- Но ведь может быть и так, что действительно никто не заходил, - с нажимом повторил Костя и выразительно посмотрел на Галю. – Я думаю, мы не должны никому об этом говорить. Скажем, что Петрович по пьяни звонил. А про свечи вообще говорить не будем.
- С какой радости? – вскинулась Галина и вдруг осеклась. – Ты хочешь сказать?..
- Именно это я и хочу сказать. Ты правильно поняла.
- В таком случае я непременно об этом расскажу. Ты понял? Непременно и обязательно.
- Галя! – Костя подошел к ней вплотную и посмотрел умоляюще.
- Даже не проси! Я буду очень рада, если это правда. Все как раз о ней.
Никита ничего не понимал. Галя и Костя говорили о чем-то, хорошо известном только им двоим: Вадик и Алексей смотрели на них с тем же недоумением.
- Я что, опоздал к началу анекдота? – поинтересовался Алексей.
- Ах да, вы же не знаете, - спохватился Костя и посмотрел в Галину сторону. Та фыркнула, развернулась и пошла к калитке, только фонарик мелькнул в темноте. – Вот стерва, - вздохнул он. – Ладно, слушайте. Это, можно сказать, семейная легенда. Прабабушка рассказывала. Не мне, конечно, я-то ее не застал, а деду Изе. Так вот у них в деревне время от времени слышали собачий вой и колокольный звон в неурочное время. И видели в церкви свет. В эту же ночь в их семье – а семья была очень большая, да и вообще вся деревня была в родственных отношениях – умирала женщина. Или самая старая, или та, которая очень сильно изменяла мужу.
Алексей присвистнул.
- А как она сама умерла? – спросил он, закуривая сигарету.
- Честно говоря, никто не знает. Она была дома одна. Да и церкви рядом никакой не было.
- Да ну, фигня все это! – Алексей махнул рукой. – Пошли. Полковник, закрывай дверь.
- Фигня, говоришь? – переспросил Никита, вдевая в ушки замок и защелкивая дужку. – А кто тогда свечи зажег?
* * *
Галину они догнали почти уже в саду, почти у самого дома.
- А ну подожди! – Костя довольно грубо схватил ее за руку. – Ты ничего никому не скажешь, поняла?
- А кто ты такой, чтобы мне указывать? – она вырвалась и отбежала на безопасное расстояние. – Тоже мне, бабушкин защитничек. За вкусный кусочек выслуживаешься?
- А что же ты тогда на мать фыркала, когда та захотела бабку в дурдом засадить? Праведницей прикидывалась?
- Не твое дело! На себя посмотри! Думаешь, я не знаю, как ты…
Недоговорив фразу, Галина посмотрела куда-то вверх и вдруг присела на корточки. Выпучив глаза, прижав стиснутые кулаки к груди, она отчаянно завизжала.
Костя поднял голову и охнул:
- Ох, ё!..
Из открытого чердачного окошка свешивалась веревка. А на ней, на уровне второго этажа, опустив голову на грудь, покачивалась женская фигура в длинном белом платье, подол которого был испачкан чем-то темным. Длинные светлые волосы закрывали лицо.
На Галин визг, который все набирал и набирал силу, из дома начали выбегать один за другим все члены семейства. Никита подошел к Галине, поднял ее, резко дернув за руку, и отвесил – не без удовольствия! – крепкую оплеуху.
- Сволочь, ненавижу! – прошипела она, потирая щеку, но блажить перестала.
Вместо нее визжать, орать и материться начали все остальные. Эсфирь Ароновна стояла в стороне, у крыльца, обеими руками держась за перила.
- Ника! – странно тонким, совсем не своим голосом крикнул выбежавший из дома последним Дима.
- Надо же ее снять! – опомнился Алексей. – Может, жива еще. Костя, помоги!
Как ни была Марина напугана происходящим, а не смогла удержаться от ядовито-ревнивой мысли: если бы вот она… так вот… бросился бы он ее снимать, ломая ноги – может, жива еще?
По узкой крутой лестнице Алексей с Костей поднялись в мансарду и остановились в узеньком коридорчике между двумя жилыми комнатами. Из коридорчика приставная лестница вела на чердак.
- Подожди, давай я первый, - Костя остановил Алексея, который уже поставил ногу на ступеньку. – Ты не знаешь, где свет включается. И подожди, пока я не поднимусь, лестница хлипкая, двоих может не выдержать.
Когда Алексей вскарабкался наверх, Костя уже поднимал тело, перехватывая веревку двумя руками, словно вытягивал ведро из колодца. Вот уже показались спутанные светлые волосы. И тут Костя, замысловато выругавшись, перерезал веревку ножом. Тело полетело вниз, в саду закричали.
- Ты что, рехнулся? – подскочил к нему Алексей. – Что ты сделал, идиот!
- Это чучело, - потирая щеку, устало выдохнул Костя.
- Что?!
- Перевязанный веревкой мешок в ночной рубашке и парике. Пошутил кто-то.
- Ничего себе шуточки! За такие морду надо бить. Желательно ногами.
- Согласен, - кивнул Костя. – Дай-ка закурить.
Взяв у Алексея сигарету, он подошел к небольшому столику у окна, грубо сколоченному из некрашеных досок. Из стола неизвестно зачем торчал железный зазубренный штырь, рядом с которым горела свеча. Костя нагнулся и прикурил от нее.
- Видишь? – кивнул он на нее. – Знакомая свечечка?
- Как в церкви?
- Точно. И обгорела совсем немного.
- Ох, узнаю я, какой козел это устроил… Слушай, а зачем в столе гвоздь?
- Точно не знаю. Кажется, на нем какой-то инструмент крепили, когда дом отделывали.
Алексей выглянул в окно. Внизу уже поняли, в чем дело, испуганные крики сменились возмущением. Он подергал вбитый над окном крюк, на котором болтался обрезок толстой веревки.
- Смотри, как странно, - повернулся он к Косте. – Веревка не привязана за крюк, а пропущена через него, и узел намотан. К чему такие сложности? Ладно, пошли. Устроим родственничкам варфоломееву ночь.
Чучело лежало на земле. Вблизи оно совсем не было похоже на человека, даже рук не было. Рядом сидел Дима и покачивался, словно китайский болванчик.
- Посмотри! – сказал Косте Никита, который стоял рядом с Димой. – На рубашку посмотри.
То, что в темноте казалось черным, при льющемся из окон свете оказалось темно-красным. Весь перед, от того места, где у человека располагается талия, и до самого низа.
- Кровь?
- Краска. Дим, где Вероника?
- Что? – очнулся Дима. – Вероника? Спать пошла. Не надо, чтобы она видела.
- Что здесь такое? Почему все кричат?
Вероника стояла на крыльце. Ее волосы были распущены, из-под голубого пеньюара без застежек, который она придерживала на груди рукой, выглядывала длинная белая ночная рубашка. Точно такая же, как на чучеле.
Анна, сдавленно охнув, прикрыла рот рукой. Кто-то вполголоса выругался. Дима вскочил, пытаясь заслонить собой чучело.
- Ника, иди спать. Я сейчас приду и тебе все объясню.
- Какого черта ты тут командуешь? Что тут вообще происходит? Я хочу знать!
Она спустилась с крыльца и направилась к ним, каким-то странным неуверенным шагом. Не дойдя совсем чуть-чуть, она покачнулась, Дима рванулся к ней, чтобы подхватить, но Вероника устояла на ногах.
- Что… это? – прошептала она.
- Ника, не смотри!
- Что… это? – повторила Вероника, отталкивая Диму. – Это… я?
Все молчали. Она обвела их взглядом, одного за другим, с недоумением, словно спрашивая: "За что? Почему?".
- Ника, это просто чья-то глупая шутка, - не выдержал Никита. – Не обращай внимания.
- Да-да, - кивнула она. – Я понимаю. Просто мне… немножко нехорошо. Голова… кружится.
Она упала на землю так мягко, словно превратилась вдруг в тряпочную куклу – точно такую же, как та. Не успевший ее поддержать Дима замер: Вероника лежала точно в такой же позе, как и чучело – на спине, повернув голову на бок, с лицом, закрытым волосами, руки и ноги под разлетевшимися полами пеньюара. А на белом шелке рубашки расплывались, становясь все больше и больше, багровые пятна.
- Да у нее выкидыш! – бросилась к Веронике Анна. – Надо "скорую" вызвать.
- Какая "скорая", Аня! – махнула рукой Эсфирь Ароновна, бессильно опускаясь на ступеньку крыльца. – Дима, неси ее в машину и вези в Волхов.
- Почему в Волхов? – беспомощно спросил Дима.
- Да потому что до Питера ты ее не довезешь. Ребята помогите ему. Подождите! Света, Марина, найдите большой кусок полиэтилена и какую-нибудь подстилку. И пару-тройку чистых полотенец.
Никита и Алексей подняли Веронику и понесли к машине. Она по-прежнему была без сознания, кровь пропитала уже весь низ рубашки и капала на дорожку.
- Да что же это такое!
Дима шел рядом, комкая в руках подстилку.
- Да иди ты быстрее, заводи мотор! – прикрикнул на него Никита. – Или давай я поведу.
- Нет, я сам.
- Тогда давай с тобой поеду, все равно надо будет помочь.
- Пусть Аня едет, она все-таки врач, - возразила Эсфирь Ароновна.
- Какое сильное кровотечение! – уложив Веронику на заднее сидение Диминого "форда", Анна бросила на землю насквозь пропитанное кровью полотенце. – Надо лед на живот положить.
- Полина, у нас есть лед? – крикнула Эсфирь Ароновна, не поднимаясь со ступеньки.
- В домике, в холодильнике, - выглянула из дома домработница.
- Быстро неси!
- Я принесу, я знаю где, - опередил Полину Костя.
Не прошло и пяти минут, как он принес большой полиэтиленовый пакет, набитый кубиками льда. Анна, как была, в длинном открытом платье, села рядом с Димой.
- Обязательно позвоните! – наклонилась к окошку Евгения. – Слышишь, Дима?
Лязгнули ворота, растаяли в темноте габаритные огни.
- Никита, - совсем старческим, дрожащим голосом попросила Эсфирь Ароновна, - будь добр, принеси мне валидол. В моей комнате, в тумбочке. В верхнем ящике. Что-то сердце закололо.
4.
Давно перевалило за полночь. Полина убрала со стола и ушла к себе. Спать никто не собирался. Мерное тиканье часов действовало на нервы. Все ждали звонка. Или делали вид, что ждут. По большей части молчали, если и переговаривались, то вполголоса.
Эсфирь Ароновна, полулежа в кресле, посасывала валидол. Она набросила на плечи черную вязаную шаль с кистями, которая резко подчеркнула ее бледность.
Гроза, казалось, прошла стороной, но неожиданно сверкнула молния, где-то совсем недалеко, и почти сразу же раздался грохот. От порыва ветра распахнулось окно, в листве зашуршали капли, сначала редко, потом чаще и чаще, пока дождь не полил стеной.
- Хоть бы успели доехать, - вздохнула Марина. Ей никто не ответил.
- А мне интересно, кто все это устроил? – Алексей со стуком бросил на стол зажигалку.
- Леша! – умоляюще зашептала Марина, дергая его за штанину.
- Что "Леша"? Или тебе все равно?
- Я думаю, нам всем не все равно, - медленно чеканя слоги, сказала Эсфирь Ароновна.
- Кто выходил из гостиной после того, как мы впятером ушли?
- Никто не выходил, - покачала головой Света. - Только сама Вероника пошла спать.
- Точно никто? Ни покурить, ни в туалет?
- Никто.
- А Полина?
- Она мыла посуду на кухне.
- И не могла оттуда выйти?
- Могла, но только во двор, через заднюю дверь. Никак не наверх. После вашего ухода наверх не поднимался никто, это точно.
- Постойте-ка, - Алексей с подозрением взглянул на Викторию.
- Ты с ума сошел? – зашипела она, и Никите почудилось за спиной у нее раздувается очкастый капюшон.
- Но она тоже была здесь, - заступился за жену Валерий. – Чего ты на нее наезжаешь?
- Да не о ней речь, - как от назойливого комара, отмахнулся Алексей.
- Валерик, он думает, что этот Артур, - яростно сощурившись, пояснила Виктория.
- Парень, ты что, на голову упал? – возмутился Валерий. – Думай, что говоришь!
- А я, между прочим, ничего и не говорил. Кажется. Но он единственный, кто был наверху.
- Но он же ребенок!
- Все это вполне мог проделать и ребенок.
- Подожди, Леша, - вмешался Никита. – Совершенно необязательно, что это проделали, когда мы ушли. Ведь мы не смотрели на окна, когда уходили. Может, чучело уже висело. А с тех пор, как мы собрались в гостиной перед ужином, практически все выходили и поднимались наверх. Так что теоретически это мог сделать кто угодно. Любой из нас.
- Нет, - возразил Костя. – На столе горела свеча. И она сгорела всего на несколько сантиметров.
- Кстати, о свечках, - противным голосом влезла Галина.
- Галя! – Костя дернул ее за руку.
- А пошел ты в задницу! – отмахнулась она. – Так вот о свечках. Похоже, никому уже не интересно, что там было в часовне. А зря. Между прочим, бабуля, в колокол никто не звонил. Дверь на колокольню закрыта, а сама колокольня заросла пылью. А в часовне, тоже закрытой, между прочим, сами собой загорелись свечи. Их никто не мог зажечь, потому что никто не мог пройти мимо нас. Похоже, они действительно зажглись сами. И колокол тоже звонил сам. С чего бы это?
Тишина похрустывала, как накрахмаленная простыня. Никита скосил глаза: пальцами хрустел тесть, пристально рассматривая напольную вазу. Галина воинственно задрала подбородок и торжествующе поглядывала по сторонам: как я вас, а? Костя с досадой стукнул по колену.
- Ба, не обращай ты на нее внимания, - сказал он, не глядя на Эсфирь Ароновну. – Ты же ее знаешь.
- Никита, это правда? – неприятно скрипучим голосом спросила та.
Смотреть на нее не хотелось. Эсфирь Ароновна одряхлела на глазах. Еще недавно неестественно гладкое и розовое лицо побледнело и обвисло складками, яркий макияж выглядел на нем неудачной карнавальной маской. Костистые, пятнистые руки мелко подрагивали.
- Так правда?
Никите ничего не оставалось, как согласиться.
- Ясно…
- Ну почему же они не звонят? – вздохнула Марина. – Ведь уже столько времени прошло. А все остальное… Ба, это все чьи-то дурацкие шутки. Просто какой-то кретин решил испортить праздник.
- Да не надо меня уговаривать, Марина. Что я вам, маленькая девочка?
Она обрезала Марину так резко, что больше уже никто не решался продемонстрировать сочувствие. Света, опустив голову Никите на плечо, задремала. Виктория, подойдя к окну, смотрела на всполохи молний. Костя и Вадик курили на веранде. Алексей задумчиво поигрывал сотовым.
Телефонный звонок хлестнул по нервам. Все смотрели друг на друга – кто возьмет трубку. Решился Илья. Он стоял ко всем спиной, и никто не мог видеть его лица. Догадаться о чем-то по коротким репликам было сложно. Но когда Илья положил трубку и повернулся, все сразу стало понятно.
- Умерла, - испуганно выдохнула Марина.
Илья коротко кивнул.
- Еще по дороге. Аня повезла Диму домой. Это она звонила.
- Я сама займусь похоронами, - Эсфирь Ароновна тяжело встала и пошла к выходу шаркающей походкой древней старухи. – Утром. Ложитесь все.
Ее последние слова заглушил раскат грома, долгий и ворчащий.
* * *
Утро было сереньким, с деревьев капало. Сразу как-то повеяло осенью. На дорожке лежали несколько желтых березовых листьев, хотя никаких берез поблизости не наблюдалось.
Эсфирь Ароновна к завтраку не вышла.
- Она неважно себя чувствует, - доложила Полина, разливая чай и кофе. – Встала рано, позвонила куда надо, и в больницу, и Дмитрию Палычу, и насчет похорон, всем распорядилась. А потом попросила завтрак себе в комнату, прилегла.
- Может, позвонить ее врачу? – предложил Валерий. Особой тревоги в его голосе не наблюдалось.
- Я хотела, но она запретила. Сказала, что все в порядке.
- Да, не повезло Димке, - страдальчески сдвинула брови Зоя.
Ночью никто не решился обсудить произошедшее, но теперь шок прошел, да и Эсфири Ароновны рядом не было, почему бы не потешить себя. Никита подумал, что вряд ли кого-нибудь всерьез огорчила смерть Вероники. Так сладко говорить "ужас!", когда ужас непосредственно тебя не касается. Щекочет нервы, холодком плещется в животе. И – "Слава Богу, что не со мной!"
- Такая молодая, такая красивая, - изо всех сил пытаясь сдержать злорадство, вздохнула Виктория.
- Что? Что такое? – запрыгал на стуле Артур.
- Тетя Вероника умерла. Ешь творожок и не болтай с набитым ртом!
- Совсем умерла? Ее закопают?
- Нет, так оставят. Хватит болтать глупости! – рявкнул Валерий. – Доедайте и поехали. Поля, скажи маме, что мы уезжаем.
- И попрощаться не зайдете? – огорчилась Полина.
- Пусть отдыхает.
Задерживаться в этом доме, и без того неуютном, а теперь и вовсе неприятном, не захотел никто. Вслед за Валерием и его семейством стали собираться остальные.
Эсфирь Ароновна стояла у окна своей комнаты на втором этаже и смотрела на ворота. Сердце ныло. Обида и раздражение грызли ее стальными зубами. Никому даже в голову не пришло подняться. Уезжаем, мол, мама, бабушка, тетя, не переживай, поправляйся. Как же! Сказали им, что плохо себя чувствует, лежит, они и рады – повод лишний раз ее не видеть, якобы чтоб не беспокоить. И это их она должна любить, потому что они родственники?!
Вот прошли с сумками к машине Зоя, Илья и Кирилл, даже не обернулись, не посмотрели. Лишь бы поскорее уехать. Андрей увез на своем красном "форде" отца и Галину, но почему-то не взял Вадика. Друг за другом выехали Бессоновы и эти, как их там? Никак не может она запомнить новую Светкину фамилию. А, Корсавина. Зурбинская звучало лучше.
Полковник на полпути остановился, что-то Светке сказал, показал на ее окна. Увидел ее?
Эсфирь Ароновна вяло помахала им рукой и отошла вглубь комнаты. Только бы не повернули обратно. Попрощаться. Только что она давилась от злобы, что никто не захотел этого сделать, а теперь уже боялась, как бы Светкин солдафон не надумал подняться. Не хотелось ей думать о них лучше. Гораздо удобнее оставить все как есть. Они не любят ее, она не любит их. Поздно уже что-то менять. Слишком поздно.
* * *
- Можно я с вами поеду? – спросил Вадик, кидая в сумку шорты.
- Да пожалуйста, - отозвался из ванной Костя. – А почему не со своими?
Они ночевали в домике для гостей, маленьком, похожем на вагончик дешевого мотеля. Две комнаты, выходящие в узенький коридорчик, – во второй Эсфирь Ароновна поселила Марину с мужем, – санузел с раковиной, душем и унитазом и крохотный закуток, в котором впритык поместились холодильник и электроплитка на тумбочке. Когда-то в этом домике жила прислуга – повар с женой-горничной и садовник. Но потом Эсфирь Ароновна от их услуг отказалась, заменила на приходящих из деревни. У Полины была небольшая комнатка-чуланчик рядом с кухней, а водитель и охранник жили в сторожке у ворот.
- Меня тошнит от Галки, - признался Вадик. - Десять лет ее не видел, и еще бы столько не видеть.
- Я тебя понимаю. Конечно, поехали с нами. Ты у отца живешь? На Заневском? Мы тогда тебя на "Чернышевской" выбросим. Доедешь?
- Да, спасибо. Слушай, а у тебя что, флюс прошел?
- Флюс? – Костя растерянно схватился за щеку. – Черт, точно. А я и не заметил. Не болит, и опухоль рассосалась.
- Наверно, на нервной почве. Так бывает. Вот у меня в Англии случай был. Вернее, у моего приятеля. У него начался грипп, и он с температурой под сорок пошел в аптеку. А на аптеку напали грабители. Ну, всех на пол положили, кого-то ранили. Потом грабителей полицейские взяли, тоже постреляли немного. Так Дик домой пришел здоровенький, только с грязными штанами. Ни температуры, ничего. А это у тебя что? – Вадик кивнул на термос, который Костя принес из холодильника.