БОГОМИЛ РАЙНОВ ЧЕЛОВЕК ИЗ ПРОШЛОГО
Москва
СП Интерпринт 1991
Перевод на русск. яз. Викторов В. И
ISB 5-7100-0061-2
Вы знакомы с Петром Антоновым? Нет? А об Иване Медарове слышали? Тоже нет? Тогда придется начинать с самого начала. Но будьте спокойны: когда я говорю "с самого начала", я не имею в виду "от Адама и Евы". Я не сторонник долгих объяснений.
С Петром Антоновым все обстоит просто - это я сам. Что же касается Медарова, то представить его вам смогу. По объяснимым причинам. Вчера в 2 часа 30 минут после полуночи упомянутый гражданин был найден мертвым на улице Конечной.
Если бы я сообщил эту новость моей тетке, она бы ответила по своему обыкновению: "Сидел бы дома… Я вот сижу дома, и ничего со мной не случается". И вопрос был бы исчерпан. Увы, я не могу решить его так просто и так быстро. По той причине, что работаю в милиции и выяснение обстоятельств этого происшествия возложено на меня.
В сущности, оно могло бы рассматриваться как обыкновенный "несчастный случай". Гражданин Медаров уже преодолел пик своей молодости, его возраст приближался к 60 годам. Сердцем уже не похвастаешь. Интимная слабость к аромату анисовой водки - мастики - и ее вкусовым качествам угасла.
При обнаружении тела - ничего подозрительного: никаких признаков физического принуждения, насилия, покушения на жизнь. Покойный лежал на тротуаре в состоянии почти идиллического покоя, романтически овеваемый ароматом своего любимого напитка. И все же обстоятельства потребовали, чтобы знакомый вам Петр Антонов вступил в контакт с Иваном Медаровым, независимо от того, что названное лицо уже исчезло с лица земли. Со мной всегда так. Весьма значительная часть моих знакомых - люди, которые вряд ли могли быть полезными мне, во всяком случае, тут, на земле. Но зато у меня широкие связи в небесном царстве. В общем, если вы нуждаетесь в протекции, ходатайствах, рекомендациях и тому подобное в том, потустороннем мире, всегда можете рассчитывать на мою помощь.
Но не будем впадать в мистицизм. Вернемся лучше к фактам.
Итак, едва я успел в это утро добраться до работы, как мне сообщили, что меня вызывает шеф. А когда тебя вызывает шеф, как я неоднократно замечал, то вовсе не для того, чтобы поднести тебе розы. Хотя, скажем попутно, букет роз мне сейчас совсем не помешал бы. Думаю, вы догадываетесь, что у преданного вам Петра Антонова есть кому их преподнести, и не просто так, а по определенному поводу. Но когда вызывает шеф, да еще в столь ранний час, можно быть уверенным по крайней мере в двух вещах: во- первых, тебе поручат расследовать какой-то новый случай, и во-вторых, случай этот будет не из самых легких.
Оказалось в общих чертах, что я и сейчас не ошибся. Шеф указал мне небрежным жестом на кресло возле письменного стола, и, после краткого колебания, его правая рука продолжила свое движение в воздухе в направлении деревянной коробки с сигаретами, что на молчаливом жаргоне шефа означало: "можешь курить". Сам полковник не курил и, по-видимому, испытывал легкое отвращение к табачному дыму, но он был из тех людей, которые могут, если нужно, входить в положение других.
Я сел, закурил сигарету, и уже после трех-четырех затяжек был в курсе дела - полковник мой тоже не любил долгих объяснений.
- Трудность здесь состоит в том, - закончил он, глядя своими серыми глазами куда-то в пространство, - что жители квартала, которые нашли тело, были убеждены, что произошел просто несчастный случай. Поэтому они незамедлительно вызвали "скорую помощь", которая увезла покойника в больницу. Это лишило нас некоторых первоначальных исходных данных для распутывания истории, в которой и без того полно вопросительных знаков.
- Хорошо еще, что тело осталось, - говорю я со скромностью человека, умеющего довольствоваться и малым.
- В сущности, не исключено, что речь идет о самом банальном происшествии. Но так или иначе надо все тщательно проверить и установить его характер. Ты что- нибудь слышал о "Комете"?
- Нет, ничего. Я вообще в астрофизике профан. - С сожалением гашу сигарету, предчувствуя, что рука полковника не укажет на деревянную коробку во второй раз.
- Тут нет ничего общего с астрофизикой, - сухо ответил шеф.
Он всегда пресекает таким образом мои попытки острить, стараясь тем самым тактично внушить мне, что в нашей профессии шуткам не место. Полковник, конечно, прав. Но я тоже по-своему прав, считая, что невеселая работа еще не повод для вечной скорби. И вообще это "дело вкуса", как сказала кошка, когда ее спросили, почему она облизывает свои лапы.
Шеф посмотрел на меня спокойными глазами и сказал, не повышая голоса:
- "Комета" - название торгового представительства, аферам которого был посвящен специальный процесс вскоре после 9 сентября 1944 года, когда наш народ сверг наконец монархо-фашистский режим. На этом процессе Медаров был осужден и двадцать лет провел в тюрьме. Три месяца назад он вышел на свободу. Дело, конечно, прошлое. Но некоторые его подробности стоит вспомнить в связи с настоящим случаем. Впрочем, ты и сам разберешься, что к чему. Познакомься с материалами и приступай к работе.
Шеф мягко улыбнулся, что на его молчаливом жаргоне означает: не обращай внимания на официальный тон, мы же друзья. А теперь давай валяй отсюда, потому что и у меня хватает дел! Как видете, довольно длинная мысль выражена одной короткой улыбкой - я уже говорил, что полковник не любитель долгих объяснений.
Я встаю, покорно киваю головой и выхожу. Вот тебе и розы.
Надеваю плащ, еще мокрый от утреннего осеннего дождя, нахлобучиваю шляпу на лоб, что для меня означает: у меня дел по горло, и мне не до твиста. "Итак, за дело, дружище!" - приказываю я себе покровительственным тоном, быстро спускаюсь по лестнице. Новый день, новые дела, новые успехи. Школьник, наклонившись над партой, будет знакомиться с особенностями Рильско-Родопского горного массива. Архитектор возьмется за чертеж современного десятиэтажного здания. Бригада коммунистического труда приступит к производству новой модели станка. И ваш покорный слуга Петр Антонов тоже начнет небольшое новое дело.
Погода, к удивлению, несколько улучшилась. Небо немного прояснилось, по нему плыли белые разорванные облака, в просветы между ними проникали солнечные лучи. Ветер - сильный, но теплый, как со стороны ТЭЦ "Надежда". Если добавить к этому, что мне предстоит встреча с давним моим приятелем, можно будет сделать вывод, что предобеденное сальдо - приличное.
Упомянутый давний приятель- очень интересный человек и, между прочим, превосходный медик. Из этого не следует делать скороспелых заключений, что я рекомендую его вам в качестве домашнего врача. Тем не менее у него настоящий талант. Он просто виртуоз в своем деле - вскрытии. Паганини аутопсии. И очень милый человек, если исключить то, что всегда курит только мои сигареты.
Несколько остановок на трамвае, несколько кварталов пешком, и вот мы уже в зале для вскрытий. Тут, уважая деликатные чувства обитателей, я перескакиваю через две страницы излишних подробностей, киваю доктору и выхожу, примиренный, в коридор. Примиренный - потому, что, едва я выхожу, рука Паганини бесцеремонно проникает в пачку с моими сигаретами и долго роется там, выбирая сигарету помягче.
- Ну говори же, - начинаю я, чтобы оторвать его от опустошительных действий.
Судебный врач не спеша заканчивает аутопсию моей пачки, счастливая избранница у него уже во рту, и он красноречиво поглядывает на меня. Этот человек не только никогда не покупает сигарет, но не носит с собой и спичек. Я вздыхаю, подношу ему зажженную спичку и сам закуриваю. Паганини с явным удовольствием затягивается и вместо благодарности чуть ли не рычит:
- Перепутали мне все на свете, а теперь "говори"! Чтобы сказать, я должен был быть ночью на месте происшествия.
- Я тоже там не был.
- Браво! Поздравляю с рационализацией - пропускать осмотр места происшествия!
- Какой еще тебе осмотр! Люди подумали, что это несчастный случай, и отвезли человека прямо в больницу.
- А тебе кто мешает представить это как несчастный случай?
- Никто ие мешает. Кроме моего педантизма. Врожденный порок. Что поделаешь!
- Браво! - повторяет врач.
Это "браво", употребляемое по поводу и без повода, - единственная острота в репертуаре Паганини. Он жадно посасывает сигарету и добавляет:
- Видишь ли, милый, я тоже педант и не могу дать тебе точное заключение, когда не имею даже представления о том, в каком положении лежало тело.
- Ладно. Переходи к фактам.
- По всему выходит, что человек умер от сердечного приступа. Но поскольку ты, как я чувствую, ищешь другое, должен тебе сказать, что алкоголь навряд ли был причиной этого приступа: количество мастики, разлившейся по рубахе и жилетке покойного, во много раз превышает количество выпитой им…
Судебный врач замолкает и многозначительно смотрит на меня.
- Ну и?.. - Терпеть не могу пауз и прочих драматических эффектов.
- Приступ мог произойти и вне связи с поглощением алкоголя, - замечает равнодушно доктор.
- Понятно, - киваю. - Встретился с каким-нибудь знакомым, услышал от него страшную историю и рухнул на тротуар. Но зачем нужно было обливать его мастикой? Может быть, чтобы привести его в чувство после того, как довели до приступа?
- Кто, что, зачем… Это твои проблемы.
- Да, но сейчас твоя очередь говорить.
- Говорить-то я могу- говорить нетрудно. Плохо только, что доказать ничего нельзя…
Паганини затянулся в последней раз и ловко швырнул окурок в открытое окно.
- А именно? - попытался я спровоцировать его. У меня было явное ощущение, что этот человек затягивает разговор не без умысла. Как выяснилось, я был прав.
- Куда ты спрятал сигареты? - спросил Паганини с таким недовольством, словно это касалось его сигарет, а не моих.
Вытаскиваю со вздохом пачку, одариваю старого друга и снова возвращаю его к теме беседы:
- Ну давай же, рассуждай дальше.
- Кое-какие детали заставляют меня допустить, что смерть могла наступить и вследствие удара электрическим током…
Паганини с наслаждением затягивается и смотрит на меня со сдержанным самодовольством. Это его сюрприз. Когда он растягивает разговор, это бывает не только для того, чтобы вытянуть из меня еще одну сигарету, но и с целью преподнести сюрприз.
- Какие детали ты имеешь в виду? - спрашиваю. - Ты обнаружил электрические знаки? Если был удар током, должны быть электрические знаки.
- Видишь ли… Электрических знаков нет… Но это еще не исключает версии… Особенно при такой тонкой коже, как у нашего пациента.
- Электрический ток… Посреди улицы… - вслух размышляю я.
- А что тут такого? Все возможно, - отзывается Паганини. - Встретил его этот, со своей страшной историей… Сказал "здравствуй", и в темноте вместо руки подал ему оголенный кабель…
- Браво, - бормочу я в стиле собеседника и быстро покидаю его уютное учреждение.
Уверен, что читатели уже видят, как я погружаюсь в чрево города в поисках улик и специалистов по электрической стихии.
Еще один вариант: инспектор, подобно отпетому бюрократу, наглухо запирается в своем кабинете, разворачивает фолиант с пожелтевшими от времени страницами и погружается в чтение.
Действительно, когда хочешь проникнуть в тайны жизни человека, которого уже нет среди нас, единственный выход из положения- прибегнуть к изучению его мемуаров. К сожалению, люди сегодня очень заняты и редко оставляют после себя мемуары. Так обстоит дело и с Медаровым, хотя, что касается Медарова, он как раз не мог пожаловаться на большую занятость. У него было двадцать лет свободного времени, и то, что он не оставил мемуаров, - форменное безобразие.
Впрочем, когда нет мемуаров, можно довольствоваться материалами судебного дела. Материалы по делу "Кометы" весьма объемисты, однако данные, которые я извлек из этих документов, более чем скромны: несколько имен, несколько исходных пунктов. А дальше тропинки к истине теряются в бесчисленных поворотах, тонут в неизвестности. Но хорошо, что мы все-таки уже ступили двумя ногами на твердую почву. Немного литературных занятий, несколько звонков по телефону - и вот мы уже на стартовой дорожке. Еще утром я не видел ни одного направления поиска, а сейчас располагаю уже двумя. Чтобы не спутать одно с другим, я даже снабдил их названиями. Первое направление - Илиев. Второе - Танев. А теперь - в добрый час!
Раз уж употребил слово "час", следует уточнить, что в тот момент, когда я взялся за успевший высохнуть плащ, был уже седьмой час. Рабочий день закончился, во всяком случае для некоторых. Излишне говорить, что я к их числу не отношусь.
В седьмом часу трамваи битком набиты, так что мой выбор снова падает на передвижение пешим ходом. Не знаю, говорил ли я уже вам о том, что хождение пешком очень мне помогает. Когда идешь, и мысли движутся вместе с тобой. В общем, поддерживается хорошая деловая атмосфера. Некоторые люди думают, что наша работа состоит главным образом в подкарауливании злоумышленников в темноте, с пистолетом в руках, - так, стоишь себе и ждешь, когда из кустов выскочит убийца с виноватым выражением лица, - или в изучении с помощью стократных луп отпечатков пальцев преступника. А ведь мы, в сущности, люди, которым надо много думать и говорить - разумеется, на строго определенные темы.
В данный момент, ввиду отсутствия собеседника, я разговариваю сам с собой и, поглощенный этим увлекательным занятием, пересекаю город в направлении от Львиного моста к Орлову мосту. Расстояния между этими столь поэтично названными мостами достаточно, чтобы в моей голове созрело несколько первоначальных версий.
Уже совсем стемнело. Деревья парка неясно вырисовываются на фоне влажного, пропитанного электрическим светом неба. Люди спешат по тротуарам или толпятся на троллейбусных остановках. На шоссе автомобильные огни сливаются в две длинные движущиеся гирлянды, одна красная, другая белая, одна исчезает в темноте, другая ползет оттуда. Иду полутемной аллеей между гирляндами огней, с наслаждением вдыхая запахи влажной земли и мокрой листвы заодно с ароматом сигареты, дымящейся в уголке рта. Еще километр пути, еще несколько подробностей в очерченных уже версиях - и вот мы в намеченном месте.
Жилой дом совсем новый. На лестнице пахнет масляной краской, и малолетние совладельцы еще не успели запечатлеть свои автографы на стенах. Беглый взгляд на почтовые ящики убеждает, что я на верном пути, поэтому спокойно поднимаюсь выше. Вообще практическая работа у меня часто связана с хождением по разным адресам, подъемами и спусками по лестницам и с лестниц, звонками в двери и формулированием реплик вроде: "Вы такой-то?.. Очень приятно… Я из милиции…" К сожалению, это "очень приятно" не всегда радует взаимностью. Но это уже детали. А мысль моя состоит в том, что со стороны я чем-то похож на инкассатора. С тем различием, что интересуюсь задолженностью людей не в связи с пользованием электроэнергией, а в связи с соблюдением законов. Хотя в данном случае электричество меня тоже интересует.
Третий этаж, дверь налево. Звонок. Рядом кнопка освещения лестницы. Новая, стандартная, совершенно исправная. Нажимаю на кнопку, чтобы проверить, как она функционирует. Потом повторяю тот же научный опыт со звонком. Через мгновение дверь широко открывается, и в проеме возникает невысокий мужчина, чуть старше меня.
Кстати, язык дверей тоже следует понимать. Когда дверь приоткрывают на два-три сантиметра- столько, сколько нужно, чтобы пропустить подозрительный хозяйский нос, - это говорит о том, что не только этот нос подозрителен, а могут встретиться и другие подозрительные вещи. А когда двери раскрываются широко, значит, хозяин - человек с широким сердцем и вообще широкая натура. Одним словом, "заходите, пожалуйста".
Я действительно вхожу, мимоходом, чисто формально, показываю свое удостоверение. Хозяин бросает беглый взгляд на документ и, в границах возможного, сохраняет приветливое выражение лица. Уютный холл. Два кресла, две табуретки с бледно-розовой обивкой. Низкий полированный столик с хрустальной пепельницей и фаянсовой фигуркой животного - гибрид лошади и сенбернара. На стене - картина с кроваво-фиолетовой сиренью. В углу - радиоприемник и телевизор. Красносиний ковер. Шторы с большими желтыми цветами. Все новое.
Чтобы полностью завершить описание, добавлю, что в холл выходят двери трех комнат. Возле одной дежурит милиционер. Я открываю дверь и оказываюсь в небольшой спальне с одной кроватью. И тут все новое за исключением большого плаката, висящего над кроватью.
- Вероятно, покойный имел страсть к гимнастике, - замечаю, указывая на плакат.
- А, нет, - отвечает хозяин, нерешительно топчущийся у порога. - Это комната моего старшего сына. Сын, знаете, служит в армии, поэтому Медаров и поселился у нас.
Быстро оглядываю обстановку. Все в порядке. Все на своем месте.
- Чистенько, прибрано, - бормочу. - Надеюсь, вы не убирали после смерти Медарова?
- Да как тут уберешь… - возражает с неловкой улыбкой хозяин. - Ваши люди тут с той ночи.
Что наши люди здесь с той ночи, это мне хорошо известно. Известно мне также и все, что обнаружено в комнате и в карманах Медарова. И вообще цель моего визита вовсе не состоит в проведении осмотра. Но маленькие личные впечатления никогда не повредят. И потом, надо же с чего-то начинать.
Возвращаемся в холл.
- Симпатично вы устроились, - замечаю добродушно, усаживаясь в одно из кресел и закуривая.
- На то и жены, - отвечает хозяин, переминаясь с ноги на ногу, словно не решил еще, сесть ли ему или продолжать стоять. - У меня на работе и подумать некогда о доме, а жене только дай волю - так и будет тут крутиться с утра до вечера, все вылизывать.
- Медаров, сдается, тоже был человек аккуратный, - говорю, кивая на дверь.
- Да, он был такой… - соглашается, но как-то с неохотой, хозяин. Он мнется и добавляет: - Может быть, выпьем немножко, а? Что предпочитаете?
- Не беспокойтесь. В данном случае это может сойти за подкуп.
- Ну как хотите, - отвечает мужчина со смущенной улыбкой.
- А что пил покойный? - спрашиваю, раз уж об этом зашла речь.
- Мастику. Только мастику.
- Гм… Ну а так - женщины, пьянки, гулянки?
- Нет, не такой он был человек. Сто граммов мастики перед обедом и сто перед ужином - вот и вся его гулянка.
При этих словах хозяин решил наконец сесть во второе кресло - вероятно, понял, что я не тороплюсь уходить.
- Ну, сто в обед и сто вечером- это не перебор, - замечаю все так же добродушно. - Разве что каждый день… Но не будем ковыряться в личной жизни покойного. А как насчет характера? Был ли он, например, общителен?
- В каком смысле? - спрашивает с легким недоумением хозяин.
- Принимал ли гостей, сам ли бывал где?
- Что вы! Совсем редко выходил из дому. Да и то лишь в ресторан напротив. Там он пил мастику.
- С кем пил?
- Один. Всегда один. А сюда - я вообще не помню, чтоб кто-нибудь приходил.
- Так, значит… - киваю. - А почему он поселился именно у вас?