Гофман ушел, и я увидел, что старик Банколен повеселел. Он эффектно поднял свой бокал. Губы под усами сложились в улыбку. Свет пламени свечей подчеркивал его высокие скулы. Неожиданно взгляд его стал угрюмым. Банколен не удержался и воскликнул:
– Значит, сюда едет фон Арнхайм! Выпейте, Джефф! На такую удачу я не мог даже и надеяться! Это для меня стимул. С таким стимулом я впервые в жизни не буду выглядеть болваном! Поешьте, приятель! Нам предстоит работа.
Я ничего не понял из его слов. Мы наскоро поели и выпили шампанского, затем вышли в холл. Двери и окна сверкали при вспышках молний. Гулкий шум листвы деревьев заглушался внезапными порывами бури и громом столь сильным, что замирало сердце. Дождь стучал в окна будто картечь. Он со свистом бил по кирпичу веранды. Грохот разносился по всему дому.
За дверью кто-то возбужденно кричал:
– Говорю тебе, Салли, это чушь! Хватит, ладно?
Банколен распахнул раздвижные двери. Мы оказались в длинной, ярко освещенной библиотеке. Залитые светом настенных ламп, сверкали полы, блестели глянцевые корешки книг и роскошные портреты. Портреты Майрона Элисона. Элисона в роли Макбета, Элисона в роли Сирано, Элисона в роли Тартюфа… Изобилие портретов заставляло задуматься об отсутствии вкуса у хозяина виллы, сделавшего из галереи безумную святыню. У стола застыла Салли Рейн. Из граммофона несся скрипучий голос, поющий "Возлюбленную".
Раздвижные двери в конце библиотеки, ведущие в бильярдную, распахнулись. Оттуда вышел молодой человек с кием в руке. Его светлые волосы были взъерошены, а глаза потемнели от гнева.
– Может, хватит болтать глупости? – досадливо поморщился он. – Пожалуйста, будь умницей, Салли. Ты ведь знаешь, что неправильно…
Словно желая защититься, она обняла неистово орущий граммофон, тряхнула головой, откинув назад коротко подстриженные черные волосы, и ее ангельское личико напряглось.
– Я больше не позволю устраивать из виллы морг! – вскричала девушка. – По крайней мере, вам до этого нет дела. Вы…
"Ты мой иде-е-ал, моя любовь…" – ревел граммофон. Капли дождя молотили по оконному стеклу. Дребезжащие звуки всем действовали на нервы, истерия нарастала…
– О, кого я вижу! – пробормотал молодой человек, заметив нас.
С кием он обращался неумело. Салли Рейн выключила граммофон, но наступившая тишина еще больше бросала в дрожь. Теперь слышался только отдаленный рев бури.
– Я… э… Добрый вечер! – Молодой человек уставился на кий, словно желая, чтобы мы исчезли.
Девушка поздоровалась с нами небрежно. Сигарета в красных, очень полных губах, насмешливо прищуренные черные глаза… Похоже, она мгновенно оценила ситуацию.
– Проходите! Внесите в эту атмосферу немного легкомыслия! Месье Банколен, мистер Марл – сэр Маршалл Данстен!
Данстен поклонился так, что его светлые волосы закрыли высокий лоб. Молодой человек с чувственным лицом, тонкими скулами и длинным носом недовольно поджал губы. Я обратил внимание на беспокойно бегающие глазки и две уже наметившиеся вертикальные складки между бровями. Он почему-то был сильно смущен.
– Здравствуйте, – соблаговолил поздороваться юноша и неуверенно добавил: – Вы не…
Мы сели в кресла, на которые он приглашающе указал рукой. Постепенно нить разговора перешла к Банколену. Когда хотел, француз мог быть радушным. Откинувшись в кресле, с сигарой в руке, он заговорил легко и откровенно. Упомянул о неспособности французских детективов раскрыть немецкие преступления. Обсудил забавную встречу с бароном фон Арнхаймом и рассказал интригующую историю о шпионаже во время войны.
Данстен внимал шпионским страстям с величайшим интересом, подавшись вперед и нахмурив брови. Время от времени он бормотал: "Подумать только!" Салли Рейн, уютно свернувшись на диване, одобрительно-пускала клубы дыма. Иногда она тихо аплодировала за спиной Данстена.
– Итак, видите, – завершил Банколен, с любопытством разглядывая кончик сигары, – мне потребуется помощь. Мы союзники и должны помогать друг другу.
– Vive la France! A bas le boche! – воскликнула Салли Рейн. – Это рискованное предложение, Данс. Я начинаю чувствовать себя не такой уж виноватой!
– Странный вы полицейский! – заметил Данстен, взъерошив волосы. – Видите ли, – нахмурился он, подыскивая слова, – в этом ужасном доме нас держит осознание, ужасное осознание…
– Не драматизируйте, Данс, прошу вас! – взмолилась Салли.
Он повернул к ней пылающее праведным гневом лицо:
– Ничего я не драматизирую! Вы это знаете, черт возьми! Я лишь хочу объяснить! Может быть, мне не очень хорошо удается. Я имею в виду, что убийца Майрона находится здесь, под этой крышей! Мы вместе едим, мы с ним разговариваем… И всякий раз, оставаясь с кем-то наедине, невольно думаешь, а не взбредет ли ему в голову вцепиться тебе в глотку! Мучаясь подозрениями, ты оглядываешься и… Самое ужасное, что этих людей ты знаешь много лет! Достаточно только вспомнить Майрона, его обгоревшее тело и наполовину сожженное лицо!
– Не сгущайте краски! Прекратите, Данс! Слышите? – закричала девушка, в сердцах бросив сигарету в пустой камин.
– Вы меня понимаете, не так ли? – обратился молодой человек к Банколену. – Но есть кое-что похуже…
– Да, безусловно, – тут же согласилась Салли Рейн.
Мне показалось, что впервые за этот вечер девушка близка к тому, чтобы удариться в слезы. В ее взгляде появилась подозрительная жалость.
– Послушайте. Я должен выговориться. – Данстен нервно почесывал подбородок. – Видите ли, я все время задаю себе вопрос: не могли я это сделать, вот что меня мучает. Да нет же, я знаю, что это не я! Я это знаю. Но ведь и у вас в голове та же самая мысль: "А что, если это действительно сделал я?" Так бывает, если ты крепко выпил и в памяти возникают провалы. Ты не можешь ничего вспомнить. Тогда задаешь себе вопрос, не совершил ли ты чего-нибудь страшного? Ты знаешь, что не совершил, но все равно… А потом, – молодой человек перешел на шепот, – ты проходишь семь кругов ада, пока не забудешь. А может, и не забудешь. Вчера вечером я не был пьян. Я выпил совсем немного. Но когда пытаюсь восстановить все в памяти, у меня не получается… – Данстен глубоко вздохнул. Салли Рейн обреченно махнула рукой:
– Ты сошел с ума, Данс!
Он кивнул, глядя на ковер:
– Да, я знаю. Видит бог, у меня есть веские причины считать, что я не мог сделать этого…
Данстен сдержался, но в его глазах мелькнул страх. Мы все почувствовали, что он сказал лишнее. Но что? Я не понимал. Порывы бури в такт ударам волн о берег били в окна, вздымая водяные вихри. Рамы портретов покойного дребезжали. Банколен невозмутимо наблюдал за дымом, поднимающимся от его сигары.
– Полагаю, мисс Рейн, – прервал он грозившее затянуться молчание, – вы готовы рассказать, что на самом деле произошло в тот вечер?
Она робко ответила:
– А можно?.. Так вот, я уже раз шесть рассказывала этому моржу Конраду и пыталась вспомнить другие факты… Что вы хотите от меня услышать?
– Все, пожалуйста. Начните с обеда. Казался ли мистер Элисон… расстроенным?
– Расстроенным? Ничуть! Он был в отличном настроении. И невероятно красив! Хотя я случайно узнала, что своей атлетической фигурой он обязан корсету. Он шутил во время обеда. Вот только…
– Что?
Девушка помрачнела, прикусив верхнюю губу.
– Что ж, я вам расскажу. Старой Ищейке я не рассказывала. Что толку? По-моему, Май боялся привидений!
– Привидений?
– Да. Мы пришли сюда выпить кофе. Левассер… вы с ним встречались?.. такой маленький француз – осиная талия, улыбка в полный рот и "бабочка", но отменный скрипач… Левассер рассказывал о замке "Мертвая голова". Он сказал что-то вроде: "Месье, а ведь вы никогда не показывали нам замок. Говорят, здесь есть странные комнаты…" Майрон стоял с чашкой кофе в руке под своим портретом в роли Ромео. Он любил стоять под этими портретами. Волосы у него, заметьте, были такими же темными, как у меня! Он улыбнулся и сказал что-то вроде того, что замок заперт, от него остались одни развалины и смотреть там особенно нечего. Левассер возразил: "Ах, но так еще интереснее! Решено! Давайте все вместе отправимся туда и проведем там ночь! Я уверен, что в замке водятся привидения! Думаю, мы увидим там оборотня".
Шаловливое выражение исчезло с личика Салли Рейн. Девушка стала задумчивой, прикрыла подбородок рукой.
– Ну, мы все пришли в восторг от этой идеи. Герцогиня хлопнула себя по колену и сказала, что это лучшая затея столетия. Но господи боже! Я наблюдала за Маем. Он испугался! Его чашка звякнула о блюдечко, и вдруг я увидела, как он стар. Затем Данс, – она показала на отчаянно жестикулирующего молодого человека, – подлил масла в огонь. За обедом он изрядно выпил. Засмеявшись, он спросил: "Вы же, сэр, не боитесь привидений, не так ли?" Все застыли, словно услышали непристойное слово. Воцарилась такая тишина, что мы слышали, как Гофман поставил на стол поднос со спиртным. Май побелел как мел. Тут Жером Д'Онэ предложил на своем ужасном английском: "Как насчет партии в бильярд?" Но ваша покорная слуга, – девушка слегка поклонилась, – спасла ситуацию. Я весело сказала: "Тихо, все! Он обещал показать замок одной мне, при лунном свете. Правда, Май?" – и смерила всех многозначительным взглядом. Он явно был мне благодарен. Потому что сказал: "Вообще-то да!" И засмеялся… Не угостите сигаретой, Данс?
Молодой человек протянул ей портсигар. Салли, скривившись, посмотрела на него, но так и не закурила. Несмотря на непрекращающийся шум бури, все услышали удар отвязавшегося ставня.
– Потом он откланялся, и я вместе с ним вышла в холл. Он попытался предложить мне поехать в замок, но я сказала: "Нет, Майрон. Вы сегодня еще не ели ваших устриц. Идите". Он пошел наверх работать над своей книгой. Майрон писал мемуары и много времени проводил в своей комнате. Поставил одну ногу на ступеньку, посмотрел на парадную дверь и поднялся по лестнице. Тогда я видела его в последний раз.
– Минуточку, – оживился Банколен. – А когда это было?
– Не могу точно сказать. Наверное, в начале десятого.
– Значит, в это время он не собирался ехать в замок?
– Думаю, нет… Во всяком случае, я вышла на веранду, села на балюстраду и задумалась. Прекрасный был вечер, знаете. Я видела освещенные лодки, проплывающие по реке, и вдыхала аромат свежего бриза… – Девушка глубоко вздохнула. Ее рот скривился в усмешке. – Я, как во сне, вошла в дом…
– Через какое время?
– Понятия не имею, – оживленно ответила Салли и решительно затянулась сигаретой. – Когда я вернулась, все уже разошлись. Д'Онэ и герцогиня поднимались наверх. Он рассказывал ей о целительной силе молока на ночь, а она обсуждала сыгранную партию в покер. Это, знаете ли, незаурядный дом – вы делаете то, что вам нравится… Я слышала, как кто-то звенел бутылками в столовой…
– Например, я, – соблаговолил вставить слово сэр Маршалл Данстен.
– Ах да. Вы, – огрызнулась мисс Рейн. – Я также слышала, как Левассер пиликал на скрипке.
– А мадам Д'Онэ?
– Не знаю. Думаю, она находилась где-то поблизости. Почувствовав себя не слишком хорошо, я отправилась в библиотеку. Придвинула кресло к двери бильярдной и взяла книгу. Комната освещалась единственной лампой, стоящей у моего кресла, и я задремала под шум ветра и шелест деревьев. Левассер тихо играл на скрипке, это тоже меня убаюкивало. Я как раз погружалась в сон, когда услышала шаги в холле… – Салли заколебалась. – Кто-то довольно быстро шел к парадной двери. Разумеется, тогда я не обратила на это внимания.
– Это были шаги мужчины или женщины?
– Не знаю. По-моему, их было двое и они тихо говорили. Точно сказать не могу. Скорее всего, это были Майрон и…
– Убийца, – перебил Данстен.
– Если вы настаиваете – убийца. Это все, что мне известно. Правда. Должно быть, я заснула. Следующее, что я помню, – ужасающие крики откуда-то издалека и пронзительный голос герцогини сверху. Я встала, по-прежнему в каком-то забытьи, и пошла узнать, в чем дело. Но в это время Гофман и Фриц уже спешили к пристани… Вы понимаете, как себя чувствуешь, только что проснувшись. Я хотела выяснить, что происходит. Левассер по-прежнему играл на своей скрипке и, полагаю, ничего не слышал. А беспокоить его не хотелось. Тогда я поднялась наверх и спросила герцогиню. Она была взволнована, но сказала, что все это чепуха… паника… и чтобы я не брала в голову. Я спустилась вниз, остановилась на веранде и увидела на зубчатых стенах замка две фигуры – Гофмана и Фрица. Это все.
– Вы стояли на веранде, когда послышался шум моторной лодки?
Она сразу ответила:
– Должно быть. Боюсь, я не обратила на это особого внимания. С реки всегда доносятся какие-то шумы.
– И вы не заметили, чтобы кто-то поднимался с пристани?
– Нет. Но чтобы пройти к дому, не обязательно подниматься по лестнице от пристани. По склону холма идет тропинка. По ней можно незаметно подойти к дому.
Оставив свои шутливые манеры, Салли выглядела поко-ряюще искренней. Переигрывая, она стала похожей на девчонку.
Банколен, откинувшийся в кресле и подпирающий голову рукой, казалось, был полностью поглощен звуками бушующего ненастья. Он опустил веки и потер пальцами висок.
– Боюсь, мисс Рейн, вы лжете! – громко заявил он.
Глава 5. Скрипка в ночи
Салли Рейн продолжала молча глядеть на детектива, покачивая головой, словно подтверждая его опасения. Однако она не казалась испуганной…
Потом мы заметили, что в комнате появился еще один человек. Не могу сказать, когда он вошел, – мы наблюдали за девушкой. Он легко и небрежно оперся о косяк двери бильярдной. Невысокий, с блестящими черными волосами и смуглым лицом. В одной руке он держал тлеющую сигарету, а под мышкой – скрипичный футляр.
– Простите, – произнес он на хорошем английском, но со странным гортанным акцентом, довольно непривычным для француза. – Я невольно услышал показания мисс Рейн.
Он подошел к нам и осторожно положил футляр на стол. Его удивительно плавные движения, как у дирижера, завораживали. Смуглое лицо, острый подбородок, капризный взгляд темных глаз, сверкающая изумрудная булавка на манишке.
– Позвольте представиться. Я – Эмиль Левассер! Ужасное происшествие, не так ли?
Гость сел, осторожно поддернув штанины, сцепил пальцы рук и мгновенно, даже легко снял обвинение, выдвинутое против Салли Рейн.
– Я имею удовольствие, – он склонил голову набок, – подтвердить первую часть показаний мисс Рейн!
– А вторую? – не глядя на него, спросил Банколен.
– Очень сожалею! Здесь я ничего не могу сказать. Когда я закрываю дверь музыкальной комнаты, я словно попадаю в другой мир! Музыка – гораздо лучший барьер, чем звукопоглощающие стены! – Левассер сверкнул белыми зубами. – Я ни о чем не знал, пока ко мне не постучали и не сообщили…
Маршалл Данстен вмешался:
– Верно. Это был самый ужасный момент. Когда внесли тело, скрипач продолжал играть. И кто-то воскликнул: "Он когда-нибудь прекратит эту проклятую распиловку?" Тогда и постучали в дверь музыкальной комнаты.
Левассер задумчиво произнес:
– Ваше определение, мой друг, кажется мне в высшей степени ошибочным…
– Не оскорбляйтесь, пожалуйста!
– …но и в высшей степени простительным в данной ситуации! – закончил Левассер, улыбнувшись.
Почему-то он напоминал мне обезьянку на ветке. Смуглое лицо, нервные жесты, тонкие, длинные пальцы… Казалось, он вот-вот прыгнет под потолок!
– Уверяю вас, – продолжал Левассер, – выйдя в холл, я увидел странную картину, которую можно передать только самой отвратительной музыкой! Мой добрый друг сэр Маршалл Данстен, прислонившись к стене, повторяет: "Боже мой, боже мой!" Мадам Д'Онэ стоит на лестнице как белая статуя. Гофман, тряся головой, беспричинно просит прощения у мисс Элисон. А под портретом Майрона в роли Гамлета на кушетке лежит обугленное тело… Прекрасно, не так ли? В музыке это выглядело бы так… – Он замолчал, словно прислушиваясь к мелодии внутри себя.
– Да, – пробормотал Банколен и глянул на Данстена. – Вы были в холле, мой друг, когда внесли тело? Или только что вошли?
– Только что вошел. Это я и хотел вам сказать. Я почти час гулял по лесу неподалеку от дома. Слышал какой-то шум. Но лес очень густой и…
– И вам совсем нечего рассказать нам?
– Нечего! – серьезно ответил молодой человек. – Знаю, это выглядит подозрительно, но, черт возьми, я говорю правду! Я просто слонялся по лесу!
Наступила тишина. Похоже, никто не собирался оспаривать слова Данстена, чего он, по-видимому, ждал. Молодой человек сел, переведя взгляд с Банколена на меня. На его лице отразилось искреннее облегчение. Левассер, поглощенный своими мыслями, смахнул с брюк воображаемую пылинку и спросил:
– Месье Банколен, нельзя ли нам переговорить с глазу на глаз?
– Нельзя! – вмешалась Салли Рейн, нервно рассмеявшись. – Меня тут чуть не заподозрили во лжи! Только ваше появление спасло!
Банколен поднял руку, всем своим видом изображая милое удивление:
– Напротив, мисс Рейн! Вас не обвиняют. Я просто сообщил, что больше не буду вас расспрашивать. Но я ощущаю потребность заметить вам, – он чуть улыбнулся, – в качестве дружеского предупреждения союзнику. Позвольте совершенно серьезно дать вам совет: если герр фон Арнхайм почтит нас своим присутствием, не пытайтесь ублажать его этой историей. Я не слишком высокого мнения об уме доброго барона. Это поставит нескольких людей… в неприятное положение… Вы поняли меня?
Этот старый, мудрый, испытывающий взгляд! Она продолжала смотреть на него немигающими, остекленевшими черными глазами, неподвижно держа сигарету.
– Я начинаю вас бояться, – медленно, почти шепотом произнесла девушка. – Пойдемте отсюда, Данс! Мне надо выпить! И хорошо выпить. Чего-нибудь крепкого.
Она тряхнула его за плечо, и худощавый молодой человек неуверенно встал, бросив вопросительный взгляд на Банколена. Тот покачал головой. Пытаясь говорить весело, Салли повела его из комнаты…
– Молодость, – вздохнул Левассер, глядя им вслед. – Я благодарю доброго Бога за то, что я не молод. Отвратительное время. Молодость не способна совершить даже самый малый и безобидный поступок, не испытывая чувства вины. С возрастом мы узнаем только одно – наши поступки не так предосудительны и не так чреваты последствиями, как мы думали. И это нас сильно радует. – Он очень театрально вздохнул, явно любуясь собой. – Можно подумать, кто-то из этих двоих мог застрелить и сжечь мистера Элисона! – воскликнул он, помолчав. – Ерунда!
– Кажется, вы, – напомнил ему Банколен, – хотели поговорить со мной наедине?
– Да. По вопросу, который я не стал затрагивать в разговоре с этим неуклюжим верблюдом Конрадом. – Левассер рассматривал свои руки – как всегда во время глубокого раздумья. – Вы знаете, кто настоял на том, чтобы послали за вами? Я. Да. Д'Онэ очень не хотел ехать. Я заставил его, потому что считал, что большие деньги гораздо скорее убедят вас приехать, нежели, скажем, я.
– Вот как! – пробормотал Банколен.