Поющие пески - Джозефина Тэй 11 стр.


- Нет! Следующий только ждал, чтобы взять слово. Никто ни на что не обращал внимания. Они просто считали, что тост Билла ужасно скучен. Я бы и сам его не вспомнил, если бы, думая о Билле, не наткнулся на эти слова в газете.

- И он уже никогда об этом не упоминал? Никогда не говорил ни о чем таком, когда был трезв?

- Нет. Билл никогда не любил болтать.

- А как вы думаете? Если бы его что-то очень интересовало, то он придержал бы это для себя?

- О да, он себя так ведет, именно так. Он, знаете ли, не скрытен, только немного замкнут. По-своему он самый открытый субъект, какого только можно себе представить. Он щедр и не заботится о себе. Но в некоторых делах… в делах личных, если вы понимаете, что я имею в виду, он просто замыкается в себе.

- У него была девушка?

- Как и у всякого. Но что-то в этом есть. Все мы, когда у нас свободное время, подхватываем первую попавшуюся. Только Билл может один поехать в другой район города и найти что-то такое, что более в его вкусе.

- Какого города?

- Безразлично какого, это зависит от того, куда мы попадем. Кувейт, Маскат, Кватиф, Мукалла. Где угодно между Аденом и Карачи, если уж об этом речь. Мы большей частью летаем на постоянных линиях, но некоторые летают на трамповых.

- Где летал… летает Билл?

- Везде. Но в последнее время - между Персидским заливом и Южным побережьем.

- То есть над Аравией.

- Да. Это ужасно скучная трасса, но Биллу она нравилась. Что до меня, то я считаю, что он был на ней чересчур долго. Когда ты долго на одной трассе, то тебя охватывает скука.

- Почему вы считаете, что он был на ней слишком долго? Он как-нибудь изменился?

Каллен заколебался.

- Не совсем. Он просто был тем же стариной Биллом, непосредственным и симпатичным. Но он стал таким, что не мог от этого оторваться.

- Вы имеете в виду: оторваться от работы?

- Да. Большинство из нас… собственно говоря, все мы забываем о работе, когда отдаем машину наземному персоналу. И мы не вспоминаем о ней, пока не скажем "привет" дежурному механику на утро следующего дня. Но с Биллом случилось что-то такое, что он стал подолгу просиживать над картами трассы, как будто никогда там не летал.

- Как по-вашему, откуда этот интерес к трассе?

- Я думал, что он ищет способ обойти районы плохой погоды. Этот интерес к картам начался внезапно… Он тогда вернулся очень поздно, потому что его снесло с трассы одним из тех ужасных ураганов, что в той стране приходят неизвестно откуда. Тогда мы почти что уже поставили на нем крест.

- Разве нельзя летать над бурями?

- На длинной трассе, конечно, да. Но когда ты летишь по фрахту, то приходится спускаться вниз в самых неожиданных местах. Так что всегда, в большей или меньшей степени, ты отдаешься на волю погоды.

- Понимаю. И вы думаете, что Билл изменился после того случая?

- Ну, я думаю, что это оставило в нем какой-то след. Я был там, когда он прибыл. То есть приземлился. Я ждал его на поле. Он мне показался чем-то потрясенным.

- Он пережил потрясение?

- Да. Он все еще был там, если вы понимаете, что я имею в виду. Он не слушал, что ему говорили.

- И это именно тогда он начал изучать карты. Чтобы планировать трассу…

- Да. Начиная с того момента, он носил это в себе, вместо того чтобы забыть об этом сразу же, как только сбросил комбинезон. Он даже приобрел привычку опаздывать. Так, будто он отклонялся от курса, чтобы поискать более легкую трассу, - Каллен сделал паузу и после торопливо добавил обеспокоенным голосом: - Я прошу вас понять, господин Грант, я не говорю, что Билл перестал владеть собой.

- Нет, разумеется, нет.

- Когда человек перестает владеть собой, то это не выглядит подобным образом, прошу мне поверить. Тогда человек вообще не хочет и думать о полетах. Он становится нетерпелив, пьет слишком много и в слишком раннее время. Он пытается выклянчить себе короткие рейсы. Он чувствует себя больным, хотя с ним все в порядке. Мы знаем, как это выглядит, когда человек теряет контроль над собой, господин Грант. Такой случай узнаешь сразу, как название фирмы на шторах магазина. Ничего подобного с Биллом не происходило… и мне не кажется, чтобы когда-нибудь могло произойти. Он всего лишь не мог от этого оторваться.

- Это сделалось его манией?

- Что-то в этом роде, как я полагаю.

- У него были какие-нибудь другие интересы?

- Он читал книги, - сказал Каллен огорченно, как бы извиняясь за чудачества друга. - Даже здесь это проявлялось.

- Как это проявлялось?

- Вместо обычных книжек с рассказами у него были, должно быть, только книги об Аравии.

- Да, - сказал задумчиво Грант. С той минуты, когда незнакомец впервые упомянул Аравию, Грант со всем вниманием все "усекал". Аравия для всего мира означала одно: песок. И более того, он осознал, что, когда в то утро в отеле в Скооне у него появилось чувство, будто поющие пески на самом деле где-то существуют, он должен был ассоциировать их именно с Аравией. Где-то в Аравии были пески, которые, может быть, пели.

- А потому я был доволен, когда Билл взял отпуск раньше, чем намеревался, - говорил Тэд Каллен. - Мы планировали в отпуск поехать вместе в Париж, Но он раздумал и сказал, что сперва хотел бы на неделю или, две заскочить в Лондон. Потому что он, знаете ли, англичанин. Так что мы договорилась о встрече в отеле "Сен-Жак" в Париже. Он должен был встретиться там со мной четвертого марта.

- Когда? - спросил Грант и тут же замолчал. Он застыл, как охотник, в поле зрения у которого появилась птица.

- Четвертого марта. А в чем дело?

Поющими песками мог интересоваться любой. Таких, что летают в ОКЭЛ, полным-полно. Но растянутая, туманная история Билла Кенрика, который маниакально интересовался Южной Аравией и не явился на встречу в Париже, внезапно свелась к одной точке, к дате!

Именно 4 марта, когда Билл Кенрик должен был появиться в Париже, лондонский экспресс прибыл в Скоон с мертвым телом молодого мужчины, который интересовался поющими песками. Молодого мужчины с дерзкими бровями. Молодого мужчины, который, судя по внешности, мог быть летчиком. Грант помнил, что он пытался представить его на мостике корабля где-нибудь в бескрайнем море. Он идеально подходил к этому. Но столь же хорошо он выглядел бы и за штурвалом самолета.

- Почему Билл выбрал Париж?

- А почему выбирают Париж?

- Не потому, что Билл француз?

- Билл? Нет, Билл англичанин. Стопроцентный англичанин.

- Вы когда-нибудь видели его паспорт?

- Может быть, но не припоминаю. А в чем дело?

- Вы не думали, что он мог быть французом по происхождению?

Это бы все равно не подходило. Того француза звали Мартэн. Разве что он так поддался влиянию английского воспитания, что пожелал принять также и английскую фамилию?

- У вас случайно нет фотографии друга?

Но внимание Каллена было отвлечено чем-то другим. Грант оглянулся и увидел, что берегом реки к ним идет Зоя. Он посмотрел на часы.

- Черт возьми, - сказал он, - а я обещал, что разожгу плитку.

Он открыл сумку и выхватил из нее примус.

- Это ваша жена? - спросил Каллен с обескураживающей прямотой. На Островах эту информацию извлекли бы из него только через пять минут разговора.

- Нет. Это леди Кенталлен.

- Леди? Это титул?

- Да, - ответил Грант, занятый плиткой. - Это виконтесса Кенталлен.

Некоторое время Каллен молчал, размышляя о чем-то.

- Я так понял, что это какая-то разорившаяся графиня.

- Нет, совсем наоборот. Собственно говоря, это маркиза. Послушайте, господин Каллен, давайте на минуту отложим дело вашего друга. Это тема, которая интересует меня больше, чем я могу это выразить, но…

- Да, разумеется, я уже иду. Когда у меня будет возможность опять с вами об этом поговорить?

- Разумеется, вы никуда не пойдете. Вы останетесь и откушаете вместе с нами.

- Я должен познакомиться с этой маркизой, этой, как бишь ее, виконтессой?

- Почему бы и нет? Это очень симпатичная особа. Одна из самых симпатичных из всех, кого я знаю.

- Да? - Каллен с интересом посмотрел на приближающуюся Зою. - Во всяком случае, на нее приятно посмотреть. Я не знал, что они такие. Я воображал, что у всех аристократов крючковатые носы.

- Приспособленные специально для того, чтобы надменно смотреть сверху вниз, так вам кажется?

- Что-то в этом роде.

- Не знаю, как далеко надо уйти в глубь истории Англии, чтобы найти высокомерный аристократический нос. Сомневаюсь, чтобы такой вообще нашелся. Может быть, в предместьях среди мелких мещан.

Судя по виду Каллена, тот был сбит с толку.

- Но аристократы держатся вместе и смотрят на других сверху вниз, разве не так?

- В Англии ни один класс никогда не был в состоянии держаться вместе, как вы выражаетесь. Классы смешивались между собой на всех уровнях на протяжении двух тысяч лет. Класса аристократов в том смысле, который вы имеете в виду, никогда и не было.

- Я полагаю, что это сейчас классовые границы стираются, - предположил Каллен с некоторым недоверием.

- Вовсе нет. Они всегда были нечеткими. Возьмем хотя бы королевскую семью. Елизавета I была правнучкой бургомистра. И вы убедились бы, что близкие друзья королевской семьи вообще не имеют титулов - я имею в виду тех людей, которые бывают в Букингемском дворце. В то же время может оказаться, что какой-нибудь лысый, мрачный барон, который сядет рядом с вами в изысканном ресторане, начинал как механик на железной дороге. Если речь идет о классах, то в Англии никто ни с кем особо не держится. Это невозможно. Это возможно только для госпожи Джонс, которая задирает нос перед своей соседкой, госпожой Смит, потому что господин Джонс зарабатывает в неделю на два фунта больше, чем господин Смит.

Он отвернулся от растерянного американца, чтобы поприветствовать Зою.

- Извините. Я разжег плитку слишком поздно и еще не готов. У нас был очень интересный разговор. Это господин Каллен, который летает по фрахту в ОКЭЛ.

Зоя подала ему руку и спросила, на каком типе самолетов он летает. По интонации, с которой ей отвечал Каллен, Грант сделал вывод: Каллен подозревает, что Зоя проявляет интерес лишь из вежливости. Снисходительность - вот что он приписывал "аристократке".

- Ими тяжело управлять, правда? - с пониманием заметила Зоя. - Мой брат обычно летал на таких, когда работал на австралийской линии. И вечно ругался по их поводу.

Она начала распаковывать провизию.

- Но теперь, с тех пор как он работает в конторе в Сиднее, у него есть собственный маленький самолет - "Бимиш восемь". Это что-то замечательное. Я летала на нем, когда он его купил, - еще до того, как он забрал его в Австралию. Мы с мужем тоже мечтали о таком, но никогда не могли себе этого дозволить.

- Но ведь "Бимиш восемь" стоит всего лишь четыре сотни, - вырвалось у Каллена.

Зоя облизала пальцы, липкие от раздавленного пирожка с яблоками, и сказала:

- Да, знаю, но у нас никогда не было лишних четырех сотен.

Каллен смутился.

- Я не должен вас так объедать, - сказал он. - Меня накормят в отеле, когда я туда вернусь. Я действительно должен возвращаться.

- Ах, не ходите вы никуда, - сказала Зоя с такой естественной простотой, что пробила оборону Каллена. - Здесь хватит на целый взвод.

Так что, к радости Гранта, Каллен остался. А Зоя, не сознающая, что снабжает Соединенные Штаты новой точкой зрения на английскую аристократию, ела, как голодный школьник, и своим мягким голосом говорила с незнакомцем так, будто знала его всю свою жизнь На стадии яблочного пирога настороженность оставила Каллена. В ту минуту, когда они делили шоколад Лоры, он совершенно сдался.

Они сидели вместе на весеннем солнце, сытые и довольные. Зоя опиралась спиной на травянистый берег. Она подставляла лицо солнцу; Грант думал о "Би-семь" и анализировал информацию, которую сообщил ему Тэд Каллен. А Каллен сел на скалу и смотрел вниз по реке, в сторону зеленой, обитаемой долины, где кончались вересковые пустоши и начинались поля.

- До чего симпатичная эта страна, - сказал он. - Она мне нравится. Если вы когда-нибудь решите сражаться за освобождение, то имейте меня в виду.

- За освобождение? - спросила Зоя, широко открывая глаза. - Освобождение от кого или от чего?

- От Англии, разумеется.

У Зои было беспомощное лицо, но Грант начал смеяться.

- Должно быть, у вас был случай поговорить с маленьким черным человечком в шотландской юбке.

- Да, он был в юбке, но это не был цветной, - ответил Каллен.

- Нет, я имею в виду: черноволосый. Вы говорили с Арчи Броуном.

- Кто это, Арчи Броун? - спросила Зоя.

- Это самозваный освободитель кельтов и наш будущий монарх, комиссар, президент или кем он там будет, когда Шотландия освободится из-под мучительного ярма английской неволи.

- Ах, да. Это тот, - мягко сказала Зоя, мысленно выделяя Арчи из числа людей, которых она помнила. - Он, должно быть, немного чокнутый, правда? Он живет где-то здесь?

- Я думаю, он остановился в отеле в Мойморе. И, должно быть, пытался обратить в свою веру господина Каллена.

- Вот именно! - Каллен улыбнулся, несколько сбитый с толку. - Я размышлял над тем, не перебарщивает ли он немного. Я знавал пару шотландцев и мне не кажется, что они могли бы вытерпеть то обращение, которое описывает господин Броун. Извините, господин Грант, но, по моему мнению, они всегда были похожи на тех людей, что смогут взять себе самое лучшее.

- Ты когда-нибудь слышала лучшее определение Унии? - обратился Грант к Зое.

- Я никогда ничего не знала об Унии, - сказала Зоя без смущения, - кроме того, что ее заключили в 1707 году.

- Была тогда битва? - спросил Каллен.

- Нет, - сказал Грант. - Шотландия с признательностью вошла в Унию с Англией и получила свою долю всех проистекающих от этого выгод. Колонии, Шекспир, мыло, платежеспособность и так далее.

- Я надеюсь, что господин Броун не ездит с лекциями по Штатам, - сонно сказала Зоя.

- Национальные меньшинства ездят с лекциями по Штатам.

- От этого у них возникает неправильное понимание, - мягко сказала Зоя. Грант подумал о том, как мудрено выразила бы эту же самую мысль Лора. - У них странные взгляды. Когда мы были там с Дэвидом, за год до того, как он погиб, нас все время спрашивали, почему мы перестали взимать налоги с Канады. Когда мы сказали, что мы никогда не взимали налогов с Канады, на нас смотрели так, будто мы врем. Причем врем неуклюже.

По выражению лица Каллена Грант сделал вывод, что у того тоже "странные взгляды" насчет налогообложения Канады, но глаза Зои были закрыты. Гранту было любопытно, отдает ли Каллен себе отчет в том, что Зоя совершенно не осознает его американского происхождения, что ей не пришло в голову заинтересоваться его акцентом, национальностью или чертами характера. Он был просто летчиком, как и ее брат. Он был кем-то, кто появился как раз, чтобы принять участие в их пикнике, кем-то, кто симпатичен и с кем интересно поговорить. Она не пыталась причислить его к какой-то определенной категории. Если бы до ее сознания дошли все его закрытые "а", то она наверняка приняла бы его за сельского жителя с севера.

Грант посмотрел на нее, полуспящую на солнце, и удивлялся, до чего она красива. Он посмотрел в другую сторону, на Каллена, и заметил, что он тоже смотрит на Зою Кенталлен и думает о том, какая она красивая. Их взгляды встретились и убежали друг от друга.

Однако Грант, который в прошлую ночь не мог себе представить большего счастья, чем возможность смотреть на Зою Кенталлен, дал себе отчет в каком-то своем раздражении, связанном с ней, и это так его потрясло, что, по обыкновению, он начал исследовать это явление. Какой же изъян мог появиться в этом божестве? Какое несовершенство в этой сказочной принцессе?

- Ты прекрасно знаешь, что случилось, - сказал в нем этот лишенный почтения голос. - Ты хочешь, чтобы она убиралась отсюда к чертовой матери, чтобы ты мог расследовать дело "Би-семь".

В этот раз он даже не попытался возразить голосу. Это был неумолимый факт. Он хотел, чтобы Зоя "убиралась отсюда к чертовой матери". Та Зоя, присутствие которой создало магию вчерашнего полудня, была теперь помехой. Очаровательная, прямодушная, божественная Зоя, пошевеливайся! Предмет моего восхищения и принцесса моих снов, уходи.

Мысленно он уже искал слова, извещающие о его уходе, когда она по-детски наполовину вздохнула, наполовину зевнула и сказала:

- Ну, в затоне возле Кадди есть семифунтовый лосось, который, наверное, очень без меня скучает.

А потом, как всегда без суматохи и болтовни, взяла свои вещи и ушла в глубину весеннего полудня.

Каллен смотрел ей вслед с одобрением, и Грант ждал его комментариев. Но, как оказалось, Каллен тоже ждал, когда его "разорившаяся графиня" уйдет. Когда она оказалась за гранью слышимости, он тотчас сказал:

- Господин Грант, почему вы спросили, есть ли у меня фотография Билла? Означает ли это, что вы можете быть с ним знакомы?

- Нет, нет. Но это поможет нам исключить тех, кто не может им быть.

- Ах, так. У меня нет фотографии с собой, но она у меня в чемодане в отеле. Она не очень хорошая, но даст вам какое-то общее представление. Могу я ее вам потом принести?

- Нет, я сейчас пойду с вами в Моймор.

- Правда? Это очень любезно с вашей стороны, господин Грант. Вы думаете, что напали на какой-то след? Вы мне не сказали, что это были за слова, это цитата или как это называется. Как раз об этом я и хотел вас спросить. Например, та часть о болтающих зверях? Если это место, которым он интересовался, то знаете что? Он мог поехать туда. Поэтому я мог бы сейчас туда заскочить и таким образом напасть на его след.

- Вы очень любите этого Билла, правда?

- Ну, мы держались вместе уже довольно долго и, хотя у нас разный взгляд на большинство вещей, мы прекрасно друг друга понимаем. Просто прекрасно. Я не хотел бы, чтобы с Биллом что-нибудь случилось.

Грант изменил тему и спровоцировал Каллена на рассказ о своей жизни. Когда они шли по долине в Моймор, он выслушал историю о чистом маленьком городке далеко в Штатах и о том, каким скучным местом он казался мальчишке, который умел летать, и каким замечательным казался Восток издали, и каким малопривлекательным он оказался вблизи.

- Просто главная улица, а все остальное - трущобы, - сказал Каллен.

- Что вы делали в Париже, когда так долго ожидали Билла?

Назад Дальше