Косой быстрый взгляд, которым она его наградила, сказал ему, что она не поверила. Вероятно, считает, что он схватился с Бруно, чтобы остановить его. Вероятно, она им гордится! Вечно ли он обречен на эту защиту, в которой даже не нуждается? Вечно ли все будет даваться ему с такой легкостью? Но Анна этим не удовольствуется. Он знал, что она будет возвращаться к этому снова и снова, пока наконец он ей не расскажет всю правду.
Вечером Гай растопил камин - первый огонь первого года в их новом доме. Анна лежала на длинной плите перед камином, подложив под голову диванную подушку. В воздухе чувствовался тонкий ностальгический холодок осени, он вселял в Гая печаль и беспокойную жажду действия - не бодрый осенний порыв, как бывало в дни юности, но жажду, замешанную на безумии и отчаянии, словно в часах его жизни истекает завод и это станет его последним броском. Так какое еще нужно ему доказательство, что в часах его жизни завод и впрямь истекает, чем то, что будущее совершенно его не страшит? Разве Джерард не догадается - теперь, когда знает, что они с Бруно познакомились в поезде? Разве истина не откроется ему в один прекрасный день (ночь, минуту), когда его толстые пальцы подносят ко рту сигару? Так чего они выжидают - Джерард, полиция? Порой ему начинало казаться, что Джерард намерен собрать все мельчайшие факты по делу, все улики до последней крупинки, изобличающие их обоих, разом все это на них обрушить и их уничтожить. Но пусть как угодно уничтожат его самого, подумал Гай, зданий его им не уничтожить. И он вновь почувствовал странную и одинокую отъединенность своего духа от плоти и даже сознания.
Но, предположим, их с Бруно тайну так и не откроют? Все равно остаются минуты, когда ужас от им совершенного сливается с беспредельной подавленностью и он начинает ощущать в этой тайне какую–то зачарованную неприкосновенность. Возможно, подумал он, именно поэтому он не боится ни Джерарда, ни полиции: он по–прежнему верит в ее неприкосновенность. Если до сих пор, несмотря на всю их беспечность, на все намеки Бруно, никто не разгадал этой тайны, так, может быть, есть нечто такое, что делает ее неуязвимой?
Анна уснула. Он смотрел на плавный изгиб ее лба, посеребренного светом камина. Затем потянулся губами и поцеловал ее в лоб, нежно, чтобы не разбудить. Снедающая его боль отлилась в слова: "Я прощаю тебя". Ему хотелось услышать их от Анны, и только от Анны.
В его представлении чаша весов, на которую брошена его вина, так безнадежно перевешивает другую, что этого нельзя даже измерить, но все же он беспрерывно подбрасывал на другую столь же безнадежно легкие - легче перышка - доводы самозащиты. Преступление совершено им во имя самозащиты, уговаривал он себя, но не решался до конца в это поверить. Раз уж он верил, что зло полностью в нем утвердилось, он должен поверить и в то, что оно естественным и неодолимым образом проявляется в нем. Он поэтому задавался время от времени вопросом, не доставило ли ему преступление определенного наслаждения, не извлек ли он из него некоего примитивного удовольствия, ибо чем еще можно объяснить свойственную роду людскому неистребимую терпимость к войнам, самоубийственное ликование, с каким их встречают люди, как не примитивным удовольствием от убийства? Поскольку же способность задаваться этим вопросом пробуждалась так часто, он признал за истину, что так оно и есть.
42
Окружной прокурор Фил Хоуленд, сухопарый, безупречно одетый и настолько же весь из углов, насколько расплывчат был Джерард, терпеливо улыбнулся сквозь облако сигаретного дыма.
- Оставьте парнишку в покое. Признаю, поначалу ваше предположение показалось мне любопытным. Мы тоже прочесали весь круг знакомств. Ровным счетом ничего, Джерард. Нельзя же арестовать человека только за то, что он собой представляет.
Джерард скрестил ноги наоборот и обходительно улыбнулся. Настал его час. Он испытывал тем большее удовлетворение, что ему приходилось здесь сиживать и с такой же улыбкой вести беседы куда менее важные.
Хоуленд кончиками пальцев подтолкнул к краю стола отпечатанный на машинке листок.
- Вот двенадцать новых имен, если вам интересно. Знакомые покойного мистера Сэмюела, данные представили страховые компании.
Хоуленд произнес это спокойным скучающим голосом, и Джерард понял, что он напустил на себя выражение особой скуки, потому что у него, окружного прокурора находится в распоряжении несколько сотен сотрудников и ему ничего не стоит раскинуть - и куда шире - куда более тонкие сети.
- Можете порвать этот список, - сказал Джерард.
Хоуленд улыбнулся, чтобы скрыть удивление, однако не мог спрятать любопытство, зажегшееся в черных, широко посаженных глазах.
- Вероятно, вы нашли, кого искали. Разумеется, это Чарлз Бруно.
- Разумеется, - хихикнул Джерард. - Только за другое убийство.
- Всего за одно? Вы же всегда твердили, что он способен на четыре–пять.
- Я этого не твердил, - тихо возразил Джерард разглаживая на коленях сложенные втрое, как письма, листки бумаги.
- Кого он убил?
- Интересно? Не догадываетесь? - улыбнулся Джерард, зажав в зубах сигару. Он пододвинул стул и принялся раскладывать на сиденье бумаги. Сколько бы ни было бумаг, он никогда не пользовался письменным столом Хоуленда, а теперь Хоуленд и подавно не подумал ему предложить. Джерард знал, что Хоуленд недолюбливает его и в личном, и в профессиональном отношении. Хоуленд обвинял его в нежелании сотрудничать с полицией. Полиция, впрочем, и сама ни разу ему не помогла, напротив, мешала, но и при всем том за последние десять лет Джерард раскрыл впечатляющее количество дел, в которых полиция даже не вышла на след.
Хоуленд встал, явив Джерарду свои худые длинные ноги, лениво обошел стол и остановился перед Джерардом, опершись задом о столешницу.
- Но проливает ли все это свет на данное дело?
- С полицией какая беда? Она привыкла мыслить однолинейно, - заметил Джерард. - В этом же деле, как и во многих других, потребовалось мышление двулинейное. Без него это дело просто нельзя было бы раскрыть.
- Кого и когда? - спросил Хоуленд с усталым вздохом.
- Гай Хайнс - слышали о таком?
- Еще бы. Мы допросили его еще на прошлой неделе.
- Его жена. Одиннадцатого июня прошлого года в Меткафе, штат Техас. Удушение. Вспоминаете? Полиция так и не нашла убийцу.
- Чарлз Бруно? - нахмурился Хоуленд.
- Вы ведь не знали, что Чарлз Бруно и Гай Хайнс первого июня ехали на юг в одном поезде? За десять дней до убийства жены Хайнса. Итак, какие вы из этого делаете выводы?
- Вы хотите сказать, что они уже были знакомы до первого июня?
- Нет, я хочу сказать, что они случайно познакомились в поезде. Способны выстроить дальнейший ход событий? Я подбрасываю вам недостающее звено.
Окружной прокурор понимающе улыбнулся.
- Вы утверждаете, что Чарлз Бруно убил жену Гая Хайнса?
- Именно, - припечатал Джерард, поднимая взгляд от бумаг. - Вопрос: есть ли у меня доказательства? Вот они. Большего вам и не понадобится. - Он указал на длинный ряд бумажек, выложенных одна на другую, как карты в пасьянсе "Солитер". - Читайте снизу вверх.
Пока Хоуленд читал, Джерард налил себе воды из стоящего в углу бачка и раскурил новую сигару от старой. Самые последние показания - таксиста, который вез Чарлза в Меткафе, - поступили только этим утром. Он даже не успел выпить по этому поводу, но обязательно пропустит три, если не четыре стопочки, как только уйдет от Хоуленда, в вагоне–ресторане скорого поезда до Айовы.
Бумаги представляли собой заверенные свидетельские показания - коридорных гостиницы "Ла Фонда"; некоего Эдварда Уилсона, который видел, как Чарлз выехал с вокзала Санта–Фе в восточном направлении в день убийства Мириам Хайнс; меткафского таксиста, который отвозил Чарлза в луна–парк "Царство веселья" на озере Меткаф; бармена из придорожного ресторанчика, где Чарлз пытался разжиться крепким спиртным; а также счета за междугородные звонки в Меткаф.
- Но вам, конечно, все это уже известно, - заметил Джерард.
- Большей частью, - невозмутимо ответил Хоуленд, продолжая читать.
- Вы знали и о его вылазке в Меткаф в тот самый день, не так ли? - осведомился Джерард, но в очень уж он был хорошем настроении, чтобы подпускать шпильки. - Найти таксиста было ох как нелегко. Пришлось идти за ним до самого Сиэтла, но, когда мы его раскопали, он вспомнил все сам, без подсказки. Такого молодого человека, как Чарлз Бруно, нескоро забудешь.
- Значит, вы утверждаете, что Чарлз Бруно настолько любит убийства, - иронически заметил Хоуленд, - что убил жену человека, с которым за неделю до этого познакомился в поезде? Женщину, которую ни разу в жизни не видел? Или все–таки видел?
Джерард снова хихикнул;
- Конечно, нет. У моего Чарлза был план. - Джерард не обратил внимания на вырвавшееся у него "моего" и продолжал: - Неужели не догадываетесь? Это же ясно как божий день. И это только полдела.
- Да сядьте же, Джерард, а то еще инфаркт заработаете.
- Нет, вижу - не понимаете. А все потому, что не знали и не знаете натуры Чарлза. Вас не интересовало, что большую часть своего времени он сидит и разрабатывает самые разные идеальные преступления.
- Ну, ладно, ладно, что дальше по вашей версии?
- Что Гай Хайнс убил Сэмюела Бруно.
- Ой, - простонал Хоуленд и ухмыльнулся Джерарду - впервые за много лет после того случая, когда Джерард допустил ошибку в одном деле. Джерард улыбнулся в ответ и произнес с подчеркнутым чистосердечием, попыхивая сигарой:
- Я еще не собрал все материалы по Гаю Хайнсу, не хочу пороть горячку и только поэтому и пришел - просить вас тоже не пороть горячку. Откуда мне знать, может быть, у вас против него столько улик, что вы заметете его не сегодня завтра?
Хоуленд разгладил свои черные усы.
- Все, что я услышал от вас, подтверждает мое мнение, что вам следовало уйти в отставку лет пятнадцать назад.
- Ну, за последние пятнадцать лет я все–таки раскрыл несколько дел.
- Такой человек, как Гай Хайнс? - снова рассмеялся Хоуленд.
- Против такого типа, как Чарлз? Заметьте, однако, я вовсе не говорю, что Гай Хайнс добровольно пошел на это. Его заставили в обмен на оказанную услугу по устранению жены, о чем, кстати, Чарлза никто не просил. Чарлз ненавидит женщин, - бросил Джерард походя. - Таков был план Чарлза. Обмен. Понимаете? Никаких "ключей". Никаких мотивов. Я его так и слышу! Но даже Чарлз не лишен человеческого. Очень уж его заинтриговал Гай Хайнс, чтобы после этого оставить его в покое. А Гай Хайнс был слишком напуган, чтобы как–то этому воспрепятствовать. Да, - Джерард так энергично кивнул, что клацнули зубы, - Хайнса принудили. А как это было ужасно, никто, скорее всего, никогда не узнает.
Искренняя убежденность Джерарда мигом согнала усмешку с лица Хоуленда. Версия представлялась маловероятной, однако и полностью ее исключить было нельзя.
- Хм.
- Если он сам не расскажет, - добавил Джерард.
- А как, интересно, вы предлагали заставить его рассказать?
- Ну, он еще может явиться с повинной. Для него это непосильная тяжесть. Но если не явится - предъявите ему факты, которые в настоящее время собирают мои ребята. И вот еще, Хоуленд, - подчеркнул Джерард тыча пальцем в лежащие на стуле бумаги, - когда вы с вашими… с вашей армией бугаев кинетесь проверять эти показания, не трогайте мать Гая Хайнса. Я не хочу его настораживать.
- Ага. С мистером Хайнсом мы играем в кошки–мышки, - ухмыльнулся Хоуленд. Он отвернулся, чтобы позвонить по какому–то постороннему поводу, и Джерард ждал конца разговора, негодуя про себя, что пришлось передать всю информацию Хоуленду, что представление "Чарлз - Гай Хайнс" закончится без него.
- Итак, - произнес Хоуленд с глубоким вздохом, - чего вы от меня хотите? Чтобы я поработал с вашим маленьким мальчиком на основе всего этого? Думаете, он сломается и выложит свой блестящий план с Гаем Хайнсом, архитектором?
- Нет, я не хочу, чтобы с ним "поработали". Я все люблю делать чисто. Мне нужно еще несколько дней, возможно, недель - закончить с материалами на Хайнса, а затем я устрою им очную ставку. Я передам вам материалы на Чарлза, потому что с этой минуты сам выбываю из игры, и пусть они знают об этом. Я уезжаю отдохнуть в Айову, я и в самом деле туда уезжаю и сообщу об этом Чарлзу, - и Джерард улыбнулся широкой ослепительной улыбкой.
- Нелегко будет попридержать ребят, - с сожалением изрек Хоуленд, - особенно на то время, что вы провозитесь, собирая улики против Хайнса.
- Между прочим, - Джерард погрозил Хоуленду рукой, в которой держал шляпу, - вам не удастся расколоть Чарлза всеми этими бумажками. А вот мне хватит того, что я имею в эту минуту, чтобы расколоть Гая Хайнса.
- Уж не хотите ли вы сказать, что нам не под силу расколоть Гая Хайнса?
Джерард поглядел на него с подчеркнутым презрением:
- Но вам неинтересно его раскалывать, верно? В ваших глазах он не виновен.
- Езжайте себе отдыхать, Джерард!
Джерард методично собрал бумаги и принялся запихивать их в карман.
- Мне казалось, вы собирались их оставить.
- Ну, если вы считаете, что они вам пригодятся.
Джерард учтиво вручил бумаги и пошел к двери.
- Может быть, скажете, что у вас есть такого, чтобы расколоть Гая Хайнса?
Джерард пренебрежительно хмыкнул.
- Человека замучила совесть, - ответил он и вышел.
43
- Знаете, Анна, - произнес Бруно, и на глаза у него навернулись слезы, так что пришлось опустить глаза вниз, на длинную каминную плиту под ногами, - сегодня вечером я бы хотел быть только у вас и больше нигде в целом свете.
- Спасибо на добром слове, - улыбнулась Анна, поставив на столик на козлах блюдо с маленькими бутербродами - плавленый сыр и анчоусы. - Угощайтесь, пока не остыли.
Бруно взял бутерброд, хотя понимал, что не сможет его проглотить. Столик, сервированный на двоих, под серой льняной скатертью и с двумя большими серыми тарелками, радовал глаз. Джерард уехал отдыхать. Они с Гаем одолели его, и теперь не нужно было следить за каждым словом. Он даже рискнул бы попытаться поцеловать Анну, не принадлежи она Гаю. Бруно распрямился и поправил манжеты. Он очень гордился, что ведет себя с Анной как образцовый джентльмен.
- Итак, Гай считает, что ему там понравится? - спросил Бруно.
Гай находился в Канаде, где приступил к работе над проектом большой плотины в Альберте.
- Я рад, что всем этим глупым расспросам пришел конец, так что ему не придется думать об этом за работой. Можете представить, каково у меня на душе. Надо бы это отпраздновать.
Он рассмеялся, главным образом от того, что явно преуменьшил свои чувства.
Анна бросила взгляд на высокого неугомонного гостя - тот стоял у каминной полки - и подумала, не подпадает ли Гай, при всей его нелюбви к Бруно, под странное обаяние последнего, как подпадает она. Она, правда, по–прежнему не могла решить, оказался ли Чарлз Бруно способен устроить убийство родного отца, и, чтобы прийти к какому–то выводу, провела с ним целый день. На одни вопросы он вместо ответа отшучивался, на другие отвечал серьезно и обстоятельно. Мириам он ненавидел до такой степени, словно был с нею лично знаком. Анну несколько удивило, что Гай рассказал ему так много о Мириам.
- Почему вы скрывали, что познакомились с Гаем в поезде? - спросила Анна.
- Я не скрывал. Просто я с самого начала сделал ошибку - ляпнул в шутку, что мы познакомились в училище. А потом возникли все эти вопросы, и Джерард начал раздувать из мухи слона. Если по–честному, это и вправду выглядело не лучшим образом - Мириам, как вы знаете, убили всего через несколько дней. По–моему, Гай оказал большую любезность, не пожелав притягивать к следствию о гибели Мириам человека, оказавшегося его случайным попутчиком. - Бруно рассмеялся коротким лающим смехом и рухнул в кресло. - Хотя в подозрительные типы я никоим образом не гожусь.
- Но это не имело отношения к расспросам об убийстве вашего отца.
- Разумеется, не имело. Но Джерард плевать хотел на логику. Ему бы изобретателем быть!
Анна нахмурилась. Она не могла поверить, что Гай поддержал версию Чарлза просто потому, что правда выглядела подозрительно, или даже по той причине, что в поезде Чарлз поведал ему о своей ненависти к отцу. Нужно будет еще разок спросить Гая. Его о многом придется спросить. Например, о враждебности Чарлза по отношению к Мириам, хотя тот ее и в глаза не видел. Анна вышла на кухню.
Бруно со стаканом в руке подошел к окну на улицу; он увидел, как в черном небе самолет сменил красные огни на зеленые. Похоже на утреннюю зарядку, подумал он, кончиками пальцев коснуться плеч, снова выпрямить руки. Жаль, что в этом самолете нет Гая, что он еще не возвращается домой. Он бросил взгляд на темно–розовый, с продолговатыми золотыми цифрами циферблат своих новых часов и снова подумал, еще не успев разглядеть время, что Гаю такие часы, вероятно, понравятся из–за современного вида. Через три часа исполняется ровно сутки, как он с Анной. Накануне он к ней заехал, просто так, без звонка, допоздна засиделся, и Анна предложила ему заночевать. Он спал в комнате для гостей, где они устроили его в ночь после новоселья, и перед сном Анна принесла ему горячего бульона. Анна была с ним жутко мила, он в нее просто влюбился! Он повернулся на каблуках - она как раз появилась из кухни с тарелками.
- А знаете, Гай к вам очень привязан, - заметила она за обедом.
Бруно посмотрел на нее, успев забыть, о чем, собственно, шла речь.
- Я для него готов на все! Я чувствую, что связан с ним прямо–таки братскими узами. Может быть, потому, что у него все в жизни пошло по–другому, после того как мы познакомились в поезде.
Хотя он настроил себя на веселый, даже смешливый лад, значительность его глубокого чувства к Гаю все же возобладала. Он провел пальцем по подставке с курительными трубками Гая, стоящей рядом на приставном столике. У него колотилось сердце. Фаршированный картофель был восхитительным, но он не рискнул съесть больше ни ложки. Ни выпить красного вина. У него возникло желание провести здесь еще одну ночь Может, получится, если сказаться занемогшим? С другой стороны, их новый дом был к нему ближе, чем казалось Анне. В субботу он устраивал грандиозный прием.
- Вы уверены, что Гай возвратится к субботе? - спросил он.
- Обещал, - ответила Анна, сосредоточенно поглощая зеленый салат. - Правда, не знаю, захочет ли он пойти на прием. Когда он в работе, то обычно не любит отвлекаться, разве что сходит разок под парусом.
- Мне бы хотелось поплавать под парусом, если не помешаю.
- Присоединяйтесь.