- Спасибо, - Роберт прищурился, голова у него еще была пустая. Он заметил, что ковер скатан к одной стене, и смутно вспомнил, что вчера, пока вызывал полицию, испачкал его кровью. Роберт приподнялся, собираясь пойти умыться.
- Подождите, не вставайте, я принесу вам кофе, - сказал маленький доктор, выходя в кухню. - Я только что сварил. Вдобавок я еще позволил себе воспользоваться вашей бритвой. Надеюсь, вы не рассердитесь? Вам с молоком? Сахар класть?
- Нет, просто черный, - попросил Роберт.
Доктор вернулся с чашкой кофе.
Роберт старался вспомнить его фамилию. Напп? Нотт? Да, да Нотт, точно Нотт.
- Доктор Нотт, вы сказали, что звонили дважды?
- Да. Несколько минут назад звонил Джек, по–моему, Нелсон. Сказал, что утром зайдет. Так что его можно ждать с минуты на минуту.
Роберт пил кофе и смотрел на довольное круглое лицо доктора Живость доктора, его веселость и добродушие ставили Роберта в тупик. Но лицо доктора притягивало к себе, словно солнце.
- Я остался у вас, чтобы посмотреть, как вы будете себя чувствовать, - сказал доктор Нотт. - Ну и протянуть руку помощи, если понадобится. Ведь вашу–то руку я временно отключил, - доктор засмеялся. - До трех часов у меня клиентов нет, - он пожал плечами.
Теперь Роберт уже окончательно стряхнул с себя сон. И сразу вспомнил: в десять будет звонить мать. Раненая рука не слишком болела, он прикидывал, сможет ли добраться до Нью–Мексико. Сегодня пятница. Завтра днем должен приехать зубной врач Уинкупа и, может быть, сразу даст заключение относительно утопленника. Ночью - вспомнил Роберт - ему опять приснился "Дядюшка Смерть". Только сон вроде был не такой, как обычно, на этот раз Дядюшка Смерть не казался цветущим и веселым. Лицо у него было зеленое. И еще привиделся тот жуткий труп, вроде он лежал на столе, за которым сидел Дядюшка Смерть. Труп не выходил у Роберта из головы, он словно воочию видел его - это почти бесплотное и бесцветное подобие человека - и потому не мог с уверенностью сказать, снился ли ему утопленник.
- Вы разговаривали во сне, - сказал доктор Нотт, и Роберт на секунду ощутил, как его, словно физическая боль, пронзило чувство вины.
- Представляю себе, наверно, насчет смерти, - сказал он.
- Вот, вот! Именно! - сказал доктор так же радостно, как он говорил обо всем. - Вы спросили: "Дядюшка Смерть?" А потом сказали: "Здравствуй!" - но в голосе у вас страха не было, то есть, по–моему, кошмары вас не мучили.
- А мне часто снится сон, он постоянно повторяется, - объяснил Роберт и быстро пересказал сон доктору. - Но мне вовсе не так уж нравится смерть, как вам могло показаться по тому, что я болтал во сне.
- Ох! - доктор отошел к камину.
Роберт внезапно смутился. Он вспомнил предсмертную записку Дженни, которую доктор мог прочесть в газетах. Вспомнил, что у доктора десять дней назад умерла жена.
Доктор обернулся. Его голубые глаза блестели.
- Смерть - явление естественное, она также нормальна, как рождение. Человечество не желает с ней смириться. Во всяком случае, мы - наша цивилизация. Про египтян, например, этого сказать нельзя. Они нашли способ смиряться со смертью.
- Но все должно быть в свое время, - сказал Роберт. - Плохо, когда умирают в юности. Верно? Неудивительно, что молодые люди боятся смерти. А вот старики с ней смиряются, я знаю. Но это другое дело, - Роберт посмотрел на доктора. - А про Дженни я во сне ничего не говорил?
- Про Дженни? Нет. По–моему, нет. Я, знаете ли, дремал, сидя в кресле. Не могу ручаться что слышал каждое ваше слою. А Дженни - это та девушка, которая покончила с собой?
- Да.
- Невеста Уинкупа?
Теперь Роберт сидел, спустив ноги с тахты.
- И вы собирались жениться на ней? - спросил доктор.
- Нет, - ответил Роберт. - В том–то все и дело. А она любила меня.
- И вы… отказали ей?
- Я сказал, что не знаю, смогу ли когда–нибудь полюбить ее. И вот она покончила с собой в ночь на вторник. Она мне часто говорила, что не боится смерти. У нее младший брат умер от менингита, при ней. Это потрясло ее, но потом, как она не раз говорила, она пришла в себя благодаря тому, что признала смерть. Именно так она и говорила - "признала". Когда я это слышал, мне становилось жутко. И потом, понимаете, она покончила с собой зря, оснований для этого у нее не было. Вы, наверно, читали газеты. В них была ее записка. Она написала, что для нее я означаю смерть, - Роберт посмотрел прямо в глаза доктору, ему хотелось знать, как тот воспримет его слова, ведь если доктор следил за историей Уинкупа по газетам, множество деталей и мелких подробностей остались для него неизвестными. - Можно даже сказать, что Дженни была влюблена в смерть, потому–то она и в меня влюбилась.
Доктор с минуту смотрел на него с подозрением, потом снова заулыбался.
- Это, безусловно, случай для психиатра. Я имею в виду девушку, ей, конечно, нужен был психиатр. Да, я читал об этом в газетах. И как раз вспомнил вчера вечером. Вспомнил, когда ехал к вам с полицейским, и подумал, что вы попали в переплет. Многие кончают с собой для того, чтобы другие терзались, винили себя. Вы с ней резко порвали?
- Нет, - Роберт нахмурился. - Во–первых, я ничего ей не обещал. У нас, по существу, и романа не было, хотя что–то все же было. Видно, я по–настоящему не понимал Дженни, ведь мне и в голову не приходило, что она может покончить с собой. Наверно, я не очень старался ее понять, да если бы и старался, все равно бы не понял. А сейчас мне просто ужасно ее жалко и стыдно, что не смог уберечь человека.
Доктор дважды быстро кивнул, но Роберт не был уверен, дошел ли до его собеседника смысл того, что он хотел сказать, все ли тот понял. Роберт встал, его слегка пошатывало, но он поставил чашку с блюдцем на кофейный столик и пошел, не надевая туфель, в ванную.
Ему хотелось принять душ, но он боялся намочить повязку, а беспокоить доктора и просить его снова перевязать руку было неудобно, поэтому Роберт обтерся махровым полотенцем над умывальником и поспешно, не слишком тщательно побрился. Его одолевала слабость.
- Доктор, вы бы не могли дать мне какую–нибудь таблетку? - спросил он, выходя из ванной.
Роберт наклонился над чемоданом и хотел вынуть чистую рубашку, но вдруг в глазах у него потемнело и все стало распадаться на мелкие частицы Доктор схватил его за правую руку и потащил к тахте.
- Мне надо собраться, - бормотал Роберт. - У меня ничего не болит.
- Таблетку–то я вам дам, но что толку? Сегодня вам надо полежать. Кто–нибудь мог бы с вами побыть?
У Роберта так звенело в ушах, что он с трудом разбирал слова доктора.
- Сегодня вам никуда нельзя ехать, - сказал доктор Нотт.
В это время в дверь постучали, и доктор пошел открывать.
- Вы мистер Нелсон? - спросил он.
- Нилсон, - поправил его Джек. - Здравствуйте, как ваш пациент?
Роберт, выпрямившись, уже сидел на тахте.
- Спасибо, хорошо. Хочешь кофе, Джек?
Прежде чем ответить, Джек огляделся по сторонам, увидел расщепленный угол стола подошел к нему, потрогал.
- Ничего себе!
- Да, в него попало пять раз. Пять пуль, - сказал доктор Нотт, выходя в кухню.
Черные брови Джека насупились.
- А полиция что делала? Сидела сложа руки?
- Нет, они приезжали. Были здесь. И множество соседей впридачу, - сказал Роберт.
- Вам какой кофе, мистер Нилсон? - спросил доктор.
- Благодарю вас. С ложкой сахара - ответил Джек. - Они здесь кого–нибудь нашли? Вообще они что–нибудь делали?
- Точно не знаю, я потерял сознание минут через десять после того, как меня ранили. А когда я очнулся, в доме было полно народу, - Роберт рассмеялся. Он не мог удержаться от смеха глядя на длинное, нахмуренное, недоумевающее лицо Джека.
Джек взял у доктора чашку.
- Спасибо. Ты думаешь, это Грег?
- Да, - сказал Роберт. - Садись, Джек.
Но Джек, держа в руках чашку, продолжал стоять, он был в неглаженных фланелевых брюках, твидовом пиджаке и в своих "луноходах", то и дело он поглядывал на часы, видно, собирался через минуту–другую уехать на работу.
- Но все–таки, что предпринимает по этому поводу полиция?
- Джек, по–моему, ты напрасно ждешь от всех логического поведения, - ответил Роберт.
Джек покачал головой
- Наверно, пока они не установят, что найденный ими утопленник не Уинкуп, они ничего делать не станут. Как ты считаешь?
- Я спрашивал Липпенхольца, в каком состоянии труп, - сказал доктор Нотт. - По его мнению - даже по его мнению - труп, видимо, пробыл в воде больше двух недель
"А сегодня тринадцать дней с тех пор, как, по их предположениям, Уинкупа утопили в Делавэре", - подумал Роберт.
Джек смотрел на него.
- А на твой взгляд… что ты скажешь об этом утопленнике?
Роберт отпил большой глоток горячего кофе, только что налитого доктором.
- На мой взгляд это - утопленник.
- Сейчас я приготовлю яичницу, - сказал доктор и снова исчез в кухне.
Джек осторожно присел на тахту рядом с Робертом.
- Ты хочешь сказать, что сейчас полиция даже не ищет Уинкупа? Прости, может, я глуп, но я чего–то не понимаю.
- Может, и ищут, но не слишком усердно, - сказал Роберт. - И ты не глупей других, так что не унижайся. Ты понял правильно. Они его не ищут. Зачем им?
- Ну а кто же, по их мнению, стреляет в тебя?
- Вот это им все равно.
В кухне на сковороде шипело масла Доктор остановился в дверях с лопаточкой в руках.
- По–моему, мистер Форестер прав. Полиции все равно. Мистер Форестер, я бы советовал вам опереть голову на подушки и передохнуть.
Он подложил подушки под спину, и Роберт откинулся назад.
- Как вы себя чувствуете?
- Прилично. Только немножко странно.
- Ничего удивительного, вы потеряли вчера много крови, как тут не чувствовать себя странно. Мне же пришлось зашить вам артерию, - бодро сказал доктор.
Джек снова посмотрел на часы.
- Хочешь что–нибудь передать через меня Джаффе, Боб?
- Нет, спасибо Джек. Хотя да, можешь сообщить ему, что сегодня меня не будет. Что я болен. Как только смогу, сразу напишу письмо с заявлением об уходе. С меня хватит. Правда.
Джек посмотрел на доктора, потом снова на Роберта.
- А что будет сегодня ночью? Собирается полиция…
- Я буду очень рад, если мистер Форестер согласится поехать ко мне, - сказал доктор Нотт. - В Риттерсвиль. Там ничего не может случиться, разве что, - он потер лысину, - разве что позвонят среди ночи с известием, что у кого–то несварение желудка. Старая штука, но она все еще действует. Не составите нам компанию, мистер Нилсон? Сейчас примемся за яичницу.
Джек встал.
- Нет, спасибо. Мне пора Боб, не подождать ли тебе с увольнением? Завтра даст заключение зубной врач…
- Как я могу после речей Джаффе? - сказал Роберт.
- А он произносил речи?
- Ну, не совсем, но я уверен: Джаффе считает, что я виноват - так или иначе. Психопаты фирме не нужны. Вот так–то.
- Но в Филадельфии ты будешь работать не у Джаффе.
- Неважно, они все связаны, - сказал Роберт. - Даже если зубной врач завтра скажет, что утопленник не Уинкуп, сам–то Уинкуп вряд ли объявится. Значит, доказательств, что я его не убивал, нет. - Роберт бросил взгляд на доктора, довольный, что тот слушает, стоя в дверях кухни. - Хорошо, что можно с вами говорить - говорить, что думаешь! - сказал Роберт, снова откидываясь на подушки.
- Но мне не нравится, что ты, кажется, сдаешься без боя, - ответил Джек, переминаясь с ноги на ногу в своих "луноходах". Роберт промолчал. Сдается? Он чувствовал себя хрупким, словно маленькая стеклянная коробочка. "А что я могу сделать? - думал он. - Ничего".
- В других обстоятельствах можно что–то предпринять, - проговорил он, - но тут я не вижу выхода. - Голос его нервически дрогнул, и внезапно он вспомнил Дженни. Это он виноват, что она покончила жизнь самоубийством. Она любила его, а он так все запутал, что она наложила на себя руки.
Джек похлопал его по плечу. Роберт сидел, опустив голову, прикрыв правой рукой глаза. Джек поговорил с доктором, и тот деловито объяснил, что, разумеется, Роберт побудет у него денек–другой, сколько понадобится. Джек спросил фамилию доктора и записал его номер телефона. Потом он ушел, а доктор придвинул Роберту кофейный столик и поставил на него яичницу и тосты с джемом.
Когда Роберт поел, в голове у него немного прояснилось. До завтрашнего вечера, когда зубной врач даст заключение, Грег обладает свободой действий, имея как бы carte blanche, а если врач, предположим, заявит, что утопленник - не Уинкуп, тогда полиции придется серьезнее взяться за поиски. Иначе говоря, в распоряжении Грега только сегодняшняя ночь. Ну а что, если, по иронии судьбы, подумал Роберт, зубной врач опознает в этом утопленнике Уинкупа и узнает коренные зубы в его верхней челюсти? Вот тогда Роберту придется смеяться над самим собой!
- По–моему, вам получше, - сказал доктор Нотт. - Я вижу по вашему лицу.
- Гораздо лучше, спасибо, доктор. Вряд ли мне стоит обременять вас собой, но за приглашение спасибо, большое спасибо.
- Почему не стоит? Оставаться на ночь в таком уединенном месте вам нельзя. Соседи у вас - странная публика. Может, вы предпочитаете переночевать у мистера Нилсона? Он приглашал к себе.
Роберт покачал головой.
- Нет, я никуда не хочу. Чует мое сердце, сегодня ночью я снова притяну к себе пулю. Так зачем же подвергать риску кого–то еще? Самым лучшим пристанищем для меня была бы больница или тюрьма. Тюрьма безопаснее, там стены толще.
- Ха, - засмеялся доктор, но улыбка его померкла. - Вы в самом деле считаете, что Уинкуп или кто там этим занимается, посмеет снова открыть по вас стрельбу?
Доктор с его круглой, склоненной набок головой вдруг показался Роберту олицетворением цивилизованного, основанного на логике, разумного и мирного образа жизни. Он явно никогда не имел дела ни со стрельбой, ни с такими людьми, как Грег.
Роберт улыбнулся.
- А чего ему бояться? Я и не подумаю звонить в полицию и просить: пришлите на ночь охрану! Да и сомневаюсь, что охрана мне поможет.
Доктор Нотт посмотрел на пол, на их пустые тарелки и перевел взгляд на Роберта.
- Во всяком случае, вам ни к чему оставаться здесь, где Уинкуп вас сразу найдет. Риттерсвиль отсюда милях в семнадцати. Поедете на своей машине. У меня большой гараж - две машины вполне поместятся. Мы расположимся на втором этаже. В первом этаже у меня только кухня и гостиная, - он улыбнулся, снова обретая уверенность - Я уж не говорю, что и на парадной, и на задней двери у меня отличные замки. Мой дом из самых старых здесь, когда–то такие дома называли пасторскими. Построен в 1887 году. Мне он достался в наследство от отца.
- Вы очень добры, - сказал Роберт, - но ехать к вам мне не следует. Возможно, я здесь и не останусь. Пока и сам не знаю, останусь или нет, но я не хочу быть там, где есть кто–то еще.
- Вы, вероятно, не знаете, - прервал его доктор, - что я живу в центре, в старой части города. Дома стоят рядом. Не впритирку, конечно, перед каждым лужайка, но у нас совсем не то, что здесь, - он повел рукой, - здесь вы видны со всех сторон, как подсадная утка, и ничего не стоит потом скрыться в лесу или в поле.
Роберт молчал, стараясь придумать какие–нибудь веские возражения, ему не хотелось просто твердить "нет!".
- Не следует ли вам позвонить вашей матери? Скоро десять.
Роберт набрал номер.
Мать ждала его звонка. Она опять принялась звать его в Нью–Мексико и спрашивала, когда он сможет выехать. Роберт объяснил, что из–за зубного врача в субботу уехать не может, врач должен опознать труп - тот, который, по мнению полиции, и есть труп Уинкупа.
- Нет, мама, я этого не думаю, но они должны удостовериться. Это же полицейское следствие, мама Речь идет о преступлении.
Почему–то, когда он объяснял матери насчет преступления ему стало гораздо спокойней, ведь она ни на секунду не допускала мысли, что он - убийца, она больше всех верила в его невиновность, больше, чем Джек, чем доктор, больше, чем он сам. Он держал трубку у левого уха правой рукой.
- Хорошо, мама, я позвоню тебе завтра, а еще лучше, в воскресенье днем до двенадцати. Привет Филу… До свидания мама.
- Как вы поедете в Нью–Мексико? - поинтересовался доктор.
- Я хотел поехать на машине, - автоматически ответил Роберт, а сам подумал о газетах, которые мать прочтет сегодня, если уже не прочла В них, конечно, упомянуты враждебные суждения о нем жителей Лэнгли - его соседей изложена вся история самоубийства Дженни, рассказано о стрельбе, о подглядывании, обо всем, и все сосредоточено на одном - на трупе, на трупе в риттерсвильском морге. У Роберта опять слегка закружилась голова - Я уверен, что в воскресенье уже вполне смогу вести машину. А нет, так оставлю ее здесь.
- Гм, что ж, может быть, если до воскресенья вы не будете усердствовать, - сказал доктор, наблюдая за ним. - Сядьте–ка мистер Форестер.
Роберт сел.
- Ваша мать живет в Нью–Мексико? - доктор принес из ванной зубную щетку и бритву Роберта.
- Нет, в Чикаго, но недалеко от Альбукерка у них с отчимом дача. Нечто вроде маленького ранчо. Там живут постоянно муж с женой присматривают за домом, когда моих нет, - Роберту снова захотелось лечь.
- Наверно, там очень хорошо. Думаю, вам было бы весьма полезно поехать туда ненадолго. Примите, пожалуйста - доктор протянул ему раскрытую ладонь.
- Что это?
- Дексамил. Поддержит вас, пока мы доберемся до Риттерсвиля. А потом будете отдыхать.
Через несколько минут Роберт вместе с доктором вышел из дома сел в свой автомобиль и поехал за доктором в Риттерсвиль.
Дом, к которому свернул доктор, и верно, был настоящим старинным особняком. Казалось, он сложен из белоснежных меренг, а оба этажа украшали выпуклые окна–фонари Они блестели на солнце, как будто их только что вымыли. Посреди недавно подстриженной лужайки тихо покачивала ветвями громадная плакучая ива. Благодаря иве и кустам гортензий дом доктора имел более уютный южный вид чем другие дома на этой улице. Роберт завел машину в свободную половину гаража в конце подъездной дорожки.
Доктор запер двери
- Я не стал никуда заезжать, чтобы купить провизии, потому что просил Энн–Луизу что–нибудь приготовить. Вот мы и проверим, выполнила ли она мою просьбу, - сказал доктор, открывая заднюю дверь дома одним из ключей, висевших у него в связке.
Роберт держал в руке маленький чемодан, который ему помог уложить доктор. Они вошли в просторную квадратную кухню, пол в ней был покрыт линолеумом в черно белую клетку, деревянная сушильная доска рядом с раковиной выглядела порядком обветшавшей. Доктор открыл холодильник, удовлетворенно воскликнул "Ага!" - заглянул в морозильник и сообщил, что Энн–Луиза выполнила свои обязанности.
- Прежде всего я хочу устроить вас на верху, - и доктор поманил Роберта за собой.