Блисс бросил возмущенный взгляд на Мартина, который с трудом сдерживал смех. Малькольм же ничего не замечал, весь поглощенный мыслями о Патриции.
- Уж я-то знаю, какая она... Ей не нравится ее жизнь.
- Так что же она ее не изменит?
- Она боится Дункэна.
- Пусть подаст жалобу!
- И вы уверены, старина, что сможете ее защитить?
- А вы?
- Что я?
- Вы не способны сами ее защитить?
- Вот что я вам скажу, старина. Если я всерьез обозлюсь и дойду до точки, то убью этого Дункэна, а заодно и того грязного типа, который отирается около него. Но я не хочу окончить жизнь на виселице и доставить моей матушке горе. Не говоря уже о том, что мне самому это не больно-то нравится...
- Тогда возвращайтесь в Томинтоул.
- Только с Патрицией.
- Ну, что же, по крайней мере, вы не можете сказать, что вас не предупредили.
Сам Блюм не пожелал отправляться спать, пока не узнает, выгорело ли это дело и получит ли он свои проценты. При виде шотландца он чуть не подпрыгнул, но еще больше его поразила довольная мина на лице постояльца, который весело его поприветствовал:
- Вы еще не легли, мистер Блюм?
- Я... я волновался... вы задержались. Я боялся, как бы вы не заблудились.
- Как раз наоборот, старина, это меня атаковали два типа, и мне пришлось их малость пристукнуть для собственного спокойствия.
- А кто... кто же были... эти люди?
- Инспектора полиции.
- Что-что?
- Но только как я мог предположить, кто они есть, как по-вашему, старина?
- А... а после?
- После, само собой, они позвали других шпиков... да, честно говоря, эти парни не больно-то спортивные, верно? Ну и мы оказались в Ярде, а там пришлось объясниться... И знаете, что они мне посоветовали?
- Нет.
- Возвращаться в Томинтоул.
- Правда?
- Ну я им объяснил, что не вернусь в Томинтоул без Патриции!
- Моей племянницы?!
- Вы великий шутник, старина, верно? А что до Патриции, то я ее люблю, а остальное не имеет никакого значения...
- Но вы едва знакомы с ней!
- Ну и что?
- А вы сказали о своих планах Патриции?
- Я у нее даже руки попросил на глазах у всего зала в "Гавайских пальмах".
- С какой стати именно там?
- Потому что я там расхаживал и играл "Сотню деревенских дудочек".
- Это, наверное, привело в восторг Дункэна?
- Да, все там меня оценили, кроме Патриции. Она меня лупила по башке.
- По башке? Почему по башке?
- А потому что я ее носил на своем плече. Спокойной ночи, старина.., Я не жалею, что уехал из Томинтоула... В Лондоне здорово веселятся.
Затуманенным взглядом Сэм смотрел, как поднимается по лестнице этот странный шотландец, который измордовал инспектора Ярда, играл на волынке в "Гавайских пальмах" и носил Патрицию у себя на плече. Патрицию, с которой Дункэн не спускал глаз!
На следующий день, в восемь часов вечера, Малькольм Макнамара вошел в ресторанчик "Старый капитан", нисколько не обратив внимания на трех мужчин, которые не отрывали от него глаз. В самом деле, это были три крепких проходимца - Блэки, Торнтон и Тони, которые внимательно изучали свою жертву и уже жалели о том, что не стребовали с Дункэна вознаграждения пожирнее. Пока шотландец выбирал, за какой столик ему сесть, Тони прошептал:
- Тут еще бабушка надвое сказала...
Торнтон был покрепче, он пожал плечами:
- Тьфу! Эти верзилы бывают как кисель!
Блэки был постарше, поэтому пробурчал:
- Не тот случай!
Пока Малькольм ждал Патрицию, он съел три сосиски и выпил полбутылки виски. Такой из ряда вон выходящий клиент заинтересовал хозяина Джима ля Шуэтта, и он решил к нему подойти:
- Вы, с позволения сказать, проголодались, сэр, не так ли?
- Проголодался? Мы об этом поговорим чуть позже, когда начнем ужинать с приглашенной мною дамой.
- Если я правильно понял, после этих сосисок вы хотели бы еще поужинать?
Теперь настала очередь шотландца удивленно взглянуть на него:
- Вы шутите, старина, или как? Да это так, на один зубок положить, чтобы скоротать время... А что у вас есть?
Макнамара заказал столько, что этого хватило бы если не на роту, то уж на четверку хороших едоков точно. И снова принялся за сосиски и, конечно, за виски. В восемь тридцать появилась Патриция, уступив в который раз воле Дункэна. Малькольм бросился ей навстречу, взял за руку и проводил к столу.
- Ну вот, крошка, видеть вас - это настоящий праздник! Я так боялся, что вы не придете...
- Почему же?
- Потому что вы так элегантны, так изящны, не то что я... верно? Я же не слепой, зачем обманываться, понимаете?.. Но только когда любишь...
Несмотря на подавленное состояние, она не могла не улыбнуться.
- Бедный вы мой друг, ну что вы будете делать со мной в Томинтоуле?
- Как что? Вы будете матерью моих детей!
- Скажите честно, Малькольм, вы видите меня там?
- Ну, может быть, не такой, какая вы сейчас... Если вы приедете со мной, то мы от вокзала пойдем пешком... Неподалеку от места, где я живу, есть родник. Я ополосну вам лицо родниковой водой, ну, умою, что ли... И вы станете чистой-чистой. И тогда мы начнем жизнь сначала...
Все посетители разом оглянулись на великана, когда Патриция заплакала навзрыд. Он обнял ее одной рукой и привлек к своему плечу, заверив окружающих:
- Она разволновалась...
Джим ля Шуэтт, все еще полный сомнений, поинтересовался:
- Я вам все-таки подаю ужин?
- А как же!
- Просто я вижу, в каком состоянии дама...
- Вот именно, старина, вот именно. Ей нужно как следует поесть в таком состоянии!
Хозяин на мгновение оторопел, потом в его глазах появился проблеск, и он, понимающе улыбнувшись, поклонился мисс Поттер:
- Мадам, разрешите мне поднять бокал в честь вашего будущего малыша!
У Патриции перехватило дыхание, и она покраснела до ушей, Малькольм прыснул, а трое убийц удивленно спрашивали друг друга, что бы все это могло значить.
- А теперь, Патриция, вы, может быть, мне расскажете, что с вами происходит?
- Так... все, что вы мне наговорили, а тут еще этот идиот...
- Да, он, пожалуй, поторопился, здесь я согласен.
Она прикрыла своей рукой его руку:
- Малькольм, не надо меня любить. Я не стою этого.
- А вот об этом судить только мне...
- Если бы вы знали...
- Я ни о чем не спрашиваю...
- Я не уроженка Лондона... Я родилась в Уэльсе. Родители мои были крестьяне, бедные, горемычные крестьяне, и мне пришлось в шестнадцать лет уехать из дома и. зарабатывать самой на жизнь. Я нанималась на работу одна тяжелее другой, перепробовала целую кучу занятий, а год назад встретилась с Джеком Дункэном... и здесь я пала, ниже некуда... Дункэн просто подонок... а Девит - убийца...
- Но если Дункэн вами так дорожит, то почему он разрешил вам встретиться со мной?
Он увидел, как она заколебалась, а потом прошептала:
- Я не могу ... он меня убьет... я не могу...
- А может быть, вы слегка преувеличиваете?
Она едва слышно произнесла:
- Там, самое страшное... был один полицейский, он напал на след Дункэна... и еще одна девушка... Я им сказала... и тогда он меня избил...
Как бы ей хотелось набраться смелости и все ему рассказать, все объяснить, описать свое окружение, жить в котором ее заставляют страх и собственная низость. Ее вдруг охватило жгучее желание очищения перед этим простым человеком, привыкшим к ветрам Шотландии, который умеет жить легко... Да, он прав, таких девушек, как она, он никогда не видел в Томинтоуле, и это к лучшему, ради него же самого. Этот наивный великан легко ловится на женские прелести, но если бы он знал, что скрывается за фасадом... Патриция даже сердилась на Малькольма за то, что из-за него она поняла степень своего падения. Из-за него она вспомнила вкус воздуха, которым когда-то дышала, веселую беготню по холмам и беспечный смех вечерних посиделок. Внезапно она почувствовала себя старой-старой... а тут еще этот чудак, который глядит на нее с восхищением и воображает, конечно, что она к нему тоже неровно дышит. А она здесь только для того, чтобы занять его часов до одиннадцати - одиннадцати тридцати и затем отдать в руки людей Джека. Она была сама себе отвратительна и вместе с тем не находила точки опоры, чтобы набраться смелости и предупредить его. Он уедет тогда в Томинтоул, а она... она останется здесь наедине с теми. При мысли о том, какую судьбу ей уготовят, ее охватывала дрожь.
- О чем вы думаете, Патриция?
Она посмотрела на него так, будто он находился далеко, очень далеко, совсем в другом измерении.
- Ни о чем.
- Вы знаете, вы чертовски хороши, когда думаете ни о чем!
Джим ля Шуэтт, подавая блюда, старался не говорить с мисс Поттер. Глядя на такую гору еды, молодая женщина воскликнула в изумлении:
- Вы ждете много народу?
- Я? Только вас, и больше никого! Я так доволен, что вы здесь ради меня одного!
- Но... куда столько?
- Когда я влюблен, у меня аппетит больше, чем обычно.
В день, когда "Гавайские пальмы" бывали закрыты, Питер Девит занимался своими делами, иначе говоря, изучал возможность, как вытеснить, подсидеть Дункэна и самому выйти на контакт с главным поставщиком наркотиков в квартале Сохо. Но он не знал точно, кто это, и пытался разрешить неразрешимое - просечь, кто этот неизвестный, который стоял у него на пути и мешал взять инициативу в свои руки. Под видом обхода розничных торговцев он прощупывал почву, но так получалось, что почти все эти прощелыги выходили только на Дункэна. Уже много раз Питеру приходило в голову, что именно Джек и есть тот самый всемогущий мистер X... Но тут же находилась уйма доводов, которые начисто опровергали его подозрения. К тому же, если бы Дункэн был действительно боссом, он не находился бы сейчас в затруднительном финансовом положении.
Питер Девит собрался уходить, когда раздался телефонный звонок. Только один Джек знал его адрес. Он поднял трубку:
- Да?
- Питер... Я должен вас видеть немедленно.
- Но...
- Немедленно!
Трубка была брошена еще до того, как Питер собрался что-то возразить. В ярости он швырнул трубку. Он сыт по горло этими замашками Дункэна! Этому надо положить конец. И чем быстрее, тем лучше. Они оба слишком много знали друг о друге, чтобы то, чем они повязаны, разорвалось без столкновения. Этого столкновения Питер жаждал всеми фибрами души, он только ждал подходящего момента, решив, что будет действовать не раньше, чем примет все меры предосторожности против Дункэна.
Патриция поужинала, закурила сигарету и, не без потрясения, любовалась своим спутником, который продолжал мирно поглощать все блюда подряд. Кроме молодой женщины, больше не было никого, кто . бы пришел в восторг от подобного аппетита. Три типа от Дункэна как загипнотизированные следили за ним, разинув рты. А клиенты "Старого капитана" оценивали с видом знатоков тот редкий аттракцион, который им послала судьба. Патриция была смущена, оказавшись в центре всеобщего внимания.
Блэки шепнул своим дружкам:
- Даже жалко изничтожить такого чемпиона, а вот должны ведь...'
Торнтон осклабился:
- Ты становишься сентиментальным?
- Нет, но я спортсмен.
Наконец-то Малькольм с глубоким вздохом остановился. Его спутница не могла удержаться от вопроса:
- Вы каждый день так едите?
- Исключая праздники в Томинтоуле, там я немножко перебираю.
- Какие же нужны доходы, чтобы вас прокормить!
Шотландец добродушно рассмеялся:
- У меня есть все, что мне нужно. Не суетитесь, Патриция, если вы поедете со мной в Томинтоул, у вас не будет недостатка ни в чем.
В нем была такая уверенность в себе, что мисс Поттер снова принялась мечтать, совершенно забыв о мерзостях дня сегодняшнего.
- Расскажите мне о Томинтоуле.
Он немного задумался, а потом, сконфузившись, заявил:
- Чудно как-то... но я не могу.
- Почему?
- А потому что трудно говорить о том, что ты любишь. Вот, к примеру, когда я вернусь к себе и скажу ребятам: я встретил самую красивую девушку Лондона, они мне не поверят, само собой, и спросят меня с издевкой: а уж какая она такая, эта твоя девушка? А я, теперь уж точно знаю, не смогу им ответить... потому что у меня не хватит слов... Вы меня понимаете?
- Не очень. .
- Вот, к примеру, если пастор говорит вам о Господе Боге... Он же и не собирается его описывать... Господь Бог живет в нем целиком и полностью, и, если бы у него спросили о Боге, ну, я имею в виду его внешность, он бы тоже не знал, что ответить... Я, например, смогу рассказать ребятам только вот что: ее зовут Патриция, и этим все сказано. Если они заржут, я дам в морду одному-второму, и тогда остальные мне поверят, потому что знают меня и им известно, что я никому зазря в рожу не дам.
На какое-то время он замолк, а потом начал:
- Томинтоул, ну что там? Холмы и скалы... овцы... куча овец... ручьи всегда с ледяной водой... и сильный ветер, который обтесывает мой край из конца в конец... и радость топать одному посреди этого ветра... Вот такой Томинтоул... - И смущенно добавил: - Вы думаете, вам там не понравится?
- Не думаю... - Она говорила чистосердечно. - Но это невозможно.
- Вы боитесь, да?
- Да.
- Дункэна?
- Да.
- И напрасно, потому что я рядом.
- Бедный мой Малькольм...
Как только Девит вошел в кабинет Дункэна, его прорвало:
- Вы что, не можете меня оставить в покое хотя бы один вечер в неделю?
- Звонил шеф.
- Ну и что? Я презираю типов, которые прячутся!
Джек посмотрел долгим взглядом на своего помощника:
- Питер, я не знаю, что вас разбирает в последнее время, но вы идете по опасному пути... Кстати, я полагаю, вы не устали еще жить?
- С чего это вы мне задаете такие вопросы?
- Потому что если бы шеф узнал о вашем состоянии духа, то он недорого дал бы за вашу шкуру.
- А может быть, уже заодно, именно вы меня и уберете?
- Почему бы нет?
Девит ухмыльнулся:
- А вам не кажется, что я способен себя защитить?
- Нет... Девит, вы убийца, самый обыкновенный убийца, и никто больше. И переварите это своими хилыми мозгами! Самые тупые люди - это убийцы... Итак, подчиняйтесь и заткнитесь, на большее вы не способны.
Питер, сжавшись в пружину, рявкнул:
- Сука!
Хладнокровно Дункэн вмазал ему тыльной частью руки по губам.
- Чтобы вы научились уважать вышестоящих, Девит.
- Клянусь, я...
- Хватит! Инцидент исчерпан, но напоминаю вам, что это уже второй за двадцать четыре часа. Третьего не будет. А теперь извольте слушать: звонил шеф. Десять кило чистого героина лежат в порту и ждут, когда их заберут.
- Десять кило!
- Поступление, какого не было уже давно. Можно получить красивый навар, даже если поделиться... но только это опасный номер. Тот, кого застукают с таким количеством наркотиков, может распрощаться со свободой до конца своих дней...
- Надо думать.
- Шеф велит поторопиться.
- Вот пусть сам и идет.
- Вы опять за свое, Девит! Кстати, то, что вы говорите, - чушь собачья, ведь если он сам возьмется за дело, нам ничего не достанется.
- Согласен. Но на меня не рассчитывайте.
- Я знаю. Ведь мы под колпаком у шпиков... А вот если мы найдем такого лопуха, который бы взялся оказать нам эту услугу, то вы могли бы взять на себя его охрану и... заодно и надзор?
- Само собой.
- Ведь жалко же будет, если нашему лопуху придет в голову все себе прикарманить. Увы, по всему Объединенному Королевству развелось полно проходимцев, не уважающих правила игры и готовых закупить товар, не интересуясь, чей он.
Девит согласился:
- Полное отсутствие морали.
Патриция совершенно не замечала, как бежит время. Нескладные речи шотландца напомнили ей ее первых вздыхателей в родной уэльской деревне: такое же смущение, неуклюжесть и искренность и та же наивность при полном непонимании мира. Но ведь и она сама тогда не знала этой жизни и ее жестких законов. Сегодня все было совсем иначе. Сквозь голос Малькольма ей слышались голоса то Дэфида, то Энерина, то Гвилима, то Овейна...
И пока Макнамара разливался соловьем о прелестях Томинтоула, молодая женщина с глазами, полными слез, снова видела свою родину с ее зимами и веснами, которые, казалось, никогда не кончатся, И только когда Патриция подняла голову, чтобы улыбнуться своему спутнику, она заметила людей Дункэна. Лицо Торнтона напомнило ей а кого-то из окружения Джека. А по выражению лиц двух других она поняла, что это как раз те типы, которым было поручено выпотрошить шотландца. И тут в ней все взбунтовалось. Она не желала смириться с тем, что в ответ на нежность, пусть и нескладно выраженную этим большим ребенком, она должна сдать его в руки убийц. Но-с какого боку взяться, чтобы не вызвать подозрения у тех, кто не преминет доложить обо всем Джеку? Она безуспешно искала выход. А тем временем Джим ля Шуэтт объявил присутствующим:
- Господа, мы закрываемся...
Все клиенты вышли беспрекословно. Троица отправилась в засаду на Клементс-лейн, куда мисс Поттер должна была препроводить шотландца под предлогом небольшой прогулки после ужина. Патриция тянула время как могла, но в конце концов настал момент, когда нужно было освободить помещение. Как приговоренный к казни, она пыталась "надышаться перед смертью", и вдруг стала нахваливать Джиму прелести его кухни, а старый Джим, не очень-то привыкший к любезностям завсегдатаев рыбного базара, смущенно потупился, как девица, которую расхваливают за добродетель. Он не захотел остаться неблагодарным, пожелав большого счастья такой симпатичной паре, и, подмигнув, с видом знатока, который не попадет пальцем в небо, обратился к мисс Поттер:
- Мадам, вы можете быть спокойны за своего мужа... Я редко встречал людей такого отменного класса, да еще с таким аппетитом! И судя по тому, как он любуется вами, каждому ясно, что такого влюбленного не просто найти! С вашего позволения, мадам, скажу, что вам обоим чертовски повезло, и я желаю вашему малышу, чтобы он был таким же красавцем, как его папа и мама... - Ну, и поскольку Джим был не дурак пошутить, он добавил:
- ...Но все-таки, чтобы он был нЬ так прожорлив, как его папа, ведь во всем Объединенном Королевстве не сыщешь семьи, которая бы могла каждый день прокормить двух таких едоков!
И он захохотал, Малькольм за ним, а бедная Патриция, с комом в горле, не могла простить хозяину "Старого капитана", что он расписывал тот мир, который был для нее закрыт.
Стоя на пороге, шотландец взял под руку свою спутницу и прошептал:
- Вы видите, дорогая, что должны поехать в Томинтоул?