4
Капитан Бэннерман засунул руки в карманы кителя и уставился на вновь прибывшего пассажира. Аллейн не понравился капитану с первого взгляда, ибо не соответствовал его представлению о сером детективе, к тому же и говорил с чертовски шикарным акцентом, вовсе не подходящим для полицейского, хотя бы и старшего инспектора. Сам Бэннерман с трудом скрывал свой провинциальный выговор.
- Ну, значит, вы тот самый старший инспектор полиции Аллейн. Если я все правильно понял, вы должны объяснить мне, в чем дело. Хорошо, если бы вы с этого начали.
- Очевидно, сэр, вы проклинаете меня с того момента, как получили радиограммы, - сказал Аллейн.
- Ну, не то чтобы проклинаю…
- Прекрасно понимаю, что причиняю вам огромные неудобства, но единственное объяснение всему этому звучит примерно так: дело не терпит ни малейшего отлагательства.
- Ээ-этоо-о… - капитан Бэннерман нарочито растягивал гласные.
- Это убийство. Точнее, несколько убийств.
- Несколько убийств? Позвольте, уж не о том ли субъекте идет речь, который поет и оставляет после себя цветы?
- О нем самом.
- Но, черт побери, какое он имеет отношение к моему судну?
- Есть все основания предполагать, что он на борту вашего судна.
- Нелепица.
- Вы правы. Это на самом деле похоже на нелепицу.
Капитан Бэннерман вынул руки из карманов, подошел к иллюминатору и выглянул наружу. Туман рассеялся, и теперь "Феревелл" шел полным ходом вперед.
- Ну и дела! - воскликнул он каким-то изменившимся голосом. - Вот какую нынче тебе дают команду. Убийцы!
- Ради бога не думайте, будто это кто-то из команды.
- Со стюардами я уже был в трех плаваньях.
- И не из стюардов. Разве что вашим матросам и стюардам дают посадочные талоны.
- Уж не хотите ли вы мне сказать, что у меня на борту убийца-пассажир?
- Это больше похоже на истину.
- Минутку. Давайте присядем и выпьем. Я бы сходу усек, будь это один из них.
Аллейн сел, но выпить отказался. Капитану было явно не по себе, и Аллейну пришлось сказать:
- Но это вовсе не значит, что я собираюсь арестовать вас.
- Ну, вам бы вряд ли это удалось. Пока мы в открытом море. Вряд ли.
- К счастью, в данный момент эта проблема перед нами не стоит. Итак, позвольте вас ознакомить вкратце с этим делом, вернее, с его частью, непосредственно связанной с моим пребыванием на вашем судне.
- Именно этого я от вас и жду.
Капитан Бэннерман сел, сложил на коленях руки и уставился на Аллейна.
- Полагаю, в какой-то мере вы с этим делом уже знакомы, - начал тот, в упор глядя на капитана. - О нем много писали в газетах. За минувшие тридцать дней вплоть до одиннадцати часов прошлого вечера было зарегистрировано два убийства. Они, как мы склонны думать, совершены одним и тем же человеком и могут оказаться началом целой серии запрограммированных убийств. В обоих случаях жертвами убийцы были женщины. В обоих случаях они были задушены и у них на груди разбросали цветы. Однако я ни в коем случае не стану перегружать вас подробностями. За несколько минут до отплытия вашего судна была обнаружена третья жертва. Ее нашли в темном закутке аллеи, которая ответвляется от главного прохода, соединяющего автостоянку с причалом, где вы стояли на якоре. Ею оказалась девушка из цветочного магазина - она несла корзину цветов для одной вашей пассажирки, миссис Диллинтон-Блик. Ее ожерелье из искусственного жемчуга было разорвано, на груди, как обычно, разбросаны цветы.
- А пение было?
- Что? Ах да, эта самая деталь, со всех сторон обыгрываемая прессой. Его слышали в ночь первого убийства, пятнадцатого числа прошлого месяца. Тогда, как вы помните, жертвой оказалась Берил Коэн, владелица небольшой лавочки на Ворвик-роуд, прирабатывающая проституцией. Ее обнаружили в собственной спальне в переулке за Паддингтон-роуд. Жилец с верхнего этажа показал, что слышал, как где-то около десяти от нее выходил посетитель. По словам свидетеля, он пел.
- Какая мерзость, - не выдержал капитан Бэннерман. - И что же он пел?
- Арию Маргариты с жемчугом из "Фауста" Гуно. Голос - альт.
- У меня баритональный бас, - как бы невзначай ввернул капитан. - Могу петь в ораториях.
- Вторая жертва была всеми уважаемая старая дева по имени Маргарет Слеттерс, - продолжал Аллейн. - Ее нашли задушенной в ночь на двадцать пятое января в Фулхэме. Ночной сторож, дежуривший возле склада поблизости от того места, показал, что слышал, как в предполагаемое время ее смерти кто-то пел высоким голосом "Жимолость и пчела".
Аллейн замолк. Капитан Бэннерман сверлил его недобрым взглядом.
- Как выяснилось, матрос, стоявший прошлой ночью на вахте у вашего трапа, тоже слышал пение в тумане. Он сказал, что голос был какой-то странный. Разумеется, петь мог подвыпивший матрос или кто-то еще. Мелодия оказалась ему незнакомой.
- Постойте. Вот вы говорите про прошлый вечер, а откуда вы взяли, что ее задушил…
- В левой руке девушки был зажат обрывок посадочного талона, которым снабжает пассажиров ваша компания. Насколько мне известно, к талону обычно прикалывают билет, и офицер, в чью обязанность входит проверять билеты, оставляет посадочные талоны у пассажиров. Эти талоны в общем не нужны, но большинство пассажиров считает их проездными документами и сохраняет. Увы, на том обрывке была лишь часть слова "Феревелл" и дата.
- А фамилия?
- Ее не было.
- Вот видите. Я же сказал, что это нелепица. - Капитан Бэннерман облегченно вздохнул.
- Но это дает основание сделать вывод, что жертва, боровшаяся перед смертью с убийцей, оторвала клочок талона, который был у него в руке. Другая часть либо осталась у него, либо ее унесло ветром.
- Но ведь могло случиться, что убитая схватила эту бумажку, когда ее несло ветром по причалу.
- Могло.
- Что я считаю вероятней всего. Ну а вторая половина?
- Когда я выезжал утром в Портсмут, вторая половина талона еще не была найдена.
- Вот видите!
- Но если у ваших пассажиров сохранились посадочные талоны…
- Почему они должны у них сохраниться?
- Если не возражаете, обсудим этот вопрос чуть позже. Итак, группа из Ярда прибыла на место происшествия и произвела свои обычные расследования. Мы связались с представителями вашей компании, которые больше всего на свете опасались, чтобы ваше судно не задержали…
- Никогда бы такого не допустил! - вырвалось у капитана.
- Однако мое начальство пришло к выводу, что у нас нет достаточных оснований для того, чтобы задерживать отплытие и производить на судне обыск.
- Этого еще не хватало!
- Следовательно, было решено, что я поплыву с вами, по мере возможности сохраняя все в тайне.
- Ну а если вы не получите моего согласия? Что тогда?
- Думаю, вы не станете чинить нам препятствия. Но давайте предположим обратное: вы против каких бы то ни было расследований, я вам подчиняюсь - чего, разумеется, никогда не будет. Так вот, еще до того, как мы ступим на сушу, на борту будет труп.
Капитан Бэннерман уперся ладонями в колени и подался вперед, вплотную приблизив к Аллейну свое лицо цвета старого кирпича. У него были голубые и очень проницательные глаза - именно такие, какими сухопутные люди не без основания наделяют в своем воображении моряков.
- Вы хотите сказать, что этот парень еще не утихомирился и что он не вытерпит до конца плавания? - Капитан был явно раздражен.
- До сих пор он действовал с интервалами в десять дней, так что он вполне может возобновить свою деятельность где-то между Лас-Пальмасом и Кейптауном.
- Не верю. Не верю, что он на моем судне. Кстати, какой он из себя?
- То же самое я мог бы спросить и у вас.
- Я тут ни при чем.
- Это я к примеру. Закурить можно?
- Пожалуйста.
Капитан полез в карман за портсигаром.
- Свою трубку, если не возражаете. - Аллейн достал трубку и стал набивать ее табаком. - Такие случаи, с нашей точки зрения, самые каверзные. Благодаря кое-каким выработанным навыкам мы можем изловить шулера, афериста, вора или обычного убийцу. Те, как правило, ведут себя соответствующим образом и держатся своих. Что касается человека, который никогда в своей жизни не имел дела с полицией и который, возможно, лишь на склоне лет начал столь необычным способом сводить счеты с женщинами… - Аллейн развел руками. - Тут бы очень помог психиатр. Да ведь он ни за что к нему не обратится. Он единственный в своем роде образец. Только чего? Результата дурных семейных отношений или жертва деспотичной мамаши? А может, когда-то он получил удар футбольным мячом по голове? Или же над ним измывался школьный учитель? А что, если всему виной наследственная болезнь? По этому поводу можно лишь гадать, бесспорным же является то, что он существует. В повседневной жизни это может оказаться обычный, незаметный человечек, проживший в полном согласии с законом, ну, скажем, пятьдесят лет, шесть месяцев и один день. На второй день он попирает закон и становится убийцей. Наверное, и раньше в его поведении были какие-то аномалии, которые ему до сих пор хоть и с трудом удавалось скрывать. Но вот они вырвались из-под его контроля и сделали его своим рабом. Они вынуждают его совершать преступления. Он весь в их власти и не способен от нее освободиться. Таким образом, он превращается в убийцу.
- Вот тут я с вами целиком и полностью согласен, - оживился капитан Бэннерман. - Считай, в любом из нас вдруг может проснуться такое, чего сроду не ждешь. Тут вы правы. Но только не на моем судне.
Мужчины молча уставились друг на друга. У Аллейна шевельнулось недоброе предчувствие. Уж кто-кто, а он знал, к чему может привести упрямство.
Между тем "Мыс Феревелл" шел полным вперед, держа курс в дальние страны. Спокойное, залитое солнцем море с удовольствием приняло судно в свои объятия. Кильватер уверенно разрезал волны, машины работали ритмично. Англия осталась позади. Впереди был Лас-Пальмас.
5
- Итак, что вам от меня нужно? - вопрошал капитан Бэннерман. - То есть, как я должен себя вести?
- Сначала я скажу вам, как вы не должны себя вести: вы не должны говорить им, кто я и чем занимаюсь.
- Вот как?
- Понимаю, что должность ответственного за прием и выдачу грузов в наши дни несколько устарела, поэтому мне она вряд ли подойдет. Может, представите меня как прораба компании, который держит путь в ее дурбанский филиал?
- Нет, для вас это слишком мелко.
- Хотите сказать, не тот возраст?
- Дело не в возрасте. И не во внешности. Кстати, она обманчива.
- Я что-то не совсем…
- И на больного вы не похожи. Тут с нами в позапрошлое плавание пошел троюродный брат нашего управляющего. Его лечили от белой горячки, а после прописали плавание. Нет, вы на него не похожи. Если уж на то пошло, вы и на сыщика не похожи, - обиженно добавил капитан Бэннерман.
- Боюсь, это не моя вина.
- Вы и смолоду были сыщиком?
- Нет.
- Давайте вот как сделаем. Вы - кузен нашего председателя и едете через Дурбан в Канберру с какой-то там дипломатической миссией или чем-то в этом роде. По крайней мере, этому все поверят.
- Вы думаете?
- Уверен.
- Что ж. Отлично. А кто ваш председатель?
- Сэр Грэм Хармонд.
- Такой маленький толстый заика с поросячьими глазками?
- Да, если вас интересуют такие подробности. - Капитан Бэннерман сверлил Аллейна недобрым взглядом.
- Я с ним знаком. Подойдет.
- Очень рад.
- Свою настоящую фамилию я, пожалуй, сохраню в тайне. Обо мне писали в газетах. Как насчет С. Дж. Родерика?
- Что еще за Родерик?
- Это имя мне дали при крещении, но в прессе оно не упоминалось. Когда приходится жить под чужим именем, скорей реагируешь на то, к какому так или иначе привык. - Он на минуту задумался. - Нет, уж лучше подстрахуемся и назовем меня Бродериком.
- Это ваше фото было во вчерашней "Геральд"?
- Неужели? Черт бы их побрал!
- Минутку.
Капитан направился в свою каюту и вернулся оттуда с тем самым номером газеты, который так заинтриговал мистера Кадди. Он развернул ее на странице, где был помещен снимок пикантной Берил Коэн и старшего инспектора Р. Аллейна (в центре).
- Он похож на меня? - поинтересовался Аллейн.
- Ни капельки.
- Слава богу.
- Такое впечатление, что здесь ваш рот чем-то набит.
- Так оно и было.
- Понимаю, - мрачно буркнул капитан.
- Что ж, рискнем.
- Думаю, вы предпочитаете уединение.
- Напротив. Я намерен как можно больше общаться с пассажирами.
- Почему?
- У вас хорошая память на даты? - неожиданно спросил у капитана Аллейн.
- На даты?
- Могли бы вы представить свое твердое алиби ну, скажем, на пятнадцатое число прошлого месяца между десятью и одиннадцатью вечера, а также на двадцать пятое между девятью и полуночью? И еще на прошлую ночь, на последние полчаса перед вашим отплытием?
Капитан Бэннерман с шумом вдыхал и выдыхал воздух.
- Не на все три даты, - наконец сказал он.
- Ага, вот так-то.
Капитан снял очки и приблизил в Аллейну свое внезапно побагровевшее лицо.
- Разве я похож на этого вашего секс-монстра? - злобно спросил он.
- А я откуда знаю, на кого он похож? В том-то и беда, что я этого не знаю. Я думал, вы уже поняли, как все сложно. - Поскольку капитану Бэннерману было нечего возразить, Аллейн продолжал: - Постараюсь заставить пассажиров представить алиби на все три случая, и только прошу вас, не истолкуйте все превратно, я почти что уверен в том, что большинство из них представит куда более надежные алиби, чем, судя по всему, ваше.
- Постойте! Что касается пятнадцатого, то тут я вне всяких подозрений. Мы стояли в Ливерпуле, у меня на судне были гости, которые ушли в два часа ночи.
- Что ж, если это подтвердится, мы, надеюсь, не предъявим вам обвинение в убийстве.
- Однако вы довольно-таки странно говорите с хозяином судна, - буркнул Бэннерман.
- Вовсе нет. Просто я держу свои карты открытыми. Тем более что вам ни к чему посадочный талон.
- Вот именно.
- Я вам очень сочувствую. Постараюсь причинить как можно меньше хлопот.
- Держу пари на все что хотите, что этого субъекта на моей посудине нет.
- У Ярда тоже нет стопроцентной уверенности в том, что он здесь. Иначе бы мы задержали ваше отплытие и попытались арестовать его в порту.
- Это ужасное недоразумение.
- Не исключаю и такую возможность.
- Что ж, попытаемся не ударить в грязь лицом перед тем же Ярдом. - Капитан нехотя встал. - Разумеется, вам не терпится познакомиться с будущим жилищем. Так вот, на борту судна есть лоцманская рубка. На мостике. Можем вам ее предложить.
- Прекрасно. А если еще со мной будут обходиться как с обыкновенным пассажиром…
- Предупрежу старшего стюарда.
Капитан сел за свой стол, взял клочок бумажки и нацарапал на ней несколько слов, оглашая написанное вслух:
- "Мистер С. Дж. Бродерик, родственник председателя. Едет в Канберру по делам международного торгового содружества". Сойдет?
- Разумеется. Ну и, как вы понимаете, следует все сохранять в строжайшей тайне.
- У меня нет ни малейшего желания делать из себя посмешище в глазах офицерского состава, - сказал капитан.
Влетевший через иллюминатор порыв ветра подхватил записку, которую капитан только что нацарапал. Листок перевернулся в воздухе, и Аллейн увидел, что это был посадочный талон на "Мыс Феревелл".
- Я взял его вчера в конторе, - глядя в упор на Аллейна, объяснил капитан. - Кое-что записал для себя. - Он рассмеялся от неловкости. - К тому же он цел.
- Я это заметил.
Беззаботный удар гонга возвестил о первом ленче на борту "Мыса Феревелл", держащего курс на экватор.
Глава 4
Гиацинты
1
Проводив Аллейна глазами до самого трапа, Джемайма Кармайкл вернулась в свое маленькое убежище на корме и погрузилась в чтение.
Она все утро пребывала в трансе. Ей ничего не хотелось: ни плакать, ни вспоминать о своей несостоявшейся свадьбе и сопутствующих разрыву сценах, ни даже чувствовать себя несчастной. Казалось, сам факт отъезда, это ночное путешествие по устью Темзы и дальше по Каналу превратили все случившееся с ней в прошлое. Она долго бродила по палубе, наслаждаясь привкусом соли на губах, читала, вслушивалась в похожий на разряды эфира гомон чаек, следила за их таинственными маневрами в тумане. Наконец проглянуло солнце, и девушку сморил сон.
Открыв глаза, она увидела, что неподалеку стоит, облокотившись о перила, доктор Тим Мейкпис. Она почему-то заметила, что у него красивая шея. Доктор что-то насвистывал себе под нос. Все еще пребывая в каком-то расслабленном состоянии, Джемайма смотрела куда-то сквозь него. Вдруг он обернулся и с улыбкой спросил:
- Все в порядке? Никаких признаков морской болезни?
- Нет, только жуткая сонливость.
- Говорят, на некоторых море навевает сон. Вы видели, что лоцман уже сошел со сцены, а его место занял красивый таинственный незнакомец?
- Видела. Может, он опоздал на свой корабль?
- Все может быть. Вы будете у Обина Дейла?
- Только не я.
- А я надеялся, что увижу вас там. - Он подошел и заглянул в ее книгу. - Поэзия елизаветинских времен? Итак, вам нравятся антологии. Кто же ваш любимый поэт, кроме, разумеется, Барда?
- Наверное, Майют Дрейтон, если это его "И покуда нет помощи…"
- Я восхищаюсь мелкими вещами Барда. - Он взял книгу и, открыв ее наугад, стал декламировать: - "О, да, о, да, и если дева, Которую предал коварный Купидон…" Вам нравится? Однако я делаю именно то, что пообещал себе не делать.
- А именно? - без особого интереса спросила Джемайма.
- Не навязываться вам.
- Какое чопорное выражение.
- Тем не менее очень точное.
- Вы разве не идете в эту вашу компанию?
- Да надо бы, - уныло ответил Тимоти. - Признаться, я не сторонник возлияний в середине дня. Плюс к тому же не поклонник Обина Дейла.
- Да что вы говорите?
- Я еще не встречал ни одного его поклонника среди мужчин.
- Вероятно, их всех гложет чувство ревности, - сказала Джемайма, как бы размышляя вслух.
- Возможно, вы правы. Что ж, серьезная причина для неприязни. Ведь тот, кто считает ревность недостойным чувством, глубоко заблуждается. Ревность лишь обостряет восприятие жизни.
- Что вы тогда скажете об Отелло?
- То, что ревность до предела обострила его восприятие жизни. Он видел все через призму своего обостренного восприятия.
- Я с вами не согласна.
- Вы просто не даете себе труда задуматься. Поймите, он видел, как этот утонченный венецианец Кассио чудодействовал над рукой его Дездемоны. Он видел его за этим занятием уже после того, как Кассио запятнал свою репутацию. Любое проявление любезности к его жене со стороны Кассио Отелло воспринимал патологически обостренно.