Пайкот ожидал ее появления не без досады. Слушания с ее участием уже имели место, и эта дамочка оказалась, мягко говоря, не в его вкусе. Впрочем, выяснилось, что и канонику ее присутствие тут не требуется, и он продолжал выкрикивать в дверь свои указания.
- Будьте любезны, сходите, пожалуйста, за миссис Кэш!
- Но она, по-видимому, уже в постели, Хьюберт!
Новый поток рыданий миссис Тэлизмен отвлек дядюшку Хьюберта, и он замахал рукой на злополучную Мэри, чтобы хоть как-то их утишить.
- Что такое, Дот?
- Она, по-видимому, уже в постели, дорогой мой! - голос приближался, и уже можно было расслышать стук ее каблучков по ступенькам лестницы.
- Ну так вытащите ее оттуда! - каноника, казалось, возмутило, что подобный вариант не пришел ей самой в голову. - Скажите ей, что умыться она может, но пусть не возится с прической. Можно ведь надеть чепчик. Премного благодарен, Дот.
И, тактично и вежливо завершив разговор, он плотно закрыл дверь в тот самый момент, когда леди уже входила в холл.
- Итак, Мэри, - произнес он, усаживаясь снова, - подумайте надо всем этим хорошенько и не расстраивайтесь больше, чем нужно. Успокойтесь, прошу вас, дорогая моя девочка. Выдержка. Выдержка во всем. Вы сами предложили эту куртку миссис Кэш или это она ее попросила?
- Я, - ох, я и не знаю, сэр!
К изумлению сержанта старик был готов ей поверить.
- А-а, - произнес он, - да, понимаю я. А она сказала, зачем эта вещь ей? Нет. Нет, она и не стала бы говорить. Забудьте, что я сказал. Глупость с моей стороны. Но послушайте, а миссис Элджинбродд не показывала вам какую-нибудь из тех фотографий, что получила по почте?
- Майора? Показывала, сэр. И я сказала, что не понимаю, как это так можно утверждать наверняка.
- А неужели вы не узнали спортивную куртку на том человеке на снимке?
- Да я как-то не думала. Ах, так вот как оно сработано! Господи, мне такое и в голову не приходило.
- Но почему же, Мэри? Я понимаю, если бы это не пришло в мою голову!
- Не знаю, может быть, потому, что снимки не цветные. А цвет как раз и придает этой куртке что-то такое особенное, а на снимке этого не видно.
- Понятно. Теперь ступайте, сделайте себе чашку чаю, садитесь тут на кухне и пейте его, и не уходите оттуда, пока я вас не позову. Вы поняли?
- Да, сэр. Я поняла. Только - ох, каноник Эйврил, если миссис Кэш…
- Ступайте! - тоном, не допускающим возражений, произнес дядюшка Хьюберт и, вынув приходской бланк из корзины, принялся на нем что-то писать своим аккуратным почерком.
И было совершенно ясно, что это - приказ об увольнении, не подлежащий обжалованию. Миссис Тэлизмен жестом, означающим полное смирение, вновь извлекла свой носовой платок и, плача, покинула кабинет.
- Сомневаюсь я, что вы сумеете найти другую такую экономку, в наши-то дни, - вырвалось у Пайкота. Эта бескорыстная тирания уже начинала его раздражать. Он чувствовал, что обязан как-то вразумить пожилого чудака. Иначе выходит нечестно. Нечестно со стороны полиции.
- Разумеется, мне не стоило бы выгонять ее, я и сам об этом подумал. Но как странно, что это так поразило вас, мой дорогой друг. Без этой женщины я умру через шесть месяцев. Ведь она спасает меня каждый январь, когда обостряется мой бронхит, - дядюшка Хьюберт рассказывал об этом откровенно и с юмором. - Но она - сноб, - продолжал он. - Совершенно кошмарный сноб. Ну до чего же много на нашем пути разных ловушек, правда же? Вы не обращали на это внимания? Видимо, нам надлежит быть чем-то вроде эдакого человека-змеи в балагане или чуда без костей, как их называют, чтобы падать и падать в них абсолютно всеми мыслимыми способами. И это достойно всяческого удивления.
Пайкот не отвечал. Его румяное лицо хранило отсутствующее выражение. Ему как-то не верилось, что пожилой господин говорил искренне, поскольку за людьми "этого класса" такого обычно не водится. И это известно каждому полицейскому их участка. Все-таки старик со странностями. В плане психологии. Именно что с заскоком. Теперь эта миссис Кэш, чье имя заставило старика замереть и которую канонику совершенно не хочется обсуждать со своей экономкой. Знать бы, что между ними такое было. Любопытно поглядеть на леди.
Его желание оказалось удовлетворено почти немедленно. Послышался скрип отворившейся двери холла и оживленное щебетание мисс Уорбертон.
- Проходите, миссис Кэш, прошу вас проходите. Пожалуйста, вот сюда. Там такой чудный толстенький полисмен, - ох, Господи, надеюсь, он меня сейчас не слышит! - так что каноник вас не съест. Ах, как вам было у себя там хорошо! Но мне, увы, велено вас привести, ну, понимаете, в чем бы вы ни были, хоть бы и вообще без ничего. Ну проходите же.
Дверь кабинета распахнулась, и мисс Уорбертон вошла. Она была типичной добропорядочной англичанкой средних лет, имевшей несчастье сложиться как личность в то время, когда писком моды были бесшабашные и беззаботные сумасброды из эксцентрических комедий. Воспитание ее было настолько поверхностным, а характер - настолько выраженным, что спустя тридцать лет впечатление она производила слегка ошарашивающее, как если бы незамужняя тетушка из эдвардианского театра в один прекрасный день перестала следить за своими манерами и впала в раскованную веселость. И тем не менее она на всю жизнь осталась такой - очень женственной, очень честной, крайне упорной, простодушной до неуправляемости, - и почти всегда правой.
- Вот она, каноник, - воскликнула мисс Уорбертон. - Прр-рямо из гнездышка! И сон красавицы прерван… Хотите, я останусь?
Глаза ее и все ее славное открытое лицо светилось весельем, а в изгибах тела, на котором любая одежда болталась как на вешалке, сквозила некоторая игривость.
Женщины, шедшей следом, все еще видно не было.
- Нет, Дот, не нужно! - Эйврил кивнул ей и улыбнулся. - Вы очень любезны. Большое вам спасибо. Теперь можете подняться обратно к Мэг.
- Только я предупреждаю, что хочу знать об этом все-все-все!
Эта Уорбертон и в самом деле качается на дверной ручке, заметил Пайкот с некоторой брезгливостью. Ей же лет пятьдесят будет, и как только старику хватает сил заставлять себя называть ее таким неподобающим уменьшительным имечком. Впрочем, объяснение этой странности привело бы его, возможно, в еще большее замешательство. Каноник пожаловал мисс Уорбертон сие имя отнюдь не потому, что ее звали Дороти. Ее, кстати, звали иначе. Он именовал ее Дот, потому что настаивал, что она - математик, и не может же он называть ее полностью Десятичной Точкой. Ибо Эйврил видел в ней именно то, чем она для него и была - даром Господним, и если она зачастую ему докучала, то канонику доставало смирения, да и просто житейского опыта, чтобы не ожидать от бескорыстных даяний Всевышнего одного только меда.
- Смею вас заверить, Дот, - произнес старый священник, на этот раз мягче, - смею вас заверить, вы услышите все. Проходите, миссис Кэш.
Мисс Уорбертон отступила к двери, радостно щебеча в соответствии со своим некогда избранным амплуа, и удалилась, потеряв по пути шпильку и носовой платочек.
Миссис Кэш вошла. С ее появлением весь отточенный практическим опытом интеллект Пайкота напряженно заработал, хотя на первый взгляд в ней, казалось, не было ничего примечательного. То была дама плотная, небольшого роста, лет скорее шестидесяти, нежели пятидесяти, очень уверенная в себе и очень опрятная. Превосходное черное пальто, застегнутое на все пуговицы, возле шеи завершалось палантином из очень дорогого коричневого меха. Крупные черты, густые, тщательно уложенные локоны стального цвета и ловко сидящая на них плоская шляпка составляли как бы единое целое, так что даже и неловко говорить о каждом из его элементов по отдельности. Обеими руками, обтянутыми аккуратными перчатками, она прижимала к животу большую черную сумку. Глаза у нее были круглые, ясные и проницательные.
Внимательно поглядев на Пайкота, она отметила его для себя, небрежно и цинично, словно дверь с табличкой "Выход", и неторопливо подошла к Эйврилу.
- Добрый вечер, каноник. Вы звали меня по поводу этой жакетки?
Голос у нее тоже был ясный, уверенный, но не слишком приятный. Его тембр напоминал одновременно о пустом кувшине и о расческе с папиросной бумагой, а зубы, казавшиеся фарфоровыми, сверкали в деланной доброжелательной улыбке.
- Я присяду тут, если не возражаете?
Она придвинула к столу небольшое кресло, поместив его точно против света, если смотреть с кресла Пайкота, и погрузилась в его глубины. Ноги ее едва доставали до пола, но посадка тем не менее казалась прямой и гордой. Сержант мог хорошо видеть лишь ее шляпку, несокрушимо, как утес, вздымающуюся над спинкой кресла.
Каноник продолжал стоять, мрачно глядя на нее через стол.
- Не возражаю, - ответил он, не извинившись, что вызвал ее в столь поздний час, и наблюдавший за этой сценой Пайкот отметил с удивлением, что они, пожалуй, не столько старинные друзья, сколько давние враги. В их отношениях сквозила та фамильярность, которая приходит только с годами и похожа на теплоту, но с противоположным знаком.
- Мэри утверждает, что отдала ее вам несколько недель тому назад. Это правда?
- Ну уж нет, каноник. Я никого не хочу подводить, как вам известно, но Мэри не говорит всей правды. Я ее купила. Три фунта десять шиллингов звонкой монетой. Как видите, я не очень-то нажилась, а ведь Мэри знала, что я действую с благотворительными целями! - дама говорила оживленно и без обиняков, с демонстративной правдивостью, но ни один из мужчин не поверил ни единому ее слову.
- Итак, вы купили ее у Мэри!
- Я так вам и сказала. Я ведь все говорю как есть, верно? Ну конечно же, я была уверена, что ей-то самой эту жакетку просто-напросто отдали. За двадцать шесть лет вы узнали меня достаточно, каноник. Ведь месяц назад исполнилось ровно двадцать шесть лет с того дня, как я поселилась в одном из приходских домиков.
Каноник не шевельнулся. Пайкот заметил на его тонком лице выражение печали и сожаления и в то же время какой-то отстраненности - непонятным образом каноник ухитрился держать некое расстояние между нею и собой. Ее сообщение он не стал подвергать детальному разбору, а продолжал главную линию дознания:
- Ну, а когда вы купили ее у Мэри, что вы сделали с этой вещью?
- А это уж мое личное дело, каноник, - отвечала она с упреком, но любезно. Пайкот заметил, что ее круглые глаза смеются.
- Разумеется, - согласился Эйврил, - исключительно ваше. Но ведь вы сумеете ее опознать и тем самым нам очень поможете. Не подойдете ли вы сюда взглянуть на нее?
Пайкот удивился. Подобной жесткости от священника он не ожидал. Он повернулся, чтобы хорошенько рассмотреть лицо дамы в тот момент, когда она наконец заметит роковые пятна. Для нее они - неожиданность, отметил он, поскольку она наклонилась и машинально потянула весь сверток к себе. Когда же она подняла и расправила куртку и навстречу ей оттопырились страшные, заскорузлые от крови лацканы, ее тесно обтянутые перчатками руки едва заметно дрогнули, но всего лишь на какое-то мгновение. Выражение ее лица не изменилось. Оно оставалось все таким же любезным, ясным и благожелательным, чего, по мнению Пайкота, никак не могло бы быть с женщиной действительно ни в чем таком не замешанной, увидь она что-нибудь подобное.
- Боюсь, они уже не отойдут, - заметила она и, снова аккуратно свернув куртку, положила ее на письменный стол. Ее дребезжащий голос не дрогнул, и звучал на редкость непринужденно. - Да, это - та самая жакетка, что я купила у Мэри. Мне это незачем и отрицать, не правда ли? Вы ведь ее и сами узнали, каноник. Она валялась у вас в доме не знаю уж сколько времени, не так ли? - она издала короткий понимающий смешок.
- Полицию интересует, что вы с ней сделали, - настаивал Эйврил.
- Тогда, пожалуй, придется рассказывать, - уверенность в себе, казалось, не покидала ее ни на миг. - Мне только надо бы справиться в моей книге. Кажется, я тогда еще заметила, что она малость побита молью, и отправила ее вместе с другими вещами к мистеру Розенталю на Крамб-стрит, - миссис Кэш повернулась лицом к застывшему в охотничьей стойке Пайкоту. - Я женщина небогатая, но и я стремлюсь внести свою лепту в дело Церкви, - заявила она, улыбнувшись ему всеми своими фарфоровыми зубами. - Иногда я беру себе небольшой процент за хлопоты, но, по-моему, это разумно: если мне будет не на что жить, то чем же я смогу поделиться с ближним?
- Так вы промышляете подержанной одеждой, миссис Кэш? - уточнил сержант, на которого подобные уловки не действовали. Ему казалось, он знает, как с ней себя держать.
Глаза, столь же проницательные, как и его собственные, пристально поглядели на сержанта.
- Я творю добро понемногу всюду, где удается, - произнесла она, - и я могу показать вам по книгам, сколько я сумела пожертвовать для Миссии Обездоленных, для Общества Чарльза Уэйда, для организации "Помощь священнослужителям" и не помню для скольких еще. Все книги у меня дома. Любой может заглянуть в них, когда пожелает. Разве не так, каноник?
Вместо ответа на столь непосредственную апелляцию Эйврил понурил голову с глубоко несчастным видом. А сержант, напротив, впервые за весь вечер вдруг почувствовал себя необыкновенно легко.
- Это не ответ на мой вопрос, вам не кажется? - резонно заметил он.
Миссис Кэш расправила полу своего добротного черного пальто.
- Ну нет, я не старьевщица - вы ведь это имели в виду, молодой человек? - с достоинством произнесла она. - Вы ведь иногда в этих местах бываете. Не вас ли я видела где-то в районе Бэрроу-роуд и Эпрон-стрит? Уж вы-то должны знать, что это за район. Кварталы прекрасных домов, приходящих в упадок, и множество людей, чьи дела тоже идут под гору. Пожилые дамы, которым деньги уже нужнее, чем драгоценности, не знают, как их продать. Возможно, у них есть превосходные кружева и остатки великолепной мебели. Ну, а я не гордая. Многие годы общения с каноником научили меня смирению, и, подобно ему, я стремлюсь творить добро всюду, где смогу. Вот я и хлопочу, всем помогаю. Многим пожилым леди теперь куда нужнее одеяло на гагачьем пуху, чем какая-нибудь матушкина камея, валяющаяся в шкатулке где-нибудь в комоде. Я всюду бываю и я знаю всех. Порой я покупаю, а порой продаю. А иногда мне просто отдают вещи, из благотворительности, и я обращаю их в деньги и посылаю чек на некоторую сумму в какое-нибудь из наших обществ.
- И все это заносите в книгу, - кивнул Пайкот, широко улыбнувшись.
- И все заношу в книгу, - улыбнулась она в ответ.
- В данный момент меня интересует эта куртка.
- Да, я понимаю. Кое-кто угодил в ней в скверную историю, не так ли? Что ж, мой долг помогать всем, и вам тоже, - всем, чем сумею. Я проверю по книге.
- Я пойду с вами.
- Не вижу к тому препятствий, - она водрузила свою громоздкую сумку себе на колени. - Я уверена, что она попала к мистеру Розенталю. Его лавка как раз возле вашего нового полицейского участка. Там у него очень чистенько и уютно. Он неплохой бизнесмен!
- Да, Розенталя я знаю, - лицо Пайкота сразу как-то вытянулось. - Он тоже ведет книги.
- Разумеется, ведет. Без этого в бизнесе никак нельзя. Так вы идете?
- Погодите, - старик Эйврил, прислушивавшийся к этому обмену любезностями с нараставшим унынием, наконец позволил себе вклиниться в разговор. - Миссис Кэш, вы ведь тут у нас знаете все ходы и выходы. Вас не затруднит спуститься в кухню и позвать сюда Мэри? А сами, если не возражаете, посидите там минут десять, сержант Пайкот сам туда за вами зайдет. Договорились?
- Ну разумеется, каноник. Не думайте, кухней я не гнушаюсь. Я там провела немало часов, когда еще была жива ваша дражайшая супруга. Прекрасно, молодой человек. Вы спуститесь за мной и мы вместе пойдем ко мне. Доброй ночи, каноник. На неделе я кое-что отправлю в Фонд Восстановления Храмов, так, немножко. Мне сказали, что вы не имеете права препятствовать мне, если я желаю внести свою лепту!
Она поднялась, как-то слишком стремительно для ее телосложения, и поспешила прочь, похожая на глиняную горчичницу. Пайкот так и видел черенок ложечки, торчащей из ее шляпки.
Эйврил склонился над кипой приходских бланков, и сержант, которому было прекрасно видно все, что там написано, углядел, что рука каноника вывела изящным почерком "Встреча старост, миссис Кэш, подписка. Нет".
- Как говорится, деньги не пахнут, сэр, - ухмыльнувшись, заметил Пайкот. - И вы тем не менее полагаете, что в ваших силах как-то разделить их?
Ответ Эйврила начисто уничтожил этот снисходительно-высокопарный пассаж сержанта:
- До чего же она тривиальна, несчастная женщина, - сказал он. - Вечнозеленый лавр Сент-Питерс-гейт-сквер! Ага, Мэри, вот и вы! Не нужно стучать, заходите.
Тихонько вошедшая миссис Тэлизмен имела вид пре-плачевный. Она как утонула в слезах, так и оставалась в этих же соленых водах.
- Ох, сэр!
Эйврил запустил пальцы в свою пышную шевелюру и вновь уселся в кресло.
- Неужели она стоит всего три фунта десять шиллингов? - вопросил он. - Ну давайте, деточка, скажите что-нибудь. Вы ей задолжали три фунта?
- Ох, сэр!
- Да или нет? Только три?
- Да, сэр! Клянусь душой, сэр! Понимаете, все началось с одного фунта. В магазине появились такие славненькие белые мужские сорочки. Всего по тридцать пять шиллингов, а мой Тэлизмен такой чистюля, да мне и самой приятно, что он такой респектабельный. Ведь рубашки были такие дешевые! Пятнадцать шиллингов у меня было отложено, но я, конечно, сообразила, что по такой-то цене они не залежатся, а тут как раз миссис Кэш пришла и я это сделала. Она предложила, а я взяла. Всего один фунт!
- Остальное проценты?
- Да, сэр. Пять шиллингов в неделю. Они нарастали так быстро. Понимаете, она меня не торопила. Просто не попадалась мне на глаза, пока не сделалось два пятнадцать. И тут она принялась наведываться, а я знаю, вы не очень-то любите, когда она к нам на кухню захаживает. Я предлагала ей кой-какие вещи из моих собственных. Я Тэлизмену ничего не хотела говорить, он бы мне в жизни не простил. Я предлагала ей одеяло с моей кровати, это свадебный подарок матери Эмили, и другие вещи тоже. Честное слово, сэр, я чего только не предлагала. Но она не брала ничего кроме мужской одежды, так она сама сказала. Но черное облачение Тэлизмена ей тоже было не нужно. Потом она спросила, не отдавала ли мне мисс Мэг что-нибудь из вещей мистера Мартина и - ох, сэр!
Эйврил вздохнул.
- Ступайте, Мэри. Не делайте так больше. Я последний раз вам говорил - когда это было?
- Семь лет назад, сэр, даже почти уже восемь. Ох, сэр!
- Нет, - отрезал Эйврил. - Нет, нет, нет, больше не надо. Довольно. Подите прочь.
- Простите меня. О, пожалуйста, простите меня! Каноник беспомощно взглянул на Пайкота.
- Я предупреждал, что у вас будут неприятности, - продолжал он. - Простить я не могу, Мэри. Разве я вправе прощать грехи, деточка? До чего мы так дойдем? Но если вам угодно знать мой профессиональный взгляд на все это, то вы уже сполна хлебнули всех причитающихся вам адских мук!
- О, спасибо вам, сэр!