Айвор ден Релган пришел меня убить. Кровь ударила мне в голову, застучала в висках, перед глазами поплыли кровавые круги, я перестал чувствовать свое тело, ощутив неожиданную легкость и пустоту. Во второй раз за сегодняшний день я смотрел в глаза ненависти, правда, в сравнении с Айвором I ден Рейганом, Элджин Яксли мог показаться безобидным брюзгой.
Черным стволом пистолета Айвор ден Релган показал, куда мне следует отойти, и я на непослушных ногах отступил на несколько шагов.
Он переступил порог и захлопнул за собой дверь.
Ну а теперь, - сказал он, - ты мне заплатишь а все.
"Будь осторожнее", - предупреждал Джереми.
Я забыл об осторожности.
Джордж Мгллейс был негодяй, - сказал ден Релган, - но ты… ты хуже.)
Я не ожидал, что смогу произнести хоть слово, и когда мне это все же удалось, сим не узнал свой голос.
Так это вы, - хрипло, с трудом выдавил я, - это вы сожгли дом Джорджа?
Глаза Айвора ден Релгана зловеще вспыхнули. Беседа с лордом Уайтом, нисколько не сбила с него гонор, напротив, неприятности, казалось, усугубили его самовлюбленность, лицо приняло еще более надменное выражение, как будто вера в собственную значимость - единственное, что осталось ему в этой жизни. Что ему мои вопросы - ведь он наверняка считает меня уже покойником.
Да, это я, - ответил он, нимало не смущаясь. - Взломал замок, обшарил каждый угол, унес все, что мог, и сжег. А ты, сука, то, что я искал, преспокойно хранил у себя…
Я вышиб у него почву из-под ног. Лишил власти. Попросту раздел донага, да так и оставил голеньким, как на балконе в Сен-Тропе.
Джордж угрожал ден Релгану обнародовать фотографии, если тот будет рваться в "Жокей-клуб". Я использовал те же фотографии, чтобы ден Релгана из клуба вышвырнули.
Если прежде он еще имел какой-то вес в конноспортивных кругах, теперь он потерял все. Раньше ден Р'елган все-таки считался фигурой среди жокеев, конюхов, тренеров, распорядителей. Теперь каждый, кому не лень, мог посмеяться над ним. Одно дело, когда тебя просто не принимают в "Жокей-клуб". Совсем другое - когда тебя приняли, а потом дали под зад коленом.
Джордж не показывал фотографий никому, кроме самого ден Релгана. Я показал.
Давай сюда, - сказал Айвор ден Релган, и пистолет в его руке качнулся в нужном направлении. - Сюда, живее.
"Автомат", - подумал я. Идиот, какое это имеет значение?
Соседи услышат выстрел, - сказал я безнадежно.
В ответ на мои слова он лишь ухмыльнулся. Под
дулом пистолета я медленно отступал в глубь квартиры. Мы поравнялись с лабораторией. Попро
бовать укрыться там? Не годится. Дверь, хоть и тяжелая, не запирается. Живым мне оттуда не выйти. Я прошел мимо.
- Все. Стоять, - приказал Айвор ден Релган.
"Надо бежать, - лихорадочно застучало в мозгу. - Бежать. Хотя бы попытаться". - Я уже собирался сделать рывок к задней двери, как вдруг услышал оглушительный треск.
Я было подумал, что ден Релган промахнулся и пуля разбила стекло, но уже через секунду понял, что он не стрелял вовсе. Это взломали дверь на кухню.
Сзади в дом входили люди, их было двое, двое дюжих молодых парней в натянутых на лицо эластичных чулках. Широким шагом, толкаясь на ходу, они приближались ко мне, им было тесно на маленькой кухне и не терпелось поскорее начать ломать, крушить, убивать.
Я пытался сопротивляться. Пытался.
Господи боже мой, ну сколько можно? Ведь это уже третий раз за сегодняшний день. Если бы я умел им объяснить, что на мне и так нет живого места, меня уже дважды сегодня били, с меня хватит, больше не надо, ребята, не надо, это уже в третий раз, в третий… Если бы я умел им объяснить… да что толку. Они бы, наверное, только обрадовались. И продолжали лупить по самым больным местам.
Потом я и вовсе перестал думать. Я ослеп, онемел, с трудом дышал. От грубых перчаток моих мучителей попалась кожа, а удары по лицу вышибли из меня последние мозги. Я упал - и тогда меня начали бить ногами - по груди, ногам, спине, животу, голове. Я потерял сознание.
Когда я очнулся, кругом было тихо. Я лежал на белом кафельном полу, вокруг щеки растекалась лужа крови. Чья это кровь? И снова потерял сознание. Это моя кровь, сообразил я, очнувшись. Попробовал открыть глаза. Не смог, веки не поднимались. Ладно. Жив и слава богу! И опять погрузился в забытье.
Айвор ден Релган не стрелял в меня. Или стрелял? Надо проверить. Я попытался сдвинуться с места. Идиот…
Едва я попробовал шевельнуться, как у меня начались спазмы и чудовищная боль скрутила тело. Не думал, что будет так худо. Вывихи, переломы,
разрывы - чего только я не навидался, но никогда прежде не мучился такой нечеловеческой мукой. Видно, слишком много тканей повреждено внутри, слишком много разорвано кровеносных сосудов, и нервные волокна посылают мозгу приказ: лежать, не двигаться. Опасно.
Господи, взмолился я, ну сделай так, чтобы боль прошла, я больше не могу, господи. Помоги мне, господи, я больше не сдвинусь с места, буду лежать здесь, сколько надо, только помоги мне, я больше не могу.
Но боль отпустила не скоро. Наконец, спазмы прошли. Обессиленный, изнемогший, я лежал на ступенях грудой расплющенных мышц, и только и мог, что молиться, чтобы приступ не повторился.
В голову лезли такие мысли, что лучше бы мне вообще ни о чем не думать. Я вспоминал случаи, когда люди умирали от разрыва внутренних органов: печени, почек, селезенки. А я? Что же
у меня разорвано, если малейшее движение вызывало такую жуткую реакцию? А еще я думал, что вот сейчас вернется ден Релган, чтобы прикончить меня.
В ушах звучал его голос:
- Ты заплатишь за все… заплатишь…
Ранами, кровоподтеками, чудовищной болью. Страхом, что еще немного, и я умру. Умру от внутреннего кровотечения, как умирают избитые до смерти.
Прошла вечность.
Если бы хоть один из жизненно важных органов - печень, почки или селезенка - был поврежден и кровоточил, это бы уже проявилось в учащенном пульсе, прерывистом дыхании, жажде, усиленном потоотделении. Но я не замечал таких симптомов.
Время шло, мне не становилось хуже, и я слегка приободрился. Может, если тихо, осторожно попробовать пошевелиться, ничего и не произойдет.
Но я напрасно надеялся. Меня снова скрючило от боли, и приступ оказался ничуть не слабее предыдущего.
Мозг всего лишь послал телу сигнал - вперед, но этого было достаточно, чтобы перекорежило каждый мускул. Должно быть, тело включило лучшие меха
низмы самозащиты, но терпеть эту муку было свыше моих сил.
Боль долго, слишком долго не отпускала и утихала медленно, постепенно, как бы предупреждая, что может вернуться в любую минуту. Больше не буду, пообещал я. Только, пожалуйста, не надо так со мной. Не надо.
В доме горел свет, но отопление было выключено, и я ужасно замерз, просто окоченел. Ну что ж, может, оно и к лучшему. Холод остановит кровотечение из внутренних органов, склеит стенки порванных сосудов, и красная жидкость перестанет течь, куда не следует. А там, бог даст, и полегчает.
Не помню, сколько времени я пролежал в ожидании облегчения. Тело горело и ныло, но я был жив. Мало того, во мне нарастала уверенность, что я выживу, что мне повезло. Если эти сволочи не отбили мне внутренности - выкарабкаюсь. Не привыкать.
Сколько сейчас времени? Я не мог посмотреть на часы. Попробую поднять руку. Одну только руку. Может, удастся, если буду осторожен.
Но это оказалось не так-то просто. Правда, на сей раз приступа не последовало, но рука не повиновалась приказу, лишь слабо дернулась и все. Не работает. Видно, все сухожилия порваны.
Выждав некоторое время, я попробовал снова. И перестарался. Болевые спазмы повторились, меня скрючило так, что не вздохнуть, зажало в тиски; сильно кололо в области желудка, а в мышцах рук почти ничего не ощущалось, но остальные части тела болели зверски, мучительно, и приступ длился так долго, что я испугался.
Я пролежал на полу всю ночь. Наступило утро, а я все лежал. Лужа крови под моей головой стала вязкой и постепенно высохла. Лицо распухло, как набитая песком подушка. Рассеченные в нескольких местах губы воспалились и болели; языком я нащупал неровные края сломанных зубов. Машинально попытался приподняться. Никаких спазмов.
Я лежал в дальнем углу прихожей, головой почти касаясь нижних ступенек лестницы. Жаль, что спальня на втором этаже. И телефон там же. Я бы мог
позвать на помощь, если бы мне удалось подняться по лестнице наверх.
Осторожно, все еще опасаясь, что приступ повторится, я попробовал сесть, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. Страшная слабость разлилась по телу, дрожал каждый мускул. Полулежа, мне все же удалось продвинуться по полу на несколько дюймов и доползти до ступеней. И снова одуряющая слабость, и снова я лежу - голова и плечи на ступенях, бедра и ноги на полу - и боль, возвращается боль.
Господи, ну сколько можно так мучиться?
За час мне удалось подняться на три ступеньки. Спазмы. Опять спазмы. Ну все. Дальше не поползу. На ступеньках куда удобнее, чем на полу, нужно только лежать и не дергаться.
И я перестал дергаться. Благодарность за то, что больше не болит, затопила усталое тело, и я лежал и не дергался целую вечность.
В дверь позвонили.
Кто там? Я никого не желаю видеть. Мне уже не нужна помощь, оставьте меня в покое. Покой вылечит меня, дайте срок. Кто бы ни пришел, я не сдвинусь с места.
Звонок повторился. Кто бы ты ни был, уходи, мне лучше полежать одному.
Звонки прекратились, и я было подумал, что посетитель угадал мое желание, но тут услышал шаги: некто проник в дом через взломанную заднюю дверь - ее можно было открыть пальцем - и теперь приближался ко мне, стуча каблуками по коридору.
Только не Ден Релган. Господи, только не ден Релган!
Это был Джереми Фоук.
Эй, Филип, где ты, Филип? - кричал он, заглядывая во все двери. И остановился как вкопанный, едва зашел в холл. Он был потрясен. Господи Иисусе, - пробормотал он, увидев меня. Привет, - ответил я. Филип, - он склонился надо мной. - Что у тебя с лицом? Порядок. Помочь? Отдыхай. Посиди со мной. Садись вот сюда, на ступеньки. - Язык распух и плохо слушался, болели
губы. "Как у Мари, - подумал 9. - Совсем как у Мари".
Но что случилось? Ты что, на скачках разбился?
Джереми присел на ступеньки подле меня, неуклюже подобрав под себя ноги.
И кровь… ты весь в крови… лицо и волосы… весь. Пустяки, - сказал я. - Она давно высохла. Ты меня видишь? - спросил Джереми. - Глаза у тебя… - тут он запнулся, решив не огорчать меня еще больше. Вижу. Одним глазом, - утешил я его. - Мне этого вполне достаточно.
Он, разумеется, захотел оттащить меня в ванную, смыть кровь и вообще привести в божеский вид, но я не желал двигаться с места. Спорить с Джереми у меня не было сил, и, видя, что он настроен решительно, я рассказал ему о приступах, чем поверг в еще больший ужас.
Я схожу за доктором. Уймись. Со мной все в порядке, - сказал я. - Говори, если хочешь, но, умоляю тебя, - ничего не делай. Ну ладно, - сдался Джереми. - Может, тебе чаю принести? Или еще чего-нибудь? Пойди на кухню, там в буфете есть бутылка шампанского. Принеси, пожалуйста.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Откуда ему знать, что для меня шампанское - лучшее средство от всех болезней. Я услышал, как хлопнула пробка, и через минуту в холле появился Джереми с двумя бокалами в руках. Он поставил мой бокал на ступеньки так, чтобы я мог дотянуться до него левой рукой.,
"Ну вот, - подумал я. - Заодно и проверю. Должны же эти приступы когда-нибудь прекратиться". Я с трудом приподнял руку и сжал пальцами толстую ножку, после чего попытался поднести бокал ко рту; мне удалось сделать три больших глотка - и снова пронзило болью, скрючило, парализовало.
На сей раз испугался Джереми. Я видел, как дрожат его руки, когда он подхватывал на лету бокал, который я выронил.
Подожди, - процедил я сквозь зубы.
Приступ был короче и легче предыдущих. Должно быть, начинаю выздоравливать.
Страшно подумать, сколько энергии порой приходится тратить, чтобы всего лишь убедить доброжелателей оставить тебя в покое. Особенно тяжко иметь дело с друзьями. Видит бог, я был благодарен Джереми за то, что он сейчас со мной, лишь бы он поменьше суетился и хоть ненадолго притих.
И снова раздался звонок в дверь. Я не успел предупредить Джереми, что никого не жду, - он уже пошел открывать. Сердце у меня упало. Что-то слишком много посетителей. Не к добру.
Вошла Клэр. Ну да, я же сам приглашал ее.
Присев подле меня на корточки, она внимательно посмотрела на мое расцвеченное лицо и сказала:
Нет, ты не упал. Тебя избили, верно? Выпей шампанского, - посоветовал я.
Она встала и пошла на кухню за стаканом. Я слышал, как она заступается за меня перед Джереми:
Хочет лежать на ступеньках - пусть лежит. Ему лучше знать, что делать в таких случаях.
Господи, впервые встречаю девушку, которая хоть что-то понимает. Уму непостижимо.
Клэр и Джереми сели на кухне и, представившись, начали пить мое шампанское. Между тем мне полегчало. Я попробовал вытянуться на ступеньках - никаких спазмов. Выпил шампанское. Тело гудело, но я уже не чувствовал себя таким больным. Еще немного, и смогу сесть.
Позвонили в дверь. Прямо эпидемия какая-то.
Клэр пошла открывать. Я был уверен - кто бы ни пришел, она отправит его обратно. Но, видно, ничего не вышло - новую посетительницу было невозможно задержать на пороге. Не слушая возражений Клэр, она буквально ворвалась в дом, и я услышал быстрый приближающийся стук каблучков.
Мне нужно видеть его, - сказала она порывисто. - Я должна убедиться, что он жив.
Взгляд красивых глаз заметался по холлу: она искала меня, а увидев, замерла, потрясенная. Каждая черточка прекрасного лица исказилась смятением и ужасом. Я мог бы узнать ее с закрытыми глазами: довольно было услышать этот голос.
Передо мной стояла Дана ден Релган.
Глава 17
Господи, что с вами сделали, - прошептала Дана.
Я жив, - ответил я, с трудом ворочая
языком.
т Айвор сказал мне, что будет… честная драка.
Наверное, потом передумал. И пришел не один. Боже, какой идиот… он не понимает… если
бы они убили вас… чем бы это для него кончилось. Он сказал, что их никто не видел, так что не стоит волноваться.
Вы хотите сказать, что знаете, кто это сделал? строго спросила Клэр.
Дана бросила на нее умоляющий взгляд.
Не могли бы вы ненадолго оставить нас? Мне
надо поговорить с ним. Наедине.
Но… - Клэр запнулась и обратилась ко мне: - Филип? Можно, - кивнул я. Мы будем на кухне, - сказала Клэр. - Если что крикни.
Подождав, пока Клэр ушла, Дана примостилась на ступеньках - полусидя-полулежа, голова к голове. Наблюдая за ней сквозь неплотно прикрытые веки, я заметил, что она смертельно напугана, но не мог понять, что ее так взволновало. Боится за мою жизнь? Но она, наверное, уже поняла, что я вне опасности. Хочет, чтобы я держал язык за зубами? Но ведь одно ее присутствие здесь, сейчас, выдает ее с головой. Золотистая, пушистая головка склонилась надо мной, почти касаясь лица. Даже разбитым носом я почувствовал запах ее духов. Мягкий голос… по выговору не поймешь, откуда она… и в глазах - мольба.
Не знаю, смею ли я просить, - начала она прерывистым шепотом.
Даже в несчастье эта девушка была необычайно привлекательна. Я и прежде признавал, что она хороша, но попадать под влияние ее чар не случалось. Мимолетные дежурные улыбки, кото-
рыси она меня походя дарила, не позволяли почувствовать истинную силу ее обаяния; теперь же, когда именно на меня были направлены мощные флюиды, я поймал себя на мысли, что готов сделать для нее все.
Чем я могу вам помочь? - спросил я. Пожалуйста, верните мне то, что я написала для Джорджа Миллейса, - настойчиво попросила Дана.
Я ничего не ответил, лишь прикрыл уцелевший глаз. Дана превратно истолковала мое молчание и вновь страстно, умоляюще зашептала:
Я понимаю, вы, наверное, думаете сейчас, да как она смеет обращаться ко мне с просьбой, пусть даже самой незначительной, как смеет надеяться на снисходительность… на милосердие, когда Айвор такое сделал.
В ее голосе слышались стыд и отчаяние, негодование и мольба. Просить о чем-то человека, которого ее отец… любовник… едва не отправил на тот свет, - задача не из легких, но у Даны хорошо получалось.
Верните мне ее, верните, умоляю вас… Айвор ваш отец? Нет. Тогда кем же он вам приходится? У нас была… связь…
Ну, уж мне-то могла и прямо сказать, подумал я не без ехидства.
Пожалуйста, верните мне пачку сигарет, - вновь попросила она.
Что-что? Я совершенно не понимал, о чем она.
Не сочтите за труд рассказать о своей связи с Айвором ден Релганом… а также с лордом Уайтом, - сказал я, изо всех сил напрягая одеревеневший язык, чтобы речь звучала внятно. А если я расскажу… Вы отдадите мне? Для меня это так важно, а вам ничего не стоит, отдайте, прошу вас…
Должно быть, мое молчание внушило ей надежду, и она пустилась в объяснения, поспешные, сбивчивые; просила о снисхождении, но была не слишком строга к себе. Из потока обрушившихся на меня бессвязных слов я должен был' понять, что Дана - всего лишь
маленькая слабая женщина, что ее принудили, воспользовавшись ею, как орудием, сама же она ни в чем не повинна.
Я искоса наблюдал за ней, приоткрыв единственный зрячий глаз.
Мы с Айвором знакомы около двух лет… мы не были женаты, никогда не жили под одной крышей, просто…
"Просто занимались любовью", - холодно подумал
я.
Я актриса. - Она выдержала небольшую паузу, ожидая, должно быть, что я стану возражать, но что я мог сказать? Попросить ее предъявить документы? Нет сил. Оставалось лишь снять шляпу перед ее профессиональным мастерством. Однажды, - продолжала она, - это случилось прошлым летом, Айвор явился ко мне возбужденный и довольный, его прямо распирало от гордости, сказал, что ему в голову пришла отличная мысль, и если я помогу ему, он… ну, словом, он меня не обидит… то есть, вы понимаете, он хотел сказать…
Можно было не продолжать. Не обидит… Ясно, что он предлагал ей крупную взятку.
Айвор сказал, что один его знакомый явно ищет любовного приключения. Прежде Айвор никогда не брал меня на скачки, а тут говорит, пойдем, я скажу, что ты моя дочка, посмотрим, клюнет он на тебя или нет. А еще сказал, что его приятеля считают холодным, как лед, то-то
будет хохма, когда он в меня влюбится. Да, так и сказал… Он, говорит, только и ждет, чтобы его кто-нибудь подцепил - по всему виднб: на
молоденьких девушек заглядывается, ручки им
пожимает, треплет по щечке, ну, в общем, вы понимаете, что я имею в виду.
Неужели хорошенькие девушки считают в порядке вещей, когда мужчина средних лет ищет сексуальных удовольствий и пожимает им ручки?
И вы согласились, - сказал я.
Она кивнула.
Он был такой славный, Джон Уайт… он