- Вы только Бога ради не считайте, что я вам хоть что-то пообещал, - Эйврил указал ей на дверь. - А уж если хотите действовать наверняка, то признайтесь во всем Уильяму и примите как епитимью все его попреки. Только, Мэри, не делайте этого больше никогда. Глупая пожилая женщина вроде вас потворствует дурной пожилой женщине вроде Люси Кэш!
- Двадцать пять процентов в неделю, - проговорил Пайкот, едва дверь закрылась. - Явный перебор, даже и при ее бизнесе. Ведь это ее бизнес - как я понял?
Эйврил ответил не сразу. Его руки были заложены за спину, острый подбородок задран к потолку, а глаза полузакрыты.
- Почти тридцать лет я наблюдаю, как Люси Кэш шныряет по этим улицам, - в конце концов заговорил он. - Чем больше ветшают эти дома, тем она сама делается глаже. И в то же время она словно и не меняется, все такая же, кувшинчиком. Вам не кажется, что она похожа на кувшинчик? Когда на нее ни взглянешь, она не медлит, но и не торопится. Она всегда куда-то целеустремленно направляется, всегда улыбается, всегда общительна и ровна. А эта ее огромная сумка - словно знак отличия их гильдии. Она держит ее обеими руками. Она проходит по этим большим просторным улицам, где во многих домах уже сдаются комнаты внаем - и тогда трепещут занавески на окнах, опускаются жалюзи, ключи тихонько поворачиваются в замках. Она проходит, словно мороз по коже. Воздух вокруг нее всегда чуть-чуть холоднее. Когда будете у нее дома, поглядите по сторонам. Увидите множество безделушек, каждая из которых была для кого-то дороже всех сокровищ! - он заморгал и, склонив голову, посмотрел на Пайкота большими серьезными глазами. - Как ни взгляну на них, все кажется, что это застывшие куски живой человеческой боли, вырезанные по живому! - произнес он мрачно.
Пайкот пожал плечами. Не любитель он таких разговоров. К тому же в его собственном мире подобных женщин полным-полно. Миссис Кэш, разумеется, весьма характерный экземпляр, и он предвкушал уже, как побеседует с глазу на глаз с этой старой перечницей.
- Как я понимаю, она действительно время от времени делает пожертвования, сэр?
- Я в этом уверен, - в ответе Эйврила прозвучало опасение. - Иногда ей дают вещи для продажи, чтобы пустить деньги на добрые дела. Наверное, кое-кто из жертвователей не отказался бы потом заглянуть в ее книги. И она никому не препятствует.
- Роскошная ширма! - честно признал Пайкот. - Под таким-то прикрытием она вам что хотите провернет! Немного же мы узнаем от нее. Впрочем, всякое случается. Допустим, кто-то раздобыл подержанную куртку. Неубедительно, и даже маловероятно, но доказать что-либо иное будет очень сложно. Но тем не менее, сэр, если вы закончили, то я пошел за моей голубушкой и посмотрим, что выйдет!
Он замолчал и оглянулся. Дверь приоткрылась, и мисс Уорбертон, несколько демонстративно ступая на цыпочках, прокралась в комнату.
- Удивительная вещь, Хьюберт, - сказала она, оставив всякую аффектацию, едва закрыв за собой дверь. - Я решила сразу же доложить. Сядьте, мой дорогой полисмен. Мне очень жалко, я не знаю, как вас зовут, но вы должны меня простить. Я отниму у вас секундочку или две, но вы обязательно должны меня выслушать!
Она уселась на ручку кресла, освободившегося после ухода миссис Кэш и, положив свои худые длинные ноги одну на другую, заговорила конспиративным шепотом:
- Значит, так, Джеффри еще не звонил. Мэг и Аманда ускользнули из дома в тот новый особняк. Мэг якобы там что-то забыла, но по-моему, она просто хочет его показать. Там уже закончили с отделкой. А меня оставили тут за главного. Так вот, звонила некая миссис Смит в ужасном состоянии. Бедный Сэм оказался просто бессилен - и крошка Дот, как всегда, спешит на помощь!
Она взмахнула худощавой рукой в ничего не значащем жесте, если только он не означал прощального привета всем подробностям, которые она непременно включила бы в свое повествование, будь у нее чуточку больше времени.
- Слушайте. После игры в вопросы и ответы выяснилось, что это - миссис Фредерик Смит, жена поверенного нашего Мартина, того адвоката, очень приятного господина с Гроув-роуд. Живут они в Хемпстеде, и ее мужа оторвали от партии в канасту, ради которой она специально собирала гостей, и вызвали в полицию. В его офисе, вероятно, случилось что-то страшное, что-то совершенно ужасное, такое, о чем она не могла даже рассказывать, только говорит, что там три трупа!
Она перевела дух, и ее честные глаза с невинной гордостью остановили свой взгляд на сержанте.
- Правда, поразительно, что это я вам рассказываю, но я абсолютно уверена, что вам это неизвестно.
- А почему та леди рассказала об этом именно вам, мэм? - Пайкот был заинтригован как никогда в жизни.
- Мне? - повторила мисс Уорбертон. - О, я просто настаивала на этом, понимаете, она хотела поговорить с миссис Мэг, потому что думала, что тут Альберт Кэмпион. В участок она уже звонила, но с мужем ей переговорить не удалось. В полиции ей вообще ничего не ответили, и бедняжка вся извелась от беспокойства и любопытства. Это вполне естественно, со мной на ее месте было бы то же самое. Она слышала про Альберта и подумала, что он мог бы ей помочь, но он, конечно, сейчас работает вместе с полицией, я так ей и сказала. Я ее выспросила как умела и обещала позвонить, как только что-нибудь разузнаю, и тут же пошла все вам рассказать.
Старый Эйврил глядел на нее взглядом одновременно тревожным и веселым.
- Да, - сказал он, словно потрясенный неким открытием. - Ну да, конечно же, вы и должны были так поступить.
- Но вы были заняты, - продолжала она, давая понять, что рассказ отнюдь не закончен. - Я услышала, как тут рыдает Мэри и пошла на кухню, чтобы подождать ее там. И обнаружила миссис Кэш, пьющую чай. Уж не знаю, сама она себе его заварила или нет, я спрашивать не стала.
- И что же вы ей сказали? - спросил Пайкот скорее в сердцах, чем из любопытства, но тона его мисс Уорбертон, очень довольная собой, как бы не заметила.
- Она сказала мне, что ждет вас - я, наверное, слишком выразительно посмотрела на ее чашку - а что, разве я и посмотреть не имею права? - и я сказала, что сомневаюсь, что вы станете ее сегодня вечером беспокоить, потому что я решила, что вам надо будет тотчас же вернуться в участок, если вас еще не направили в ту адвокатскую контору. Три убийства в одном доме! Им понадобятся все полицейские, какие есть, я так ей и сказала!
- Убийства? - переспросили оба в один голос.
- Насколько я поняла, - продолжала мисс Уорбертон, спокойно глядя на них, - миссис Смит говорила про убийства. Мне кажется, вас это не особенно взволновало. То ли дело миссис Кэш! На самом деле я потому и поспешила вам все это рассказать. Знаете ли, Хьюберт, что эта женщина по-настоящему разволновалась. Я вообще впервые увидела, чтобы она проявила хоть какие-то чувства, а ведь я прожила с ней дверь в дверь больше двадцати лет. Она аж подпрыгнула! - рассказчица лично изобразила легкий прыжок, чтобы нагляднее проиллюстрировать свое повествование. - Нет, мне это совсем не показалось, потому что она даже всю чашку чая выплеснула прямо на себя. Пришлось ей бежать домой переодеваться, - видно, насквозь промокла. Она сказала, что если вам нужно, то обойдите кругом и постучите. Ну, хоть это-то вас заинтересовало? Ну?
- Меня - весьма даже, мэм, весьма! - Пайкот задумался. Информация была слишком невероятной, чтобы сразу в нее поверить, но мисс Уорбертон казалось абсолютно в ней уверенной. - Я думаю, если вы не возражаете, сэр, - проговорил он, - пойду я за этой старухой, и немедленно. И заберу с собой куртку, если позволите - я не имею права без нее уйти.
Он отошел к столу и принялся заново заворачивать спортивный жакет в ту же самую коричневую упаковочную бумагу, в которой его принес. Мисс Уорбертон была совершенно сбита с толку.
- А разве вы не позвоните своему начальству? Знаете, ведь тут в доме целых три телефона!
Пайкот еле удержался от замечания, что ему обычно не нужно более одного одновременно.
- Нет, мисс, - сказал он. - Если бы я понадобился, за мной бы прислали. Но конечно, искать меня будут, и я надеюсь, вы объясните, куда я пошел. Это маленький домик тут рядом, правильно? Третий слева?
- Совершенно верно, но я все-таки провожу вас, - ответила она. - Оба наши дома построены прямо под церковной стеной. Мой - тот, что пообшарпанней, но в тумане этого не видно.
Она торопливо вытолкнула его, так что он только и успел, что кивнуть Эйврилу и схватить свой сверток, и продолжала щебетать в холле:
- Мы ждем, что вы потом к нам придете и все-все нам расскажете, или хотя бы дадите знать, если не сможете прийти. Если любопытство вульгарно, то я такая ужасно вульгарная! Я тут без предрассудков. Ну пойдемте же!
Но когда спустя несколько минут она вернулась, от дурашливости и напускного кокетства не осталось и следа.
- У миссис Кэш горит свет на чердаке, Хьюберт, - произнесла она. - Я это вижу совершенно отчетливо несмотря на туман. Ей не нужно никаких других визитеров, когда у нее там полиция.
Эйврил и сам стоял у незадернутого окна, вглядываясь в бурый таинственный мир пустынной площади.
- Вы говорите такие вещи, Дот, - воскликнул он. - Как вы можете это знать?
- А вот такой у меня бизнес, - отвечала она тихонько. - Да просто у меня есть глаза и здравый смысл, и я ими пользуюсь. Никто не приходит к Люси Кэш, когда у нее на чердаке горит свет. Это сигнал - чтобы некоторые люди держались подальше.
- Некоторые люди, - передразнил он. - Что это за люди такие?
- Бизнесмены, я полагаю, - ответила мисс Уорбертон.
Каноник некоторое время молчал, отвернувшись к окну. Неожиданно его широкие квадратные плечи вздрогнули.
- Надеюсь, вы правы, Дот, - произнес он неожиданно. - На этот раз, да будет вам известно, я надеюсь, что правы окажетесь вы.
Глава 8
Снова следы
Одной из приятнейших черт Аманды было, что она никогда не теряла того простодушного видения вещей, при котором самые дикие несуразицы человеческих эмоций воспринимаются как абсолютно нормальные, то есть спокойно и без суеты. Потому-то, когда бедняжка Мэг в расстроенных чувствах предложила ей отправиться в пол-одиннадцатого ночи с инспекцией в новый, частично уже обставленный дом, в котором собиралась поселиться после свадьбы, и куда еще даже электричество не было подведено, Аманде это показалось самой естественной и разумной поездкой на свете.
Утешало ее то, что дом стоит по крайней мере не дальше крайней "приличной улицы" по ту сторону площади, впрочем, если бы ее об этом попросили, она бы отправилась и в любой, самый дальний пригород.
Инспекция показала, что дом превосходен. Даже в лучах фонариков, стиснутых в коченеющих пальцах, он сумел явить свое неповторимое очарование. Джеффри поставил себе целью удовлетворить как собственное, несколько романтическое стремление к единению и устойчивости в этом неустойчивом мире, так и природный вкус своей невесты, и дом обрел свою исконную щеголеватую комфортабельность эпохи Регентства, хотя, пожалуй, несколько модернизированную и, вместе с тем, небывалую прежде праздничность.
Они заглянули в "Эдвардианскую" спальню, с обоями в цветочек и хонитоновским покрывалом на кровати, и в примыкающую к ней ванную в виде уютного озерца с кувшинками и, наконец, добрались до главной цели экспедиции - собственной студии Мэг на самом верху, где прежде был чердак.
Зоркий глаз Аманды уловил, что Джеффри, похоже, спланировал эту комнату с таким расчетом, чтобы ее можно было легко и быстро переделать в детскую - но теперь тут была студия, в каждой мелочи подчиненная одной только жесткой целесообразности и еще не обставленная мебелью. Большая часть хозяйства Мэг, все еще нераспакованная, лежала грудой под блеклыми стенами, куда ее сложили носильщики.
Мэг, внезапно дав волю чувствам, бросилась на колени возле одного небольшого увязанного в мешковину свертка. Она казалась совсем юной девочкой, - ползала на коленках, так что ее мягкое меховое манто волочилось за ней по пыльному полу, и старательно наклонив белокурую пушистую голову, разворачивала упаковочную ткань.
- Я решила их найти и сжечь, - проговорила она, не поднимая головы. - Я хочу это сделать сразу, раз и навсегда, сегодня ночью. Тут только письма Мартина. Вот зачем я притащила тебя сюда. Ты не против?
- Ну конечно нет! Абсолютно разумный шаг! - с расстановкой произнесла Аманда. - Рано или поздно приходит момент, когда принимаешь окончательное решение, а в таких вещах самое верное - собраться с духом и действовать сразу.
- Именно так я и решила, - Мэг вытащила из недр потрепанного итальянского кожаного чемодана шкатулку с выдвижными ящичками и вытряхнула их содержимое на лист упаковочной бумаги. - Из-за них я постоянно ощущаю какую-то смутную вину, уже много месяцев подряд, - продолжала она с той очаровательной ноткой доверчивости в голосе, которая шла ей куда больше, нежели изысканная прическа и косметика. - Я их не открывала несколько лет, но знала, что они здесь, и когда мои вещи перевозили сюда, я решила - пусть заодно и их перевозят. А нынче вечером я все думала о Джеффе, и так мне стало тоскливо, и вдруг показалось почему-то ужасно важным, чтобы они не оставались в его - то есть в нашем с ним доме - больше ни одной ночи. Думаешь, У меня истерика? Ну, может быть, но только немножко.
- Если так, то я не знаю ее причин, а ты? - Аманда уселась на ящик с книгами и, казалось, с удовольствием просидела бы так хоть всю ночь, если того потребует элементарная вежливость. - Стоит ли так переживать? А не кажется ли тебе, что это просто логическое завершение Мартина. Я хотела сказать - завершение этой всей мучительной полосы. Все шло к тому, но обстоятельства немножко его ускорили. Дохнула буря - и с ветки слетает последний листок.
- Да. Да, именно так! - с жаром подхватила Мэг. Она спешила, торопясь выговориться до конца. - Я его забыла, по крайней мере так мне казалось, а потом эти фотографии словно воскресили - не столько Мартина, сколько ощущение, что он - мой муж, и я даже толком не знала, что именно чувствую. Иногда мне начинало мерещиться, что я изменяю им обоим, а нынче вечером все как будто проявилось, и теперь для меня не существует никого, кроме Джеффа. Теперь я могу думать о Мартине отстраненно, как о любом другом человеке. Никогда прежде я этого не могла.
Аманда ничего не сказала, но лишь кивнула в темноте в знак согласия.
Когда Мэг уже опускала аккуратную связку посланий, большей частью присланных по фототелеграфу из пустыни, на коричневый лист упаковочной бумаги, оттуда выпало, блеснув, что-то тяжелое. Девушка поднесла предмет к свету.
- О, - тихонько произнесла она. - Я думаю, эту вещицу я должна сохранить. Она займет свое место среди прочих безделушек на столике в гостиной. За ней - какая-то ужасная тайна, что-то связанное с войной!
Она протянула находку Аманде. Это оказалась миниатюра, улыбающееся девичье лицо в драгоценной оправе, стоящей наверняка куда больше тех нескольких фунтов, которые дал перекупщик с Уолворт-роуд за такую же рамку от портрета юноши.
- Какая прелесть! Аманда посветила фонариком на миниатюру. - Семнадцатый век. Должно быть, оригинал, тебе не кажется?
- Возможно, - Мэг задумалась. - Ты знаешь, я как то про это даже не думала. Она поразила меня еще тогда, когда я ее получила, а потом я засунула ее куда-то и забыла. Мартин дал мне ее недели за две до того, как отбыть за море в последний раз. А до этого он уезжал куда-то, а куда, он мне сказать не мог. Помнишь те годы, Аманда? Теперь, на расстоянии, они кажутся просто безумными. Тоскливыми, неприкаянными, полными страшных тайн и ужасных догадок! - юный голос звенел в полумраке комнаты. - Мартин заявляется как-то поздно вечером, усталый и какой-то возбужденный, и вытаскивает из кармана вот эту вещицу, завернутую в грязный носовой платок. И говорит, мол, к ней вообще-то есть пара, только ее пришлось отдать, "потому что на всех не хватило". Я в ответ что-то сказала про награбленное, а он, помню, засмеялся, и меня это немножко даже шокировало, а он тут же, на одном дыхании рассказывает мне, что он-де помнит, как смотрел на нее сквозь стеклянную дверь кабинета и всегда думал, что это Нелл Гуинн, потому что она улыбалась, - и, помолчав, добавила. - Я все думала, а не мог он наведаться в Сент-Одиль во время оккупации? Невероятно - но подобные вещи случались. Ведь это на самом побережье, там вокруг море!
- Сент-Одиль? Дом его бабушки?
- Да, ей пришлось спешно покинуть его в самом начале войны. Она умерла в Ницце незадолго до того, как он сам пропал без вести. Мы, правда, узнали о ее смерти много позже.
Аманда протянула подруге миниатюру.
- А что произошло с этим домом?
- О, он стоит себе там, разграбленный, но почти не разрушенный. Мне даже пришлось как-то туда съездить и его осмотреть. Папа не смог поехать, так что отправились мы с Дот. Она мозговой трест всей нашей семьи! - Мэг рассмеялась и вздохнула. - И это было совершенно ужасно, - из-за того, что Мартин "убит предположительно", возникла масса всяких сложностей, а ты знаешь, что такое юридическая процедура во Франции. Оказывается, имеется еще какой-то сорокоюродный брат где-то в Восточной Африке. А Мартин еще больше все запутал, оставив завещание адвокатской конторе, тут у нас на Гроув-роуд, полное самых невероятных указаний. По какой-то непонятной причине он очень беспокоился о том, чтобы содержимое дома при разделе досталось мне. Само здание его мало волновало, но вот все то, что было внутри, его очень беспокоило. Смитик, ну, тот самый адвокат, рассказывал мне, что по его мнению, там, видимо, когда-то хранилось нечто весьма ценное либо нечто такое, чем дорожил сам Мартин, впрочем, не пожелавший уточнить, что это. Завещание составлено так, чтобы я могла претендовать на любую движимость, вплоть до садового инвентаря и цветочных горшков. Но разумеется, к нашему приезду все уже растащили подчистую. Мне достались крохи. Все это распродали по дешевке, и теперь сам дом, разрушаясь день ото дня, стоит и дожидается того пожилого джентльмена из Восточной Африки.
- Как жалко! - вздохнула Аманда. - Должно быть, это был прелестный уголок!
- Когда-то, наверное, был, - юный голос явственно дрогнул. - Но когда я его увидела, там было чудовищно, во время войны там произошло нечто ужасное. Местные жители рассказывали очень мало и как-то слишком туманно, но, в общем, какой-то немецкий деятель, влиятельный политик, надо полагать, поселил там свою возлюбленную, и однажды ночью оба покончили с собой, или были убиты, а потом - страшное возмездие, процессы, пытки и Бог знает что. Из дома выбрали все более или менее интересное, не говоря уже о ценностях, а в одной комнате даже вспыхнул пожар. Мне дом не понравился и я так рада, что Мартин никогда уже не увидит его в этом плачевном состоянии. Он же в детстве так любил его.
- Странно, тогда с чего бы ему было беспокоиться о мебели, а не о самом здании? - пробормотала Аманда. - В детстве привязываются к месту, а не к вещам. Мы жили на мельнице, и запомнились мне заросли ивняка над прудом. Разумеется, в нашей мебели ничего такого не было. Разве что занозы, - она рассмеялась. - Я так ее люблю, мою мельницу. Она все еще принадлежит нашему роду и постепенно ветшает. Может статься, и в Сент-Одиль было что-то весьма важное, что немцы унесли с собой.