- Мы сделаем всё возможное, чтобы помочь вам, инспектор. Прошу вас, не стесняйтесь и производите любые следственные действия, какие сочтёте нужным.
- Благодарю вас, сэр. Итак, что вы можете мне рассказать?
В течение получаса Морс узнал много интересного. Бартлет разъяснил ему цели, задачи и организационную структуру синдиката, сообщил о том, кто принимает участие в проведении публичных экзаменов на различных этапах. Морс обнаружил, что его это удивило и впечатлило: удивила неожиданная сложность процедуры, и ещё более впечатлила необычайная энергичность и хватка маленького, как мистер Пиквик, секретаря, восседавшего за своим столом.
- А что вы скажете о самом Квине?
Бартлет выдвинул ящик и достал папку.
- Я приготовил это для вас, господин инспектор. Тут материалы к избранию Квина на должность. Они скажут вам больше, чем я.
Морс открыл папку, торопливо пробежал глазами содержимое: автобиография, характеристики, рекомендации, письменные отзывы трёх независимых экспертов, заявление с анкетой, поперёк которого рукой Бартлета было начертано: "Принят на работу 1-го сентября". Однако в голове Морса было по-прежнему возмутительно пусто. Шестерёнки в машине начали крутиться, как надо, но почему-то не происходило сцепления. Он закрыл папку, пробормотав, что, мол, изучит её попозже, и вновь посмотрел на Бартлета. Его интересовало, каким образом этот светлый и весьма продуктивный ум взялся бы разрешить загадку смерти Квина. Бартлет словно прочитал его мысли:
- Вам известно, что он был глух, не так ли, господин инспектор?
- Глух? Да-да.
Судебный врач что-то упоминал, но Морс не обратил на это особого внимания.
- Мы были приятно удивлены тем, как он справляется со своим недостатком.
- Насколько он был глух?
- Скорее всего, через несколько лет он должен был полностью утратить слух. Таков был прогноз.
Впервые за всё время беседы Бартлет уловил в глазах Морса проблеск интереса.
- Удивительно, что вы взяли его на эту должность, не правда ли?
- Думаю, что вы удивились бы, господин инспектор. Общаясь с ним, вы ни за что не сказали бы, что он глух. Ну, разве что телефонные разговоры - вот действительно проблема. А в остальном всё было просто замечательно.
- Вы… Вы взяли его, потому что он был глухим?
- То есть взяли ли мы его из жалости? О нет. Комиссия решила, что он… э-э… самый подходящий из всех кандидатов.
- Что за комиссия?
Правда ли, что во взгляде Бартлета появилась настороженность, или это только показалось? Морс не был уверен. Что он действительно знал - так это то, что зубья самой маленькой шестерёнки начали потихоньку захватывать соседние. Он с радостным видом привалился к спинке кресла.
- В этой комиссии двенадцать синдиков… э-э… плюс, разумеется, ваш покорный слуга.
- Синдики? А это что за птицы?
- Это что-то вроде школьных попечителей.
- Они у вас не работают?
- Бог миловал. Все они преподают в университете и собираются здесь дважды в семестр, чтобы проверить, хорошо ли мы выполняем свою работу.
- У вас есть список этих людей?
Морс с интересом посмотрел на машинописный лист, протянутый ему Бартлетом. Против фамилии каждого синдика были детально указаны все титулы и регалии, почётные звания, степени и прочие академические знаки отличия. Одно слово повторялось особенно часто и потому бросалось в глаза.
- Большинство, как я погляжу, преподают в Оксфорде, сэр.
- Довольно естественно, не так ли?
- И только один-двое из Кембриджа.
- Да-а.
- А Квин, кажется, окончил кембриджский колледж Магдалены? - Морс потянулся к папке, но Бартлет поспешил подтвердить этот факт. - Мистер Руп тоже воспитанник этого колледжа, сэр.
- Правда? Я как-то раньше не замечал.
- Однако вы замечаете многое, смею вас уверить.
- Видимо, Руп ассоциируется у меня с Крайстчерч-колледжем. Там он был избран в совет. Учёный совет, если быть педантичным, господин инспектор.
Взгляд Бартлета стал простодушным, и Морс начал сомневаться, не ошибался ли он ранее.
- А чем занимается Руп?
- Он химик.
- Ну-ну. - Морс постарался скрыть волнение в голосе, но понял, что у него это плохо получилось. - Сколько ему лет, вы знаете?
- Он довольно молод. Лет тридцать.
- А Квину?
- Примерно столько же.
- А теперь, сэр, ещё один вопрос, - Морс взглянул на часы и обнаружил, что уже без четверти пять. - Когда вы последний раз видели Квина? Можете вспомнить?
- В прошлую пятницу. Это точно. Но тут одна странность. Перед тем как вы вошли, мы все пытались выяснить, когда видели его в последний раз. И, знаете ли, оказалось очень трудно установить точное время. Лично я видел его на исходе Утра, но не могу поручиться, что видел его днём. Мне надо было ехать в Бенбери на совещание, назначенное на три часа, и я не уверен, что видел его перед отъездом.
- В какое время вы покинули офис?
- Примерно в четверть третьего.
- Должно быть, вы хороший водитель.
- У меня хорошая машина.
- До Бенбери двадцать две мили? Или двадцать три?
Бартлет заморгал:
- У каждого есть свои слабости, инспектор, но я стараюсь не превышать разрешённую скорость.
Морс пробормотал что-то типа "надеюсь" и решил, что настало время поговорить с мисс Моникой Хайт. Но прежде он должен был справить настоятельную нужду.
- Где тут мужской туалет? Я просто помираю…
- Можете воспользоваться моим.
Бартлет поднялся и отворил дверь справа от письменного стола. За дверью располагалась крохотная уборная с маленьким умывальником, спрятанным в нише. И когда Морс начал с блаженством опорожнять свой мочевой пузырь, Бартлету вспомнились могучие потоки Ниагары.
После нескольких минут беседы с Моникой Хайт Морса начала мучить мысль, как мужской половине синдиката удаётся держать себя с ней в рамках приличия. Он цинично предположил, что им это не удаётся вовсе. Ярко-зелёное платье слишком откровенно обтягивало её крутые бёдра и в то же время мягко и вызывающе облегало пышную грудь. Косметики на её лице было совсем немного, но её чуть припухшие губы влажно блестели из-за привычки поминутно облизывать рот. А запах её духов, казалось, обещал сиюминутное изумительное наслаждение. Морс был уверен, что в подходящее время и в подходящей обстановке она казалась молодым и влюбчивым мужчинам совершенно неотразимой. Быть может, Мартину? Квину? Да, искушение не могло не возникнуть. Морс, человек не молодой, но влюбчивый, ощущал это на себе… Однако он решительно прогнал подобные мысли подальше. А как насчёт Оглби? Или даже самого Бартлета? А ведь это мысль! Морс вспомнил место из Гиббона, где говорилось об одном испытании, которому подвергали молодых послушников: их держали всю ночь в одной постели с молодой монашкой и наблюдали, не станет ли… Морс потряс головой и провёл рукой по глазам. Вот так всегда, стоит только перегрузиться пивом.
- Вы не возражаете, если я позвоню дочери, господин инспектор? (Дочери?) В это время я обычно уже выезжаю домой, так что она, вероятно, будет недоумевать, куда я запропастилась.
Морс прислушивался, пока Моника набирала номер и объясняла, где она находится.
- Сколько лет вашей дочери, мисс… э-э… мисс Хайт?
Она понимающе улыбнулась:
- Всё в порядке, инспектор. Я разведена, а Салли шестнадцать.
- Должно быть, вы рано вышли замуж. (Шестнадцать!) - Я имела глупость выскочить в восемнадцать лет, господин инспектор. Уверена, что вы были более благоразумны.
- Я? О да. То есть нет, я сам, знаете ли, не женат. - Их взгляды опять встретились на мгновение, и Морс почувствовал приближение опасности. Пора было задавать красотке вопросы по существу. - Когда вы последний раз видели мистера Квина?
- Странно, что вы меня об этом спрашиваете. Мы всего лишь…
Это было всё равно что слушать знакомую пластинку. Она видела его в пятницу утром - это несомненно. А в пятницу днём? Она не помнит. Затрудняется ответить. В конце концов, с пятницы минуло - сколько уже? - целых пять дней. "Четыре, быть может, пять дней", - кажется, так сказал судебный врач?
- Вам нравился мистер Квин? - Морс внимательно наблюдал за её реакцией. Ему показалось, что к такому вопросу она была не вполне готова.
- Я знаю его совсем недавно. Точнее? Два-три месяца. Впрочем, да, он мне нравился. Приятный молодой человек.
- А вы ему нравились?
- Что вы имеете в виду, инспектор?
Что он имел в виду?
- Просто я подумал… В общем, я подумал, что…
- Что он находил меня привлекательной?
- Полагаю, иначе и быть не могло.
- Вы очень любезны, господин инспектор.
- Он приглашал вас куда-нибудь сходить?
- Да, раз или два он приглашал меня в паб во время обеденного перерыва.
- И вы пошли?
- А почему бы нет?
- Что он пил?
- Кажется, шерри.
- А вы?
Она в очередной раз облизала губы.
- Мои вкусы обошлись ему несколько дороже.
- Куда именно вы ходили?
- В "Дон Кихот". В самом конце этой улицы. Приятное, уютное местечко. Вам там понравилось бы.
- Может, сходим туда на днях?
- Почему бы нет?
- Говорите, ваши вкусы дорого обходятся?
- Думаю, мы что-нибудь сообразим.
Их глаза опять повстречались, и колокола в мозгу Морса возвестили опасность. Он поднялся со словами:
- Простите, что отнял у вас столько времени, мисс Хайт. Надеюсь, вы извинитесь за меня перед вашей дочерью.
- Ничего с ней не случится. В последнее время она уже привыкла быть дома одна: готовится к школьным экзаменам.
- Ясно, - Морс стоял на пороге и, казалось, не хотел уходить. - Мы ещё увидимся, я в этом не сомневаюсь.
- Надеюсь, инспектор. - Она говорила обворожительно, спокойно и - о дьявол! - невероятно сексуально.
Последние её слова продолжали звучать в голове Морса, когда он растерянно брёл по коридору.
- Наконец-то! - тихо проворчал Льюис.
Он уже минут двадцать сидел в парадном вестибюле в компании Бартлета, Оглби и Мартина. Последние трое были в пальто и с портфелями, но им, видимо, не хотелось уходить, пока Морс не скажет своё слово. Смерть Квина, очевидно, привела всех в уныние, поэтому они сидели молча. Льюису понравился Оглби, но узнал он от него очень немного: тот помнил, что видел Квина в пятницу утром, но не уверен, что видел его днём. На все вопросы Льюиса Оглби отвечал честно, но неинформативно. Мартин, впрочем, произвёл совершенно иное впечатление: теперь он был излишне взвинчен и нервозен. Казалось, потрясение от этой трагедии только сейчас настигло его. Он заявил, что вообще не помнит, видел ли Квина в пятницу.
Морс довольно принуждённо поблагодарил их за сотрудничество и получил от Бартлета добро на то, чтобы остаться с Льюисом в здании синдиката. Рабочий день смотрителя заканчивается в полвосьмого, но он задержится на столько, на сколько будет необходимо. Однако, прежде чем передать Морсу ключи от кабинета Квина и его шкафов, Бартлет с суровым лицом прочитал полицейским небольшую лекцию относительно строго конфиденциального характера большинства материалов, которые они здесь обнаружат. Эти документы имеют большую важность, следовательно, господам надо помнить, что… Да, да, да. Морс понял, как он ненавидел бы Бартлета, если бы работал под началом этого человека, в глазах которого смертным грехом считалось выйти по малой нужде, не заперев шкафы.
После того как все трое ушли, Морс предложил Льюису прогуляться, на что Льюис охотно согласился. В здании было очень душно, а холодный ночной воздух чист и свеж. На углу Вудсток-роуд они набрели на вывеску "Дон Кихот", и Морс машинально взглянул на часы.
- Говорят, хороший паб. Ты здесь когда-нибудь бывал, Льюис?
- Нет, сэр. Да и довольно мне на сегодня пива. Я бы лучше выпил чашку чаю. - С облегчением заметив, что до открытия оставалось ещё десять минут, он начал рассказывать Морсу о том, что ему удалось выяснить из разговоров с сотрудниками синдиката. Морс, в свою очередь, вкратце изложил суть беседы с Бартлетом и Моникой Хайт. Как выяснилось, ни Морс, ни Льюис не почувствовали, что смотрели в глаза убийце.
- Симпатичная она, правда, сэр?
- Гм-м? Кого ты имеешь в виду, Льюис?
- Да будет вам, сэр!
- По-видимому, симпатичная. Для тех, кому такие по вкусу.
- Я заметил, как вы старались оставить её себе.
- Это моё право, не так ли?
- И всё-таки удивительно, что вам не удалось добиться от неё большего. Судя по всему, её раскрутить легче всего. Быстренько всё расскажет.
- Подстелет и ляжет, - осклабившись, закончил Морс.
Льюису порой казалось, что юмор Морса бывает неоправданно груб.
8
Кабинет Квина представлял собой просторную, хорошо обставленную комнату. Два синих кожаных кресла, по одному с каждой стороны, были буквально придвинуты к письменному столу, поверхность которого была девственно чиста, если не считать двух коробок - для поступившей и для готовой к отправке корреспонденции (в первой лежало несколько писем, вторая была пуста) - и большого ежедневника с разнообразными именами и телефонными номерами, а также бессмысленными каракулями, нарисованными на полях чёрной капиллярной ручкой. Вдоль двух стен, от пола до потолка, выстроились стеллажи с изданиями английских классиков и трудами по истории в переплётах с жёлтыми, красными, зелёными и белыми корешками, которые вносили дополнительные цветовые брызги в ярко освещённую, праздничную комнату. Три тёмно-зелёных шкафа для бумаг стояли вдоль третьей стены, а на четвёртой висели большая деревянная доска для объявлений и одна над другой репродукции картин Аткинсона Гримшоу, изображающих доки в Халле и Ливерпуле. И лишь белый ковёр, покрывавший большую часть пола, имел очевидные признаки обветшалости, а когда Морс вальяжно уселся в кресло Квина, он заметил под столом пустую корзину для бумаг, которая маскировала почти полностью облысевшее место. Справа на боковом столике с чёрной крышкой стояли два телефона, белый и серый, а рядом с ними несколько телефонных справочников.
- Льюис, ты проверь шкафы. А я посмотрю в ящиках письменного стола.
- Мы ищем что-нибудь конкретное, сэр?
- Ах, если бы знать!
Льюис, как всегда методично, приступил к работе, которая обещала быть хоть немного занятнее, нежели составление описи банок с концентратом рисового пудинга.
Почти сразу он начал осознавать, сколько любви и труда вложено в подготовку экзаменационных билетов. Верхняя полка первого шкафа была забита пухлыми коричневыми папками, каждая из которых содержала копии набросков, пробных оттисков, первых корректур, вторых корректур - иногда даже третьих - листов с вопросами к экзамену по английскому языку на обычном уровне.
- Клянусь, имея это, я мог бы запросто сдать сразу несколько экзаменов, сэр.
Морс проворчал, что не стоило, мол, тратить столько бумаги на такую ерунду, и продолжал свои беспорядочные поиски в правом верхнем ящике письменного стола Квина, в результате чего вскоре стало в полной мере ясно, что он едва ли совершит большое открытие: там лежали разнообразные скрепки, клейкая лента, четыре капиллярных ручки с чёрной пастой, линейка, ножницы, две поздравительные открытки (на одной из которых было написано: "Моника, любовь моя" - ну-ну!), упаковка простых карандашей, точилка, несколько писем из университетской бухгалтерии относительно перехода на новую схему начисления пенсий по старости и послание из Центра слабослышащих, уведомляющее, что курсы чтения по губам переведены из Окспенса в Хедингтонское техническое училище. После бессистемных поисков Морс повернулся к книгам, что стояли у него за спиной. Начал он с полки на букву "М", выбрав "Собрание стихотворений" Марвелла, и, словно кто-то совсем недавно изучал эту страницу, книга сама раскрылась на стихотворении "К стыдливой возлюбленной". Морс перечитал строки, которые составляли часть его интеллектуального багажа на протяжении большего количества лет, чем ему хотелось бы:
В могиле не опасен суд молвы,
Но там не обнимаются, увы.
Да, Квин лежит сейчас в полицейском морге - Квин, который, подобно всякому смертному, надеялся и мечтал… Морс захлопнул том, поставил его на полку и в более философском расположении духа перешёл ко второму ящику письменного стола.
Они трудились три четверти часа. Льюис постепенно терял энтузиазм.
- Вам не кажется, что мы зря тратим время, сэр?
- Тебя что, жажда замучила?
- Просто я не знаю, что именно надо искать, вот и всё.
Морс промолчал. Он тоже не знал.
К семи часам Льюис просмотрел содержимое двух шкафов из трёх стоявших в кабинете и теперь вставил ключ в последний, извлёк оттуда охапку толстых папок и вновь принялся за дело. В первой папке лежали машинописные копии писем за последние два года, все помеченные инициалами "Д. Б. / М. Р.", и ответы различных членов комиссии синдиката по английскому языку, все начинающиеся обращением "Дорогой Джордж".
- Сэр, должно быть, это тот, кому принадлежал кабинет до Квина.
Морс сухо кивнул и возобновил изучение чёрного ежедневника, единственного предмета, который вызвал у него маломальский интерес. Однако Квина, очевидно, не волновала слава Ивлина и Пеписа, поэтому в его дневнике не было почти ничего, кроме дат и времени предполагаемых встреч. "День рождения" (запись значилась под 23 октября), "отдать Дональду 1 фунт" - вот то немногое, что имело хоть какое-то отношение к биографии Квина. Не придумав ничего лучшего, Морс стал бесцельно подсчитывать количество встреч. За двенадцать недель их набралось около десяти, в основном по поводу составления экзаменационных материалов. Неплохой темп. И две-три встречи по другим поводам: одна с членами комиссии по английскому языку (состоялась 30 сентября) и одна - двухдневные консультации с МПА - что бы это значило? - четвёртого и пятого ноября.
- Льюис, что такое МПА?
- Не знаю, сэр.
- Подумай.
- Медико-психиатрическая ассоциация.
Морс улыбнулся и захлопнул ежедневник.
- Ты закончил?
- Осталось две полки.
- Думаешь, надо?
- Сэр, я быстро управлюсь.
- Ладно.
Морс откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову, и в очередной раз обвёл взглядом комнату. Возможно, это не слишком запоминающееся начало следствия, но ведь это только начало. Он решил позвонить в управление. Похоже, что для звонков в город использовался серый аппарат, поэтому Морс придвинул его поближе. Но, только сняв трубку, он тут же положил её на место. Под оранжевой книжкой с кодами междугородней связи он увидел письмо, которое раньше не замечал. Оно было написано на официальном бланке школы имени Фредерика Делиуса в Бредфорде и было датировано понедельником семнадцатого ноября.
Дорогой Ник.