Они вышли на улицу Кошуа.
- Хочешь, я подвезу тебя? - спросил Морис.
- Нет, спасибо, лучше я пройдусь пешком.
Она пошла в сторону улицы Лепик. Морис посмотрел ей вслед, открыл дверцу машины и сел в мягкое водительское кресло. Он любил удобные машины, старые дома, полные углов и закоулков, и больше всего - живописный квартал холма, с которым было связано так много воспоминаний… Даниэль, тот любил спортивные автомобили и новомодные здания. Нет, теперь Даниэль уже ничего не любит.
Морис тронулся с места. Он свернул сначала на улицу Жозефа Местра, затем на улицу Коленкура. У его ног лежало старое Монмартрское кладбище с живописным беспорядком могильных памятников, как тихий остров среди водоворота жизни. Где будет похоронен Даниэль?
Внезапно Морис очутился в потоке интенсивного движения на площади Клиши. Он механически управлял машиной, но мысли его витали далеко.
Он, как и Даниэль, "убил" так много людей на страницах своих криминальных романов, что понятие "убийство" не вызывало в нем страха. Однако теперь это слово обрело свое настоящее ужасающее значение. Убийство!
ГЛАВА 3
Многоэтажный дом с белым фасадом был похож на продолговатый кусок сахара. Он был почти в три раза выше своего соседа. Морис Латель взглянул на четырнадцатый этаж. Там человек расстался с жизнью. Больше ему не придется сесть за руль своей голубой спортивной машины, которая стоит у соседней бензозаправочной станции в ожидании своего владельца.
Быстрым шагом Морис пересек холл и минутой позже поднялся на лифте на четырнадцатый этаж, где стояли на посту двое полицейских. Морис назвал свое имя.
- Меня пригласил комиссар Фушероль.
Один из полицейских вошел в квартиру, из которой доносились шаги и приглушенные голоса. Его коллега зевал и чесал затылок. Морис был не в состоянии мыслить ясно. Его сердце сильно колотилось.
Дверь открылась, и вышел человек с большим фотоаппаратом в руке. Другой следовал за ним с врачебным чемоданчиком. Затем вновь появился полицейский.
- Пожалуйста, входите, - сказал он.
Морис взял шляпу в руку и медленными шагами вошел в квартиру. Там двое санитаров держали носилки. Они были покрыты покрывалом, под которым обрисовывались контуры тела, высокий, толстый человеке красным лицом вопросительно смотрел на Мориса.
- Латель, - сказал тот приглушенным голосом.
- Комиссар Фушероль.
Полицейские санитары поставили носилки, и комиссар откинул покрывало. Лицо Даниэля, казалось, было вылеплено из серой глины, а брови и ресницы словно приклеены для сходства с живым. Толстым указательным пальцем Фушероль указал на кровавую рану на шее.
- Убит выстрелом в затылок, как при расстреле.
Морис был вынужден опереться о спинку кресла. Он смотрел на застывший облик своего друга и тщетно искал признаки жизни в этой неподвижной маске. Он был уже подготовлен к подобному зрелищу, но тем не менее, взглянув на покойника, чуть не упал в обморок.
- Это действительно он? - спросил комиссар.
Морис не мог выговорить ни слова. Он только кивнул и собрал все силы, чтобы не потерять сознания. Комиссар накрыл тело покрывалом и приказал санитарам вынести его. Он заметил, что Латель побелел, как мел.
- Вы все же не упали в обморок? - сказал он. - Этого только не хватало. В ваших книжках можно найти горы трупов.
Это замечание и тон, каким оно было сделано, убедили Мориса в том, что Фушероль не только глуп, но и бесчувственен. Он таким и выглядел. Выражение его расплывшегося лица было надутым, а маленькие глазки над жирными щеками были холодными.
- Убитый был моим другом, - сказал Морис.
- Потому я и вызвал вас.
- Когда это произошло?
- Вчера днем. По мнению полицейского врача, более двенадцати часов тому назад. Сегодня, около восьми утра, сюда пришла уборщица и обнаружила его. У нее был ключ от квартиры, и, как только она вошла, так и увидела сюрприз.
Налево, возле письменного стола, на ковре были начертаны мелом контуры тела. "Покойника здесь уже нет", - успокаивал себя Морис.
- Давайте сядем, - предложил Фушероль.
Хотя предложение прозвучало как приказ, Морис ему охотно последовал. Его наряженные мышцы расслабились, железное кольцо, стискивающее грудь, немного ослабло. Толстый комиссар опустился в кресло.
- Я надеюсь, мсье Латель, вы сможете дать нам важную информацию о Даниэле Морэ. Мне известно, что он был автором криминальных романов, но больше я о нем ничего не знаю.
- Мне хотелось бы узнать, как все это произошло?
- Позже. У Морэ есть родственники?
- Старая мать. Мне кажется, она живет в Шатеру.
- Точно не знаете?
- Он редко говорил о ней.
- Даже об их отношениях?
- Кажется, они не очень хорошо понимали друг друга. Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление.
- А как дело обстоит с женщинами?
- Он не был женат.
- Это еще ничего не значит.
- Он не был аскетом. Конечно, у него было несколько связей.
- Не серьезных? Без постоянных связей?
- Насколько мне известно, именно так.
- Вы можете назвать мне имена?
- К сожалению, не могу.
- И, конечно, вы не знаете, кто его мог убить?
Латель покачал головой. По мере того как комиссар получал эти отрицательные ответы, его красное лицо все больше темнело.
- Вы не знаете никого из его родных, даже не знаете ни одной его подруги. Ну, послушайте, Латель, мужчины обычно рассказывают о своих любовницах.
- Это зависит от человека. Даниэль был очень корректный, очень серьезный и скрытный.
- В самом деле?
- Он был моим другом.
- Так, значит, он был вашим другом! - вспылил Фушероль. - Я все же не дурак. Вы утверждаете, что он был вашим другом и, несмотря на это, ничего не рассказывал вам о том, что входило в сферу его любовных дел? Вы что, за идиота меня принимаете?
Морис предвидел эту вспышку и равнодушно пропустил ее мимо ушей. Он чувствовал, что гнев Фушероля был позой.
- Если вы не выложите всего, что вам известно, - продолжал Фушероль, - то это вам может дорого обойтись.
- Я бы очень хотел знать… - начал Латель.
- Здесь вопросы задаю я.
"Он говорит прямо как в книгах", - подумал Морис. Подобные фразы столь часто приводились в плохих криминальных романах, что Морис ни за что не написал бы подобного.
- Вы женаты?
Комиссар сопровождал свой вопрос недоверчивым взглядом. С печальным выражением лица Морис ответил:
- Моя жена умерла.
- Давно?
- Семь лет назад.
Изабель было двенадцать лет, когда после продолжительного заболевания скончалась ее мать. Только мысли о дочери поддерживали у Мориса интерес к жизни.
- Вы давно знакомы с Морэ?
- Примерно двенадцать лет, с тех пор, как наши книги стали издаваться в одном издательстве.
- Это издательство Фонтевро, на улице Мирамениль?
- Да, до этого…
Морис обернулся. Худощавый блондин держал блокнот и записывал ответы Мориса. Сейчас, прекратив свое занятие, он смотрел на комиссара, как собака, ожидая команды своего хозяина.
- Продолжайте, - сказал Фушероль. - До того, как Морэ начал издаваться у Фонтевро…
- …Тогда он еще не был известным писателем. Несколько его криминальных романов было издано в провинции маленьким издательством. Имя издателя я могу вам назвать.
- Можете потом продиктовать Совину.
Молодой человек подхалимски улыбнулся.
- Сообщите ему также имена всех ваших общих знакомых, - продолжал комиссар.
- Здесь речь пойдет, главным образом, о коллегах. Нас прежде всего объединяла работа. В частной жизни у меня с Морэ не было ничего общего.
Фушероль оперся руками о подлокотники и встал.
- Когда вы виделись с Морэ в последний раз?
- Примерно две недели назад в издательстве. Мы немного побеседовали о разных делах.
- А с тех пор вы больше ничего о нем не слыхали?
- Нет, как же, он звонил мне вчера утром.
Чуть помедлив, Морис добавил:
- Он хотел получить справку о ЦНИИ и криминалистике.
Почему он не упомянул имени Дюпона? Комиссар был вообще ему так несимпатичен, что у него не возникло никакого желания говорить больше необходимого.
- Криминалистика! - презрительно повторил комиссар. - Это для теоретиков, которые ничего другого не умеют делать. Мы, практики, не имеем времени на это. Мы должны думать, как справиться с делом без чьей-либо помощи. - Широким жестом он указал на комнату. - Убийца не обыскивал помещения, либо он ухитрился сделать это незаметно. Вы не знаете, имел ли Морэ привычку хранить дома крупные суммы денег?
- Я этого не думаю. За все, что он покупал, даже мелочи, он расплачивался чеками.
- Кого же вы считаете способным на это преступление? У кого мог быть мотив?
И Фушероль, как ему показалось, с едкой иронией проговорил:
- У вас, как специалиста, должна быть какая-то идея.
- Я писатель, а не криминалист. Кроме того, я лишь тогда могу составить мнение, когда ближе познакомлюсь с обстоятельствами дела.
- Дорогой мсье Латель, - неожиданно дружеским тоном проговорил комиссар, - к сожалению, наверняка мы ничего не знаем. Единственное, что нам известно, это тот факт, что ваш друг убит тремя пулями.
- Тремя?
- Две попали в грудь, а третья за ухо. Значит, дело было сделано не в состоянии аффекта. Убийца хладнокровно застрелил свою жертву. Все говорит о преднамеренном убийстве.
Движением подбородка Фушероль указал на завернутый в папиросную бумагу предмет, лежащий на столе.
- Единственная улика, которой мы располагаем, - это орудие убийства, - сказал он.
Совин поспешно развернул пакет.
- Не так быстро, - сказал ему комиссар.
Глядя на своего подчиненного, он продолжал:
- Убийца, видимо, умышленно оставил его около своей жертвы. Вероятно, он не хотел обременять себя им. Как видите, оно очень большое.
Совин осторожно развернул бумагу. Появился пистолет калибра 7,65 мм. К стволу была прикреплена стальная цилиндрическая насадка.
- Глушитель! - воскликнул Морис.
- Да, глушитель. Поэтому выстрел был не громче хлопка пробки из бутылки шампанского.
Морис вспомнил о рукописи своего друга, которую только что прочел. Он почти дословно помнил ее содержание.
"Даниэль поднес горящую спичку к только что набитой трубке и, глубоко затянувшись, спросил:
- Как вы будете убивать меня?
- При помощи пистолета, - ответил Дюпон, хлопнув рукой по портфелю. - Пистолетом, который лежит у меня в портфеле.
- А грохот выстрела?
- Пистолет, конечно, снабжен глушителем".
Даниэль написал эти строки, словно предчувствуя этот случай.
- Подобную вещь не так-то легко купить, - сказал комиссар, - и вряд ли убийца мог бы найти его здесь.
- Конечно. У Морэ не было огнестрельного оружия.
Теперь Морис вспомнил другое место в тексте:
"Даниэль еще раз перечитал написанное. Он оказался в удивительной роли героя своего собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, не зависели".
Морис теперь чувствовал себя почти так же, но не совсем. Раздвоение его личности заключалось в том, что он был одновременно и действующим лицом, и читателем. Получилось так, будто по прихоти Даниэля он очутился в вымышленном мире и стал там персонажем трагической драмы, участвующим в событиях, которые вообще существовали только в воображении его друга.
ГЛАВА 4
Морис поспешил домой. Он хотел как можно скорее еще раз перечитать рукопись Даниэля, причем самым внимательным образом. Но после того как он еще раз прочел ее, путаница усилилась.
В свете последних событий текст приобрел совсем другое значение. Многие подробности, без сомнения, были не выдуманными, а реальными. Например, телефонный звонок Даниэля.
"Добрый день, приятель, как дела? Послушай, у меня к тебе просьба… Ты случайно не знаешь кого-нибудь из ЦНИИ?.. Я хотел бы знать, занимается ли там научной работой некий Дюпон… Оноре Дюпон, по профессии - криминалист?"
Хотел ли автор просто убедиться, нет ли случайно в ЦНИИ мужчины с такой фамилией, как и у его героя, во избежание последующих неприятностей? Во всяком случае, тогда именно это пришло в голову Мориса, но теперь…
- Вчера утром он мне звонил, сегодня утром я получил рукопись, и между прочим… Слушай хорошенько, Милорд.
Кот, точивший когти о ковер, застыл в позе сфинкса.
- Между прочим, Даниэль убит и притом из пистолета с глушителем. И именно это оружие предложил Оноре Дюпон, персонаж его романа. Ты считаешь, что это просто совпадение? Я не думаю. Даниэль тоже не верил в совпадения, как он сказал в своем тексте. И что же из этого вытекает? То, что существует очевидная связь между тем, что он написал, и преступлением, жертвой которого он пал.
Милорд сидел совершенно неподвижно и, видимо, с большим интересом следил за рассуждениями своего хозяина.
- А если Оноре Дюпон, его визит к Даниэлю, его угрозы и запугивания - не плод фантазии писателя, то почему бы и остальному не быть правдой?
Его возбуждение в связи с такой возможностью было настолько велико, что он на некоторое время забыл даже о своей печали. Потом он встал и закурил сигарету, что делал во время сильного умственного напряжения. Он прекратил свой монолог и даже перестал обращать внимание на Милорда. Недовольный кот подошел к двери, открыл ее когтями и удалился. Через открывшуюся дверь Морис услышал голос Изабель в роли Камиллы:
- …и если священник, который меня благословит, наденет на меня золотой венок и соединит меня с моим прекрасным супругом, то он сможет укрыться, как плащом, моими волосами.
- Мне кажется, что ты разгневана, - ответил ей голос Жана-Люка-Пердикана.
Когда Морис вернулся домой, он застал обоих молодых людей за репетицией. Жан-Люк, симпатичный молодой человек двадцати четырех лет, изучающий медицину, мечтал о карьере артиста. Он был небольшого роста, худощавый и совсем не похож на романтичного Пердикана. Но Изабель считала его просто "классным".
С беззаботностью молодости она за немногие часы вновь обрела свою жизнерадостность. Как только прошел шок, она стала думать только о своей роли и предстоящей репетиции.
Морис закрыл дверь и взял телефонный справочник. Под буквой "Ж" он действительно нашел Валери Жубелин, графика, проживающую в доме номер пятьдесят семь по улице Гей-Люссака. И поскольку эта Валери существовала, поскольку Даниэль почти дословно записал в рукописи телефонный разговор со своим другом, почему бы ему и в самом деле не звонить из квартиры Валери?
Морис все больше убеждался, что рукопись его друга является автобиографической. Но почему он избрал именно такую форму романа? Чтобы не выставить себя в смешном виде из-за необоснованных подозрений? Или же просто потому, что интрига показалась ему очень подходящим началом для романа? Морис и сам поступил бы так же.
На него нахлынули противоречивые чувства. Собственно говоря, он уже давно должен был передать рукопись комиссару Фушеролю. Он отчетливо представил себе этого полицейского, изрекающего с презрительной миной, что к такой сумасшедшей идее способен прийти только писатель.
Да, вероятно, нужно самому быть автором, чтобы понять, почему человек решил превратить в роман случившееся с ним самим происшествие. Какой гость, будь он безобидным человеком или убийцей, мог предугадать, что хозяин после его ухода в тот же час бросится к пишущей машинке? Это был непредвиденный поступок писателя, который в поисках темы воспользовался подвернувшимся случаем и, сам того не подозревая, превратил идеальное убийство в не идеальное.
Морис, помедлив, взялся за телефонную трубку. Он чувствовал настоятельную потребность проверить, насколько возможно, все данные, содержащиеся в рукописи.
Он набрал номер Валери. Пошли гудки, но никто не брал трубку. Он понимал, что сейчас еще только шесть часов вечера и она еще может находиться на работе, но все же его охватило беспокойство, которое он не мог заглушить.
Вошла Изабель.
- Мы уходим, папа, - заявила она. - Начало в семь, но сегодня я не могу опаздывать.
Заметив огорчение на лице отца, она добавила:
- Извини.
- Ну, зачем же извиняться?
Он заставил себя улыбнуться и положил руку ей на плечо. Она вышла к Жан-Люку, ожидавшему ее в прихожей. Морис снова подумал, что тот, со своей посредственной внешностью, не производит впечатления молодого любовника.
- Когда ты придешь? - спросил Морис.
- Вероятно, к девяти - половине десятого.
- Не беспокойтесь, мсье, - сказал Жан-Люк. - Я провожу ее домой. У меня машина…
У Жана-Люка была старая четырехместная машина с красным кузовом, на котором белой краской были написаны всякие безумные изречения.
- Обо мне не беспокойтесь, - предупредил Морис, - меня сегодня вечером, вероятно, не будет.
Лицо Изабель омрачилось.
- Это из-за Даниэля?
Вместо ответа он кивнул, не желая посвящать дочь в свои планы.
- Желаю вам успеха в сегодняшней репетиции, - сказал он.
- Спасибо! - крикнули молодые люди и сбежали по лестнице.
Морис вернулся к себе в кабинет. Он в третий раз перечитал одну страницу текста, чтобы окончательно убедиться, и выкурил еще полсигареты. Наконец он решительно встал и надел пальто.
Не спускавший с него глаз кот подбежал к двери и сел, вытянув хвост.
- Да, верно, я совсем про тебя забыл.
Морис вздохнул и пошел на кухню.
- Я не оставлю тебя голодным. Если у меня нет аппетита, то ты же не виноват.
Милорд имел обыкновение требовать пищу в определенное время. Морис открыл банку консервов и положил их в мисочку, в которой обычно лежала сочная снедь: смесь фарша из легких и свежей рыбы. Милорд с явным презрением обнюхал свою еду.
- Очень жаль, мой малыш, но сегодня мне некогда.
Не обращая внимания на жалобное мяуканье Милорда, он вышел из дома. Легкий ветер дул сквозь листву каштана. Морис поднял от холода воротник и направился к своей машине. С учетом заторов в движении, он должен был приехать на улицу Гей-Люссака минут через сорок.
Эти вычисления оказались правильными: он был вынужден объехать вокруг дома, прежде чем нашел место, чтобы припарковать свою машину.
В доме Валери он нашел на двери консьержки лист с фамилиями жильцов. Там значилось: "Валери Жубелин, пятый этаж, налево".
Лестница была широкая и чистая, хотя стены уже требовали побелки. Дойдя до пятого этажа, Морис стал раздумывать: