- О господи, - прошептала Анелида, используя совершенно несвойственный для себя оборот.
- Осторожнее! Вы расплескаете свой бокал. Может, нам куда-нибудь удалиться от этой базарной сутолоки? Кажется, сейчас никого нет в оранжерее.
Анелида, чтобы поскорее освободиться от бокала, в смятении проглотила залпом его содержимое.
- Пошли, - сказал Гантри.
Поддерживая Анелиду под локоть, он повел ее в оранжерею. Ричард пропал как по мановению руки; Октавиус тоже исчез.
- Добрый вечер, Банни, Поль, дорогой, добрый вечер. Здравствуй, Тонни, - раскланивался со всеми Гантри. Театральные знаменитости отвечали на его приветствия и оставались где-то позади. И вот они в оранжерее, и теперь до конца жизни запах фрезий будет напоминать Анелиде об этом дне.
- Ну что ж, - произнес Гантри и чуть рожал, а потом отпустил локоть Анелиды.
- Ричард ничего не говорил мне. И никто не сказал, что в были в зрительном зале.
- Никто не знал, дорогая. Мы вошли во время первого акта, а ушли перед окончанием. Я решил, что так будет лучше.
Она смутно припомнила, что в рассказываемых о нем легендах говорилось и об этой его особенности.
- А что вы забеспокоились? - спросил Гантри. - Вам стыдно за то, как вы играете?
- Нет, - честно ответила Анелида и поспешно добавила: - Я знаю, что местами это было скверно.
- Сколько вам лет?
- Девятнадцать.
- Что вы еще играли?
- Только небольшие роли в "Бонавентуре".
- Не кончали драматическую академию? - спросил он, со злостью выплевывая согласные звуки этих слов. - Не агонизировали в верноподданнических кружках? Не перевоплощались в образ? Не ложились спать со Станиславским и не вставали с Системой?
Анелида, к которой пришло второе дыхание, улыбнулась его словам.
- Я восхищаюсь Станиславским, - сказала она. - Очень.
- Ну и прекрасно, прекрасно. А теперь слушайте меня. Я буду говорить о вашей игре.
Он говорил довольно долго и касался мельчайших подробностей, высмеивал, поучал, не оставляя камня на камне, и был бесконечно прав. Сначала она слушала его жадно и молча, но вскоре решилась попросить кое-что объяснить. Он объяснил и, видимо, остался ею доволен.
- Вот, - сказал он, - что было неверно в вашей игре. Можете сделать вывод, что, если бы я не считал вас актрисой, я не стал бы вам обо всем этом говорить. Ваши ошибки - дело техники. Вы их исправите. Теперь у меня есть к вам предложение. Только предложение. Никаких обещаний. Это относительно пьесы, которая, может, никогда и не будет поставлена. Уверен, что вы ее уже читали. Будьте добры, прочитайте ее еще раз, а для этого приходите в следующий четверг к десяти часам в "Единорог". Эй, Монти!
Анелида уже начала свыкаться с тем фантастическим окружением, в котором она очутилась. Оно стало обладать даже какой-то долей реальности. И когда перед ней появилось само Правление во плоти Монтегю Маршанта, этот предел мечтаний, к которому стремится всякая начинающая актриса, Анелида смогла отвечать вполне осмысленно. Как бледен был мистер Маршант, как вылощен, как самоуверен! Он говорил о весне, о цветах в оранжерее и как-то незаметно перешел к театру. Как он понимает, она актриса?
- Она играет Элизу Дулитл, - заметил Гантри.
- Да, да, конечно. Неплохие отзывы, - пробормотал Маршант, прилежно ей улыбаясь. Анелида подумала, что он вряд ли мог где-нибудь видеть эти отзывы.
- Я здесь нагнал страху по поводу ее игры, - продолжал Гантри.
- Что за скверный тип! - небрежно заметил Маршант. - Не правда ли?
- Предлагаю тебе посмотреть этот спектакль.
- А теперь, мисс Ли, видите, он начинает терроризировать и меня.
- Не надо ему это позволять, - ответила Анелида.
- Ничего. Я привык к его выкрутасам. Вам нравится роль Элизы?
- Очень. По-моему, мне просто повезло, что удалось ее сыграть.
- Сколько времени еще будет идти спектакль?
- До воскресенья. Мы меняем репертуар каждые три недели.
- Понятно. Как обычно в студиях.
- Совершенно верно.
- Не вижу никаких оснований, - вступил в разговор Гантри, - почему мы должны кружить вокруг да около. Я тебе рассказывал о роли в новой пьесе Дикки. Она мне ее прочитает. Ты тем временем, дорогой Монти, проглядишь пьесу, а потом отправишься посмотреть спектакль в "Бонавентуре", - неожиданно он бросил свой знаменитый косящий завораживающий взгляд. - Никаких обещаний не было дано, ничего плохого не случилось. Просто нужно проявить немного сердечной заботливости, потому что, ты знаешь, зря я не попрошу. Ну, Монти, скажи, что ты это сделаешь.
- Кажется, - проговорил Маршант, - меня загнали в угол.
По его тону трудно было понять, так ли уж ему это не по душе.
- Это совершенно непомерная просьба, - проговорила Анелида. - Пожалуйста, не позволяйте загонять себя в угол.
- Если я решу, что это потеря времени, я скажу вам об этом со всей откровенностью.
- Да, конечно.
- А, Дикки! - воскликнул Маршант. - Могу я осведомиться, ты что, тоже участвуешь в этом заговоре?
Ричард опять был здесь, рядом с ней.
- Заговоре? - переспросил он. - Да я в нем по уши. А что?
- Все, что касается плаща и шпаги, - это моих рук дело, - заметил Гантри. - Дикки здесь просто марионетка.
- По-моему, как и все остальные, - сказал Маршант. - Мне нужно выпить. Полагаю, и вам тоже.
Ричард всем налил.
- Анелида, - обратился он к девушке, - что такое они здесь состряпали?
В третий раз за вечер Анелида, все еще не веря, выслушала, что ее ожидает.
- Ричард, - сказал Гантри, - я здесь распорядился по-своему. Эта малышка сходу прочитает мне роль твоей девицы из "Бережливости". А Монти пойдет взглянуть на ее Элизу. Я его уверяю, что ему понравится. И очень плохо, если ты думаешь, что она с этим не справится. - Он посмотрел на Анелиду, и на лице его заиграла подкупающая улыбка. Щелкнув большим и указательным пальцем по полям ее шляпы, он сказал: - Очень милая шляпка.
Ричард больно сжал Анелиде руку.
- Тимми! - воскликнул он. - Ты просто молодец, Тимми!
- Во всяком случае, - беспристрастно отметил Маршант, - автор, кажется, доволен.
- Тогда, - предложил Гантри, - давайте выпьем за неизвестное. За ваши блестящие глаза, мисс Возможность!
- Я тоже могу добавить не менее изящно, - сказал Маршант. - За твой заговор, Тимми. В лице Анелиды Ли.
Они поднимали бокалы в честь Анелиды, когда сзади раздался голос:
- Я не потерплю заговоров в своем собственном доме, Монти, и боюсь, я не в восторге от того, что сейчас услышала. Может, вы посвятите, меня в свои замыслы?
Это была мисс Беллами.
2
Мисс Беллами появилась в оранжерее не одна. В качестве свиты ее сопровождал полковник Уорэндер. За ними следовали Чарльз Темплетон, Рози Кавендиш и Берти Сарасен. Трое последних задержались, чтобы наполнить у Грейсфилда бокалы, а затем также прошли из столовой в оранжерею, оставив дверь открытой. Грейсфилд, обнося гостей напитками, собирался последовать за ними. В гостиной и столовой шум голосов уже достиг высшей точки, но весь этот гул перекрыл один пронзительный, резкий от волнения голос Мэри Беллами. Все могли видеть, как она стояла в оранжерее, слегка наклонившись вперед и обращаясь к Анелиде:
- Нет, нет и нет, дорогая моя. Так дело не пойдет!
Неожиданная тишина, похожая на ту, что наступает в театре, когда в зале гасят свет, нарушалась невнятным говором в дальней комнате и неуместной, но неслышной раньше игрой музыкантов. Все головы повернулись к оранжерее. К двери подошел Уорэндер. Входящий Грейсфилд оказался отодвинутым в сторону, и полковник очутился лицом к лицу с Октавиусом. В это время из оранжереи послышался голос Гантри:
- Мэри! Так нельзя!
- Мне кажется, - проговорил Октавиус, - если позволите, мне лучше пройти к племяннице.
- Пока не надо, - остановил его Уорэндер. - Извините, пожалуйста.
Он закрыл за собой дверь, и голоса в оранжерее не стали слышны. Какое-то время сцена за стеклянной стеной походила на кадр из немого фильма. Губы Мэри Беллами беззвучно шевелились. Ричард стоял напротив нее и что-то говорил. Говорили Чарльз и Гантри. Потом Чарльз, Ричард, Гантри и Уорэндер как-то одновременно двинулись и, повернувшись спинами к публике, закрыли от всех мисс Беллами и Анелиду.
- А, вот ты где, Окки! - раздался веселый и не совсем трезвый голос. - Я хотел спросить тебя, старина. Ты помнишь…
Это подошел старый знакомый Октавиуса доктор Харкнесс, сильно навеселе. Он как бы подал сигнал, по которому все гости вновь начали довольно громко разговаривать. От группы за стеклянной дверью отделился Чарльз, вышел из оранжереи, поспешно закрыв за собой дверь, подошел к Октавиусу и дотронулся до его руки.
- Все в порядке, Браун, уверяю вас, - сказал он. - Ничего особенного. Дикки о ней позаботится. Поверьте мне, все в порядке.
Затем он повернулся к Грейсфилду:
- Велите им вносить, - приказал он. - Немедленно.
Дворецкий отвесил церемонный поклон и удалился.
- Все же я предпочел бы быть рядом с Анелидой, - произнес Октавиус.
Чарльз посмотрел на него.
- Как бы вам понравилось, - проговорил он, - если бы вдруг обнаружили, что большую часть жизни вы прожили среди чужих для вас людей?
- Мой дорогой Темплетон, - щурясь, ответил Октавиус, - я, право, не знаю. Но вы извините меня, если я скажу, что вот сейчас я, кажется, именно в таком положении. И все же я думаю, мне надо пойти к племяннице.
- Вот она идет.
Дверь опять отворилась, и вышли Анелида и Ричард. Оба были очень бледны. Опять послышался один единственный голос - голос мисс Беллами:
- Неужели вы предполагаете, что меня обманет…
И опять полковник Уорэндер прикрыл дверь.
- Нелл, дорогая, - начал Октавиус, - я обещал тебе напомнить, что нам надо пораньше уйти. Ты готова?
- Вполне, - ответила Анелида и, повернувшись к Чарльзу, протянула ему руку: - Очень жаль, но нам пора, - сказала она. - Мы сами выскользнем, не провожайте нас.
- Я провожу, - мрачно заявил Ричард.
- Вы никак не можете остаться? - спросил Чарльз.
- Боюсь, мы должны идти, - проговорил Октавиус.
- Да, мы уже слишком задержались, - подтвердила Анелида. Голос у нее к ее собственному удивлению был твердым. - До свидания, - повернулась она к Ричарду. - Не провожайте нас.
- Я иду с вами.
Октавиус положил ей на плечо руку и направился к двери. В это время послышались звуки гонга. Шум голосов опять замолк. Музыканты встали и начали играть непременную и глупейшую песенку:
- С днем рождения, С днем рождения…
Толпа из дальней комнаты незаметно переместилась в столовую и полностью закупорила выход.
- Сюда. Скорее, - позвал Ричард и повел их к выходу в холл.
Но они не успели выскользнуть, так как дверь открылась и появилась процессия: горничные, Грейсфилд с большими бутылями шампанского, Флоренс, повариха в белом колпаке, несущая огромный, щедро украшенный именинный торт, и Старая Нинн. Все они подошли к стоящему в центре комнаты столу и заняли полагающееся им по сценарию церемонии место. Торт был водружен на стол. Доктор Харкнесс, а за ним и все присутствующие начали аплодировать.
- Идемте, - сказал Ричард.
Наконец они вышли из комнаты в холл. Только здесь Анелида заметила, как бьется у нее сердце. Удары отдавались в горле и ушах, во рту пересохло, она вся дрожала.
Озадаченный и встревоженный Октавиус коснулся ее руки.
- Нелли, любовь моя, - проговорил он, - пошли?
- Да, - ответила Анелида и повернулась к Ричарду. - Не ходите дальше. До свидания.
- Я провожу вас. Я должен это сделать.
- Пожалуйста, не надо.
Он взял ее за руку:
- Я не хочу оскорблять вас извинениями, Анелида, но умоляю быть великодушной и разрешить мне поговорить с вами.
- Не сейчас. Пожалуйста, Ричард, не сейчас.
- Сейчас. Вам холодно? Вы дрожите, Анелида! - он заглянул ей в лицо и помрачнел. - Никогда больше она не будет так с вами разговаривать. Никогда!
Она отступила от него. Открылась дверь, и вышли Рози и Берти. Взволнованно бросившись к Анелиде и взяв ее за руку, Рози бессвязно стала восклицать:
- Дорогая! Не обращайте внимания! Это пустяки! Боже, что за сцена! - она в смятении направилась к лестнице, увидела, что путь ей преграждают киношники, и пошла обратно в гостиную. Операторы потащили через холл свое снаряжение.
- Это уж слишком, - проговорил Берти. - Слишком! - и он исчез в направлении мужского туалета.
Вышел Тимон Гантри.
- Дикки, - сказал он, - испарись. Я хочу поговорить с девочкой. От тебя никакой пользы, пока ты в таком состоянии. Брысь! Послушайте меня, - обратился он к Анелиде, взяв ее за плечо. - Будьте выше этого. Все это никоим образом не должно на вас повлиять. Ступайте сейчас домой и успокойтесь. От того, как вы это все перенесете, зависит мое мнение о вас. А в четверг я вас жду. Понятно? - как бы ободряя, он слегка встряхнул ее и отошел.
Появился Уорэндер и закрыл за собой дверь. Он страдальчески взглянул на Анелиду и отрывисто произнес:
- Все, что в моих силах… поверьте, ужасно огорчен, так?
- Очень любезно с вашей стороны, - Проговорил Октавиус, - но не думаю, однако…
Вдруг раздался громкий голос Ричарда:
- Я никогда не прошу ей этого. Никогда!
"Если я сейчас не уйду, - подумала Анелида, - я не выдержу".
- Не принимайте близко к сердцу, - произнесла она вслух. - Пойдем, дядя.
Повернувшись, она вышла из дома на знакомую площадь. Октавиус последовал за ней.
- Ричард, - сказал Уорэндер, - я должен с тобой поговорить, мой мальчик. Пойдем сюда.
- Нет, - ответил Ричард и тоже вышел из дома.
Постояв, глядя ему вслед, Гантри заметил:
- Теперь я ясно вижу, что больше не в силах терпеть Мэри Беллами.
Из столовой раздался взрыв аплодисментов. Мисс Беллами собиралась разрезать свой именинный торт.
3
Мисс Беллами была добросовестной, способной и опытной актрисой. Успех ее выступлений был результатом не только значительного таланта, но и тяжелого труда. И если говорить о принципах, которыми она руководствовалась, то основной можно было бы выразить избитой фразой "Представление продолжается". Для мисс Беллами несомненным было одно: в каком бы настроении она ни находилась и какие бы отношения у нее ни складывались за кулисами, это никоим образом не должно было отразить на спектакле.
Таким спектаклем было и ее пятидесятилетие. Мисс Беллами осталась верной себе.
Как только в столовой, за стеклянной дверью оранжереи появилась процессия с тортом, она повернулась к участникам сражения и произнесла короткий, чисто профессиональный приказ: "Очистить сцену!"
Все поспешно повиновались. Рози, Берти, Уорэндер и Гантри удалились. Чарльз вышел из оранжереи еще раньше. Остался лишь Маршант, как и было предусмотрено сценарием. Он должен был сопровождать мисс Беллами и произнести поздравительную речь. Они стояли в оранжерее и наблюдали за происходящим в столовой. Вот Грейсфилд начал открывать шампанское. Среди гостей послышался смех и началась осторожная толкотня. Все разбирали наполненные бокалы. Наконец Грейсфилд и горничные заняли вновь свои места. Все смотрели на дверь оранжереи.
- Ну что ж, - проговорил Маршант. - На время, душа моя, придется свой норов попридержать.
Открывая дверь, он вкрадчиво добавил:
- Ну-ка, яви им свою стервозность, дорогая.
- Черта с два, - ответила мисс Беллами, метнув на него злобный взгляд. Она отступила назад, сложила губы в треугольную улыбку и сыграла свое появление перед публикой. Зрители тут же зааплодировали.
Маршант, сочтя, что улыбок уже достаточно, поправил бабочку и поднял руку, прося тишины.
- Дорогая Мэри, - начал он громким голосом, - и все присутствующие! Минуту внимания, пожалуйста.
Блеснула вспышка фоторепортера. Речь Маршанта был; краткой, изящной и галантной, и ее достоинства были оценены гостями. Особенно им польстила мысль, что лишь актеры способны понять своих собратьев по ремеслу, людей столь древней и столь удивительной профессии, кого в старину, шутливо напомнил он, звали бродягами и скитальцами, кто всегда отличался сердечностью, подвижничеством и преданностью. Кратко, но трогательно было сказано о счастливом содружестве Мэри с тем, что он предпочел бы называть не официальным именем "Маршант и K°", а ласковым словом "Правление". Завершая речь, он предложил всем поднять бокалы и выпить за Мэри.
Во время этой речи мисс Беллами вела себя безупречно. Она стояла совсем неподвижно, и даже самый недоброжелательный зритель подумал бы, что она совершенно забыла, что находится в центре внимания. На самом же деле она успевала следить за всеми и заметила, что во время речи в комнате не было Ричарда, Рози, Берти, Уорэндера и Гантри, не говоря уже об Анелиде и Октавиусе. Она отметила, что Чарльз, опоздавший с выходом в своей второстепенной роли принца-консорта, был бледен и встревожен. Это вызвало в ней чувство раздражения. Она увидела, что у стоявшей поблизости в передних рядах гостей Старой Нинн лицо покраснело, что являлось бесспорным признаком неумеренных возлияний. Наверняка пила портвейн и с Флоренс, и с Грейсфилдом, и сама по себе. Отвратительная старуха! Как возмутительно, что Ричард, Рози, Берти, Морис и Тимми не явились, чтобы послушать речь! Невыносимо в собственный день рождения подвергаться оскорблению за оскорблением и обману за обманом. И наконец, боже мой, дошло до того, что все они ее предали из-за этой тощей девчонки из книжной лавки! Теперь пора взглянуть на Монти глазами, затуманенными слезами благодарности. Все пьют за ее здоровье.
Ее ответная речь, как всегда, была очень короткой. Слушатели должны были уловить в ней причудливую элегантность и осознать, что мысли слишком серьезны, чтобы облекать их в слова. В конце она специально обратила внимание собравшихся на богато украшенный торт и сказала, что ее повариха по случаю торжества просто превзошла самое себя, если только такое возможно.
Все опять зааплодировали. В это время в дальнюю дверь вошли Гантри, Рози, Берти и Уорэндер. Мисс Беллами собралась уже произнести заключительные слова своей речи, когда ее перебила Старая Нинн.
- Что это за торт без свечей? - во всеуслышание заявила она.
Несколько гостей нервно и снисходительно засмеялись. Слуги всем видом продемонстрировали возмущение.
- Нужно пятьдесят свечей! - все так же громко продолжала Старая Нинн. - Вот тогда торт выглядел бы чудесно! - от удовольствия она неприятно захихикала.
Реакция мисс Беллами на реплику Нинн была единственно возможной. Она схватила ритуальный нож и вонзила его в самую середину торта. В этом действии было что-то от катарсиса. Публика зааплодировала. Опять блеснула вспышка фоторепортера.