- Помещение небольшое, но тут уютно и красиво, - оценил Джефф торговый салон, куда он ввел Пенни. - Да, это именно "диван" в том значении, которое предлагает Оксфордский словарь: курительная комната или табачный магазин. Тут еще должна быть софа - и она есть! - обтянутая плюшем мышиного цвета. На самом деле эта комната должна была быть обставлена несколько лет спустя после того, как старый коммодор Хобарт переправил Делис-Холл из Англии, - с тех пор она и сохраняет свой первоначальный вид.
Хотя Джефф говорил очень тихим голосом, он все же предпочел остановиться. Тяжелое полотнище портьеры, прикрывавшей дверной проем в задней части помещения, дрогнуло и сдвинулось в сторону. В зал магазина вошла миниатюрная, хорошо сложенная девушка с каштановыми волосами, которая остановилась за стойкой. Ей было лет восемнадцать-девятнадцать. Скромно, но аккуратно одетая, она принадлежала сегодняшнему дню точно так же, как эта табачная лавка отвечала представлению о торговой элегантности викторианских времен. Несмотря на яркий солнечный свет снаружи, в магазинчике стоял неизменный сумрак.
- Господа, чем могу служить?
Девушка одарила улыбкой Джеффа, который улыбнулся ей в ответ.
- Вы же не англичанка, верно? - спросил он.
- Нет, но я родилась здесь. Я… Ой! Вы же, наверно, хотите увидеться с моим дедушкой, да? Подождите, пожалуйста.
Снова улыбнувшись, девушка приподняла портьеру, которая упала за ее спиной. Откуда-то донесся ее голос, и наконец послышались тяжелые шаги.
В помещение неторопливо вошел стройный симпатичный пожилой мужчина с короткой бородкой и с усами; волосы его были посеребрены сединой. У него была свободная манера держаться, а интонация речи и строй фраз говорили, что он получил хорошее британское образование. Заняв место за стойкой, он с подчеркнутой вежливостью обратился к Джеффу:
- Если вы всего лишь хотите что-то приобрести, сэр, моя внучка поможет вам. Но поскольку Энн решила, что тут желательно мое присутствие…
- Мне в самом деле нужны сигареты, если они у вас, конечно, имеются. - Джефф назвал марку и тут же получил ее. - Но, - продолжил Джефф с той же изысканной вежливостью, которую продемонстрировал этот странный торговец табачными изделиями, - ваша вывеска вызвала у меня такое любопытство, что я решил доставить себе удовольствие поговорить с владельцем. Насколько я понимаю, сэр, на самом деле вас зовут не Теофиллиус Бовсе, да и ваше заведение находится не на Руперт-стрит в Сохо, хотя среди ваших покупателей числятся такие уважаемые личности, как Шаллонье и Сомерсет?
- Ваше предположение совершенно верно, - с довольным видом сказал пожилой джентльмен. - Я именуюсь Эверард, Джон Эверард, так же, как и мой отец. Это название на витрине, - показал он жестом, - мой покойный отец оставил как торговую марку, когда в 85-м году начинал этот бизнес. Может, вы не доверяете таким причудам; похоже, недоверие вообще свойственно всему вашему поколению. Но я воспринимаю его как безобидный обман, который никого не унижает, и с удовольствием продолжаю и лелею эту традицию. Могу я поблагодарить вас, что вы заметили этот намек?
- На литературу, не так ли? - вскинулась Пенни. - Глупо считать, что я уже настолько близко подошла к пониманию происходящего, что достаточно маленького намека, который все мне скажет! Конечно, это ссылка на какую-то книгу?
- Я дам тебе самый широкий набор намеков, - ответил Джефф, - сказав, что тут присутствует ссылка на две книги одного и того же автора. Обе опубликованы в начале восемьсот восьмидесятых годов, и в обеих был один и тот же главный герой. Этот главный герой…
- Можем ли мы назвать его, - предложил мистер Эверард, - не столько главным героем, сколько кем-то вроде божества, который все приводит в порядок?
- Благодарю. Пожалуй, это более точное определение, - согласился Джефф. - Это божество, принц Флоризель из Богемии, был изображен как насмешливая и ироничная, едва ли не клеветническая пародия на принца Уэльского, впоследствии короля Эдуарда VII. Вначале переодетый принц Флоризель бродит по Лондону в сопровождении своего помощника полковника Жеральдина. Мы встречаем его в устричном баре близ Лейчестер-сквер. Он заводит знакомство с молодым человеком, поедающим кремовый пирог, и узнает о существовании такой организации, как Клуб самоубийц. Автор этих историй…
У Пенни сияли глаза.
- Роберт Луис Стивенсон! - воскликнула она. - И первая книга называется "Новые арабские ночи"! В конце ее принц Флоризель в силу причин, которые никогда так и не объяснялись, вынужден отречься от престола и покинуть Богемию. Он возвращается в Лондон, да?
- Он возвращается в Лондон, - подтвердил Джефф, - и устраивается как Теофиллиус Бовсе в заведение под названием "Богемский табачный диван". "Бовсе" - это сокращение от "Боже Всемогущий". Здесь экс-принц занимается самыми разными делами, которые легли в основу другого собрания историй. Например, "Динамитчик", который Стивенсон написал вместе с женой. - Джефф прервался, чтобы подвести итоги. - Мистер Эверард, мисс Линн, - вопросил он, - ведь нет сомнений, что вы-то - уроженцы Британии, не так ли?
- Теперь я гражданин Америки, - возразил аристократичный владелец табачной лавки. - Но был рожден и вырос в Англии, где получил удовольствие окончить Кембридж прежде, чем в 1891 году присоединился к отцу. Размышляя об этом, сэр, - и он в упор посмотрел на Джеффа, - могу сказать, что вы с удивительным постоянством проявляете себя как автор, который не нравится тем, кто предпочитает запахи мусорного ведра. Несколько раз, хотя не в последнее время, я видел ваши фотографии в прессе. Вы, мистер Колдуэлл, завоевали репутацию романиста, продолжателя великой традиции. Вы ведь и вправду мистер Колдуэлл?
- Да, это я.
- И каждый из ваших исторических романов содержит элемент какой-то тайны, которая проясняется только в самом конце?
- Именно так.
- Что же касается тайн, - продолжил торговец табаком, - то у нас рядом с городом находится некий дом, Делис-Холл, который имеет в себе больше, чем легкий аромат тайны. Насколько я понял из явно растерянного отчета во вчерашней прессе, в нем произошла еще одна подозрительная смерть.
- За сорок пять лет между 1882 и 1927 годами, мистер Эверард, в Делис-Холл случилось больше, чем две смерти. Что справедливо по отношению к любому дому, который вы назовете.
- Да, - согласился собеседник, - но много ли среди них подозрительных смертей? Вот, например, в той печальной истории двадцать лет назад… почему незадолго до смерти, случившейся там, какой-то вскрик был слышен вне здания. Вы знакомы с этим домом, сэр?
- Более чем хорошо. Я в нем остановился. Но боюсь, что не могу обсуждать…
- Конечно, не можете. В то же время…
Издалека, откуда-то из глубин помещения, послышалась телефонная трель. Звонки оборвались, и из-за портьеры послышались легкие шаги. Девушка Энн откинула занавес дверного проема.
- Если вас зовут Колдуэлл, мистер Джеффри Колдуэлл, - сказала она, - то вас просят к телефону. Все в порядке, дедушка?
- В полном, моя дорогая. Разве что я должен посетовать, что прерван интересный разговор. Следуйте за моей внучкой, сэр, она вам все покажет.
Джефф прошел по коридору в тесную гостиную. Одна ее стена была занята полкой с книгами, а два окна выходили на двор, заросший травой. Он подтянул к себе телефон со стола, заваленного книгами; рядом стояла этажерка с кучей корреспонденции, а под ней - прикрытая чехлом пишущая машинка.
- Ты сказал, что будешь здесь, - напомнил ему голос Джилберта Бетьюна, который он безошибочно узнал. - Я могу только надеяться, что старый Эверард - или Флоризель, или принц Уэльский, как бы он себя ни называл, - вступит с тобой в разговор. Он уже посетовал на падение искусства курить сигары, так что посетители больше не засиживаются у него на диване, попыхивая королевской регалией?
- Чем попыхивая?
- Регалией, Джефф. Это такое условное название для больших сигар высокого качества.
- Он не упоминал ни о каких сигарах. Он хочет говорить о смертях в Делис-Холл.
- Да, они тоже его интересуют. Я сейчас в Делис-Холл. Мне нужен свидетель для помощи и поддержки. Лучше возвращайся - и как можно скорее.
- Дядя Джил, неужели еще одна жуткая история?
- Нет, больше не было ни смертей, ни тяжелых несчастных случаев. Это все Гарри Минноч. Когда он считает, что прав, его уж не удержать; он упрям, как все его шотландские предки, вместе взятые.
- А что, его нельзя контролировать?
- Официально я имею право это сделать. Но в основном нам приходится гонять отсюда репортеров. Все мои планы рухнут, если он брякнет хоть одно неосторожное слово до того, как я буду готов. Если Пенни все еще с тобой - Катон сказал, что она уехала в твоем обществе, - привези ее, но только не впускай в дом. То, что ты обнаружишь, не доставит тебе удовольствия.
Положив трубку и вернувшись в магазинчик, Джефф собрался уходить, но убедился, что это не так просто. Полный вежливого многословия, старый мистер Эверард, начав повествовательный гамбит, опутывал собеседника словами, как осьминог свою жертву щупальцами.
- Я едва не забыл, - сообщил он, - что окружной прокурор Бетьюн ваш дядя. Что ж, ладно! Если я не могу задержать вас для разговора, значит, не могу. Я пошлю Энн к аптекарю за порошком от головной боли и продолжу размышлять о том, что меня интересует. Приятного дня вам обоим! Как говорят на Юге, возвращайтесь скорее!
Оказавшись на улице с Пенни под руку, Джефф с удивлением увидел пустое такси, которое и доставило их обратно на Университетскую площадь.
- Ты притащил меня к мистеру Эверарду, - по пути заметила Пенни, - а потом утащил от него. Ладно, я не против, чтобы меня таскали и вытаскивали. Но у тебя появилось жутко странное выражение, словно ты сделал там кучу открытий!
- Может, и сделал. На пароходе состоялись дебаты с Сейлором о разнице британского и американского произношения одного и того же слова. Разве ты не замечаешь, как разнятся английские и американские названия одной и той же вещи? Наш хозяин, поклонник Стивенсона, сказал "мусорное ведро", когда мы с тобой назвали бы его "ящиком для мусора". Он сказал "аптека", а мы с тобой назвали бы ее "аптечным киоском".
- Ты намекаешь, что старый мистер Эверард сказал нечто странное или подозрительное?
- Нет, Пенни. Он не проронил ни одного странного или подозрительного слова, в этом-то и дело. Думается, я знаю, что он мог бы сказать, представься ему такая возможность.
- Так не возьмешься ли объяснить это?
- Во всяком случае, не сейчас. Поскольку тебе не довелось увидеть откровенный намек, который вчера попался мне на глаза, то, если даже я тебе объясню, поймешь ты немного.
- Куда мы двинемся, когда ты найдешь "штутц"?
- Я отвезу тебя обратно в Холл. Но в соответствии со строгими указаниями дяди Джила, внутрь ты не войдешь. Он не объяснил мне, в чем дело, но сказал, что там что-то не так.
Пенни воздержалась от дальнейших замечаний и вообще мало говорила на обратном пути в Делис-Холл. Хотя она, казалось, глубоко погрузилась в какие-то свои мысли, взгляд ее серо-голубых глаз не раз обращался к Джеффу, от чего тот терял способность к здравому размышлению.
Поздним днем, который уже переходил в ранний вечер, он остановил машину в самом удобном для Пенни месте подъездной дорожки. Пенни вылезла из салона, захлопнула дверцу и сказала:
- Пожалуйста, исполни мою просьбу! Если дела будут так уж плохи, ты позвонишь мне?
- Ты будешь первой, которая услышит меня.
- Спасибо. Просто я думаю…
Больше всего на свете Джеффу хотелось бы услышать то, о чем Пенни не решилась сказать. Но в ее взгляде лишь блеснул намек. Затем она нашла свою машину и уехала.
Поставив "штутц" в гараж, Джефф снова обошел дом. "Не такие уж сумерки, - подумал он, - но чувствуется, что они скоро сгустятся. Стоит им только прийти, мы каждый раз получаем новое тяжелое известие. Значит, лейтенант Минноч полон возбуждения? Не ввел ли он в это состояние кого-то еще?"
Этого явно не случилось. Катон, который открыл двери, был неподдельно удивлен, но не встревожен, разве что по поводу своего здоровья.
- Тут была такая беготня, мистер Джефф. Не могу слишком много рассказывать, просто не должен, сэр!
Как худо-бедно дал понять Катон, мистер Бетьюн спустит с него шкуру, если он будет слишком много болтать. Опасливо сделав несколько странных намеков на фургон с мебелью - по крайней мере, речь шла о нем, - он добавил, что мистер Бетьюн в библиотеке.
И снова лампа под желтым шелковым абажуром горела на длинном библиотечном столе. И снова рядом с ней лежал портфель дяди Джила. А сам дядя Джил с извечным мефистофельским изломом бровей, держа сигару в руке, поднялся с резного стула у дальнего конца стола.
- Вы можете мне объяснить, что тут вообще делается? - приветствовал его Джефф. - И почему Катон что-то нес о мебельном фургоне?
- Он рассказал, что в нем было?
- Нет, он слишком боялся вас, чтобы хоть словом обмолвиться.
Дядя Джил тут же утратил свой облик в общем-то дружелюбного безбородого Мефистофеля и превратился в Великого инквизитора, готового отдать приказ о пытках.
- Вот и хорошо, - сказал он. - Но сейчас не Катон больше всего волнует меня.
- Лейтенант Минноч?
- Да. Наш добрый лейтенант в любую минуту присоединится к нам. И я заставлю его выложить все, что у него на уме…
- Было бы неплохо, если бы вы сделали то же самое…
- Большая часть того, что я пока держу при себе, - объяснил окружной прокурор, - будет изложена, как только я получу телефонный звонок, которого дожидаюсь. Гарри изложит все в полном виде. И если я не ошибаюсь, это наш клиент.
Послышались тяжелые звуки шагов по главной лестнице холла. Лейтенант Минноч, который изо всех сил старался спрятать самодовольное выражение лица, через малую гостиную прошел в библиотеку. Джилберт Бетьюн вынул сигару изо рта, и теперь она балансировала на краю пепельницы.
- Ну, Гарри?
- Прежде чем я что-либо скажу, сэр… вы уверены, что ваш племянник должен все это выслушать?
- Да. Джефф может остаться.
- Но вы же не знаете, что я собираюсь сказать.
- Рискну предположить. Вы нашли убийцу, не так ли? Скрутили его, и он готов предстать перед законом?
- Да, я вычислил убийцу! Хватит ли доказательств для немедленного ареста - этого я не знаю. Может, и нет, это вам судить. Но я-то знаю виновного. Я был уверен в этом еще со вчерашнего вечера, а сегодня моя уверенность стала неколебимой.
Хотя для опасений, что Катон или кто-то другой из обитателей дома может их подслушать, не было никаких оснований, дядя Джил встал, прикрыл тяжелую дверь, ведущую в малую гостиную, и вернулся на свое место.
В голосе лейтенанта Минноча появились нотки обиды.
- Стоит ли провести арест, можем ли мы это сделать, - судить вам, сэр. Если есть на свете хоть какая-то справедливость, нам его не избежать. Честное слово, сэр, неужели вы считаете, что меня надо подвергать перекрестному допросу, как несговорчивого свидетеля?
- Я вас расспрашиваю, лейтенант. Попытайтесь понять смысл понятия "перекрестный допрос" прежде, чем пускать его в ход.
- Ну, вы знаете, что я имею в виду!
- Я искренне пытаюсь вас понять. Так что же вас так волнует, лейтенант Минноч?
Лейтенант вздохнул.
- Этот молодой человек. Дэйв Хобарт, сэр. Я знаю, он вам нравится, но с самого начала я ни на йоту не доверял ему. Он убил свою сестру; он врал на каждом шагу; он организовал это ложное нападение на себя. И сейчас я опасаюсь, что он может ускользнуть. Он виновен до мозга костей, мистер Бетьюн! И если вы хотите, чтобы я представил вам реальные доказательства - пусть жюри присяжных они и не убедят, - я готов!
Глава 16
Прервавшись, лейтенант Минноч строго посмотрел на окружного прокурора:
- Хотите что-то сказать, сэр?
- Не прежде, чем услышу то, что вы называете реальными доказательствами, - сказал дядя Джил, откидываясь на спинку кресла. - Вам слово, друг мой. Почему бы вам не присесть, чтобы вы себя удобнее чувствовали?
- Если вы не против, мистер Бетьюн, я предпочту постоять. И как вы обычно делаете, изложу все пункт за пунктом. - Лейтенант кивнул в сторону Джеффа. - В прошлый четверг вечером, во время путешествия вниз по реке, ваш племянник обратился ко мне с вопросом: почему я проявляю такой интерес к их компании, особенно к Дэйву Хобарту и его сестре? Неужели я подозреваю, спросил ваш племянник, что кто-то замешан в преступлении?
- И что вы ответили?
- Я ответил, сэр, что никого ни в чем не подозреваю; во всяком случае, не вижу причин кого-то привлекать к суду. И в то время, мистер Бетьюн, мои слова были святой правдой.
- Но по сути дела, вы что-то подозревали?
- Да, сэр, именно так. Наше внимание уже было привлечено к этому дому и к семье Хобарт, чему поспособствовало то анонимное письмо о сломанной в 1910 году шее Тадеуса Питерса. И понимаете, так получилось, что Фред Булл и я оказались на борту того же судна, что и парочка Хобартов. Так что они, да и их друзья постоянно были у меня перед глазами.
- Но вы же не считаете?..
- Нет, сэр. Может, мне и не хватает изворотливости, но я не круглый дурак. Я никогда не считал, да мне это в голову не приходило, что Дэйв Хобарт и его сестра могли иметь какое-то отношение к смерти, которая случилась семнадцать лет назад, когда они были детьми. Но вот что касается ситуации на пароходе, в ней было нечто очень смешное… но и подозрительное. Вспомним Дэйва Хобарта, вспомним, что он говорил, - и я приглашаю в свидетели вашего племянника. Справедливо, мистер Колдуэлл?
- Можно считать, что достаточно справедливо, - признал Джефф.
Теперь лейтенант Минноч снова обращался к дяде Джилу:
- Дэйв проник на борт судна в Цинциннати и уговорил капитана Джоша Галуэя хранить молчание. Но вскоре он передумал прятаться или сделал вид, что передумал, после того как в понедельник вечером у него состоялся краткий разговор с вашим племянником. Дэйв притворился, будто не знает о пребывании на пароходе своей сестры, а она тоже сделала вид, что не знает о его местонахождении. Но давайте припомним, что он сказал мистеру Колдуэллу - можно сказать, в чем он признался, - в первый же вечер на реке. Он пригласил вашего племянника в свою каюту, где раскупорил бутылку шотландского виски. Мистер Колдуэлл спросил его, в чем дело, почему он носится как вздрюченный кот или преступник в розыске. Дэйв признал, что в его жизни была женщина, и несколько раз повторил это признание. Кроме того, он сказал, что, поскольку занимался тем, чего не должен был делать, его больная совесть не дает ему покоя. И вы можете видеть…
- Да, лейтенант, - вырвалось у Джеффа, - теперь мы все видим. Что именно вы были той зловещей фигурой, которая шныряла вокруг и подслушивала!
Минноч с трудом удержался от вспышки возмущения.
- Может, у меня масса грехов, - вскинув кулак для выразительности, заявил он, - но даже мой злейший враг не назовет меня зловещей фигурой. Мне хотелось бы напомнить вам, молодой человек, что случилось в середине вечера. Вошла мисс Серена Хобарт. Помните?
- Помню.