Аллейн сказал:
- Вы обязаны были немедленно обо всем доложить. Если мистер Гибсон не узнает об этом происшествии, считайте, что вам чертовски повезло.
- Спасибо, сэр, - хором произнесли констебли.
- За что? - осведомился Аллейн.
- Вы расскажете обо всем Фреду Гибсону? - спросил Фокс, когда они тронулись в обратный путь.
- О случившемся? Да. Остальное его забота. Я обязан ему рассказать. Неприятная получается история. Со специальным пропуском ему ничего не стоит проникнуть в посольство. Полицейским сказано, что любой его обладатель - persona grata. У него был отличный шанс, пусть даже он им не воспользовался.
Аллейн вдруг схватил Фокса за руку.
- Посмотрите туда, - сказал он. - Этот еще откуда взялся?
На дальнем конце проулка кто-то быстро удалялся от них, погружаясь в глубокую тьму. Едва они успели заметить этого человека, как он свернул за угол и сгинул. Послышался легкий звук бегущих ног. Аллейн с Фоксом, стремительно понеслись по проулку, но увидеть им уже никого не удалось.
- Он мог выйти из одного из этих домов и погнаться за такси, - сказал Фокс.
- Во всех домах темно.
- Это верно.
- И работающего двигателя мы не слышали. Вы что-нибудь разглядели?
- Нет. Шляпа. Плащ. Резиновые подошвы. Брюки. Я даже не возьмусь сказать мужчина это или женщина. Все произошло слишком быстро.
- Черт, - сказал Аллейн.
Некоторое время они шагали молча.
- Неплохо бы узнать, что было в конверте, - сказал, наконец, Фокс.
- Это "неплохо" может оказаться самым слабым из сказанного вами на протяжении всей жизни.
- Вы спросите?
- Можете поспорить, не проиграете.
- У Президента?
- У кого же еще? И спрошу ни свет ни заря, понравится это ему или нет. Знаете, Фокс, - продолжал Аллейн, - меня посетила чрезвычайно неприятная мысль.
- Что вы говорите, мистер Аллейн? - мирно откликнулся Фокс.
- Я буду вам очень обязан, если вы просто послушаете, пока я стану перебирать все разрозненные обрывки сведений, имеющихся у нас насчет этого гнусного толстяка, и посмотрите, не складывается ли из них определенная картинка.
- С удовольствием, - сказал Фокс.
Пока они шли по пустынным Каприкорнам к своей машине, Фокс с тихим одобрением слушал Аллейна. Уже усаживаясь в машину, Аллейн сказал:
- Вот что у нас имеется, братец Фокс. Теперь вопрос. Что отсюда в общем и целом следует?
Фокс провел широкой ладонью по своим коротким усам и затем оглядел ее, словно надеясь обнаружить на ней ответ.
- По-моему, - сказал он, - я понял, куда вы клоните.
- Клоню я вот куда, - отозвался Аллейн, - если говорить попросту, то этот…
II
Угрозу Аллейна разбудить Громобоя ни свет ни заря не следовало воспринимать буквально. На самом-то деле это его ни свет ни заря разбудил мистер Гибсон, желавший узнать, действительно ли Президент собирается приехать к Трой в половине десятого, чтобы позировать для портрета? Аллейн подтвердил это, в ответ из трубки полились шумные вздохи. Аллейн, наверное, уже видел утренние газеты? - спросил Гибсон, и когда Аллейн ответил отрицательно, сообщил ему, что в каждой имеется на первой странице по три колонки текста с фотографиями, и все насчет вчерашнего посещения Громобоем их дома. Скучным голосом Гибсон принялся зачитывать наиболее оскорбительные журналистские домыслы. "Пикантное положение?". "Знаменитая жена красавца-супера и африканский диктатор". Аллейн взмолился, чтобы Гибсон перестал, и тот перестал, заметив лишь, что с учетом всех обстоятельств он никак не возьмет в толк, почему Аллейн не послал Президента с его просьбой о портрете куда подальше.
Аллейну не хотелось объяснять ему, что помешать Трой написать этот портрет, означало бы совершить уголовное преступление. Поэтому он перевел разговор на случай с Санскритом и услышал, что Гибсону о нем уже доложили.
- Похоже, - забубнил Гибсон, - дело идет к развязке.
- Перекрести пальцы. Я попробую получить ордер на обыск. На основе косвенных свидетельств.
- Начальство любит, когда у него просят ордер. Активный, значит, работник. Кстати, тело устранили.
- Что?
- Ну, покойника. Перед самым рассветом. Все было проделано очень тихо. Задний вход. Неприметный грузовичок. Специальный самолет. Тихо-мирно. Одной заботой меньше, - закончил мистер Гибсон.
- Возможно, тебе стоит поставить людей в аэропорту, Фред. Пусть последят за рейсами на Нгомбвану.
- Да хоть сейчас. Только свистни, - зловещим голосом произнес мистер Гибсон.
- Считай, что уже свистнул. Будем поддерживать связь, - сказал Аллейн и оба повесили трубки.
Трой была в студии, готовила фон для своего натурщика. Аллейн сказал ей, что вчерашние меры предосторожности будут повторены и сегодня, и что сам он постарается вернуться еще до появления Громобоя.
- Вот и хорошо, - сказала она. - Только сядь там же, где сидел вчера, ладно, Рори? Когда он глядит на тебя, он становится просто великолепен.
- Ну и нахалка же ты. Знаешь ли ты, что все, кроме тебя, считают меня полоумным из-за того, что я разрешаю тебе продолжать эти сеансы?
- Конечно, но ведь ты - это ты, правда? - ты же понимаешь, как все обстоит на самом деле. И честно говоря… он у меня получается - получается, так? Не нужно ничего говорить, но… я права?
- Получается, - ответил Аллейн. - Как ни странно это звучит, я даже побаиваюсь смотреть в твою сторону. Кажется, будто он сам стекает с твоей кисти.
Она поцеловала его.
- Я так тебе благодарна, - сказала она. - Да ты и сам знаешь - ведь знаешь?
Аллейн приехал в Ярд в приятном расположении духе, даром, что его переполняли дурные предчувствия. Здесь его поджидала записка от мистера Уипплстоуна, содержавшая просьбу позвонить как можно скорее. Он позвонил, и мистер Уипплстоун сразу взял трубку.
- Я подумал, вам следует знать об этом, - начал он уже привычной фразой. У него потекла труба, торопливо стал рассказывать мистер Уипплстоун, и он в десять минут десятого отправился к своим квартирным агентам, господам Эйблу и Вертью, хотел, чтобы они порекомендовали ему водопроводчика. Там уже находился Санскрит, погруженный в беседу с молодым человеком, тем, у которого прерафаэлитская прическа. Увидев мистера Уипплстоуна, Санскрит замолк на полуслове, а затем произнес своим контр-тенором, что он-де во всем полагается на них и надеется, что они постараются устроить все наилучшим образом.
Молодой человек, рассказывал дальше мистер Уипплстоун, сказал, что никаких сложностей не предвидится, поскольку жилье на Каприкорнах пользуется большим спросом. Санскрит проблеял нечто невнятное и с большой поспешностью удалился.
- Я спросил, как бы между прочим, - сказал мистер Уипплстоун, - не сдается ли, часом, помещение вместе с гончарной. Сказал, будто у меня есть друзья, которые ищут квартиру. Помощница молодого человека, да и сам он тоже, как-то странно замялись. Дама принялась объяснять, что официально это место пока не освобождено, а если и освободится, то скорее поступит в продажу, чем будет сдаваться. Теперешний жилец, сказала она, пока не хочет, чтобы об этом стало известно. Меня это, как вы можете вообразить, заинтриговало. Оттуда я прямиком отправился на Каприкорн-Мьюс и дошел до гончарни. На дверях висела табличка: "Закрыто на инвентаризацию". Окна были задернуты довольно ветхими шторами, которые, правда, сходились не до конца. Я заглянул вовнутрь. Света там почти не было, но у меня осталось впечатление, что какая-то крупная фигура бродит внутри между упаковочных ящиков.
- О Господи, так вот взяли и заглянули?
- Да. А по дороге домой зашел в "Неаполь", купить немного паштета. Пока я его покупал, появились Кокбурн-Монфоры. Он был, по-моему, пьян не то что в стельку, а уже в обе, но на ногах держался по-обыкновению твердо. На нее же и смотреть было страшно.
Мистер Уипплстоун примолк и молчал так долго, что Аллейн спросил:
- Вы еще не ушли, Сэм?
- Нет, - сказал мистер Уипплстоун, - еще не ушел. Честно говоря, я пытаюсь представить, что вы подумаете о следующем моем ходе. Успокойся, Люси. Вообще-то я - человек не порывистый. Далеко не порывистый.
- Я бы сказал, очень далеко.
- Хотя в последнее время… Как бы там ни было, в данном случае я позволил себе увлечься минутным порывом. Я, разумеется, поздоровался с ними, а затем, словно бы мельком, ну, вы понимаете, сказал, принимая из рук миссис Пирелли паштет: "Вы, кажется, вот-вот останетесь без соседей, миссис Пирелли?" Она в замешательстве уставилась на меня, а я продолжал: "Ну, как же. Те двое из гончарни. Я слышал, они съезжают и чуть ли не сегодня." Что, конечно, не было чистой правдой.
- Я бы за это не поручился.
- Нет? Так или иначе, я повернулся к Кокбурн-Монфорам. Описать выражения их лиц или, вернее, чередование выражений, я затрудняюсь. Потрясение, неверие, ярость. Полковник полиловел еще пуще, а миссис Монфор только и сумела выдавить: "Не может быть!". Тут он схватил ее за руку так, что она скривилась, и оба, не сказав больше ни слова, вышли из магазина. Я видел, как он поволок ее в сторону мастерской. Она упиралась и, по-моему, умоляла его о чем-то. Миссис Пирелли сказала что-то по-итальянски и прибавила: "Уедут, я только образуюсь". Я ушел. Проходя Каприкорн-Плэйс, я увидел, как Кокбурн-Монфоры поднимаются на свое крыльцо. Он по-прежнему держал ее за руку, а она, как мне кажется, плакала. Это все.
- Это было - когда? Полчаса назад?
- Около того.
- Хорошо, мы все обсудим позже. Спасибо, Сэм.
- Сильно я навредил?
- Надеюсь, что нет. Думаю, вы лишь ускорили кое-какие события.
- Я хотел переговорить относительно труб с Шериданом - только об этом, уверяю вас. Его не оказалось дома. Может быть, мне?..
- Может быть, но скорее всего вас опередят Кокбурн-Монфоры. Впрочем, попробуйте.
- Хорошо.
- И про Чаббов не забудьте, - сказал Аллейн.
- Да. О Господи. Если хотите.
- Только не переборщите. Сообщите им новость, и все.
- Да.
- Я буду дома примерно через четверть часа - это на случай, если я вам понадоблюсь. Если звонка от вас не будет, я сам, как только сумею освободиться, позвоню вам, - сказал Аллейн.
Он связался с человеком, ведущим наблюдение, и услышал, что Санскрит после посещения квартирного агента вернулся в гончарню и больше не выходил. Мастерская закрыта, окна по-прежнему занавешены.
Минут пять спустя Аллейн, подъехав с Фоксом к своему тупичку, обнаружил его перекрытым, как и вчера, полицейским кордоном. На сей раз толпа здесь собралась даже побольше, появилось также множество фоторепортеров, донимавших суперинтенданта Гибсона крикливыми жалобами на грубость констеблей. Поговорив с Гибсоном, Аллейн вошел в дом, провел Фокса в кабинет, а сам направился прямиком в студию Трой. Она уже успела изрядно поработать над фоном.
- Трой, - сказал Аллейн, - когда он появится, мне нужно будет побеседовать с ним. Наедине. Не думаю, что это займет много времени, но с другой стороны, не знаю, насколько наш разговор его расстроит.
- Вот черт, - сказала Трой.
- Да, я знаю. Однако возникли осложнения. У меня нет выбора.
- Ладно, ничего не попишешь.
- Черт знает как неудобно все складывается, но такова ситуация.
- Не расстраивайся, я все понимаю. Слышишь? Он подъехал. Тебе лучше самому встретить его.
- Я скоро приду. И что гораздо важнее - надеюсь, он тоже.
- И я надеюсь. Удачи тебе.
- Аминь! Да будет по твоим словам, - сказал Аллейн.
Он вышел к дверям как раз вовремя, чтобы встретить Громобоя, сопровождаемого "млинзи", который нес огромный букет красных роз и, к удивлению Аллейна, вел на поводке белую афганскую борзую в красном ошейнике. Громобой объяснил, что пес, похоже, совсем пал духом.
- Скучает по хозяину, - сказал Громобой.
Он поздоровался с Аллейном с обычной своей жизнерадостностью, но затем, вглядевшись в его лицо, сказал:
- По-моему, что-то не так.
- Да, - сказал Аллейн. - Нам с вами нужно поговорить, сэр.
- Хорошо, Рори. Где?
- Вот сюда, пожалуйста.
Они вошли в кабинет. Увидев Фокса, к которому успел присоединиться Гибсон, Громобой остановился.
- Похоже, разговор предстоит далеко не частный.
- Речь пойдет о вопросе, касающемся полиции, и моих коллег в частности.
- Вот как? С добрым утром, джентльмены.
Он что-то сказал "млинзи", тот передал ему розы, вышел вместе с собакой и прикрыл за собой дверь.
- Вы не присядете, сэр? - спросил Аллейн.
На сей раз Громобой не стал возражать против его официального тона.
- Разумеется, - сказал он и опустился в белое кресло. Парадный мундир, надетый им для позирования, сидел на нем великолепно. Красные розы сообщали общей картине сюрреалистический оттенок.
- Нельзя их куда-нибудь их пристроить? - спросил Громобой.
Аллейн положил розы на стол.
- Это для Трой? - поинтересовался он. - Она будет в восторге.
- Итак, о чем мы станем говорить?
- О Санскрите. Не могли бы вы сказать мне, что находилось в конверте, который он принес в посольство сразу после полуночи? Конверт был адресован Первому секретарю, однако несколько слов, написанных на нем, указывали, что он предназначается для вас.
- Ваши люди весьма ревностно выполняют свои обязанности, мистер Гибсон, - сказал Громобой, на Гибсона, впрочем, не взглянув.
Гибсон кашлянул.
- По-видимому, специальный пропуск, несущий мою личную печать, для них не указ, - прибавил Громобой.
- Если бы не пропуск, - сказал Аллейн, - конверт скорее всего вскрыли бы. Надеюсь, вы сообщите нам о его содержимом. Поверьте, я не стал бы спрашивать, если бы не считал это очень важным.
Громобой, с той минуты, как он сел, не сводивший с Аллейна глаз, произнес:
- Конверт вскрыл мой секретарь.
- Но он сказал вам, что в нем находилось?
- Записка с просьбой. О некоторой услуге.
- О какой?
- Об услуге, связанной с возвращением этого человека в Нгомбвану. По-моему, я говорил вам, что он намеревается вновь обосноваться там.
- Не означает ли это, что он хочет уехать немедленно и просит как можно скорее предоставить ему въездные документы - визу, разрешение на въезд, все, что для этого требуется? То есть ускорить обычную процедуру, которая занимает, насколько я понимаю, не один день?
- Да, - сказал Громобой. - Именно так.
- Как вы полагаете, почему он сказал полицейским, что в конверте находятся фотографии, которые вы приказали доставить без промедления?
На секунду-другую лицо Громобоя приобрело сердитое выражение. Однако он сказал:
- Не имею ни малейшего представления. Это утверждение смехотворно. Ни о каких фотографиях я не распоряжался.
- Мистер Гибсон, - сказал Аллейн, - не могли бы вы с мистером Фоксом оставить нас наедине?
Оба с важным видом удалились, закрыв за собой дверь.
- Итак, Рори? - произнес Громобой.
- Он был твоим информатором, - сказал Аллейн, - не правда ли? То есть одним из тех, кого мистер Гибсон столь неизящно, но верно именует стукачами?
III
Громобой, при всей его врожденной громогласности, обладал талантом впадать в неожиданное молчание. На этот раз он проявил свой талант в полной мере. Он оставался неподвижным и безмолвным достаточно долго, чтобы часы в кабинете успели откашляться и пробить десять. Лишь после этого он сжал затянутые в белые перчатки ладони, утвердил на них подбородок и заговорил.
- Я помню, в прежние дни в "Давидсоне", - сказал он и в его необычайно звучном голосе вдруг прорезалось нечто напевное, окрасившее эту фразу в густые ностальгические тона, - мы как-то разговорились с тобой одним дождливым вечером обо всем на свете - обычный для юношей разговор. В конце концов, мы принялись рассуждать о правительствах, о применении силы и неожиданно для себя обнаружили, что словно бы стоим на противоположных сторонах глубокого ущелья, едва ли не пропасти, через которую не перекинуто никакого моста. Мы были полностью отрезаны один от другого. Помнишь?
- Да, помню.
- По-моему, мы оба удивились и встревожились, обнаружив себя в таком положении. И я, помнится, сказал примерно следующее: мы с тобой наткнулись на естественный барьер, такой же древний, как наши, отличные один от другого процессы эволюции - в ту пору нам нравились громкие слова. А ты ответил, что существуют огромные территории, которые мы можем исследовать совместно, не натыкаясь на такие барьеры, и что для нас же будет лучше, если мы не станем выходить за их пределы. Так мы с тобой и поступали, начиная с того дождливого вечера. И до сегодняшнего дня.
- Я не вправе бродить вместе с тобой по тропам такого рода воспоминаний, - сказал Аллейн. - И если ты с минуту подумаешь, то поймешь почему. Я полицейский, я обязан исполнять свой долг. Первое, чему нас учат, это необходимость сохранять полную отрешенность. Если бы я знал, во что выльется это задание, я попросил бы избавить меня от него.
- А во что оно вылилось? Что уж такое особенное ты… откопал?
- Могу рассказать. Я думаю, что позапрошлой ночью несколько человек, некоторые из них - фанатики, каждый отчасти не в своем уме и каждым движет собственное неотвязное побуждение, намеревались убить тебя, свалив это убийство на твоего копьеносца, твоего "млинзи": это как раз те самые люди, о которых я все порываюсь с тобой побеседовать. Но прежде всего - Санскрит. Прав ли я в моей догадке относительно Санскрита? Он действительно был твоим информатором?
- В данном случае, дорогой мой Рори, я могу лишь сослаться на мое право не разглашать определенные сведения.
- Да, наверное. Хорошо. Кокбурн-Монфор. Его надежды занять при новом режиме высокий воинский пост потерпели крушение. Мне было сказано, что это привело его в ярость. Должен ли он именно тебя благодарить за свою преждевременную отставку?
- О да, - холодно ответил Громобой, - именно я от него и избавился. Он превратился в алкоголика, так что полагаться на него было опасно. Кроме того, моя политика состояла в том, чтобы назначать на высшие посты только нгомбванцев. Мы все это уже обсуждали.
- Он угрожал тебе?
- Прямых угроз я от него не слышал. Я предоставил ему возможность лично встретиться со мной, и он повел себя оскорбительно. Мне докладывали, что, напившись, он изрыгает угрозы. Все было очень глупо и я давным-давно об этом забыл.
- Ты - да, он, возможно, нет. Ты знал, что его пригласили на прием?
- Я сам предложил пригласить его. В прошлом он хорошо нам послужил. Мы наградили его медалью.
- С этим ясно. Далее. Ты помнишь дело Гомеца?
На какой-то миг Громобой приобрел удивленный вид.
- Конечно, помню, - сказал он. - Отвратительный был человек. Зверь. Убийца. Я имел удовольствие обеспечить ему пятнадцатилетнюю отсидку. Хотя вообще-то он заслуживал смертной казни. Он…
Громобой не докончил фразы, спросив вместо этого:
- А он тут причем?
- Похоже, твои источники предоставили тебе неполные сведения. Хотя, возможно, они ими и не владели. Гомец переменил имя. Теперь его зовут Шериданом, и он живет в пяти минутах ходьбы от твоего посольства. На приеме его не было, но он входит в круг этих людей и по тому, что я о нем слышал, первая неудача его не остановит. Он предпримет новую попытку.