- Да. Я сама об этом упомянула. На прошлой неделе - не помню, в какой день, - Элинор и я шли через Филдс, и я увидела мистера Попрыгунчика, сидящего на скамейке и читающего газету. Тогда я была из-за чего-то в дурном настроении, и, хотя накануне решила ничего не говорить об Эймсе, у меня случайно вырвалось. "Будь осторожна! - сказала я. - Вон там собственной персоной сидит великий детектив в одном из своих знаменитых маскарадных костюмов".
- А что ответила Элинор?
- Ничего особенного. Она посмотрела на него и спросила, откуда я это знаю. Но я спохватилась и сказала, что вроде бы как-то видела его в суде, а потом засмеялась и добавила, что это шутка.
Хэдли закрыл записную книжку.
- Благодарю вас. Думаю, это все. Должен предупредить вас, чтобы вы никому ничего не рассказывали. Это вопрос часа или двух, но…
Когда Лючия ушла, Хэдли вновь опустился на кровать и некоторое время просматривал свои записи. Потом он поднял взгляд.
- Прошу прощения, но в этом деле я в какой-то мере руководствуюсь личной местью. Признаю, что это клановая солидарность. Не забывайте, что был убит полицейский, который не имел при себе оружия и которого закололи ударом сзади. Я с удовольствием отправлю убийцу на виселицу.
Теперь позвольте рассказать, что произошло прошлой ночью. В распоряжении Элинор были две стрелки - они лежали за панелью в тайнике, о котором, как она думала, никто не знает. Элинор не искала неприятностей. На крыше у нее было назначено свидание с Хейстингсом, и она отправилась к дружку, по ее же показаниям, без четверти двенадцать.
А сейчас вспомните, что мы решили прошлой ночью. Мы решили, что Эймс вел наблюдение и проник в дом задолго до того, как позвонил в дверь ровно в полночь. Помните это? Позвонить в дверь, иметь какой-то предлог для прихода в дом было необходимо на тот случай, если бы его поймали. Ему все равно пришлось бы это проделать, чтобы не вызывать подозрений. Эймс наблюдал за Элинор - вероятно, через окна на нижнем этаже. Увидев ее выходящей без четверти двенадцать в теплом пальто, указывающем, что она будет какое-то время отсутствовать, он входит в дом либо через открытую парадную дверь, либо открыв одно из окон. Мы не знаем, рассказала ли ему миссис Стеффинс - обвинитель - о скользящей панели. В любом случае ему пришлось бы произвести быстрый обыск всей комнаты, чтобы убедиться в наличии улик.
Но, - с триумфом продолжал Хэдли, - смотрите, что произошло даже согласно показаниям самой Элинор. При обычных обстоятельствах она поднялась бы к Хейстингсу на крышу и Эймс заполучил бы нужные улики. Но, подойдя к двери наверху, Элинор обнаруживает, что у нее нет ключа, который она по рассеянности оставила внизу…
- Черт бы побрал ваши доказательства! - проворчал доктор Фелл. - Боюсь, вы правы насчет того, что девушка спустилась назад, как она и говорила. Но…
- Эймс неожиданно слышит ее шаги. Обратите внимание, - Хэдли надавил ногой на скрипучий пол, - что в задней части дома и в этом холле на полу нет плотного ковра. Он выключает свет и прячется под кровать, за дверь - вы заметили, что они все открываются внутрь, - куда угодно. Элинор возвращается в комнату искать ключ, находит его и внезапно осознает, что кто-то обыскивал помещение. Даже самый опытный специалист не может сделать это, не оставив следов. Вспомнив о полицейском офицере, она сразу же направляется к тайнику и открывает его, чтобы проверить содержимое.
Покуда Элинор стоит к нему спиной, Эймс в теннисных туфлях тихо, но не совсем бесшумно и недостаточно быстро выходит из комнаты. Элинор не собирается поднимать тревогу - она отлично знает, что это не грабитель и что, если проснутся остальные, ей конец. Но наша кобра, которая схватила первое попавшееся оружие, когда ей грозила опасность в "Гэмбридже", теперь делает то же самое! Прямо перед ней лежат тяжелая и острая стрелка - одна из пары, украденной ею для Кристофера Полла, - и перчатки, которые она использовала, чтобы краска не попала на пальцы. И Элинор хватает их.
А как же Эймс? К этому я подхожу. Вы понимаете его затруднения? Вероятно, ему хватило бы времени добраться до парадной двери и убежать. Он не боялся Элинор. Но опасность - с его точки зрения, так как он не думал, что кто-нибудь знает, что он детектив, - заключалась в том, что она может принять его за настоящего грабителя и поднять тревогу. В таком случае он мог бы оправдаться, но поставил бы полиции скверный синяк под глазом из-за незаконных методов, возможно, был бы уволен и наверняка преждевременно насторожил бы свою добычу! Эймс не мог этого допустить. И даже без тревоги вернейший путь к поимке вел через парадную дверь. Он знал, что как раз в полночь там должен проходить патрульный. А любой коп, увидев при свете уличного фонаря оборванного бродягу, выскальзывающего из дома в полночь…
С другой стороны, Элинор могла не заметить его и даже не почувствовать ничего подозрительного, так как ничего не пропало и (как надеялся Эймс) не сдвинулось с места. В любом случае бегство было бы глупостью. Его лучшим, самым дерзким и фактически единственно возможным образом действий было… ну, господа присяжные? - Хэдли сделал паузу.
- Встать на пороге и смело нажать кнопку звонка Боскома, - предположил Мелсон.
Хэдли усмехнулся:
- Совершенно верно. Если бы появился коп, Эймс мог бы объяснить, что ему назначена встреча, и доказать это. А если бы из дома выбежала испуганная женщина с выпученными глазами, он бы заявил: "По-вашему, мадам, если бы я обчистил вашу комнату, то стал бы звонить в дверь? Я заметил, как кто-то выбежал отсюда, увидел, что дверь открыта настежь, и пытался разбудить вас". Если бы Элинор не выбежала, это означало бы, что он остался незамеченным. Тогда он мог бы войти в дом, встретиться с Боскомом, а позже возобновить прерванный обыск.
Доктор Фелл плотнее натянул накидку на плечи.
- Хм. Имеются ли у высокоученого джентльмена доказательства, подтверждающие этот эпизод в духе Арсена Люпена?
- У высокоученого джентльмена они имеются. Разве вы не помните, что Эймс, как говорил Хейстингс, долго нажимал на кнопку звонка, хотя ему было велено подниматься сразу же. Он проверял, чист ли горизонт. Ведь вы сами обнаружили парадную дверь распахнутой, когда подошли к ней с заметившим это констеблем. Эймс, естественно, закрыл бы ее за собой, если бы не опасался, что кто-то атакует его в темноте.
Вернемся к нашей домашней кобре. Она выходит в темный холл со стрелкой и перчатками и видит на фоне уличного фонаря силуэт врага, который звонит в дверь, очевидно вызывая помощь. Вероятно, это был самый ужасный момент, который она когда-либо переживала. Если она ничего не предпримет, ей конец, а если будет действовать, ее могут поймать в процессе убийства украденной стрелкой. Она могла бы рискнуть и заколоть его как грабителя, если бы он вошел в дом. В любом случае нужно что-то предпринять, прежде чем на звонок ответят. Вот он входит в дом и пересекает холл, покуда она скользнула под лестницу. Теперь он начинает подниматься… и она убивает его!
Хэдли взмахнул кулаком, словно каждая его фраза наносила удар в отместку за пострадавшую полицию.
- И наконец, - снова заговорил он, - в случае если вы обвините старого ветерана вроде меня в романтизировании, я предложу вам последнее исчерпывающее доказательство. Я сделаю это, объяснив то, что вы, Фелл, пытались высмеять как некий опус "Тайна летающей перчатки". Мне пришло это в голову, когда я недавно обследовал лестницу и вспомнил кое-что, чего я, как слепец, не замечал раньше. Теперь я могу объяснить вам летающую перчатку и причину ее полета. Смотрите!
Хэдли вынул из кармана перчатку, которая, но словам Кристофера Полла, лежала в верхнем коридоре, и разгладил ее на колене.
- Представьте себя на месте Элинор Карвер, крадущейся вверх по ступенькам следом за Эймсом. Инстинктивно она схватила обе перчатки, но надела только одну. В этой руке она держит стрелку, а в другой - вторую перчатку, в палец которой засунула ключ, незадолго до того зажатый в руке. Слева от нее стена, а справа - перила. Понятно?
Очень хорошо! На второй ступеньке сверху, где начинаются пятна крови, Элинор наваливается сзади на Эймса и наносит удар. Под этим весом он едва не падает на колени и инстинктивно взмахивает обеими руками. Она тоже взмахивает свободной рукой, чтобы удержать равновесие, невольно ослабляя пальцы, держащие свободную перчатку. Брызгает кровь, рука дергается, бросая перчатку через перила в коридор…
Мелсон склонился вперед. Его академическое спокойствие треснуло по швам.
- Но, приятель! - воскликнул он. - В таком случае свободная рука должна была находиться с правой стороны!
- Я и имею в виду правую перчатку, - кивнул Хэдли. - Вот именно. Эта не та рука, которая сжимала стрелку. На этой перчатке единственное пятно на ладони, где его бы не могло быть, если бы рука стискивала стальной стержень. Следовательно… - он медленно опустил кулак на изножье кровати, - следовательно, вы понимаете, почему удар так сильно отбросил Эймса вправо. Вы понимаете показания свидетелей убийства в "Гэмбридже". "Мы стояли справа от нее, когда администратор прошел мимо нас и коснулся ее руки. Она протянула другую руку и схватила нож…" Это означает, джентльмены, что убийца в "Гэмбридже" была левшой. И, судя по неопровержимому доказательству перед вами, Элинор Карвер тоже левша.
Хэдли встал, подошел к камину и выбил трубку о мраморный выступ. Он гордился собой, как безупречный логик, который не был чужд театральным эффектам. Мрачно улыбаясь, он оперся локтем на каминную полку и посмотрел на них.
- Есть вопросы, джентльмены?
Доктор Фелл начал что-то говорить, но передумал и сказал:
- Неплохо, Хэдли. "К чему опасенья? Что мор нам и глад? Коль звезды спасенье нам верно сулят?" Хм! Буцефал внезапно стал Пегасом. Вы прекрасно говорили, дружище. И все же у меня всегда вызывают сильное подозрение дела, где все зависит от того, что кто-то оказывается левшой. Это слишком просто… Только один вопрос. Если все это правда, как быть с таинственной фигурой на крыше, которую видел Хейстингс, - фигурой с позолотой на руках? Думаете, Хейстингс лгал?
Хэдли отложил трубку с видом человека, который что-то вспомнил.
- Носовой платок! - пробормотал он. - Черт возьми! Я таскал его с собой все утро, с тех пор как застал вас с Карвером разглядывающими карманные часы.
- Чей носовой платок?
- Миссис Стеффинс. Я не говорил вам о нем, верно? - Хэдли достал из конверта скомканный батистовый платок, покрытый веществом, которое к этому времени заполняло все мысли Мелсона. - Не стоит на него глазеть. Это всего лишь золотая масляная краска, которой пользуются для росписи фарфора и керамики. С другим веществом она не имеет ничего общего. Престон нашел платок на дне тюка с бельем в ее комнате. Но краска свежая, как если бы попала на ткань прошлой ночью.
Наша дорогая подруга Стеффинс, несомненно, и была тем наблюдателем на крыше. Она поднялась туда из своей комнаты, которая имеет выход на потайную лестницу в нише комнаты Карвера, чтобы расследовать роман на крыше, о котором, кажется, знали все.
Помните, что Стеффинс была полностью одета. Помните также тюбик с краской, о котором я вам говорил - сплющенный наверху, как будто кто-то надавил на него рукой. Именно это и произошло, потому что было темно. Стеффинс выходила из своей комнаты в темноте и надавила на тюбик, передвигаясь ощупью. Потом она вытерла руку платком, не сознавая, сколько краски на нее попало, и быстро полезла наверх, чтобы увидеть творящееся на крыше непотребство. Там Стеффинс случайно наткнулась на Хейстингса как раз в разгар ужасов внизу. Краска на ее руке напугала его, и он побежал к дереву с известным нам результатом. Стеффинс видела, как он упал и как Лючия нашла его, с края крыши, иначе откуда ей было знать, что Хейстингс у нее в комнате? (Как вы помните, она привлекла к этому наше внимание сразу после моего прибытия.) Спустившись вниз, она увидела, как много краски осталось на ее руке, и смыла ее. Платок она засунула в тюк с бельем и приготовилась устроить истерику, призывая всех богов, если кто-нибудь бросит на нее зловещий взгляд. Это кажется вам логичным?
Доктор Фелл издал таинственный звук, который можно было интерпретировать и как согласие, и как отрицание.
- Но это, - продолжал старший инспектор, - сейчас не главная моя забота. Я изложил дело "Король против Элинор Карвер". Этим утром вы перечислили пять пунктов или вопросов в связи с доказательствами, и я ответил на каждый из них. Я сделал это, несмотря на ваши насмешки над очевидными уликами: украденными предметами, обнаруженными в ее распоряжении, маленькой часовой стрелкой, окровавленными перчатками. Я не только предъявил конкретные доказательства, но и связал их с мотивом, удобной возможностью и характером обвиняемой, а также дал единственное объяснение, которое соответствует всем противоречивым фактам. И поэтому я заявляю, что доказательства не оставляют никаких сомнений в виновности Элинор Карвер. Вы говорили, что разорвете мои доказательства на мелкие кусочки, но у вас нет ни единого факта, которым вы могли бы обосновать ваши возражения. Таково, милорд и джентльмены, дело короны. Опровергните его, если можете.
Он усмехнулся и сел.
Доктор Фелл, расправив накидку на плечах, поднялся для выступления от имени защиты.
Глава 18
В КОТОРОЙ ДОКТОР ФЕЛЛ ВЫСТУПАЕТ ОТ ИМЕНИ ЗАЩИТЫ
- Милорд и джентльмены, - начал доктор Фелл, рассеянно поклонившись Безумной Кошке на каминной полке.
Он прочистил горло с раскатистым звуком, напоминающим боевой клич, и занял позицию лицом к кровати. В накидке и с растрепанной седеющей шевелюрой он действительно походил на толстого барристера, готовящегося к битве.
- Милорд и джентльмены, - повторил доктор Фелл, поправляя очки и глядя поверх стекол. - Непредубежденному слушателю может показаться, будто каждый случай и каждое совпадение сговорились с целью снабжать моего высокоученого друга подтверждающими фактами и деталями, необходимыми для его дела, в то время как мне от них достается лишь то, что в вульгарных сферах именуют пинком под зад. Его успех в этом отношении почти сверхъестественный. Когда он ищет один ключ, то находит шесть. Ему достаточно открыть рот, чтобы выдвинуть очередную теорию, и тут же в дверях появляется некто, подтверждающий ее. Мне это не нравится. Я не верю, чтобы даже действительно виновная персона могла бы оставить столько улик против себя, что ими можно было усыпать мостовую отсюда до "Слона и Замка". Я по-прежнему рассматриваю эту историю как дело об убийстве, а не как кросс, в котором бегущие оставляют за собой след из клочков бумаги. И на выводах, сделанных на этом основании, я строю свою защиту.
- Давайте, давайте! - ободряюще произнес Хэдли.
- И, - невозмутимо добавил доктор Фелл, - если мой ученый друг согласится заткнуться на короткое время, я продолжу развивать мою линию защиты. Прежде всего, джентльмены, в птицеводстве существует хорошо известное правило…
- Послушайте, - прервал Хэдли, вставая. - Вы можете рассчитывать на нашу терпимость. Но я возражаю против превращения этого дела в фарс. У меня нет времени для шуток, а если бы даже было, подобное кажется мне дурным вкусом, когда один человек убит, а жизнь другого висит на волоске. Если вам есть что сказать, говорите, но, по крайней мере, не нарушайте приличий и ведите себя серьезно.
Доктор Фелл снял очки и, отбросив адвокатскую манеру, спокойно осведомился:
- Значит, вы этого не видите? Вы не поверите мне, если я скажу, что никогда в жизни я не был более серьезен? Я пытаюсь снасти эту девушку от ареста, если не от чего-то худшего а заодно спасти вашу карьеру единственным понятным вам способом - показав, что вас ожидает в суде. Я не имею адвокатских полномочий, но многое знаю об адвокатах и их методах. И я покажу вам, во что превратили бы ваше жалкое дело люди вроде Гордона Бейтса или сэра Джорджа Карнахана Я могу ошибаться, но видит бог, я никогда не был более рациональным.
- Отлично. Тогда продолжайте. - Казалось, Хэдли было не по себе.
- Хорошо известное правило птицеводства, - громовым голосом возобновил доктор Фелл свою речь, - позволяющее избежать двух ошибок и давно ставшее аксиомой, гласит: (а) не кладите все яйца в одну корзину и (б) не считайте цыплят до осени. Обвинение сделало то и другое, а это фатальный промах. Оно сделало два своих основных пункта взаимозаменяемыми. Если эта женщина убила Эвана Мэндерса, значит, она убила и Джорджа Эймса. А если эта женщина убила Джорджа Эймса, значит, она убила и Эвана Мэндерса. Каждый пункт зависит от другого и является его частью. Нам достаточно подвергнуть разумному сомнению один из них, и мы дискредитируем оба.
Например, у нас имеется правая перчатка. Обвинение заявляет, что эта перчатка не могла находиться на руке, заколовшей Эймса. Как мы видели, из раны сильно шла кровь, которая пропитала бы перчатку насквозь, однако на ней есть только маленькое пятнышко, к тому же расположенное в таком месте, где, как утверждает мой ученый друг, оно не могло бы находиться, если бы эта рука держала оружие. Превосходно! Мой ученый друг предъявляет доказательство того, что убийца в "Гэмбридже" была левшой. Поскольку Элинор Карвер, убивая Эймса, нанесла удар левой рукой, двое убийц превращаются в одного.
Это я и называю, - продолжал доктор Фелл, кивая массивной головой, - "класть все яйца в одну корзину". А это… - Он подошел к тайнику в стене, открыл коробку из-под обуви, достал левую перчатку и, повернувшись, бросил ее на кровать. - Это я называю "считать цыплят до осени". Обвинение заявляет, что именно эту перчатку использовали для убийства. Но обследуйте ее, джентльмены, и вы не найдете на ней ни единого пятнышка крови. Мой ученый друг утверждает, что удар не мог не вызвать кровотечения. Следовательно - по логике обвинения - мы доказали, во-первых, что Элинор Карвер не левша, в отличие от убийцы из "Гэмбриджа", и, во-вторых, что ни одна из этих перчаток не могла быть использована при убийстве инспектора Эймса.
Хэдли поднялся своего места как будто в процессе астральной левитации. Схватив с кровати перчатку, он уставился на доктора Фелла.