Глава 2
ФЛОРЕНС РУБРИК ОТ УРСУЛЫ
Урсула начала свою речь не очень решительно, хотя и с видом победительницы. Сначала Фабиан помогал ей. Дуглас Грейс, сидя рядом с Теренцией Линн, иногда переговаривался с ней вполголоса. Она занялась вязанием, и позвякивание ее спиц придавало оттенок домашнего уюта всей сцене, хотя и не вполне соответствовало ее подчеркнуто официальной внешности. Она не отвечала Грейсу, но Аллейн видел, что однажды на ее лице мелькнула улыбка. У нее были мелкие острые зубы.
Постепенно Урсула разговорилась и все менее нуждалась в поддержке Фабиана. Она нарисовала исчерпывающий портрет Флоренс Рубрик.
Картина обретала ясность очертаний. Школьница, чувствовавшая себя одинокой после смерти матери, сидела в холодной приемной директора.
- Я знала об этом с утра. Они собирались отправить меня домой вечерним поездом. Они были внимательны, но слишком сдержанны. Мне нужны были не такт и деликатность, а человеческое тепло. Я буквально дрожала. Мне кажется, я до сих пор слышу автомобильный сигнал. Он звенел, точно колокольчик. Она привезла его из Англии. Я видела, как автомобиль проехал мимо окна, затем услышала ее голос в холле. Она спрашивала обо мне. С тех пор прошли годы, но я вижу ее ясно, словно вчера. На ней была меховая шапочка, когда она обнимала меня, я ощутила приятный запах. Она громко и бодро говорила, что она моя опекунша и приехала за мной и что она была близкой подругой моей матери и находилась возле нее, когда все это случилось. Конечно, я знала о ней. Ведь она была моей крестной матерью. Но она оставалась в Англии после замужества, поэтому я не была знакома с нею. Итак, я поехала с ней. Второй мой опекун - дядя из Англии. Но он военный и всюду следует за полком, поэтому он был очень рад, когда тетя Флоренс (как я называла ее) взялась меня опекать. Я оставалась с ней, пока не пришло время возвращаться в школу. Она приезжала ко мне во время учебного года, и это было замечательно.
Здесь, на ноте детского обожания, она сделала паузу. Потом был год, когда тетя Флоренс вернулась на родину, но время от времени писала и заказывала роскошные подарки в лондонских магазинах. Она появилась снова, когда Урсуле минуло шестнадцать и она готовилась к окончанию школы.
- Это было божественно. Она взяла меня к себе домой. У нее был дом в Лондоне, и она вывозила меня в свет, и дарила мне подарки, и все такое. Она была моей доброй феей. Она устроила бал в мою честь.
Урсула поколебалась.
- Я встретила Фабиана на этом балу, правда, Фабиан?
- Это был великолепный вечер, - отозвался Фабиан. Он устроился на полу возле ее стула и закурил трубку.
- А потом наступил сентябрь 1939 года, и дядя Артур стал поговаривать, что лучше нам вернуться в Новую Зеландию. Тетушка Флоренс хотела бы остаться и помогать фронту, но он продолжал вызывать ее телеграммами.
Сдержанный голос Теренции Линн прервал повествование.
- В конце концов, - произнесла она, - он был ее мужем.
- Ну, ну! - примирительно сказал Дуглас Грейс и погладил ее по колену.
- Да, но она бы блестяще справилась с такой работой! - парировала Урсула. - Мне всегда не нравилась его настойчивость в этом вопросе. Я считаю, это был эгоизм. Он мог обойтись без нее и этим внес бы личный вклад в дело победы.
- Но он прожил три месяца в доме для инвалидов, - произнесла Теренция холодно.
- Я знаю, Терри, и тем не менее. В общем, после Дюнкерка он телеграфировал снова, и мы выехали. Я бы могла куда-нибудь поступить, но мысль о разлуке подавляла ее. Она сказала, что я слишком молода, чтобы оставаться одной, да и ей будет одиноко без меня, и я поехала. Конечно, я тоже этого хотела.
- Естественно, - пробормотал Фабиан.
- И к тому же во время путешествия надо было заботиться о тебе.
- Да, у меня в то время были приступы, - сказал Фабиан, - Урсула служила чем-то вроде буфера между мной и Флосси. Флосси вела себя, как вице-адмирал запаса, и благодаря Урсуле я сохранил рассудок, если не жизнь.
- Это несправедливо, - возразила Урсула, правда, несколько смягчившись. - Ты неблагодарный, Фэб.
- Неблагодарный по отношению к Флосси, которая регламентировала тебя во всем. Но продолжай, Урси.
- Я не имею представления, сколько времени мистер Аллейн может уделить нашим воспоминаниям, - учтиво начал Дуглас Грейс. - Но я весьма сочувствую ему.
- У меня сколько угодно времени, - заверил его Аллейн, - и мне чрезвычайно интересно. Итак, все вы прибыли в Новую Зеландию в 1940 году, не правда ли, мисс Харм?
- Да. Мы прибыли прямо сюда. После Лондона атмосфера здесь казалась очень сердечной, но провинциальной. Однако вскоре после нашего приезда скончался член парламента, представлявший этот район, и ее попросили занять его место. Все стало сразу таким драматичным… В этот момент появилась ты, Терри, не так ли?
- Да, - ответствовала мисс Линн, позвякивая спицами, - в этот момент я и появилась.
- Тетя Флосси изумительно относилась ко мне, - продолжала Урсула. - Видите ли, она не имела своих детей, поэтому я многое для нее значила. По крайней мере, так она говорила. Жаль, что вы не слышали ее на собраниях, мистер Аллейн. Она обожала, когда ее забрасывали вопросами. Она была стремительна, как молния, и совершенно неустрашима, правда, Дуглас?
- Она умела с ними обращаться, - согласился Грейс. - К моему приезду у нее хватало забот. Я вспоминаю заседание, когда какая-то женщина крикнула: "Вы думаете, это справедливо, что вы попиваете коктейли и шампанское, а я своим детям не могу яйца купить?!" Тетя Флосси откликнулась моментально: "Я буду давать вам по дюжине яиц за каждый выпитый мною алкогольный напиток!"
- Потому что, - пояснила Урсула, - она вообще никогда не пила, и многие знали об этом и зааплодировали, а тетя Флосси добавила: "Это просто несправедливо. Вам совершенно неизвестны мои бытовые привычки". Еще она сказала: "Если дела у вас настолько плохи, вам следует обратиться в Комитет помощи. Мы отправляем массу яиц с Маунт Мун именно туда".
Голос Урсулы зазвучал менее уверенно. Дуглас Грейс подхватил с громким смехом:
- Тогда эта женщина закричала: "Я уж лучше обойдусь вообще без яиц!" И тетя Флосси сказала: "Особенно в этот момент, когда я на трибуне".
- Словно в фехтовании, - пробормотал Фабиан, - честное слово!
- Но ведь как ловко! - возразил Дуглас.
- А дети как были, так и остались без яиц.
- Но ведь не по вине тети Флосси, - заметила Урсула.
- Хорошо, дорогая. Я все-таки продолжаю сочувствовать этой женщине, если ты не возражаешь. Я должен признать, - прибавил Фабиан, - что на свой лад получал удовольствие от предвыборной кампании Флосси.
- Надо понимать народ этой страны, - сказал Грейс. - Мы любим решительные действия, а Флосси была на это способна. Она прямо-таки всех приручила, правда, Терри?
- Она была очень популярна, - произнесла Теренция Линн.
- Принимал ли муж участие в ее общественной деятельности? - спросил Аллейн.
- Именно это его и доконало, - обронила мисс Линн, позвякивая спицами.
Воцарилось продолжительное молчание, в то время как она продолжала:
- Он отправлялся в долгие поездки, и сидел на вокзалах, и тащился с одного собрания на другое. В этом доме никогда не было тишины. Все эти Красные Кресты, и женские курсы, и политические партии, и прочее, и прочее, и прочее никогда не давали покоя этим стенам. Даже в комнату, которая считалась его, вторгались.
- Но ведь она всегда заботилась о нем, - запротестовала Урсула. - Это несправедливо, Терри. Она заботилась о нем.
- Все равно как если б о вас заботился ураган.
Дуглас и Фабиан рассмеялись.
- Вы неблагодарны и жестоки, - вспыхнула Урсула. - Превратить ее в посмешище! И это вы, которые стольким обязаны ей!
Дуглас Грейс возразил, что упреки необоснованны, что никто не любил тетушку больше него, просто при жизни он иногда подтрунивал над ней, и ей это даже нравилось.
Он казался уязвленным и взволнованным, и остальные слушали его смущенно и молча.
- Если приходится говорить о ней, - горячо сказал Дуглас, - давайте, по крайней мере, будем честными. Мы все любили ее, не так ли?
Фабиан передернул плечами, но ничего не сказал.
- Ее убийство было для всех огромным ударом. Мы все согласились на приезд мистера Аллейна. Ладно. Если вам приходится изображать ее посмертно, что лично мне представляется пустой тратой времени, я думаю, нам следует быть искренними.
- Конечно, - сказал Фабиан. - Облегчили душу, спустили тормоза… Но в данный момент очередь Урси, не так ли?
- Ты перебил ее, Фабиан.
- В самом деле? Извини, Урси, - мягко произнес Фабиан. С этими словами он повернулся вокруг собственной оси, положил подбородок на подлокотник ее кресла и самым комичным образом посмотрел на нее снизу вверх.
- Мне стыдно за тебя, - проговорила она не очень уверенно.
- Ты подошла примерно к 1941 году, когда Флосси была в полном блеске своей парламентской карьеры, а мы все отражали этот блеск. Дуглас, оправившийся после ранения, но признанный непригодным для несения дальнейшей службы, живший теперь словно по циклам пастушеского календаря. Терри, повышающая престиж Флосси в качестве стенографистки и секретаря-референта. Урсула, - он умолк на мгновение, - Урсула привносила очарование, а я - комизм. Я падал с лошади и терял сознание на большой высоте, и проваливался в овечьи ямы. Возможно, именно эти оригинальные обстоятельства сильно сблизили меня с моим несчастным дядей, который старался превозмочь приступы эндокардита. Продолжай, Урсула.
- К чему продолжать? Что толку мне пытаться изобразить ее по-своему, когда вы все - все вы… - голос ее прервался. - Хорошо, - произнесла она более твердо, - мы все должны дать отчет о происшедшем, насколько я понимаю. Такой же, как я продиктовала тому монументальному зануде из детективной конторы. Ладно.
- Минуточку! - голос Аллейна прозвучал из затененной части комнаты. Четыре головы, озаренные светом камина, повернулись к нему.
- Существует разница, - продолжал он, - Если я правильно представлял себе методы полиции, вас постоянно прерывали вопросами. Я бы не хотел сводить все к допросу. Я хотел бы услышать об этой трагедии, словно о ней говорят впервые. Ведь моя важнейшая задача - не арест убийцы. Я был направлен сюда, чтобы выяснить, не связано ли это конкретное преступление с беззакониями во время войны.
- Так точно, - сказал Дуглас Грейс. - Так точно, сэр. И, по моему скромному мнению, - добавил он, поглаживая тыльную сторону ладони, - оно, безусловно, связано. Еще бы!
- Всему свое время, - сказал Аллейн. - Итак, мисс Харм, вы нарисовали ясную картину довольно изолированного маленького сообщества до, будем так считать, прошлого года. В конце 1941 года миссис Рубрик много занимается своими общественными обязанностями с помощью своего секретаря, мисс Линн. Капитан Грейс позже всех появляется на ферме. Здоровье мистера Лосса налаживается, и он начинает с помощью капитана Грейса заниматься весьма специфической работой. Мистер Рубрик - полный инвалид. Всех вас кормит миссис Дак, кухарка, и обслуживает Маркинс, слуга по дому. А чем занимаетесь вы?
- Я? - Урсула нетерпеливо тряхнула головой. - Ничем особенным. Всем, чем придется, и в промежутках - собой. Пребываю в ожидании новых событий. Я это обожаю! - воскликнула Урсула. - Миссис Рубрик была мастак по части сюрпризов. Они у нее всегда были наготове. Это было божественное ощущение!
- Как вечер в овчарне? - сухо спросил Фабиан.
- О Боже! - произнесла Урсула, у нее перехватило дыхание. - Да. Я припоминаю.
Она восстанавливала картину теплого летнего вечера пятнадцать месяцев назад. Аллейн, припомнив вид сумеречного сада из окна столовой, представил, как призрачная компания спускается по тропинке, обсаженной лавандой, и располагается на площадке. Светлые платья женщин мерцают в полутьме. Маленькие, острые огоньки вспыхивают, когда зажигают сигареты. Шезлонги сдвигаются вместе. Одна из женщин сбрасывает на спинку накидку из тонкой ткани. Высокий представительный молодой человек склоняется над спинкой с заученно галантными жестами. Запах табака смешивается с ночным запахом деревьев и травы, еще хранящей солнечное тепло. Это был час, когда звуки обладают особой отчетливостью, а чувства обострены и восприимчивы. Голоса тонули в сумерках. Урсула помнила это очень ясно.
- Вы, должно быть, устали, тетя Флоренс, - сказала она.
- Я не позволю себе быть усталой, - ответил бодрый голос. - Не следует думать об утомлении, Урси, надо иметь в себе запас тайной энергии. - Она заговорила об индусах, об их победе над усталостью, о солдатах интендантских войск в Англии и о командирах летных подразделений. - Если они способны на такое, значит, и я в моей повседневной жизни тоже могу двигаться с достоинством, пусть маленькими шажками. - Она протянула свои обнаженные руки с сильными ладонями в сторону девушек, окружавших ее. - А уж с помощью моего Мозгового Центра и Главного Ассистента, - отважно воскликнула она, - чего только я не смогу совершить!
Урсула, соскользнув на теплую сухую траву, опустила голову на колено опекунши. Сильные пальцы ласкали волосы, которые Урсула уложила в дорогую прическу, готовясь к трехдневной поездке по стране.
- Давайте составим план, - промолвила тетя Флоренс.
Эту фразу Урсула любила. Она всегда служила прелюдией к приключениям. Казалось, их план коснется чего-то более волнующего, чем предстоящий вечер, на который явятся фермеры со своими женами, безвкусно одетыми в платья из местной кооперативной лавочки, да несколько приезжих, если у них хватит энтузиазма и бензина, чтобы тащиться в такую даль. Тетя Флоренс окутывала все розовым облачком предвкушений. Даже Дуглас загорелся и, склонясь над шезлонгом тети, проявил инициативу. "Почему бы не устроить танцы?" - спросил он, глядя на Теренцию Линн.
Флоренс согласилась. Пусть будут танцы. Старина Уайк и его братья могут играть на своих аккордеонах, а потом можно завести граммофоны.
- Надо взять то старое пианино из проходной комнаты, - произнес Артур своим усталым, задыхающимся голосом, - и заставить молодого Клиффа Джонса присоединиться к остальным. Он очень хорошо играет. Исполнит что угодно. Неплохо бы нам послушать его сейчас.
Это было неудачное предложение, и Урсула почувствовала, как пальцы, ласкавшие ее волосы, напряглись. Когда она припоминала этот момент спустя пятнадцать месяцев, Аллейн понял, что все истории, которые ему предстоит услышать, будут внезапно нырять в прошлое, освещая события, которые предшествовали вечеру на теннисной площадке.
Урсула знала, что тетя Флоренс не станет беспокоить Артура историей падения молодого Клиффа Джонса. Это была история о самой низкой неблагодарности. Молодой Клифф, сын управляющего Томми Джонса, рос необычным ребенком. Он повергал своих родителей в состояние смущения и неуверенности ранней демонстрацией своих эстетических вкусов, визжа и затыкая уши, когда пела мать, но безмятежно выслушивая долгие инструментальные программы по радио. Такую же линию поведения он выбрал по отношению к книгам и картинам. Когда он стал старше и каждое утро его отвозили на грузовике к зданию школы за пределами плато, у него обнаружился талант к писанию весьма цветистых сочинений, стиль которых менялся в зависимости от прочитанного им недавно и явно озадачивал его учителя. Его страсть к музыке развилась необычайно быстро, и учительница написала его родителям, что у него исключительный талант. Ее письмо носило отпечаток слегка нервозного энтузиазма. Мальчик, отважно утверждала она, совершенно феноменален. С другой стороны, он не слишком преуспевал в арифметике и в играх и даже не пытался скрыть своего безразличия к тому и другому.
Тетя Флоренс, услышав об этом, заинтересовалась юным Клиффом и объяснила его не слишком образованным родителям, что природа наделила их отпрыска артистическим темпераментом.
- Поэтому, миссис Джонс, - сказала она бодро, - вы не должны обижать вашего мальчика только потому, что он не похож на остальных. Ему нужно особое внимание и сочувствие, и я позабочусь о нем.
Вскоре она стала приглашать Клиффа в господский дом. Она дала ему книги и граммофон с тщательно отобранными записями, тем самым окончательно его завоевав. Когда ему исполнилось тринадцать, она предложила его ошарашенным родителям отправить мальчика в ближайшую школу типа британской публичной.
Томми Джонс горячо возражал. Он был ярым сторонником профсоюзов и отчасти придерживался коммунистических взглядов. Но его жена, которую Флосси сумела убедить, взяла над ним верх, и Клифф отправился в интернат с сыновьями четырех владельцев хозяйств, разбросанных по плато.
Его привязанность к Флосси, отметила Урсула, продолжала крепнуть. На каникулах он проводил с ней много времени и, занимаясь музыкой за ее счет, играл ей на рояле в гостиной. В этом месте Фабиан коротко рассмеялся.
- Он играет очень хорошо, - сказала Урсула, - разве нет?
- Изумительно, - подтвердил Фабиан, и Урсула быстро добавила:
- Тетушка очень любила музыку, Фэб.
- Как Дуглас, - пробормотал Фабиан, - она знала, чего хотела, но, в отличие от Дугласа, не желала в этом признаться.
- Я не знаю, что ты имеешь в виду, - произнесла Урсула несколько высокомерно и продолжила рассказ.
Юный Клифф еще учился в школе, когда Флоренс уехала в Англию. Он по-прежнему часто пользовался роялем в гостиной во время каникул. Когда она вернулась, он уже вырос, но по-прежнему нуждался в ее опеке. Однако, когда он приехал на каникулы в конце 1941 года, он изменился, как подчеркнула Флоренс, не в лучшую сторону. У него были неприятности со зрением, и школьный окулист сказал ему, что он никогда не будет призван на действительную военную службу. Он тут же полез в бутылку и попытался уйти на фронт добровольцем. Когда его заявление было отклонено, он написал Флоренс, что хочет бросить школу и, если возможно, трудясь на ферме, помогать фронту, пока не достигнет призывного возраста, пусть в качестве годного к нестроевой.
Для Флосси это письмо было равносильно взрыву бомбы. Она планировала для него учебу в университете, за которой должна была последовать, после окончания войны, поездка в Лондон и учеба в Королевском музыкальном колледже. Взяв с собой письмо, она отправилась в дом управляющего, где узнала, что Томми Джонс тоже получил весточку от сына и был в полном восторге.
"Нам сейчас как никогда нужны люди на земле, миссис Рубрик. Я очень рад, что Клифф того же мнения. Извините, что я так говорю, но я боялся, что господское образование сделает из мальчика барина и сноба, но, судя по тому, что он пишет, получилось иначе".
Как выяснилось, молодой Клифф стал к тому времени коммунистом. Вот уж что не входило в честолюбивые планы, которые лелеяла Флосси.