Анелида ушла в заднюю комнату. На лестнице послышалось знакомое постукивание. Опираясь на черную палку, спускался ее дядя Октавиус - высокий человек лет шестидесяти с лишним, с копной седых волос и проказливым лицом. У него была манера смотреть на собеседника уголками глаз, как бы приглашая его убедиться, какой он озорной мальчишка. Был он довольно обидчив, широко эрудирован и худ до прозрачности.
- Доброе утро, дорогой Дейкерс, - поздоровался он с Ричардом и, увидя тюльпаны, дотронулся до одного из них бледным пальцем. - Жаль, что искусство не может создать столь изысканной простоты. А природе больше нечего к этому добавить. Как чудесно, что их красота не усложняется запахом. А мы, кстати, отыскали кое-что для вас. Очень милая вещица и, я надеюсь, как раз подойдет, хотя и дороговата. Скажите, как вам это понравится?
Он раскрыл сверток, лежащий у него на столе, и отступил в сторону, давая Ричарду возможность получше рассмотреть картину.
- Видите, здесь изображена травести - мадам Вестри в роли мальчика, - он взглянул на Ричарда уголками глаз. - Заманчивые на ней штанишки, как думаете? Полагаете, это понравится мисс Беллами?
- По-моему, не может не понравиться.
- О-очень редкая штука. Хотя рама современная. Обойдется в двадцать гиней.
- Она моя, - ответил Ричард. - Вернее, Мэри.
- Решаетесь? Тогда извините меня на минутку. Я попрошу Нелл покрасивее ее упаковать. Где-то у нас была старинная золоти стая бумага. Нелл, дорогая! Пожалуйста!
Стук палки замер в глубине дома, и вскоре появилась Анелида, неся зеленый кувшин и изящно завернутую картину. Ричард похлопал по своей папке:
- Догадываетесь, что здесь?
- Неужели… неужели пьеса? Не может быть! "Бережливость в раю"?
- Только что от машинистки, - он смотрел, как ее тонкие пальцы перебирают тюльпаны. - Анелида, я собираюсь показать ее Мэри.
- Лучшего дня и не выбрать, - горячо начала она, но видя, что Ричард не отвечает, спросила. - В чем дело?
- В ней нет для нее роли, - признался он.
Помолчав немного, она спросила:
- Да, роли нет, но разве это важно?
- Это может стать важным. Конечно, если речь пойдет о постановке. А кстати, Тимми Гантри посмотрел ее и одобрительно хмыкнул. Ну а от Мэри не знаешь что ожидать.
- Но почему? Я не понимаю…
- Это довольно трудно объяснить, - пробормотал он.
- Вы только что написали для нее новую пьесу, и она от нее в восторге, не так ли? Эта же - совсем другая.
- И лучше, правда? Вы ведь читали ее.
- Несомненно, лучше. Они совершенно разные. Любой это заметит.
- Да, Тимоти Гантри она понравилась.
- Ну вот, видите. Пьеса не похожа на прежние. Неужели мисс Беллами не поймет этого?
- Анелида, дорогая, согласитесь, вы совсем еще не знаете театра. Не знаете, как это бывает с актерами.
- Да, может, и не знаю. Но зато я знаю, какие вы с ней друзья и как она вас чудно понимает. Вы сами рассказывали.
- Это правда, - произнес Ричард и замолчал. - Кажется, - заговорил он наконец, - я не рассказывал вам подробно, что они с Чарльзом для меня сделали?
- Нет, - подтвердила она. - Не говорили. Но…
- Мои родители, родом из Австралии, были друзьями Мэри. Они погибли в автомобильной катастрофе, когда мне не было еще и двух лет. Они тогда гостили у Мэри. Денег после них почти не осталось. Она взяла меня на воспитание. Я жил у ее старой няньки, знаменитой Нинн. Потом, когда она вышла замуж за Чарльза, они окончательно взяли меня к себе. Я ей обязан всем. Мне всегда приятно было думать, что пьесами я могу отблагодарить ее за то, что она для меня сделала. И вот теперь я приду и…
Анелида поставила в вазу последний цветок и посмотрела ему прямо в лицо.
- Уверена, что все будет хорошо, - мягко скачала она. - Конечно, что со стороны легко это говорить, но вы так много о ней рассказывали, что мне кажется, я с ней знакома.
- А мне очень хотелось бы, чтобы вы действительно с ней познакомились. Собственно, здесь мы подошли к причине моего торжественного визита. Разрешите зайти за вами часов в шесть и сопроводить вас к ней? В половине седьмого начнется что-то вроде приема, который, надеюсь, вас позабавит. Но мне хочется представить вас заранее. Вы согласны, Анелида?
Она довольно долго ничего не отвечала:
- Боюсь, что я не смогу. Мне… у меня встреча.
- Не верю. Почему вы не хотите пойти?
- Но я не могу. Это ее день рождения. Это праздник ее и ее друзей. Вы не можете в такой день притаскивать к ней незнакомую женщину. Тем более незнакомую актрису.
- Напротив, могу.
- Это неприлично.
- Что за странное слово вы выкопали! И скажите на милость, почему вы считаете неприличным, если я хочу, чтобы двое самых дорогих для меня людей познакомились?
- Я не знала… - начала Анелида.
- Знали, конечно, знали, - сердито буркнул он. - Должны были знать.
- Но мы едва знакомы.
- Ну, если вы так думаете, тогда приношу свои извинения.
- Я только хотела сказать… просто ведь мы так недавно…
- Не виляйте!
- Но послушайте…
- Простите. Видимо, я ошибался.
Пока они смотрели друг на друга в ужасе от того, что каким-то образом умудрились поссориться, вошел, постукивая палкой, Октавиус.
- Кстати, - весело провозгласил он, - сегодня утром я поддался романтическому порыву, Дейкерс, и отправил вашей покровительнице поздравительную телеграмму. Без сомнения, она будет одной из тысяч. Там была строка из Спенсера. Надеюсь, что она ее заметит.
- Очень любезно с вашей стороны, сэр, - громко сказал Ричард. - Она будет в восторге. Ей очень нравится, когда люди проявляют к ней дружеские чувства. Большое спасибо за картину.
И забыв заплатить за нее, он в самом несчастном расположении духа вышел из лавки.
3
Мисс Беллами жила в соседнем с "Пегасом" доме. Но Ричард был слишком взбудоражен, чтобы сразу идти туда. Он обошел вокруг Пардонез-плейс, стараясь разобраться в своих мыслях. Испытывал он ужасно неприятное, но, к счастью, редкое ощущение, когда человек, как бы раздваиваясь, начинает смотреть на самого себя и на свою жизнь со стороны глазами незнакомца. В такие минуты все его прошлое проходит перед ним, и процесс этот напоминает те псевдонаучные фильмы, в которых развитие растения, протекающее на деле в течение семи недель, при помощи всяческих уловок происходит на глазах у зрителя за семь минут. И вы видите, как росток изгибается, увеличивается, удлиняется под действием какой-то неодолимой силы, пока, наконец, не вырывается, как ему и предназначено, на свет божий.
В случае с Ричардом такой неодолимой силой оказалась Мэри Беллами, а результатом ее двадцатисемилетнего воздействия были две идущие с успехом в театрах Вест-Энда комедии, третья готовилась к постановке и вот эта, последняя (его рука сжала папку), серьезная пьеса. Хотя, может, дело не только в Мэри. Серьезная пьеса - его собственное детище.
Почти обойдя маленькую площадь кругом, он повернул назад, потому что не хотел проходить перед окнами книжной лавки. С чего это он вдруг надулся и обиделся, когда Анелида отказалась идти знакомиться с Мэри? И почему она отказалась? Любая другая девушка на месте Анелиды, подумал он смущенно, ухватилась бы за такое приглашение: прием по случаю дня рождения знаменитой Мэри Беллами! Приглашения удостоились лишь немногие из самых сливок театрального мира Лондона. И дирекция, и режиссура. Любая другая девушка - тут он недовольно оборвал свои мысли, понимая, что если довести их до логического конца, итог будет совсем не в его пользу. Тогда придется ответить на вопрос, что за человек этот Ричард Дейкерс. И реальность раздвоится, поставив его лицом к лицу с незнакомцем. А ему это ощущение знакомо и, надо сказать, удовольствия доставляет мало. Отбросив переживания, он, внезапно решившись, быстро подошел к дому и позвонил. Чарльз Темплетон завтракал у себя в кабинете на первом этаже. Дверь была открыта, и Ричард увидел Чарльза, читающего "Тайме". Тот уютно устроился в своем мирке, заключавшем шесть тщательно отобранных старинных китайских статуэток, три любимые картины, несколько великолепных кресел и изящный письменный стол. Во всех предметах, которыми окружил себя Чарльз, чувствовался его изысканный вкус и обширные познания. Он мог годами ждать момента, чтобы приобрести какое-нибудь редкое сокровище. Ричард вошел в комнату:
- Доброе утро, Чарльз.
- Привет, старина! Пришел с поздравлениями?
- Я первый?
- Первый во плоти. Были лишь обычные многочисленные послания и подношения. Мэри будет очень рада тебя видеть.
- Пойду наверх, - ответил Ричард, почему-то мешкая. Чарльз опустил газету. Как часто Ричард видел этот жест, видел, как Чарльз, сняв очки, смотрел на него с туманной улыбкой. Недавний приступ самопокаяния (был ли он откровенным?) побудил Ричарда задаться вопросом, а что он, собственно, знает о Чарльзе. Он привык к этой ровной приветливости, непринужденности манер. А каким бывает Чарльз с другими? Ведь у него репутация жесткого дельца, сколотившего большое состояние. А Чарльз в роли любовника пять, двадцать лет назад? Невозможно себе представить, думал Ричард, рассеянно глядя на пустую нишу в стене.
- Слушай, - произнес он, - а где твоя музыкантша династии Тан?
- Нету, - ответил Чарльз.
- Нету? Где? Разбилась?
- Отбился кусочек от лютни. Думаю, что Грейсфилд виноват. Я отдал ее Морису Уорэндеру.
- Но что страшного, если даже откололся кусочек? Ведь такие фигурки в идеальном состоянии найти невозможно. Это же была твоя гордость.
- Уже нет, - ответил Чарльз. - Ты знаешь мою привередливость: я ценю только совершенные вещи.
- Ну это ты просто так говоришь, - горячо возразил Ричард. - Держу пари, ты отдал ее, потому что Морису давно хотелось ею завладеть. Ты слишком великодушен.
- Чепуха, - сказал Чарльз, бросив взгляд на газету.
Ричард поколебался, а потом неожиданно для самого себя спросил:
- Чарльз, я когда-нибудь благодарил тебя? Тебя и Мэри?
- За что, дорогой мой?
- За все, - и тут же прибегнул к спасительной иронии. - Ну, знаешь, кроме всего прочего и за то, что пригрели сироту.
- Я искренне надеюсь, что ты не в честь дня рождения преисполнился благими намерениями искупить грехи.
- Нет, просто так пришло в голову.
Чарльз помолчал немного, а потом сказал:
- Ты доставлял нам массу удовольствия, и нам с тобой было очень интересно, - потом, как бы составив в уме следующее предложение, добавил: - Мы с Мэри смотрели на тебя как на свое достижение. А теперь ступай и произноси свои чувствительные речи ей.
- Да, - согласился Ричард. - Лучше уж я пойду. Увидимся позже.
Чарльз вернулся к своей газете, а Ричард медленно направился наверх, сознавая, что первый раз в жизни ему не хочется встречаться с мисс Беллами.
Она была у себя в комнате, нарядная и окруженная подарками. И Ричард, поздравляя и обнимая ее, а потом, слегка отодвинувшись, держа ее за руки и говоря комплименты, почувствовал, что его прежнее настроение изменилось.
- Дорогой мой, дорогой мой, - радостно восклицала она, - просто восхитительно, что ты пришел! Я так надеялась! Так надеялась!
Было бы странным, подумал он, не совершить этот освященный временем ритуал. Ричард поцеловал ее еще раз и вручил подарок.
День только начинался, и источник ее энтузиазма не успел истощиться. Она обрушила на Ричарда потоки похвал, утопила во множестве восклицаний восторга и благодарности. Где, спрашивала она, где только он смог раздобыть такую удивительную вещицу.
Ричард надеялся услышать именно этот вопрос, но все-таки ощутил смутную тревогу.
- Я раздобыл ее в "Пегасе", - ответил он. - Вернее, Октавиус Браун раздобыл ее для меня. Он утверждает, что это раритет.
С лица мисс Беллами не сходила треугольная улыбка. Она смотрела на него сияющими глазами, держа его руки в своих.
- А, вот оно что! - весело воскликнула она. - Тот старикан из магазина! Поверишь ли, дорогой, он прислал мне телеграмму о моем зачатии. Очень мило, но пожалуй, будет трудновато ответить благодарностью.
- Он настоящий буквоед, - сказал Ричард и, увидя ее ироническую гримасу, добавил: - Он когда-то преподавал в Оксфорде, но не нашел общего языка с тогдашними сердитыми молодыми людьми и решил открыть свой книжный магазин.
Поставив картину на туалетный столик, она посмотрела на нее прищуренными глазами:
- Я слышала, у него, кажется, есть дочь или что-то в этом роде?
- Племянница, - ответил Ричард, с ужасом почувствовав, как у него пересыхает во рту.
- Заглянуть к нему, чтобы поблагодарить, или не надо? - спросила она. - Ведь неизвестно, что это за люди.
Ричард поцеловал ей руку.
- Октавиус совсем не из тех, дорогая. Загляни к нему. Он будет в восторге. И Мэри…
- Что, мое сокровище?
- Я подумал, что было бы очень мило с твоей стороны пригласить их к себе. Конечно, если они тебе понравятся.
Усевшись за туалетный столик, она внимательно разглядывала в зеркале свое лицо.
- Не могу решить, - наконец проговорила она, - нравятся мне эти новые тени для глаз или нет. - Взяв тяжелый из венецианского стекла пульверизатор, она щедро побрызгала себя духами. - Надеюсь, кто-нибудь мне подарит сногсшибательные духи. Мои почти кончились. - Она поставила флакон. - Пригласить к себе? Когда? Не сегодня же, разумеется.
- Ты полагаешь, не сегодня?
Она широко открыла глаза:
- Но, дорогой мой, они будут стесняться.
- Хорошо, - пробормотал он, - делай, как считаешь лучше.
Ничего не говоря, мисс Беллами повернулась к зеркалу. Ричард достал из папки рукопись.
- Я принес тебе кое-что почитать, - сказал он. - Это сюрприз, Мэри. Вот, - он положил на туалетный стол рукопись.
Она посмотрела на титульный лист: "Бережливость в раю", пьеса Ричарда Дейкерса.
- Дикки, Дикки, дорогой! Что это?
- Я специально оставил ее для сегодняшнего дня, - сказал Ричард и сразу понял, что совершил ошибку. Мисс Беллами наградила его тем особенным сияющим взглядом, который обычно означал высшую степень растроганности.
- О Дикки, - прошептала она. - Для меня! Мой дорогой!
Его охватила паника.
- Но когда? - продолжала мисс Беллами, в смущении покачивая головой. - Когда же ты успел? У тебя столько другой работы! Я просто не понимаю. Я ошеломлена, Дикки!
- Я уже давно начал над ней работать. Это… это совершенно другая пьеса. Не комедия. Тебе она, может, не понравится.
- Может, наконец, это та Великая Вещь? - прошептала она. - Мы всегда знали, что ты ее когда-нибудь напишешь. И совершенно самостоятельно, Дикки? Даже не советуясь со своей бедной, глупенькой, старенькой, любящей Мэри?
Она говорила как раз то, что он меньше всего хотел бы от нее услышать. Это было ужасно.
- Я не знаю, - сказал он, - может, это все отвратительно. Я в том состоянии, когда уже не понимаешь ничего. Во всяком случае, давай не будем обременять ею сегодняшний Великий День.
- Ничто другое не сделало бы меня и вполовину счастливее, - она поглаживала рукопись обеими такими выразительными, но не слишком юными руками. - Я запрусь на час перед ленчем и просто проглочу ее.
- Мэри, - в отчаянии начал Ричард, - но не надо ожидать многого. Эта пьеса тебе не подойдет.
- Не хочу слышать о ней ничего плохого. Ты ведь написал ее для меня, дорогой.
Безнадежно пытался он убедить ее, что это-то как раз в его намерения и не входило. Мисс Беллами весело оборвала его:
- Прекрасно! Посмотрим. Я ее не выпрашиваю. О чем мы говорили? А, об этих чудаках из книжной лавки. Я загляну туда сегодня утром и посмотрю, как они мне понравятся, ладно?
Он не успел ответить, потому что в коридоре за дверью послышалось пение. Один голос был старческий, неуверенный, а второй - мелодичный альт:
С днем рождения, с днем рождения!
С днем рождения, Мэри, дорогая,
С днем рождения тебя!
Дверь открылась, и вошли полковник Уорэндер и мистер Берти Сарасен.
4
Шестидесятилетний холостяк полковник Уорэндер был двоюродным братом Чарльза Темплетона. Между братьями было некоторое сходство, хотя полковник казался красивее и худощавее. Он был бодр и здоров, прекрасно одевался и носил усы, за которыми так тщательно ухаживал, что, казалось, они приглажены на лице утюгом. У него была военная выправка и приятные манеры.
Мистер Берти Сарасен одевался тоже безупречно, но значительно смелее. Рукава его пиджака были уже и позволяли видеть широкую полоску розоватых манжет. Он был белокож, с волнистыми волосами, голубыми глазами и удивительно маленькими руками. Он производил впечатление веселого и беззаботного человека и тоже был холостяком.
Вместе они представляли забавное зрелище: добродушно-смущенный Уорэндер и Сарасен, с наслаждением исполняющий роль примы-балерины. С подарком в протянутых руках он сделал на направо, потом налево и, наконец, положил его к ногам мисс Беллами.
- Господи, ну и дурацкий у меня, верно, был вид! - воскликнул он. - Быстренько, дорогая, посмотри дары, а то погубишь шутку.
Послышался поток приветствий и начался осмотр подарков: чудесные французские перчатки от только что вернувшегося из-за границы полковника, и от Берти - миниатюрная скульптурка из бальзового дерева и кусочков хлопка, изображающая пять купальщиц и фотографа.
- Лучшего подарка ты не получишь, это точно, - заявил он. - А сейчас я доставлю, себе удовольствие посмеяться над всеми другими дарами. - Он принялся порхать от подарка к подарку, отпуская о каждом насмешливое замечание.
Уорэндер, человек малоразговорчивый и, по общему мнению, беззаветно обожавший мисс Беллами уже много лет, обратился к Ричарду, который относился к нему с симпатией.
- Репетиции начались? - спросил он. - Мэри говорила, что она в восторге от своей новой роли.
- Нет еще. Неразбериха, как и раньше, - ответил Ричард.
Уорэндер бросил на него быстрый взгляд:
- Рановато еще почивать на лаврах, так? - неожиданно заметил он. - Оставь это старичью, а? - У него была привычка как бы переспрашивать в конце фразы.
- Я здесь между делом решил искусить судьбу и испытать себя в серьезных вещах.
- Правда? Молодец! Я всегда считал, что рисковать стоит.
- Как приятно слышать такие слова, - воскликнул Ричард.
Уорэндер взглянул на кончики своих ботинок.
- Не годится только, - сказал он, - поддаваться на уговоры. Впрочем, я ничего в этом не смыслю.
"Именно то, что я и хотел услышать", - подумал с благодарностью Ричард, но не успел произнести это вслух, потому что вошла Старая Нинн.