- Все ее видели, но никто не может заставить ее открыть лицо или заговорить. Наш хозяин не имеет ни малейшего понятия о том, кто она, а хозяйка ужасно ее боится. Что касается меня, то, по-моему, хватит с нас этой таинственной и жуткой костюмировки, и, зовись я не просто Андреа д'Арбино, а маркиз Мелани, я сказал бы ей: "Синьора, мы собрались здесь посмеяться и повеселиться. Не угодно ли вам открыть уста и очаровать нас появлением в более приятном виде?"
Во время этой беседы оба они присели, спиной к двери, у одного из карточных столов. Во время речи д'Арбино Фабио снова ощутил какое-то гнетущее чувство и уловил звук тихого дыхания позади себя. Он мгновенно повернулся, и что же - между ними, взирая на них сверху, стояла Желтая маска!
Фабио вскочил, и его друг последовал его примеру. Снова пылающие черные глаза в упор впились в лицо молодого человека, и снова их взгляд холодом проник в его сердце.
- Желтая дама, вы знаете моего друга? - с шутливой торжественностью воскликнул д'Арбино.
Ответа не было. Роковые глаза не отрывались от лица Фабио.
- Желтая дама, - продолжал его приятель. - Послушайте музыку! Не хотите ли потанцевать со мной?
Глаза скользнули в сторону, и странная фигура медленно выплыла из комнаты.
- Дорогой граф, - сказал д'Арбино, - эта женщина, видимо, сильно действует вам на нервы. Право, вы теперь стали еще бледнее. Пойдем вместе в буфет и выпейте вина; это будет вам полезно.
Они тотчас отправились в большую комнату с яствами и напитками. Почти все гости к этому времени снова ушли танцевать, и комната была в распоряжении друзей. Среди украшений этого покоя, не вполне согласовавшихся с подлинной аркадской простотой, было большое зеркало, помещенное над обильно уставленной закусочной стойкой. Д'Арбино повел Фабио в эту часть комнаты, на ходу обменявшись поклоном с гостем, который стоял перед зеркалом и, глядясь в него, рассеянно обмахивался маской.
- Дорогой друг! - воскликнул д'Арбино, обращаясь к нему. - Вы вернее кого бы то ни было можете указать нам путь к лучшей бутылке вина во дворце. Граф Фабио, позвольте представить вам моего самого близкого друга, кавалера Финелло, чью семью вы хорошо знаете. Финелло, графу немного не по себе, и я прописал ему хорошую дозу вина. Я вижу возле вас целую батарею бутылок и предоставляю вам выбрать лекарство. Бокалов сюда! Три бокала, милая черноглазая пастушка, три самых больших!
Появились бокалы; кавалер Финелло, выбрав бутылку, наполнил их. Все трое мужчин подошли к стойке, чтобы воспользоваться ею, как столом, и поэтому невольно оказались лицом к зеркалу.
- А теперь выпьем тост из тостов, - сказал д'Арбино. - За женщин Пизы!
Фабио поднес вино к губам и готов был выпить его, как вдруг увидел отраженную в зеркале фигуру Желтой маски. Сверкающие глаза опять были устремлены на него, а голова в желтом капюшоне медленно наклонилась, словно в признание провозглашенного тоста. В третий раз странный холод охватил его, и он опустил бокал нетронутым.
- В чем дело? - спросил д'Арбино.
- Вам не понравилось это вино, граф? - осведомился кавалер.
- Желтая маска! - прошептал Фабио. - Опять Желтая маска!
Все трое сразу же повернулись к двери. Но было поздно - фигура исчезла.
- Знает ли кто-нибудь, что это за Желтая маска? - спросил Финелло. - По походке можно догадаться, что это женщина. Может быть, тут дело в странном цвете, избранном ею для своего наряда, а может быть - в том, как она, крадучись, бродит из комнаты в комнату, но только в ней действительно есть что-то загадочное и жуткое.
- Жуткое - да. Граф подтвердит вам это, - сказал д'Арбино. - Желтая маска виною тому, что он так расстроен и бледен. А теперь она даже помешала ему осушить свой бокал.
- Не понимаю, - сказал Фабио, тревожно озираясь, - это третья комната, куда она следует за мной, и в третий раз ее взгляд останавливается как будто на мне одном. Вероятно, мои нервы еще недостаточно окрепли для балов и всяких приключений: от ее вида меня пробирает озноб. Кто это может быть?
- Если бы она последовала за мной в четвертый раз, - заметил Финелло, - я потребовал бы, чтобы она сняла маску.
- А что, если бы она отказалась? - спросил его друг.
- Тогда я снял бы с нее маску сам.
- Нельзя поступать так с женщиной, - сказал Фабио. - Я предпочитаю скрыться от нее в толпе. Извините меня, синьоры, если я оставлю вас допивать вино. Вы найдете меня, если пожелаете, в большом зале.
С этими словами он удалился, надел маску и сразу же присоединился к танцующим, стараясь все время держаться там, где толпа была гуще всего. На некоторое время этот план действий оказался успешным, и граф больше не видел таинственного желтого домино. Однако вскоре были затеяны новые танцы, в которых приняло участие значительное большинство находившихся в зале. Фигуры напоминали старинные английские контрдансы тем, что дамы и кавалеры располагались длинными рядами одни напротив других. Ряды состояли каждый приблизительно из двадцати пар и вытягивались то вдоль, то поперек зала, а зрителей попросили отодвинуться в обе стороны и разместиться ближе к стенам. Когда Фабио, в числе других, уступил этой необходимости, он взглянул вдоль ряда танцоров, выжидавших окончания вступительных тактов оркестра, и там, снова следя за ним с противоположного конца аллеи, образованной кавалерами с одной стороны и дамами с другой, стояла Желтая маска.
Он быстро перешел к другому ряду танцоров, под прямым углом к первому; но и там, на дальнем конце веселой аллеи из ярко разодетых фигур, перед ним была Желтая маска. Он проскользнул на середину комнаты, но лишь затем, чтобы увидеть, как она заняла его место у стены и по-прежнему, несмотря на скрывавшую его маску, следила за ним сквозь менявшиеся живые ряды. Это преследование становилось невыносимым; он испытывал досаду и любопытство, к которым теперь примешивался смутный страх, уже раньше овладевший им. В его памяти всплыл совет Финелло, и он решил во что бы то ни стало заставить женщину снять маску. С этим намерением он возвратился в ту комнату, где оставил своих друзей.
Они успели уйти, вероятно, в зал, - искать его. На стойке оставалось много вина, и он налил себе бокал. Заметив, что рука его при этом дрожала, он быстро выпил еще несколько бокалов один за другим, чтобы подбодриться к предстоявшей встрече с Желтой маской. Пока Фабио пил вино, он каждый миг ожидал снова увидеть ее в зеркале; но она не появлялась, хотя он был почти уверен, что видел, как она следом за ним выскользнула из зала.
Фабио считал возможным, что она поджидает его в одной из меньших комнат, и, сняв маску, прошел через несколько помещений, не встретив ее, пока не достиг двери того буфета, где он и Нанина узнали друг друга. Прислужница за столом, в тот раз первая заговорившая с ним, заметила его и подбежала к двери.
- Не входите и не говорите больше с Наниной, - затараторила она, не зная, что привело его сюда. - Вы и так уже сперва испугали ее, а потом довели до слез, так что она совсем не в силах была работать. Мажордом сейчас там, и в благодушном настроении, но немного под хмельком. Он заметил, что она бледна, а глаза красные, и сказал, что она уже не годится в пастушки, а так как теперь можно обойтись и без нее, пусть она, если хочет, идет домой. Мы достали ей старый плащ, и она постарается незаметно пробраться по комнатам до лестницы, чтобы сойти вниз и переодеться. Не говорите с ней, прошу вас, а то она снова расплачется, а главное - мажордом вообразит…
Не кончив фразы, она вдруг показала через плечо Фабио.
- Желтая маска! - воскликнула она. - Ах, сударь, уведите ее в зал и дайте Нанине возможность выбраться отсюда!
Фабио быстро повернулся и подошел к Маске. Они поглядели друг на друга, и она медленно отступила перед ним. Прислужница, видя, что желтая фигура удаляется, поспешила назад к Нанине.
Медленно отступала замаскированная женщина из комнаты в комнату, пока не вышла в галерею, ярко освещенную и роскошно украшенную цветами. Справа эта галерея вела в бальный зал, слева - в прихожую перед площадкой дворцовой лестницы. Желтая маска прошла несколько шагов влево, затем остановилась. Сверкающие глаза, как и прежде, устремили свой взор на Фабио, но лишь на мгновенье. Он услышал за собой легкие шаги и заметил, что глаза смотрят мимо него. Он оглянулся в этом направлении и увидел Нанину, закутанную в старенький плащ, который должен был помочь ей незамеченной добраться до лестницы.
- Ох, как же мне выбраться? Как мне выйти? - воскликнула девушка, пугливо отшатываясь при виде Желтой маски.
- Вот сюда! - указал Фабио в направлении зала. - Никто не заметит тебя в плаще. Подумают, что это какое-нибудь новое переодевание. - Он взял ее за руку, чтобы успокоить, и добавил шепотом: - Не забудь про завтра!
В тот же миг он ощутил на себе чью-то руку. Это была рука замаскированной женщины, тянувшая его прочь от Нанины.
Невольно он задрожал при этом прикосновении, но все-таки сохранил присутствие духа настолько, чтобы сделать девушке знак скрыться. С недоумевающим взглядом в сторону Маски и заглушённым возгласом ужаса, она повиновалась и поспешила в сторону зала.
- Мы одни, - произнес Фабио, останавливаясь напротив пылающих черных глаз и решительно протягивая руку к Желтой маске. - Скажите мне, кто вы и почему преследуете меня, а не то я открою ваше лицо и сам разрешу эту тайну!
Женщина оттолкнула его руку и подалась немного назад, но не произнесла ни слова. Он подошел к ней. Нельзя было терять ни секунды, так как в галерее уже слышались быстро приближавшиеся шаги.
- Теперь или никогда! - тихо прошептал Фабио и схватился за маску.
Его рука снова была отброшена; но на этот раз женщина одновременно подняла свободную руку и сама сняла желтую маску.
Лампы мягко осветили ее лицо.
Это было лицо мертвой жены Фабио.
Глава IV
Синьор Андреа д'Арбино, тщетно искавший графа Фабио д'Асколи по разным комнатам дворца, на всякий случай заглянул еще в галерею между залом и главной лестницей и здесь нашел своего друга на полу, в беспамятстве, а подле него - ни живой души. Решив, по возможности, не вызывать переполоха среди гостей, д'Арбино вышел в прихожую позвать кого-либо на помощь. Там он увидел лакея, который подавал плащ кавалеру Финелло, как раз собиравшемуся уходить.
Пока Финелло и его друг переносили Фабио к открытому окну в прихожей, лакей добыл немного воды со льдом. Этого простого средства и перемены воздуха оказалось достаточно, чтобы привести молодого человека в чувство, но, как показалось его друзьям, это уже не был прежний Фабио. Они заметили пустоту выражения и неподвижность его лица; когда же он заговорил, в тоне его голоса тоже была неуловимая перемена.
- Я нашел вас в галерее, - сказал д'Арбино. - Отчего вы потеряли сознание? Вы не помните? Не от жары ли?
Фабио немного помедлил, мучительно собираясь с мыслями. Он взглянул на лакея, и Финелло сделал тому знак удалиться.
- Не от жары ли? - повторил 'д'Арбино.
- Нет, - ответил Фабио странно приглушенным и ровным голосом. - Я увидел лицо, которое было за Желтой маской.
- И что же?
- Это было лицо моей покойной жены.
- Вашей покойной жены?!
- Когда маска была снята, я увидел ее лицо. Не таким, каким я помню его в расцвете молодости и красоты, и даже не таким, как на ложе ее болезни, а таким, каким оно было в гробу.
- Граф, бога ради очнитесь! Приведите в порядок ваши мысли, вспомните, где вы, и отбросьте от себя это ужасное заблуждение!
- Избавьте меня от ваших возражений, - я не в силах выслушивать их. Моя жизнь имеет отныне лишь одну цель: расследование этой тайны до конца. Поможете ли вы мне? Едва ли я в состоянии действовать сам.
Граф говорил все тем же неестественно приглушенным, размеренным тоном. Он поднялся с дивана, на котором лежал, и друзья его обменялись быстрым взглядом.
- Мы поможем вам во всем, - успокаивающе сказал д'Арбино. - Всецело положитесь на нас. С чего вы хотели бы начать?
- Она должна была пройти здесь. Спустимся по лестнице и спросим слуг, заметили ли они что-нибудь.
(Д'Арбино и Финелло оба отметили, что он не сказал "кого-нибудь".)
Они расспросили всех внизу до самого двора. Никто из слуг не видел Желтой маски.
Последняя надежда была на привратника. Они обратились к нему, и в ответ на их вопросы он заявил, что отлично помнит даму в желтом домино и маске, уехавшую с полчаса назад в наемном экипаже.
- Могли бы вы узнать кучера, если бы увидели его? - спросил д'Арбино.
- Ну, конечно! Он мой старый приятель.
- И вы знаете, где он живет?
- Так же хорошо, как то, где живу я сам.
- Мы отблагодарим вас как угодно, только найдите кого-нибудь заменить вас у ворот и сведите нас к его дому.
Через несколько минут они уже шли за привратником по темным, безмолвным улицам.
- Зайдем лучше сперва в конюшню, - сказал их провожатый. - Мой приятель, вероятно, успел только доставить даму. Я думаю, он сейчас как раз распрягает.
Привратник свернул налево. Войдя во двор перед конюшней, они застали там только что въехавший пустой экипаж.
- Отвозили вы с маскарада даму в желтом домино? - спросил д'Арбино, сунув в руку извозчику монету.
- Да, сударь. Эта дама наняла меня на весь вечер; я должен был отвезти ее на бал, а потом домой.
- Откуда вы привезли ее?
- С очень странного места - от ворот кладбища Кампо-Санто.
Во время этого разговора Финелло и д'Арбино стояли по обе стороны Фабио, держа его под руки. Услышав последний ответ, он отшатнулся с криком ужаса.
- А куда вы отвезли ее теперь? - спросил д'Арбино; он нервно озирался, задавая этот вопрос, и в первый раз говорил шепотом.
- Опять на Кампо-Санто, - сказал извозчик.
Фабио вдруг выдернул руки из рук друзей и упал на колени, закрыв лицо. По вырывавшимся у него бессвязным восклицаниям можно было догадаться, что последние силы покидают его и он боится за свой разум.
- Почему он в таком волнении? - быстро спросил Финелло у своего друга.
- Тише! - ответил тот. - Разве не при вас он сказал, что лицо за Желтой маской оказалось лицом его покойной жены?
- Да. Так что же?
- Его жена похоронена на Кампо-Санто.
Глава V
Из всех присутствовавших в той или иной роли на балу маркиза Мелани раньше всех поднялась наутро Нанина. Возбуждение, вызванное в ней странными событиями, так близко касавшимися ее, гнало прочь даже мысль о сне. В долгие часы темноты она не смыкала глаз и, как только забрезжил день, встала подышать утренним воздухом у окна и подумать в полной тишине обо всем, что случилось с той минуты, как она вошла во дворец Мелани прислуживать гостям на маскараде.
Когда минувшей ночью она вернулась домой, все ее прочие впечатления были поглощены смутным чувством страха и любопытства, пробужденным в ней видом жуткой фигуры в желтой маске, которую она оставила наедине с Фабио в галерее дворца. Однако свет утра породил новые мысли. Теперь она развернула записку, вложенную молодым дворянином ей в руку, и читала и перечитывала торопливые карандашные строки, нацарапанные на бумаге. Будет ли это дурно, будет ли это забвением своего долга, если она воспользуется завернутым в записку ключом и пойдет на свидание, назначенное ей на десять часов в садах Асколи? Конечно, нет! Конечно, последней написанной им фразы: "Верь в мою правдивость и честь, Нанина, ибо я слепо верю в твою", - было достаточно, чтобы убедить ее, что на этот раз она не могла поступить дурно, послушавшись, наконец, веления своего сердца. А кроме того, на коленях у нее лежал ключ от калитки. Она никак не могла не воспользоваться им, хотя бы для того, чтобы вернуть его сохранным в руки владельца.
Пока она обдумывала эту последнюю мысль, которая, видимо, устраняла еще оставшиеся у нее сомнения и опасения, ее вспугнул внезапный стук у входной двери. Выглянув тотчас в окно, она увидела слугу в ливрее; он стоял на улице и напряженно всматривался в окна, не зная, поднял ли кого-нибудь на ноги его стук.
- Здесь живет сиделка Марта Ангризани? - спросил посланец, как только Нанина показалась в окне.
- Да, - ответила она. - Позвать ее? Кто-нибудь захворал?
- Сейчас же позовите ее, - сказал слуга. - Ее требуют во дворец Асколи. Мой господин, граф Фабио…
Нанина не стала больше ждать. Она помчалась в комнату, где спала сиделка, и в минуту, почти грубо, разбудила ее.
- Он болен! - задыхаясь, кричала она. - О, поторопитесь, поторопитесь! Он болен и прислал за вами!
Марта осведомилась, кто посылал за ней, и, получив ответ, обещала не терять времени. Нанина сбежала по лестнице сказать слуге, что сиделка одевается. Нахмуренное лицо этого человека, когда она подошла к нему близко, наполнило ее трепетом. Вся ее обычная нерешительность исчезла. Не пытаясь скрыть свою тревогу, она умоляла его сказать ей, какой недуг постиг его хозяина, и как это могло случиться так внезапно после бала.
- Я ничего не знаю, - ответил слуга, не без удивления заметив волнение расспрашивавшей его Нанины, - кроме того, что моего господина не так давно доставили домой в очень печальном состоянии двое синьоров, его друзья; мне показалось, что он не совсем в своем уме. Из их разговора я понял, что его страшно потрясло, когда какая-то женщина на балу сняла маску и показала ему свое лицо. Как это могло быть, мне никак не понять; знаю только, что, когда вызвали доктора, у него было очень серьезное лицо и он толковал, что опасается воспаления мозга.
Тут слуга остановился, ибо, к его изумлению, Нанина вдруг отвернулась от него и, горько плача, ушла внутрь дома.
Марта Ангризани кое-как набросила на себя платье и проверяла в зеркале, достаточно ли приличный у нее вид, чтобы появиться во дворце, как вдруг две руки обвили ее шею, и, прежде чем она успела промолвить хоть слово, Нанина уже всхлипывала у нее на груди.
- Он болен, он в опасности! - плакала девушка. - Я должна пойти с вами и помочь ему. Вы всегда были добры ко мне, Марта, будьте же теперь особенно добры! Возьмите меня с собой! Возьмите меня с собой во дворец!
- Ах ты, ребенок! - воскликнула сиделка, мягко высвобождаясь из ее рук.
- Да, да! Хоть на один час! - молила Нанина. - Хоть на один часок каждый день! Вам надо только сказать, что я ваша помощница, и меня впустят. Марта, у меня сердце разобьется, если я не увижу его и не помогу ему поправиться!
Сиделка все еще колебалась. Нанина снова обняла ее за шею и прильнула щекой, - которая теперь горела, несмотря на то, что минуту назад по ней текли слезы, - к лицу доброй женщины.
- Я люблю его, Марта, хотя он такой большой человек, люблю его всеми силами сердца и души, - быстрым и страстным шепотом продолжала девушка. - И он меня любит. Он женился бы на мне, если бы я не ушла, чтобы спасти его от этого. Я могла держать свою любовь в тайне от него, пока он был здоров. Я могла задушить, сокрушить ее, высушить разлукой. Но теперь, когда он болен, она сильнее меня и мне с ней не совладать. Ах, Марта, не разбивайте моего сердца отказом! Я столько страдала ради него, что заслужила право ходить за ним!
Против этой последней мольбы Марта не устояла. У нее было одно большое и редкое для пожилой женщины достоинство: она не забыла, как сама была молода.