Этот роман нередко называют лучшей книгой Найо Марш позднего периода. Это далеко не единодушное мнение критиков, но как бы то ни было, это одна из самых заметных ее книг, часто упоминаемых в критических статьях и заметках о ее творчестве.
"Смерть в день рождения" - один из выдающихся "театральных" романов мисс Марш, и не только потому, что многие персонажи из театрального мира. Подача сюжета вполне сценична (роман был впоследствии переделан в пьесу). В рецензиях снова появились упоминания пьесы Пиранделло "Шесть персонажей в поисках автора" и большого лондонского успеха мисс Марш, причем наиболее серьезные из них отмечали и заимствования, и находки автора при изображении взаимосвязи поведения персонажей и скрываемых ими обстоятельств. Роли, маски, ритуалистика, появление и уход действующих лиц, театральный лексикон - все это тщательно продумано и превосходно подано.
Содержание:
-
Глава 1 - Пардонез-плейс, 9.00 1
-
Глава 2 - Приготовления к приёму 6
-
Глава 3 - Чествование 11
-
Глава 4 - Катастрофа 16
-
Глава 5 - О мёртвых ничего… 21
-
Глава 6 - По следу 29
-
Глава 7 - Второй выход мистера Маршанта 34
-
Глава 8 - Круг замкнулся 38
-
Библиографическая справка 43
-
Примечания 43
Найо Марш
"Смерть в день рождения"
Глава 1
Пардонез-плейс, 9.00
1
Ее смерть с новой силой разожгла в людях любовь к ней, искорки которой она когда-то заронила в их сердца. Она даже и не представляла, что ее так любят. Она и вообразить себе не могла, что шесть юношей станут добиваться чести отдать ей последний долг: с величайшей осторожностью и благоговением понесут они ее на своих сильных плечах.
И все эти ничтожества будут там: и Старая Нинн, ее нянька, как всегда плачущая, с каменным лицом. И Флоренс, ее костюмерша, с букетом примул - ведь из всех цветов именно эти ей больше всего нравилось видеть на своем туалетном столе. И швейцар Джордж из театра "Единорог", совершенно трезвый и рассказывающий всем желающим его послушать, мол, чего уж там говорить, это и впрямь была великая актриса. И Рози Кавендиш, обливающаяся слезами, и Морис, оцепеневший как в карауле, с решительной складкой у рта. И толпы, толпы людей, которых она сама едва ли помнила, но которых когда-то покорила своим обаянием.
И, разумеется, все эти титулованные за театральные заслуги Дамы и Кавалеры, и Правление театра, и сам Тимон Гантри, знаменитый режиссер, столько раз приглашавший ее в свои постановки. И Берти Сарасен, делавший для нее костюмы в те времена, когда она была никому еще не известной актрисой на эпизодических ролях, и достигший своего нынешнего величия в лучах ее возрастающей славы. Но не из-за этой славы пришли они сказать свое последнее прости. Они пришли просто потому, что любили ее.
А Ричард? Да, и Ричард будет там, бледный и замкнувшийся в себе. И, запоздало вспомнила она, и, конечно, Чарльз. Тут мисс Беллами со сладостными слезами на глазах, захлебнувшись в фантазиях, очнулась. Картина собственных похорон неизменно трогала ее, поэтому она частенько доставляла себе удовольствие представлять их. Огорчал только непреложный факт - сама она не сможет насладиться этой величественной церемонией. Это казалось предательством, и тут была заложена явная несправедливость.
Ну а может, она все-таки увидит? Может, она будет незримо парить над людьми и, с присущим только ей даром, управлять приемом гостей? Может?.. Почувствовав некоторое беспокойство, она напомнила себе о своем великолепном здоровье и решила думать о чем-нибудь другом.
А подумать надо было о многом. Например, о новой пьесе. Ее роль была очень выигрышной, уж в этом она знает толк. Длинный монолог, как не падать духом и встречать будущее с презрительной улыбкой. Правда, у Ричарда в пьесе не совсем так. Иногда ей хотелось, чтобы он все же писал не слишком мудрено. Может, улучить момент и подсказать ему, что несколько безыскусных фраз могут произвести куда большее впечатление, чем туманные сухие пассажи, которые так чертовски трудно запоминать? Когда все сказано и сыграно, требуется нечто такое - неприличное словечко фигли-мигли всплыло и тут же было упрятано поглубже, - требуется что-то просто человеческое, именно здесь ее особый дар может проявиться во всем блеске. Может, сегодня утром воспользоваться случаем и поговорить с Ричардом? Он, конечно, придет поздравить ее с днем рождения. Ее день рождения! Здесь надо быть осторожнее и не думать о некоторых вещах. Никак нельзя думать о цифрах, которые так легко складываются и в сумме дают возраст. Потребовалась чуть ли не йоговская тренировка, чтобы удалось забыть о нем. О ее возрасте знали немногие. А из тех, с кем приходилось считаться, только двое: Флоренс, которая совсем не отличалась болтливостью, и Старая Нинн, у который, надо признаться, после стаканчика-другого портвейна язык за зубами не держался. Господи, сделай так, чтобы сегодня вечером она вела себя прилично!
В конце концов, важно лишь, как человек себя чувствует и как он выглядит. Приподняв с подушек голову, она повернулась и увидела свое отражение в высоком зеркале-трюмо, стоящем у противоположной стены. Недурно, подумала она, совсем недурно, даже с утра, без всякой косметики. Она прикоснулась к лицу, потрогала кожу у висков и под подбородком. Делать пластическую операцию или не делать? Рози Кавендиш целиком и полностью за и уверяет, что теперь, после операции лицо не выглядит неестественно натянутым. Ну а что будет со знаменитой треугольной улыбкой? Подтянув кожу к вискам, мисс Беллами улыбнулась. Улыбка оставалась прежней.
Она позвонила. Мысль о том, что все домочадцы ждут этого сигнала, согревала. Флоренс, кухарка, Грейсфилд, горничные, уборщица - все собрались на кухне в ожидании Великого Дня. Старая Нинн, которая каждый год доставляла себе маленькое удовольствие погостить здесь, наверное, сидит в постели со своей обычной газетой или готовит к вручению шерстяную ночную кофту, которую она связала и которую в знак благодарности придется надеть и всем показать. И, конечно, Чарльз. Мисс Беллами позабавило, что в мыслях она все время забывает о муже, а ведь она ужасно любит его. Пришлось, срочно исправляя это, подумать о нем. Чарльз, конечно, ждет, когда Грейсфилд сообщит ему, что жена проснулась и звонила. Он тут же явится, розовощекий, прилизанный, в темно-фиолетовом халате, который все же не может скрыть полной фигуры.
Она услышала слабое позвякивание и приглушенный шум. Открылась дверь, и с подносом в руках вошла Флоренс.
- Доброе-предоброе утро, дорогая, - сказала она. - Какие ощущения, когда опять восемнадцать лет?
- Вот дуреха, - улыбнулась ей мисс Беллами. - Но ощущения, скажу тебе, чудесные.
Флоренс устроила поудобнее у нее за спиной подушки и поставила поднос ей на колени. Потом раздвинула занавески, разожгла огонь. Это была маленькая бледная женщина, с крашеными волосами и язвительным выражением лица. Уже двадцать пять лет она была костюмершей мисс Беллами, а лет пятнадцать тому назад стала и ее личной горничной.
- Трижды гип-гип-ура, - заметила она. - Утро превосходное.
Мисс Беллами оглядела поднос. В корзинке для почты было множество телеграмм, на тарелке лежали орхидеи, а рядом - перевязанный розовой ленточкой пакет из серебристой бумаги.
- А это что? - спросила она, как обычно спрашивала каждый день рождения вот уже пятнадцать лет, и взяла пакет.
- Цветы от полковника. Думаю, что сам он с подарком явится, как всегда, позднее.
- Я не о цветах, - мисс Беллами принялась разворачивать бумагу. - Ой, Флори, дорогая моя!
- Приходится с утра пораньше, а то ведь и не заметите, - ворчливо пробормотала Флоренс.
Это была тончайшая, с изысканной вышивкой сорочка.
- Иди сейчас же сюда, - шутливо приказала мисс Беллами.
Флоренс склонилась над кроватью и позволила себя поцеловать. Ее лицо залилось краской. Мгновение она смотрела на хозяйку с каким-то болезненным обожанием, а потом отвернулась, скрывая непрошеные слезы.
- Нет, это божественно! - продолжала восхищаться сорочкой мисс Беллами. - Прелесть! Чудный подарок! - Как бы замирая от восторга, она медленно качала головой из стороны в сторону. - Мне просто не терпится ее надеть, - заявила она. И действительно, сорочка ей нравилась.
- Там почта, - буркнула Флоренс. - Целая кипа.
- Правда?
- В коридоре на тележке. Принести?
- После ванны, душечка, ладно?
Флоренс открыла ящики и дверцы шкафов, вытаскивая то, что хозяйка намеревалась сегодня надеть. Мисс Беллами, сидевшая на строжайшей диете, пила чай с поджаренным кусочком хлеба и читала телеграммы, сопровождая каждую довольным восклицанием.
- Милый Берти! Какую трогательную неразбериху он прислал. Смотри, Флори, телеграмма от Бэнтингов из Нью-Йорка. Как любезно с их стороны!
- Мне говорили, что их постановка прогорела, - заметила Флоренс. - И неудивительно. И неприлично, и скучно. Уж надо что-нибудь одно.
- Ну что ты в этом понимаешь, - рассеянно ответила мисс Беллами. Она в недоумении смотрела на следующую телеграмму. - Чепуха какая-то! Нет, это просто чепуха! Флори, дорогая, послушай, пожалуйста.
Хорошо поставленным голосом она громко и с выражением прочитала:
- "Она родилась из лона утренней росы, а была зачата радостной весной". Гадость какая!
- Да нет, довольно трогательно. А вот кто такой Октавиус Браун?
- Понятия не имею, радость моя. - Флоренс накинула на мисс Беллами неглиже, сделанное по эскизу Берти Сарасена, и ушла готовить ванну. Мисс Беллами уселась за туалетный столик и занялась косметикой.
В дверь, ведущую из спальни мужа, постучали. Вошел Чарльз Темплетон. Это был крупный блондин лет шестидесяти, с большим животом. Он был одет в темно-вишневый халат. На шее на шнурке болтались очки. Волосы, тонкие и редкие, как у младенца, были тщательно причесаны. Чисто выбритое лицо покрыто нездоровым румянцем, который обычно свидетельствует о сердечной болезни. Поцеловав жене руку и лоб, он положил перед ней маленький пакетик.
- С днем рождения, Мэри, дорогая, - проговорил он.
Двадцать лет назад, выходя за него замуж, она утверждала, что у него обворожительный голос. Даже если голос и остался таким, она этого больше не замечала или, вернее, не находила нужным вслушиваться в то, что он говорил.
Но сейчас его надо было окружить праздничным оживлением, тем более что его подарок - браслет с бриллиантами и изумрудами - привел ее в восторг: это была действительно великолепная вещь, даже для Чарльза. У нее мелькнула мысль, что ведь и он, так же как Флоренс и Нинн, знает, сколько ей лет. Интересно, может, они хотят подчеркнуть именно эту дату? Есть ведь такие цифры, которые своим внешним видом, грузной округлой формой просто кричат о своей перезрелости. Вот пять, например. Она велела себе больше не думать об этом и показала мужу телеграмму:
- Интересно, что ты скажешь об этом? - Пройдя в ванную, она оставила дверь открытой. Из ванной вышла Флоренс и начала приводить в порядок постель с видом человека, который с собой шутить не позволит.
- Доброе утро, Флоренс, - поздоровался Чарльз Темплетон. Надев очки, он с телеграммой в руках отошел к расположенному в нише окну.
- Доброе утро, сэр, - сдержанно ответила Флоренс. Только наедине со своей хозяйкой она позволяла себе характерную для костюмерш фамильярность.
- Ты видел когда-нибудь нечто подобное? - крикнула из ванной мисс Беллами.
- Восхитительно, - ответил он. - И как мило со стороны Октавиуса.
- Ты что, знаешь, кто это?
- Октавиус Браун? Конечно, знаю. Чудак из соседнего книжного магазина "Пегас". Учился в Оксфорде в том же колледже, что и я, но раньше. Замечательный человек.
- Черт меня побери, - воскликнула, плескаясь в ванной, мисс Беллами. - Ты имеешь в виду эту мрачную лавчонку с толстым котом на подоконнике?
- Да, именно. Он специализируется на литературе эпохи Возрождения.
- И поэтому говорит о лоне и зачатии? Что имел в виду этот бедный мистер Браун?
- Это цитата, - очки Чарльза опять повисли на шнурке. - Из Спенсера. На прошлой неделе я купил у него удивительного Спенсера. Без сомнения, он думал, что ты его прочитала.
- Ну, тогда я притворюсь, что это так. Я загляну к нему и поблагодарю. Милый мистер Браун!
- Они друзья Ричарда.
В голосе мисс Беллами послышались резкие нотки:
- Кто? Почему они?
- Октавиус Браун и его племянница. Симпатичная девушка. - Чарльз взглянул на Флоренс и, поколебавшись, добавил: - Ее зовут Анелида Ли.
Флоренс кашлянула.
- Ты шутишь? - со смешком отозвался голос из ванной, - Ане-ли-да. Похоже на какой-то крем для лица.
- Это из Чосера.
- Тогда кота, надо полагать, зовут сэр Топас?
- Нет, он из другой эпохи. Его зовут Ходж.
- Никогда не слышала, чтобы Ричард говорил о ней.
- Она, между прочим, актриса.
- Господи!
- В новой театральной студии "Бонавентур", что на Вол-тон-стрит.
- Чарльз, бедняга, можешь больше ничего не говорить. Я уже все представила.
Чарльз замолчал, а голос из ванной нетерпеливо спросил:
- Ты еще здесь?
- Да, дорогая.
- Откуда ты знаешь, что Ричард у них бывает?
- Я иногда встречаю его там, - ответил Чарльз и небрежно добавил, - я ведь тоже близок с ними, Мэри.
Ответа не последовало, а потом оживленный голос крикнул:
- Флори! Принеси сама знаешь что!
Флоренс взяла свой подарок и скрылась в ванной. Чарльз Темплетон смотрел в окно на маленькую площадь, залитую апрельским солнцем. На углу Пардонез-плейс сидела в окружении тюльпанов цветочница. Тюльпаны были повсюду. Его жена превратила оконную нишу в комнатный садик, тоже наполненный многочисленными тюльпанами и ранними, покрытыми бутонами азалиями, которые принесли сюда из оранжереи. Рассеянно оглядывая цветы, он вдруг заметил среди горшков аэрозольный баллон с надписью пестицид и грозным предупреждением о смертоносном содержимом. Чарльз, надев очки, прочитал о мерах предосторожности, а затем обратился к вернувшейся Флоренс:
- Мне кажется, что эту штуку надо держать где-нибудь подальше, а не здесь.
- И я ей твержу об этом.
- Здесь написано, что им нельзя пользоваться в закрытых помещениях. Она опрыскивает здесь этим?
- Я уже устала предупреждать ее.
- Мне это действительно не нравится. А нельзя ли сделать так, чтобы баллон затерялся.
- Тогда мне такой тарарам устроят, - проворчала Флоренс.
- И все-таки, я думаю, вам следует это сделать.
Флоренс обиженно взглянула на него и что-то пробормотала.
- Что вы сказали? - спросил Чарльз.
- Я сказала, что это не так легко. Она ведь сама знает. Читать-то умеет. А я сколько раз говорила, - она сверкнула на него глазами. - И вообще, я получаю приказания от нее. Всегда так было и так будет.
Он помолчал немного, а потом сказал:
- Совершенно верно, но все же… - Услышав голос жены, он вздохнул, поставил баллон на место и, повернувшись, оглядел такую знакомую комнату.
Появилась мисс Беллами в сорочке, подаренной Флоренс. Войдя, она остановилась в выжидательной позе в освещенном солнцем квадрате, не подозревая, какую дурную услугу оказывает ей яркий свет.
- Взгляни-ка на мой потрясающий наряд! - воскликнула она. - Подарок Флоренс. Новый туалет для новорожденной.
Она блестяще играла комически-пикантную сценку в духе французских фарсов, не замечая, что на сей раз роль не вполне удалась.
Голос, который она когда-то называла обворожительным, ответил:
- Великолепно. Очень мило со стороны Флоренс.
Предосторожности ради он переждал еще немного, а затем сказал:
- Ну что ж, дорогая, оставляю тебя священнодействовать наедине.
И направился вниз к ожидающему его одинокому завтраку.
2
Никаких оснований для приподнятого расположения духа у Ричарда Дейкерса не было, зато было множество причин для обратного. Тем не менее пока он ехал на автобусе, а затем шел пешком к Пардонез-плейс, он почувствовал тот особый импульс, который способен дать только Лондон, и его настроение резко подскочило вверх. На переднем сиденье наверху двухэтажного автобуса он ощущал себя фигурой на носу корабля, рассекающего потоки Кингз-роуд. Он одновременно властно возвышался над своим кораблем и был его частью. Перед магазинами Челси было множество тюльпанов, а сойдя с автобуса на углу Пардонез-плейс, он увидел свою знакомую цветочницу, тоже окруженную ведрами с еще не раскрывшимися цветами.
- Доброе утречко, дорогуша, - заговорила цветочница. - Денек-то какой чудесный!
- Просто божественный, - согласился Ричард. - И шляпка, как нимб над вами, миссис Тинкер.
- Потому как соломенная. Всегда надеваю соломенную во вторую субботу апреля.
- Великолепная Афродита, пребывающая в раковине, не сказала бы лучше. Я возьму две дюжины желтых.
Она завернула тюльпаны в зеленую бумагу:
- С вас десять шиллингов.
- Просто разорение, - пошутил Ричард, протягивая ей одиннадцать шиллингов. - Обираете до нитки! Да уж пропадай все. Правда, миссис Тинкер?
- Вот уж верно, дорогуша, не все ли равно. Леди, возьмите тюльпанчиков! Чудесные тюльпаны!
С цветами в руках и с папкой под мышкой Ричард вышел на площадь Пардонез-плейс, повернул направо и подошел к двери "Пегаса", дома георгианского типа с полукруглым фасадом, в котором Октавиус устроил книжный магазин. Жалюзи уже были подняты, парусиновый навес опущен, на витрине лежало первое издание ранних итальянских комедий, а в глубине висела большая кукла-марионетка, изображающая негра, наряженного в полосатое шелковое одеяние. Дальше за стеклом в глубине лавки Ричард различил очертания трех великолепных полированных старинных кресел, очаровательный стол и бесконечные ряды книжных полок. Среди сокровищ дяди бродила Анелида Ли, а за ней по пятам следовал Ходж, их кот. По утрам, когда в студии не было репетиций, она помогала дяде. Анелида надеялась, что выучится на актрису. Ричард, хорошо разбиравшийся в театральных делах, был уверен, что она уже стала ею.
Он открыл дверь и вошел.
Анелида занималась уборкой, поэтому на ней был черный халат - одежда, которая редко бывает кому-то к лицу, а на голове повязана белая косынка. Глядя на нее, Ричард подумал, что встречается иногда редкий тип красоты, которую чем меньше украшают, тем больше она от этого выигрывает. Анелида относилась именно к этому типу.
- Привет, - заговорил он. - А я принес немного тюльпанов. Доброе утро, Ходж. - Кот едва удостоил его взглядом и, задрав хвост, удалился.
- Как мило! Но сегодня не мой день рождения.
- Не важно. Просто сегодня прекрасное утро, а миссис Тинкер надела свою соломенную шляпку.
- Вы мне доставили огромное удовольствие. Подождите минуту, я пойду принесу для них вазу. У нас где-то был зеленый кувшин.