Глава 5
ШУТНИК-ОТРАВИТЕЛЬ
- По крайней мере, - быстро добавила Джинни, - я знаю, что он так думает. Но он помалкивает об этом. Лучше бы уж не таил в себе такую тяжесть. - Увидев, что я смотрю на статую Калигулы, Джинни кивнула и энергично продолжила: - Да, я знаю, это выглядит каким-то безумием. Я знаю, что он немного помешался, но нам-то от этого не легче. Ему мерещится рука, которая подкрадывается к нему по ночам, но страдаем-то от этого мы. Мы знаем, что это его больное воображение, но все равно, когда он с воплями просыпается ночью…
- Джинни, - перебил я ее срывающимся голосом, - а ты уверена, что это больное воображение?
Мне показалось, что комната вдруг сделалась огромной, что самый легкий шепот разносится по ней гулким эхом, а тиканье часов доносится из пропасти. Или, наоборот, Джинни вдруг как-то съежилась, уменьшилась. Только глаза остались огромными.
- Дело в том, - продолжал я, - что я узнал об этом не от твоего отца. Мне рассказала об этом Мери.
- Я… я думаю об этом… да, думала… - Она говорила странным тоном, словно во сне, и пристально смотрела на свою сигарету. - Но тогда тем хуже…
- Тем хуже?
- Просто, если все эти годы он действительно видел это, тогда, похоже, кто-то из домашних жестоко издевается над ним. Кто-то постоянно пугает его. И он в это верит. Это куда хуже, чем если бы все это ему просто мерещилось.
В ее голосе звучали интонации девочки, отвечающей на вопросы в классной комнате. Темные волосы лезли ей в глаза, Джинни откинула пряди все в той же сомнамбулической манере.
- Конечно, Джефф, мы не верим ни в какие потусторонние силы. И я готова поверить, что отец и впрямь все это видит, что это не плод его воображения. Но это же ужасно. Ужасно знать, что среди тех, с кем ты вместе живешь, ешь и пьешь, находится человек, который регулярно, систематически, изо дня в день, вернее, из ночи в ночь пугает твоего отца. Нет, так дело не пойдет. Надо звать на помощь здравый смысл.
Я сказал:
- Послушай, будь же благоразумной. Твой отец самый серьезный, самый практичный человек в мире. Он не из тех, кто пугается темноты. С какой же стати ему…
- Не знаю, - удрученно отозвалась Джинни. - Я просто не знаю…
- Ну, так что же делать?
- Вот видишь! Не будем об этом спорить, Джефф, - сказала она глухим голосом. - Он стал таким с тех пор, как Том ушел из дому. - На лбу снова появилась морщина, глаза Джинни как бы устремились внутрь. - Можно было бы заподозрить во всем проделки Тома. Только все знают, что Том тут ни при чем. Он далеко.
- Расскажи мне об этом поподробнее.
- Ну хорошо… Может, кто-нибудь…
Отчаянным движением руки Джинни бросила сигарету через комнату в сторону камина.
- Помнишь, как мы тут жили? Мы делали что хотели, а папа был слишком занят своей работой, своими книгами и не вмешивался. Да и мама тоже нам не мешала - помнишь? Она смотрела на нас с улыбкой. Она по-настоящему любила только Тома. Она всегда называла его "мой маленький". Его это страшно унижало. Собственно, всю кашу заварил как раз он. Ты ведь не общался с ним в те дни, правильно? Я имею в виду те дни, когда мы начали думать и гадать, что будем делать, когда окончим колледжи.
Я покачал головой, а Джинни продолжала:
- Он всегда был сущим чертенком. А потом все стало еще хуже.
Да, я помнил луну, туманную дымку над деревьями, серебряную воду в бассейне. Крики, шум, смех. Кларисса пригласила в дом какую-то футбольную звезду. Как же возненавидел гостя Том! Он ненавидел всех спортсменов, потому что сам хотел быть спортсменом, но у него ничего не получалось. Я помню, как он сидел у края бассейна в мокрых купальных трусах, обхватив руками колени. Вдруг всплеск, серебряная гладь бассейна треснула, как зеркало, - Кларисса и ее гость прыгнули в воду и поплыли, лихо вспенивая воду, ловя ртами воздух. Высокие тополя четко вырисовывались на залитом лунным светом небе. "Чертов осел!" - бурчал Том. Желтые и оранжевые японские фонарики мерцали, тихо покачиваясь на ветках деревьев. На веранде играла пластинка "Никто не солгал".
- У него был скверный язык, - задумчиво проговорила Джинни. - С раннего детства. Помнишь, у него была разбойничья пещера в каретном сарае. В общем, и тогда другие дети его ненавидели. А ты… ты потом уехал за границу… остался там надолго. Ну, а мы здесь прозябали. Мы танцевали, мы немножко выпивали… чтобы почувствовать себя раскованными… мы продолжали эти глупые романы, где несколько поцелуев заставляли тебя поверить, что это и есть любовь… Прозябали. Хорошее слово.
Она вдруг на глазах постарела, осунулась. Затем, помолчав, заговорила снова:
- Но у Тома в жизни был лишь один интерес. Помнишь?
- Он хотел стать актером?
- Да. Но в доме он оставался прежде всего потому, что ему нравилось противоречить папе. Папа хотел, чтобы Том стал юристом. Том терпеть не мог юриспруденцию. Они постоянно ссорились, хотя папа был уверен, что Том рано или поздно бросит эти свои шуточки… Даже тогда все было бы не так плохо, если бы Том не оскорблял папиных кумиров. Бут, Баррет и Ирвинг для него были сборищем халтурщиков, Шекспир писал чепуху, и так далее… Признаться, я не понимала, как все это серьезно, до того последнего вечера. Это было пять лет назад, во время пасхальных каникул - тогда еще была самая настоящая снежная вьюга. Я точно не знала, что произошло. Папа никогда не говорил об этом. Я была у себя наверху, одевалась - мне надо было уходить - и вдруг услышала, что в библиотеке идет страшный скандал. Крики доносились даже до моей комнаты. Судя по всему, папа ударил Тома. Когда я опрометью сбежала вниз, Том выскочил мне навстречу из библиотеки. Изо рта у него текла кровь. Он крикнул: "Я застрелю старого черта!" - и ринулся наверх за ружьем. Он получил три медали за меткую стрельбу. Мама была в слезах. Она кинулась к Тому на шею, потом обернулась и крикнула папе драматическим тоном: "Ты поднял руку на ребенка? Ты поднял руку на ребенка?" Папа был весь серый. Он стоял, опершись рукой на столик. Был такой крик, что просто ужас. В конце концов Том утихомирился, но отца он не простил и вскоре ушел из дому. Он собрал свои вещи в сумку и пошел. Мери обливалась слезами и говорила: "Не уходи, у нас ведь гости!" Но Кларисса сказала: "Оставьте его в покое. Если он хочет валять дурака, пусть валяет!" Мама буквально повисла на Томе, когда он двинулся к двери. Помню, как смешно он нахлобучил шляпу на глаза. Отец сидел на стуле, закрыв лицо руками, а Том на прощание сказал: "Я все тебе сообщил. Тебя навестят ночью, можешь в этом не сомневаться". Он вышел, закрыл за собой дверь и двинулся в город. Больше мы его не видели.
Джинни порылась в карманах и вынула пачку сигарет. В глазах Джинни были испуг и растерянность. Она делала судорожные глотательные движения и никак не могла вытащить сигарету из пачки.
- Мы звонили повсюду, - продолжала она. - Отец был в неистовстве. Мама смерила его уничтожающим взглядом и ушла к себе. В ту ночь она пыталась покончить с собой, приняв веронал, но доза оказалась слишком маленькой.
- Куда же отправился Том?
- Мы так и не выяснили этого. По-моему, он отправился к старому адвокату, с которым у них была большая дружба, - от него Том научился латыни еще до того, как пошел в школу. Думаю, тот дал ему денег. Впрочем, Марлоу ничего нам об этом не сказал. Отец обиделся на него страшно. Я знала, что Том не вернется. Он был тверд, как железо. Он никогда и ничего никому не прощал.
Я зажег спичку и поднес ее к сигарете Джинни. В пламени спички я увидел глаза Джинни - растерянность прошла, появилось спокойствие.
- Дальше начался один сплошной кошмар. В середине ночи…
- Той же самой?
- Да, спать мы легли поздно. Мы вовремя спохватились насчет… мамы. - Джинни передернула плечами. - В общем, она осталась жива. Но в середине ночи мы вдруг услышали вопль. Я решила, что это мама. Я спала в одной комнате с ней, но когда я открыла глаза, то увидела, что она спит. Я выбежала в холл второго этажа. Светила яркая луна, и я увидела, что в холле стоит папа в ночной рубашке. Затем из своей комнаты вышел Мэтт, потом Мери. К этому времени папа совсем пришел в себя, сказал, что с ним все в порядке, хотя было видно, как его бьет озноб. Он что-то сказал насчет…
Джинни запнулась, и я спросил:
- Где он спал в ту ночь?
- Внизу, в библиотеке. Мама отказалась спать с ним в одной комнате. Он выбежал из библиотеки и стал подниматься по лестнице наверх. Джефф, ты должен это знать. Он бормотал что-то невнятное про белое с пальцами, про то, что это белое пробежало по столу в библиотеке.
Оконные рамы снова задрожали. Джинни бросила на них взгляд, а потом метнула недокуренную сигарету в камин. Напряжение в комнате нагнеталось все сильнее и сильнее. Страдание делалось материально осязаемым - словно мимолетное прикосновение крыла летучей мыши. В библиотеку вошел Мэтт. Он сразу понял, в чем дело. Хлопнув дверью, он рявкнул:
- Джинни! Ты распустила язык…
- Не твое дело, - спокойно отозвалась его сестра.
- Полощешь грязное белье при посторонних…
- Мэтт, ты поэтическая натура. Слышать от тебя метафору…
- По-моему, я говорил, чтобы ты этого не делала. - Он, кажется, пытался подавить ее, проявляя опасное спокойствие. - Ты, видно, хочешь, чтобы об этом судачили на всех городских перекрестках?
Джинни взяла меня за руку и задумчиво произнесла:
- Не надо бить его, Джефф. Это все равно что подраться с кулем муки. Скажи мне, Мэтт, как ты находишь клиентов?
Мэтт не ответил. Он тупо поглядел на нас, потом сел в кресло и внезапно стал рыдать.
- Не обращайте внимания, - судорожно бормотал он. - Это у меня плохо получается. У меня вообще ничего не получается. И похоже, теперь настанет мой черед. Я только что говорил с Твиллсом. Он сообщил мне, что в маминых гренках был мышьяк. Если бы она съела их все… Ну, перестаньте на меня так смотреть! - сварливо воскликнул он. - Я тут ни при чем.
- Ладно-ладно, - смущенно забормотала Джинни. - Мужайся, Мэтт. Мы к тебе хорошо относимся. - Она встала и неловко похлопала его по спине. Я испугался, что и она сейчас разрыдается - ее глаза предательски заблестели. Теперь мне стало совершенно понятно, в каком страхе и нервном напряжении жили обитатели этого дома.
- Вы знаете, что мне сказал Твиллс? - осведомился Мэтт. Он снова пришел в себя, но глаза его сверкали. - Он сказал: "Ну, теперь-то я тут главный, и ваши жизни зависят от меня". Потом он показал мне пробирку, в которой была какая-то молочного цвета жидкость, и сказал: "Это мышьяк. Более того, я знаю, кто его положил в еду". Тьфу, черт… Джефф, разберись с этим, а? Забудь, что я тебе наговорил. Боюсь, эта маленькая очкастая крыса думает, что это сделал я. И он еще добавил: "Я знаю, кто подложил гио… - не помню, как там он называется, - в сифон с содовой".
Твиллс, стало быть, тоже заподозрил сифон. Дело принимало серьезный оборот.
- Ладно, - сказал я Мэтту. - Джинни начала мне рассказывать о том, что происходило в вашем доме…
- В общем-то ничего такого особенного не происходило, - сказала Джинни. - С тех пор, однако, все изменилось. Папа стал запираться в библиотеке наедине с бутылкой. Мы только слышали, как он расхаживал взад-вперед, а мама начала впадать в приступы меланхолии. Я надеялась, что рано или поздно все образуется. Но впервые я почувствовала, что все непоправимо катится к худшему, через пару месяцев. Как-то вечером я сидела с одним молодым человеком… не важно, как его зовут… на веранде в укромном углу, как раз под окном библиотеки. Вон там. - Она показала рукой на три окна, что выходили на гору. - Мы сидели на качелях, курили. Стояло лето. Окно было открыто, но жалюзи опущены. Отец был в библиотеке и, похоже, услышал нас. Внезапно он выскочил на веранду с перекошенным лицом. Он прорычал: "Сейчас же вынь изо рта сигарету! Ведешь себя как вульгарная девка!" Затем он напустился на Дела, который сидел, обняв меня за плечи. Кончилось тем, что он велел мне идти в дом, и там я получила от него первую лекцию. Он расхаживал по библиотеке, нахмурившись, и выговаривал мне: я вела себя слишком вольно. Я делала все, что моей душе было угодно. Я не уважала ни родителей, ни Господа Бога. Слишком вольное поведение и погубило моего братца Тома. Это и меня до добра не доведет - эти поздние приходы домой и отсутствие сведений, где и с кем я была.
Это было только началом. Затем он устроил страшный скандал Клариссе, когда она отправилась на танцы и вернулась домой, слегка пошатываясь. Той осенью он ушел в отставку. По его словам, чтобы писать книгу и приглядывать за нами. К маме обращаться за помощью было бесполезно. Она собрала все вещи Тома: книги, фотографии и даже одежду, - перенесла их к себе в комнату и не позволяла никому трогать.
- Но послушай, - сердито вставил Мэтт, выпячивая подбородок, - ты рисуешь его каким-то тираном и деспотом. Но это не так, Джефф. Она просто на него обижена.
- Может быть, он и не был тираном, - пожала плечами Джинни и мрачно добавила: - По крайней мере по его собственным представлениям о жизни. Но тебе до этого никогда не было дела, Мэтт. Ты всегда оставался маленьким светловолосым пай-мальчиком. Ты всегда правильно одевался, ходил в правильную школу. Ты хорошо играл в гольф - настолько хорошо, чтобы тебя считали удачливым бизнесменом. Художник, написавший портрет твоей души, назвал бы свою картину "Толпа".
- Говори-говори, - отозвался Мэтт, - но я-то по крайней мере нормальный человек, а не придурок, как Том или тот осел англичанин, по которому ты так сходила с ума.
- Перестань сейчас же! - крикнула Джинни и, стиснув ладони, встала и подошла к окну.
Мэтту это доставило большое удовольствие. Он обратился ко мне:
- Этого парня звали Росситер. Его выгоняли со всех работ. Кончил тем, что работал в "Саммите" мальчиком на побегушках.
- Он уехал. Все уезжают! - крикнула Джинни, оборачиваясь к нам от окна. Губы ее дрожали. - Все вырастают. Кроме меня.
- Тебя никто силком не держит, - напомнил Мэтт. - Можешь повторить опыт Тома, если очень хочется.
Джинни посмотрела на камин, на потолок, на стену, словно искала выход. Ее раскрасневшееся лицо вдруг сделалось цинично-усталым.
- Да уж, надо честно признать: я из рода Куэйлов. Стало быть, я такая же бесхребетная. - Она стиснула рукой спинку кресла и прикрыла глаза. - Я не ухожу из этого дома, потому что не смею. Я боюсь вступить в сражение за свои права. Мое дело сидеть и помалкивать. Мы все останемся здесь, пока папа…
- Не будет отравлен, так? - осведомился Мэтт.
Я почувствовал, ощутил физически ненависть, возникшую между ними. Но в этот момент от двери раздался голос:
- Что тут у вас творится?
В голосе было недовольство и манерная медлительность. Так разговаривают красавицы, прелести которых в последнее время окружающие перестали ценить в полной мере. В дверном проеме стояла Кларисса Куэйл. Она держалась рукой за дверную ручку, голова ее была слегка запрокинута, а брови чуть приподняты. Это было Появление, и для вящего эффекта не хватало только боя часов, возвещавших полночь. Это все могло бы показаться комичным, если бы дело не приняло столь драматический оборот, и если бы она не сохранила остатки былого обаяния. Темные волосы с пробором посредине образовывали над ушами подобие блестящих колес. Высокие скулы. Голубые глаза Мадонны. Под подбородком виднелась пухлая складка. Голова, чуть откинутая назад, четко вырисовывалась на фоне мехового белого воротника.
Лет двенадцать назад я вспоминал о ней, когда читал романы об искательницах приключений. Возможно, она тоже видела себя такой вот искательницей. Я мысленно освобождал ее из плена у титулованных злодеев. Но теперь она выглядела как недовольная оперная примадонна. Странно…
- Что, в конце концов, тут происходит? - повторила она. - Скажите мне!
Она томным жестом стала снимать длинные белые перчатки. Какое-то темное предчувствие подсказало мне, что Кларисса явно принадлежит к литературному кружку и вернулась с их собрания. Ее блестящие равнодушные глаза оглядывали собравшихся в библиотеке. В ней было нечто от судьи.
- Послушай, Кларисса, - начал Мэтт, но замолчал, облизывая пересохшие губы. Похоже, к ней он относился лучше, чем ко всем остальным. - Это ужасно… но кто-то попытался отравить отца.
Затем в комнату вбежала Мери, и они с Мэттом начали говорить одновременно. Кларисса не утратила своей надменности, хотя слова сыпались на нее со всех сторон. Она явно была встревожена и даже в какой-то момент попятилась, словно ее родственники собирались на нее напасть, но заговорила она все тем же тоном:
- Отравить отца? Но это просто кошмар!
- О Господи! - не удержалась Джинни.
Кларисса недовольно на нее покосилась.
- Извини, милая, если я задела твои чувства, - сказала она с плохо скрываемой злобой.
- Что ты, что ты! - отозвалась Джинни. - Все в порядке.
- Оставь ее в покое! - рявкнул Мэтт и, взяв Клариссу за руку, с нежностью слона проговорил: - Все в порядке, Кларисса. Понятно? Все в порядке. Он вне опасности. Уолтер сделал все, что нужно.
- Да-да, Мэтт. Он… он, наверное, выпил что-то не то по ошибке?
Джинни проявляла наибольшее хладнокровие среди всех собравшихся. Она откинулась на спинку кресла, взметнув гриву каштановых волос, и полузакрыла глаза. Затем четко произнесла:
- Все это очень похоже на попытку убийства. Яд был не из тех, что можно выпить по ошибке.
Итак, слово "убийство" было произнесено впервые одним из Куэйлов. Оно произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Мэтт посмотрел на Мери, затем на Клариссу, затем на меня. Лоб его покрылся испариной. Я снова услышал, как тикают часы.
- Не надо так говорить, - недовольно проскрежетал Мэтт.
Из-за какого-то фокуса с освещением лица в полутемной комнате вдруг показались мне какими-то светящимися. Мери очень напоминала рембрандтовский портрет своей каштаново-коричневой гаммой. На ее лице проступили глубокие тени. Она взяла шубку Клариссы, чтобы ее унести, и лицо ее причудливо контрастировало с белым мехом.
Тик-так-тик-так… Часы тикали.
- Мне это нравится не больше вашего, - ровным голосом произнесла Джинни. - Но надо признать факты. Надо перестать обманывать самих себя. Если так будет и дальше продолжаться, мы все сойдем с ума.
- Лично я считаю, что это Джоанна, - заявил Мэтт, вынимая и роняя платок. - Она или кто-то, тайно проникший в дом.
- Глупости, - перебила его Джинни, - и ты сам это прекрасно понимаешь.
Тик-так. Тик-так…
Кларисса между тем сидела неподвижно, ее ноздри слегка раздувались, а глаза были широко раскрыты. Внезапно она сказала нечто заставшее остальных врасплох.
- Это не морфин? - осведомилась она.
- Какой еще морфин! - напустился на нее Мэтт.
Кларисса совершила промах и теперь сама это поняла.
- Я… просто вы сказали, это то, чего нельзя выпить случайно, ну а я знаю, Уолтер давал маме морфин, вот я и подумала, вдруг он и папе дал его по ошибке. - Она нервно рассмеялась. - Ну ладно вам, хватит меня пугать. Все равно у вас ничего не выйдет. Как только вы завели обо всем этом речь, я сразу поняла - это не всерьез.