного черномазого ублюдка от другого. Привычные манеры слуги, как и тщательное построение фраз, исчезли почти бесследно. В голосе его звучала злоба. Аллейн спросил, почему он сразу не сообщил полиции о нападении на него. Вопрос явно огорчил и обидел Чабба. Как бы это он сообщил, когда полицейские начали сортировать их, делить на группы и велели всем помалкивать и не путаться под ногами, а вопросы и заявления это, мол, после?
Лоб Чабба покрылся потом, он сцепил руки за спиной. Ноги уже не те, пожаловался он. Аллейн сказал, что сержант отпечатает его показания, а его попросят прочитать их и подписать, если там все будет правильно.
- А пока, - прибавил он, - отправляйтесь домой, к мистеру Уипплстоуну.
Чабб снова одеревенел и встревоженно сказал:
- Прошу прощения, сэр, я не знал, что вы…
- Я близко знаком с мистером Уипплстоуном. Он мне про вас рассказывал.
- Да, сэр. Так это, выходит, все, сэр?
- Думаю, пока все. Доброй вам ночи, Чабб.
- Спасибо, сэр. Доброй ночи, сэр.
Он стиснул ладони и вышел из комнаты.
- Командос, значит? - не отрывая носа от записей, сказал сержант.
II
Мистер Фокс старательно трудился, опрашивая группу из пяти человек, устало сидевших в комнате, которая использовалась гостями-мужчинами в качестве бара и курительной одновременно. Здесь пахло застарелым табачным дымом, спиртным, кожаной обивкой кресел и, разумеется, вездесущим сандараком. Общая атмосфера комнаты отдавала утомленным беспутством.
Пятерка людей, с которыми беседовал Фокс (при участии непременного сержанта с блокнотом), состояла из чернокожего полномочного представителя одной из африканских стран, его жены, последнего губернатора британской Нгомбваны и его жены, и наконец, сэра Джорджа Аллейна, баронета. Только они из исходных двенадцати почетных гостей и сумели заметить хоть что-то, возможно, имевшее отношение к происшедшему в шатре, и потому остались в посольстве после утомительного отсеивания их компаньонов.