- В таком случае, - поспешила Афродита, - кому понадобилась подделка? Кто в курсе всех дел секретариата правления ЕДМ и в состоянии провернуть такую фальшивку?
Афродита поправила очки, разглядывая инспектора. А у того от напряжения вздулись вены на висках. Наконец он промямлил:
- Гм… да-с… собственно говоря, все идет к виконту де Бассакуру… хотя трудно представить…
- Да, да, конечно, просто невообразимо. Но мне кажется, инспектор, вы попали в точку. Прямо невероятно, как вы сразу догадались! Вот где чувствуется опыт. Нет, ну прямо невероятно, как вы сразу схватили суть…
- Я что-то не пойму. О чем вы, собственно?
- О вас, разумеется, - Афродита почувствовала, что немного перехватила. - Разве не вы сейчас указали на виконта? И ведь это же абсолютно верно.
- Вы находите? - инспектор был явно польщен.
- Ну конечно же. У кого было найдено письмо? Кто лучше других знал положение в секретариате правления после смерти баронессы и Гиммельройта? Кто сейчас ведет дела? На все вопросы один ответ: виконт де Бассакур.
- Все это так, но я не вижу мотивов для подделки. Что за интерес мог быть у виконта в этом мошенничестве?
- Вы забываете, инспектор, что значительная доля из пожертвований поступала в личное распоряжение баронессы. И иногда речь шла о весьма и весьма значительных суммах. Разве это не заманчиво?
- …Пожалуй.
- И если вы мне позволите… Мне кажется, что у виконта были причины и для устранения баронессы и ее секретаря. Таким путем он мог присвоить все пожертвования, что поступали к баронессе и в это диковинное Движение.
Баллер энергично замотал головой:
- Это уж слишком, мадемуазель. Виконт Бассакур и убийство! Совершенно исключено. Конечно, и его могли затронуть кое-какие искушения… в конце концов, это встречается повсеместно. Но убийство?! Да как вы смеете думать!
- О, представьте себе, я не единственная, кто так думает. Вам бы следовало послушать его братьев и сестер по сословию.
- Нельзя ли точнее?
- Можно, инспектор. Видите ли, помянутые особы убеждены, что смерть Трутца фон Гофманзау - дело рук виконта. И у них есть для того чрезвычайно веские основания.
И она изложила мнение членов правления о виконте. Но опять ничего не сказала о большом шантаже, словно предчувствовала, что это еще окупится. Подробно рассказала о том, что сообщил Валентин Кальбе насчет телефонного разговора своего хозяина с виконтом и о том, где и как они должны были встретиться. Еще добавила, что не видит причин, почему бы Кальбе отказался от показаний по этому поводу. Может быть, придется настойчиво попросить господ дворян, чтобы они разрешили ему это сделать. А это препятствие вполне преодолимо. Заключительные фразы, как ей показалось, инспектор принял с удовлетворением, ведь появилась возможность заполучить серьезные показания, не задевая при этом самолюбия высокородных господ.
…Афродиту нисколько не удивил холод, каким встретило ее общество на вилле графа делла Скала, когда она спустя полчаса очутилась здесь вместе с Баллером и несколькими полицейскими. Естественно, что пуганые аристократы не выказали горячего желания побеседовать. Даже Кальбе, который после просьбы хозяина виллы чуть было не открыл рот, тут же замкнулся и продолжал величественно разносить ликер. После тщетных попыток заставить кого-нибудь заговорить инспектор мысленно назвал себя идиотом, что поддался на болтовню Афродиты и вообще приехал сюда.
Что по этому поводу думал обермейстер Шмидхен, легко можно было понять, взглянув на его лицо, - на нем буквально печаталось, какую веселую жизнь он устроит Афродите по возвращении. А сама она потешалась про себя над беспомощностью Баллера, который битый час не мог совладать с этой голубой публикой. Разумеется, Афродита с самого начала знала, что ей придется помочь господам в их страстном желании излиться. Поэтому Баллеру оставалось лишь изумляться, когда Герлинда фон Шнепфенфус стала вдруг необыкновенно говорливой после, казалось, ничего не значащего упоминания Афродитой о каком-то конюхе и его потомке. На удивление активно подключился к ней и князь Червенков, когда Афродита его спросила: не считает ли он, что при известных условиях дневник может стоить невероятно дорого? Чрезвычайно предупредительным и словоохотливым оказался и граф делла Скала, стоило лишь спросить у него про какую-то Зеленую труппу. А затем и остальные дамы и господа перестали быть излишне застенчивыми. Теперь они прямо-таки обрушились на несчастного толстого Валентина, и он, наконец, раскрыл свои печальные уста и все-все рассказал блюстителям закона. Баллер изумлялся, завидовал Афродите, ломал без всякой пощады свою незадачливую голову, да так и не сломал.
Что бы там ни было, он прямо из первоисточников узнал кое-что подозрительное о виконте. Но когда господа осознали, что Афродита по неизвестной причине не желает касаться дела о шантаже, то они как бы в благодарность ей навалились скопом на виконта, обвиняя его и вовсю подозревая.
Баллер понимал, что теперь можно будет взяться за виконта. И все-таки ждал еще чего-то. И оно появилось. Конечно, в заявлении делла Скала было больше от ненависти к виконту, больше подозрений, чем фактов, но он так раздул некое соперничество между виконтом и благородным Гансом фон Гиммельройтом, что в конце концов сам и пришел к выводу: виконт и никто другой был убийцей баронессы и ее секретаря. С весьма важным сообщением выступила герцогиня де Мумо. Она рассказала, что 29 мая вечером случайно проезжала мимо дома баронессы и видела, как виконт де Бассакур вошел в дом. Она, герцогиня, может это клятвенно подтвердить. И Гельмут Баллер сразу вдруг заспешил, поручив снимать показания одному из подчиненных.
Оберинспектор, как мы знаем, с трудом менял раз сложившееся мнение. И если случалось, что под давлением новых убедительнейших доказательств он был вынужден его менять, то уж делалось это так радикально, словно никакого другого мнения никогда у него не было, а было и есть только то, которое у него сию минуту. Будто одна дверь намертво захлопывалась в тот самый момент, когда распахивалась другая. На вопрос Афродиты, для чего, собственно, им нестись как сумасшедшим с включенными сиренами по людным улицам, он отвечал, что не любит терять времени, когда надо схватить матерого убийцу. Так без малейшего смущения сказал он тому, кого еще сегодня считал распоследним преступником. Далее инспектор с удовольствием заметил, что наконец-то после небывалых усилий он достиг финала крупнейшего своего дела. А успех такого дела, видит небо, ему крайне необходим, ибо там, наверху, ему все еще не хотят простить неудачи с белым китом, которого в свое время не удалось выудить из Рейна. Но теперь у него хватит сноровки, чтобы загарпунить, хе-хе, другого кита. Да-да, у него железные доказательства того, что избиение лучших аристократических кадров, имевшее место в последние дни, лежит целиком и полностью на совести виконта и никого другого.
Афродита благоразумно помалкивала. А Баллер в чаду вдохновения соорудил стройную, но, по молчаливому мнению Афродиты, не без серьезных изъянов, систему обвинения против виконта. Да, пожалуй, верно, и убийца полковника, и тот, кто стрелял в трупы баронессы и ее секретаря, одно и то же лицо, поскольку использован был один и тот же пистолет калибра 7,9. Но, пожалуй, неверно полагать, что и отравителем баронессы, ее секретаря и Хафермана был не кто иной, как Бассакур. Слишком поспешный вывод. И уж совсем ни в какие ворота не лезет то, что виконт вовсе не виконт, что, по глубокому убеждению Баллера, сама манера убийств заставляет думать о примитивном интеллекте, нежели о тонком и изощренном. Но, увы, оберинспектора теперь разве светопреставление отвратит от мысли, что за этим проклятым виконтом прячется простой работяга, бандит, который так или иначе, рано или поздно был бы, конечно, разоблачен баронессой и другими высокоинтеллектуальными господами. Именно боязнь разоблачения и заставила его убрать баронессу и так далее. Классическая подоплека преступления! Гельмут Баллер был просто счастлив, что ералаш в его голове наконец сменился четкой и ясной картиной. Что касается его слушательницы, то она лишь задумчиво поглядывала в окошко, изредка поощрительно кивая. Так в согласии они домчались до места.
Почти перед полуночью в конце улицы блеснули фары виконтова кадиллака, который остановился вскоре перед домом. Афродита еле удержала инспектора, собравшегося тотчас выскочить из машины.
Прошу прощения, - сказала она, - вы же видите, он не один. - И действительно, вслед за виконтом из машины вышел еще какой-то мужчина и они исчезли в дверях.
- А если он смоется? - заволновался Баллер.
- Верняк, не будет ночевать, - поддержал кто-то из полицейских.
- Верняк, - согласилась Афродита, - но ведь не пешком…
- Обратно верняк, - сказал Баллер и вздрогнул. - Э-э… несомненно.
- Подождем еще немного, - предложила Афродита. - Но давайте подъедем поближе.
На этот раз они ждали недолго. Дверь тихо открылась и из нее, пятясь, стала выходить фигура, тащившая длинный и, видимо, тяжелый сверток. Появилась вторая фигура, державшая другой конец свертка. При ближайшем рассмотрении сверток оказался мешком, в котором оказалось то, что еще недавно было доктором Крафтом. Фигуры так увлеклись своим занятием, что арестовать их не составило труда. И каково же было изумление Гельмута Баллера, когда один из арестованных оказался женщиной, одетой в мужское платье. Что до Афродиты, то она и глазом не моргнула и ограничилась лишь репликой:
- Вы не представляете себе, как я счастлива снова видеть вас, мадам Хаферман!
К сожалению, июньская ночь была настолько темной, что полный ненависти взгляд, посланный ей в ответ, не достиг цели.
11
На следующий день ровно в 14.00, как было условлено, Афродита переступила порог кабинета старшего инспектора Гельмута Баллера, ее коллеги, бесконечно благодарного и вообще почти друга.
- Ну и как? Дела идут, надо полагать? - весело спросила она, одним взглядом схватывая обстановку.
Гельмут Баллер только махнул рукой и продолжил раздраженный вояж из угла в угол. Обермейстер прилип, стоя, к стенке и, кажется, не решался дышать. За письменным столом инспектора сидела миловидная блондинка и со скукой вертела карандаш. Перед ней лежала нетронутая стопа бумаги. Против обермейстера, у другой стенки, сидели рядышком виконт де Бассакур и Арманда Хаферман. На физиономии вдовицы было написано злорадство. Экономку покойной баронессы, очевидно, забавляло бессилие инспектора. Виконт же весь был оскорбленное достоинство. В дверях торчал полицейский.
- Бог мой, почему такой мрак? - продолжала веселиться Афродита. - Ведь вы загарпунили сразу двух китов.
Баллер остановился:
- Вам хорошо болтать. С утра я взял их в шоры по всем правилам, а они хоть бы слово. С ума сойти!
- Ну что ж, - сказала Афродита, кто молчит, у того есть причины. А вам непременно нужно признание?
- Признание - это всегда хорошо! - мечтательно произнес мученик симметрии.
- Так позаботимся, чтобы оно было, - с этими словами Афродита сняла с плеча большую сумку.
- Если вы опять меня… Не лучше ли сперва поучиться, затопорщился было инспектор. И с неловкостью рассмеялся. - Эти субъекты немы как рыбы и тупы как носороги. И такую публику вы хотите заставить говорить?
- Хочу. Но при условии, что вы не будете мне мешать.
- Договорились, - сказал Баллер и тяжело опустился на стул.
Афродита тотчас приступила к делу. Она открыла сумку и вытащила из специального кармашка своего скорпиона. Поглядела, как он двигается на ладони, и направилась к Арманде Хаферман. Раскрыла перед ней ладонь. Экономка не дрогнула ни единым мускулом.
- Ну разве он не красавец, не правда ли?
Арманда хранила презрительное молчание.
- И совершенно безобидный, мадам, - добавила Афродита. - Впрочем, вы это сами знаете, и давно.
Мадам молчала.
- Но зачем это? - не выдержал Баллер. - Она ведь слышала, как вы объясняли, что скорпион безвреден.
Афродита не обратила на него внимания.
- Что вы скажете, если я его суну вам в блузку? - с улыбкой спросила она.
Арманда Хаферман презрительно улыбалась.
- Итак, чего же вы добились? - зашевелился Гельмут Баллер.
- Кое-что есть. Я ставила маленький эксперимент. Выяснилось, что Арманда Хаферман прилично разбирается в членистоногих.
Инспектор саркастически усмехнулся:
- Непонятно, какое это имеет отношение к нашему делу. Не хотели бы вы попытать счастья у вик… француза? Он ведь главное действующее лицо, если не ошибаюсь.
- Вы в этом уверены, инспектор?
- Что за вопрос! Этот тип, как-никак подозревается в шести убийствах. Если это ничего не значит… Экономку мы можем, в лучшем случае, привлечь как соучастницу.
- Должна заметить, инспектор, что Арманда будет этим чрезвычайно обрадована. Ведь в таком случае она получит самое большее два года.
- Большего тут и нет. К сожалению, - сказал инспектор. - Наверное, даже и меньше. Ведь она не участвовала ни в самом преступлении, ни в подготовке, а?
- Конечно, если иметь в виду убийство доктора Крафта. Но и виконт не причастен ко всем убийствам.
- Вот как, вы успели изменить свою точку зрения? - вопросил Гельмут Баллер, справедливо чувствуя новые осложнения.
- Может быть, я не очень логично рассуждала, - дипломатично ответила Афродита, - но не могу припомнить, чтобы я относила убийство, скажем, графа Хазенталя на счет виконта. И, по-моему, не утверждала, что смерть баронессы и ее секретаря - тоже дело его рук.
- А выстрелы? А пули? - уверенно сказал Гельмут Баллер. - Они из того же пистолета, из которого стреляли в полковника фон Гофманзау и доктора Крафта. Этот пистолет мы нашли в кармане француза и на нем отпечатки его пальцев.
- Этого я не оспариваю, - терпеливо продолжала Афродита. - Он прикончил и полковника, и Крафта. Выстрелы в мертвую баронессу и секретаря - тоже его работа. Это бесспорно. Но остальное вы не можете ставить ему в вину, потому что хотя о других убийствах он знал, но в их осуществлении лично не участвовал.
- Черт побери! - Баллер вскочил и побежал из угла в угол. - Все сложнее и сложнее. Кто же тогда совершил остальное?
- Конечно же, Арманда Хаферман, - спокойно ответила Афродита.
Инспектор круто повернул и только было открыл рот, как бывшая экономка баронессы вскочила со своего стула и злобно закричала, готовая кинуться на Афродиту:
- Я требую, чтобы этой проклятой бабе немедленно заткнули рот!
Охранявший полицейский заставил ее сесть.
- Да ну, приятно слышать, вы вдруг стали разговорчивы, - холодно произнесла Афродита.
Мадам опять кинулась в бой, и охранник опять ее усадил. Но рот ей закрыть он, разумеется, не мог. И на Афродиту густым потоком полились помои. Лишь когда поток иссяк, Гельмут Баллер (он с удовольствием сидел и вспоминал в это время лекцию про психологию) счел, наконец, возможным подать голос:
- Я знаю, мадемуазель, у вас неплохое чувство юмора. Но не слишком ли далеко вы заходите?
- Я как раз сейчас не шучу, инспектор, - сказала Афродита. - Ну, представьте себе, как виконт мог ухлопать графа фон Хазенталя? Он все время торчал рядом со мной. У него не было никакой возможности подсыпать яду в бокал графа.
- А экономка? Ее-то вообще не было в зале.
- Верно. Но она была рядом. На кухне.
- Откуда вы знаете?
- Я знаю это от Валентина Кальбе, который был там в качестве кельнера. На таких торжественных пиршествах у них принято, чтобы каждого обслуживал его собственный слуга или же руководил кельнером, обслуживающим господина. Понимаете?
- Гельмут Баллер присвистнул.
- Ах, вот оно что. Странно, однако, когда я прибыл туда, ее след простыл.
- Конечно, она тотчас удрала. Дело сделано, об остальном позаботится виконт, который в курсе. Я тогда еще удивилась, почему виконт сразу вдруг, не сходя с места, объявил, что граф мертв.
- Хорошо объяснено, - признал инспектор. - Но как она, если, конечно, исходить из того, что это сделала она, как она могла подсыпать яд именно в бокал графа?
- Это было сделано на кухне. Арманда Хаферман, само собой, знала того, кто обслуживает графа.
- Вот дьявольщина, - откинулся на стуле Баллер. - Ну и ловкачи. И Кальбе может подтвердить, что Хаферман была на кухне?
- Не только он. Толстяк графа делла Скала тоже был на кухне. Там вообще было много слуг и работников отеля.
- А я не отрицаю, что была на кухне в тот вечер, - вдруг заговорила Арманда Хаферман; она снова была спокойна и отрегулирована, как новенький холодильник. - Ну и что это доказывает? Ровным счетом ничего!
- А почему вы скрылись? - рявкнул Гельмут Баллер. - Видно, совесть была не чиста!
- Я утомилась, - сухо пояснила мадам. - Кроме того, у меня началась легкая мигрень, и я уехала домой.
- Мигрень! - кипел инспектор. - Нет, вы только поглядите, рядом умирает человек, хорошо знакомый, а ей не до того, у нее мигрень!
- Мне совершенно безразлично, верите вы мне или нет, - цедила экономка. - Вы докажите мне сначала, что я, а не кто-нибудь подсыпал яд в бокал графа. И с какой стати мне нужна была смерть графа?
- Гм, да, - сразу утих и засомневался Баллер. - Этот вопрос я себе тоже задаю.
- А вы, Арманда, уверены, что виконт так и будет молчать? - включилась Афродита.
- Мне-то что до этого. Я никакого отношения не имею к его делам.
- Это выяснится, - спокойно произнесла Афродита. - Конечно, расчет верный: виконт так и так получит пожизненное заключение, будет у него одним убийством больше или меньше. А вы со всей присвоенной кругленькой суммой устроите себе счастливую жизнь.
Говоря так, Афродита краем глаза наблюдала за виконтом. Никакой реакции. Зато Баллер навострил уши:
- О какой присвоенной сумме идет речь? Что-то совсем новое.
Афродита виновато потупила взор:
- Прошу прощения, инспектор, ведь тут действовала прекрасно организованная система шантажа.
- Шантаж? - выкатил глаза Баллер.
- Да, - кивнула Афродита, - кстати, придумала, организовала и осуществляла эту систему моя дорогая тетушка. В этом ей активно помогали блаженной памяти Ганс фон Гиммельройт и присутствующий здесь виконт де Бассакур.
- С ума сойти! Ничего не понимаю! - Баллер был слегка оглушен. - Нет, тут надо хорошенько подумать. Шмидхен, принесите-ка пива!
Спящий обермейстер незамедлительно исчез. Афродита полезла в свою сумку и стала выкладывать на стол бумаги и снимки, что прихватила из сейфа виконта. Реакция Гельмута Баллера была разнообразной. При виде голой натуры он то ухмылялся, то строго косился на светловолосую стенографистку. Но затем у него зашевелились остатки волос вокруг лысины, затем покрылась изморозью сама лысина. Он сразу понял, каким кошмарным скандалом заряжены эти документы. Ведь речь идет о сливках общества. О сливках, герр оберинспектор. А кто вы? Может, вы имеете какое-то отношение к молочным продуктам, кавалер Ордена Рейнского Белого Кита? Нет, вы только то, чем заквашивают кефир. Не больше. А посему…