А чего он собственно ждал? Ведь он ушел из больницы всего два часа назад.
Роберт вылил остывший кофе в раковину. Взял со стола письмо, которое начал писать родителям Дженни. Вчера поздно вечером, вернувшись домой, он вынул письмо из машинки, сложил и оставил на письменном столе. Сейчас он скомкал его и бросил в бумажный мешок для мусора. Родители Дженни жили в Скрентоне на Франклин авеню 4751. Он узнал их адрес из газет. Роберт принял душ и побрился.
В Скрентон Роберт приехал около часа дня. По дороге он все время спорил сам с собой, позвонить Тиролфам по телефону или явиться без предупреждения. К концу пути он так ничего и не смог решить. Но все–таки остановился у аптеки и зашел в телефонную будку. Он позвонил в риттерсвильский полицейский участок. Инспектора Липпенхольца не было на месте, но дежурный полицейский смог ответить на вопросы Роберта.
- Доктор Макквин только что был у нас с рентгеновским снимком. У него только один снимок - нижней челюсти. Он сказал, что ему не приходилось лечить верхние зубы Уинкупа, поэтому он ничего сказать не может. Нет, опознать тело ему не удалось.
- Понятно… понятно… - Роберт поблагодарил дежурного и повесил трубку.
Оглушенный, он обвел ничего не видящим взглядом тесно заставленное помещение аптеки.
- Вам нехорошо, сэр? - спросила его светловолосая девушка в белом халате.
- Нет, все в порядке, - покачал головой Роберт.
Он вышел и направился к своей машине. Спросил у полицейского регулировщика, где находится Франклин авеню, ему объяснили, но пришлось узнать еще и на заправочной станции, прежде чем он нашел нужную улицу. Она оказалась в богатом районе, застроенном двухэтажными домами. Перед каждым зеленела лужайка, вдоль мостовой не было тротуара, но по краям ее росли высокие деревья. Дом №4751 был из красного кирпича с белой дверью и белыми подоконниками. Траурного венка на двери не было. Дженни никогда не рассказывала Роберту про дом родителей, но при виде его Роберта кольнуло в сердце, словно он знал этот дом давно, словно приходил сюда с Дженни. Он остановил машину, вышел и зашагал по прямой, выложенной плитами дорожке. До него донесся детский смех, он на секунду заколебался, но потом подошел к двери. Постучал черным металлическим дверным молотком.
Дверь открыла улыбающаяся женщина, к ногам ее жался ребенок.
- Да?
- Миссис… Это дом Тиролфов?
Улыбка сбежала с лица женщины.
- Ах, нет, они живут рядом, - сказала она, показав рукой. - Дом №4753.
- О, простите, благодарю вас.
Роберт повернулся под ее испытующим взглядом и пошел по дорожке обратнл. Видно, в газетах была опечатка.
Соседний дом был тоже кирпичный, только из более светлого кирпича более массивный и приземистый, чем тот, куда он только что заходил. На это раз в душе Роберта ничего не шевельнулось Но он ощутил слабость и даже подумал, что у него не хватает сил пройти через то, что наметил. Однако взял себя в руки.
Дверь открыл мужчина с отвислыми щеками, на висках у него пробивалась седина.
- Доброе утро. То есть добрый день. - поспешно поправился Роберт. - Меня… меня зовут Роберт Форестер, - Роберт увидел смятение в глазах мужчины.
- Да, но…
- Я приехал поговорить с вами. Мне хотелось с вами увидеться, потому что я…
- Кто там, Уолтер? - послышался женский голос.
Не отводя глаз от лица Роберта, мужчина немного посторонился, пропуская вперед жену.
- Это… это Роберт Форестер.
От удивления у женщины открылся рот. Лицо ее напоминало лицо Дженни, оно тоже было овальное, продолговатое, и губы такие же тонкие. Белокурые пряди волос перемежались с седыми, волосы были гладко зачесаны назад и уложены узлом на затылке.
- Добрый день, миссис Тиролф, - сказал Роберт. - Надеюсь, вы простите меня за то, что я приехал, не предупредив. Мне хотелось увидеться с вами.
- Ну… - произнесла женщина смущенная и взволнованная не меньше Роберта. У нее были усталые печальные глаза, но враждебности в ее взгляде он не заметил. - Дженни… Дженни, конечно, много о вас рассказывала - глаза ее наполнились слезами.
- Иди, дорогая, - сказал ей муж - Я сам поговорю с ним.
- Нет, нет, - женщина овладела собой и посмотрела на Роберта - Я думала… знаете, вы совсем не такой, как мы себе представляли.
Роберт не двигался, каждый мускул его напрягся.
- Я хотел лично, лично выразить вам свое соболезнование…
Женщина тяжело вздохнула.
- Может, зайдете? - предложила она явно делая над собой усилие.
- Нет, нет, это ни к чему, благодарю вас - Роберт взглянул на отца Дженни, который все еще хмурился. Глаза у него были того же цвета что и у дочери. - Я понимаю, я не могу сказать ничего, что могло бы…
- Зайдите, - сказала мать Дженни.
Роберт прошел вслед за ней в аккуратно прибранную гостиную, ковер и обивка мебели пестрели цветочными узорами. Сердце у него дрогнуло, когда он увидел на каминной полке портрет, ему показалось сначала, что это портрет Дженни, но на портрете был изображен молодой человек. Наверно, это ее брат, тот, что учился в колледже.
- Присядьте, пожалуйста.
Роберт поблагодарил, но остался стоять. Мистер Тиролф остановился возле дверей в гостиную. Мать Дженни села на узкий диван.
- Мы до сих пор не можем в это поверить. Никак не можем, - сказала она, быстро проведя рукой по глазам. Но уже не плакала. Подняв голову, она посмотрела на Роберта.
- А вам она что–нибудь говорила? Что–нибудь такое, что могло бы подсказать, почему… почему она это сделала?
Роберт покачал головой.
- Нет, ничего такого. Мы виделись с ней в понедельник вечером. В прошлый понедельник. Она сказала что не хочет больше со мной встречаться. Почему - она не объяснила. Ну и я… я естественно, подумал, что она так решила из–за того, что считает меня виновным в гибели Грега. Хотя я не виноват. Но что мне оставалось думать? Мне даже в голову не могло прийти, что она собирается покончить с собой, что у нее всерьез может возникнуть такая мысль, - он взглянул на отца Дженни, который внимательно слушал его, наморщив лоб. - Правда…
- Что? - спросила миссис Тиролф.
Роберт облизал губы.
- Правда, она часто говорила о смерти, о том, как люди умирают. Может быть, и вы это замечали?
- Да да за ней это водилось, - сказала безнадежным голосом миссис Тиролф. - Бедная наша Заинька - она много говорила о смерти.
- Не думаю, чтобы это что–то объясняло. Нет, но она всегда рассуждала о смерти так, будто ей хотелось понять, что это такое. Не знаю, как это лучше выразить.
Миссис Тиролф опустила голову. Муж подошел к ней.
- Простите, - сказал Роберт, обращаясь к ним обоим.
- Больше мне сказать нечего. Я, пожалуй, пойду.
Отец Дженни поднял на него глаза. Он наклонился над женой, положив руку ей на плечо.
- Я так понял, что сегодня должны опознать труп, найденный в реке? - он говорил, как свойственно немцам, отрывиста хотя и без акцента.
- Да, и я только что узнал, - сказал Роберт, - что зубной врач, доктор Макквин из Хэмберт Корнерз, не смог дать заключения. Он лечил Грегу только нижние зубы. Ну, а в таком случае опознание провести невозможно. Нижние зубы не сохранились.
Мистер Тиролф кивнул и ничего не сказал.
- Мистер Тиролф… я хотел бы еще ют что добавить. Я не сталкивал Грега в Делавэр. Я не сомневаюсь, что он жив. Дженни мне говорила, что вы оба очень хорошо к нему относились.
- Ну, я не так уж, чтобы очень, - сказал мистер Тиролф. - Он был… - пожав плечами, он замолчал, словно говорить об этом теперь не было смысла.
- Да, мы лишились двоих детей, - проговорила миссис Тиролф, подняв глаза на Роберта - Но у нас остался еще сын, наш Дон, - она кивнула на фотографию, стоявшую на каминной полке, и слабо улыбнулась. - В будущем месяце он кончает колледж. Да вы садитесь.
Роберт сел словно ее мягкий голос подействовал на него, как команда. Придется пробыть у них еще минут десять. Мистер Тиролф наконец тоже сел на диван рядом с женой. Они начали расспрашивать Роберта о его планах, о том, собирается ли он оставаться в Лэнгли. Он сказал, что хотел бы съездить к матери в Нью–Мексико. С откровенностью и простодушием, которые напомнили Дженни, миссис Тиролф сказала, что дней за десять до смерти Дженни говорила им, что, наверно Роберт действительно убил Грега, когда они дрались у реки. Ее убедили в этом ее друзья. Тиролфы признались, что сами не знают, кому верить. От неуместности этих слов Роберт смутился, будто родители Дженни уличали дочь в глупости. Ему было неловко и стыдно, хотелось защитить Дженни. Тиролфы даже не делали попыток выяснить, как он относился к Дженни, словно знали, что Дженни интересовалась им больше, чем он ею. Когда Роберт поднялся, собираясь уходить, миссис Тиролф предложила ему выпить чаю - "на дорожку". Его это тронуло, но тут же почему–то вызвало досаду. Он вежливо отказался от чая. У него было такое чувство, что они беседовали, не слыша друг друга. К концу разговора мистер Тиролф, несомненно, сделался приветливей. Что до его жены, то она вела себя просто как добрая женщина, у которой от горя не осталось сил ни на враждебность, ни на мстительность. Кроме того, Роберту казалось, что, наверно, миссис Тиролф, зная, что Дженни относилась к нему хорошо, даже любила его, проявила терпимость и не спешила его осуждать.
Расставшись с Тиролфами, Роберт еще долго ехал очень медленно, размышляя об их разговоре и пытаясь разобраться, почему у него в душе остался такой странный осадок. Он не раскаивался, что поехал к ним. Ну, а если бы не поехал? Что бы от этого изменилось? Правда, не поехать было бы с его стороны невежливо и малодушно, но ведь он ждал от этой встречи чего–то большего, а не только сознания, что поступил, как положено. Роберт решил, что чувство неудовлетворенности, которое он испытывал от разговора с Тиролфами, объясняется тем, что Тиролфы не имеют о нем никакого представления и дочь свою знали не до конца, вот им и не понять, во что вылилась встреча таких разных людей, как он и Дженни.
Домой Роберт приехал уже после пяти, вошел в опустевшую гостиную, посмотрел на чемоданы и картонки, уныло - будто уже много недель - лежавшие на полу. Позвонил в больницу. Услышал прежний ответ "никаких перемен", а когда попросил к телефону доктора Перселла, лечившего доктора Нотта, оказалось, что того нет. Роберт разговаривал с доктором Перселлом утром, когда заходил в больницу. И почувствовал: Перселл знает, что доктору Нотту не выжить, но не хочет об этом говорить. В состоянии доктора Нотта действительно не было перемен. Его глаза смотрели на Роберта точно так же, как в тот вечер, когда Роберт, сбежав по лестнице, нашел его распростертым на полу.
Роберт налил себе виски с водой, выпил половину и заснул на красной тахте. Когда он проснулся, было темно. В саду стрекотали кузнечики. "Рано они начали стрекотать в этом году, - подумал Роберт, - наверно, лето будет сухое". Он зажег свет, открыл дверь и вышел на крыльцо… "Кузнец! Куз–нец! Куз–нец!" Он представил себе, как его кольцами окружают сотни насекомых и смотрят на него во все глаза, ждут. Роберт споткнулся о валявшийся на земле сук, нагнулся и подобрал его, бессознательно зажав в руке, как дубинку. Подойдя к кусту гортензии, который отбрасывал темную тень, он обошел его кругом. Никого, конечно. Да стоит ли искать? Ни к чему путному его поиски никогда не приводят. Ни к чему путному для него. Мимо медленно проехал автомобиль и свернул к дому Колбе, стоявшему ядрах в ста от дома Роберта. У Колбе светилось только одно окно, но через минуту зажегся свет в окне внизу, а потом и на верхнем этаже. Колбе был тот самый мужчина, который первым пришел к Роберту ночью во вторник после выстрелов. Это именно Колбе, не дожидаясь расспросов, поспешил известить собравшихся соседей, что девушка, которая покончила с собой, проводила у Роберта ночи. "Надо было мне сразу, как только я сюда приехал, завязать с Колбе добрые отношения, - подумал Роберт. - Тогда Колбе, может быть, не злился бы на меня так". Но завести с ним добрые отношения Роберт не удосужился, и теперь ничего не поделаешь. Хотя, вспомнил Роберт, после того, как он поселился, он раза два помог Колбе расчистить от снега проезд к почтовому ящику. Если к ящику не было подъезда, почту не доставляли: почтальоны вовсе не обязаны выходить из машины, чтобы бросить корреспонденцию в открытый ящик. Но Колбе, конечно, мог забыть об этой небольшой услуге, и, скорее всего, действительно забыл.
И тут Роберт услышал, как на шоссе зашуршал гравий под чьими–то шагами. Он укрылся за кустом. Несколько секунд ничего не было ни видно, ни слышно, а потом сквозь стрекотанье кузнечиков снова донесся отчетливый звук шагов, медленных шагов. Дежурный полицейский? Наконец–то сподобился? "Вряд ли", - подумал Роберт. Ведь полиция даже не знает, что он сегодня ночует дома. Роберт пригнулся, напрягся и крепко сжал в руке сук.
И вот на границе участка, возле самой подъездной дорожки, выросла высокая фигура Это был Грег. Грег направился к дому, посмотрел направо, налево, а потом решительно зашагал к окну, что выходило на дорогу; от спущенной шторы оно казалось темным квадратом, окаймленным узкой полоской света. Потом Грег на цыпочках двинулся к двери. В те два раза, что он нападал на Роберта, он стрелял в окно, расположенное слева от нее.
Роберт прикинул что между ним и Грегом футов восемнадцать–двадцать. Чтобы достичь окна, Грег должен пройти еще футов шесть, а тогда он завернет за угол дома и его не будет видно. Как назло, кузнечики перестали стрекотат,ь словно они, замерев от любопытства, следили за происходящим.
Теперь Роберт видел Грега в профиль. Тот стоял, исполненный решимости, пристроив револьвер на узком подоконнике, придерживая его обеими руками, а большим пальцем пытался приподнять раму. Роберт увидел, что рама немного поднялась, но он знал: штора свисает до полу. Грег поднял револьвер. Тут Роберт в несколько прыжков покрыл разделяющее их расстояние и, когда Грег обернулся, ударил его своей дубинкой.
Раздался выстрел.
Грег упал, он лежал на земле, стонал и пытался встать.
Роберт отшвырнул сук. Он уже занес над Грегом кулак, но удержался. Все равно Грег не в силах подняться. Роберт схватил черный револьвер лежавший рядом с Грегом. Грег выругался, глядя в землю. И в это время Роберт услышал, как кто–то бежит по шоссе, шаги доносились от дома Колбе.
- Эй! Это мистер Колбе? - крикнул Роберт.
Колбе держал в руках охотничье ружье.
- Что тут происходит?
Грег, шатаясь попробовал встать но, как пьяный, привалился к стене дома.
- Сукин сын! - бормотал он. - Сволочь!
- Это Уинкуп, - объяснил Роберт.
- Откуда у вас револьвер? - быстро спросил Колбе, глядя на револьвер в правой руке Роберта.
- Отнял у него, - ответил Роберт. - Вы не можете постеречь его, пока я поищу, чем бы его связать? - Роберт оставил явно ошеломленного Колбе и пошел в дом.
Ни в первой, ни во второй коробке, куда заглянул Роберт, пластиковой веревки не оказалось. Наконец он обнаружил ее в третьей, где лежали его галоши и другая обувь. Разматывая розовую веревку, Роберт поспешил к двери. Колбе стоял в пятне света рядом с крыльцом, внимательно глядя на Роберта и держа ружье наперевес, готовый его вскинуть. Грег стоял чуть поодаль.
- Где его револьвер, мистер Форестер? - спросил Колбе.
- В доме, - кивком головы показал Роберт.
- Верните–ка ему, - приказал Колбе.
Роберт не сразу понял, чего от него хотят.
- Черта с два. Револьвер я ему не отдам, - ответил Роберт и направился с веревкой к Грегу, который сделал шаг назад. Руки Грега дернулись, он готовился к драке. Роберт сжал правую руку в кулак, но не успел размахнуться, как сзади раздался голос Колбе.
- Стойте там, где стоите, Форестер!
Роберт обернулся и отступил назад чтобы видеть обоих - и Колбе, и Грега.
- Вы, видно, не поняли, мистер Колбе. Это - Грег Уинкуп, тот, кто стрелял. Он остригся, но все равно…
- Да? - произнес Колбе. - Ну и что ж, Уинкуп это или не Уинкуп, вы–то кто такой чтобы вязать других? - седые кустистые брови Колбе нависали над глазами. - Идите в дом и принесите его револьвер. А не то я пущу в ход свое ружье.
Роберт хотел ответить, но только глубоко вздохнул. Все еще держа ружье наизготовку, Колбе резко наставил его на Роберта.
- Давайте я вызову полицию, - предложил Роберт. - Пусть они решают. Хорошо?
Колбе усмехнулся углом рта. Как бывает с людьми, когда они лгут, он избегал встречаться с Робертом взглядом.
- Идите за револьвером, Форестер. Он говорит, что никакой он не Уинкуп. С чего это я должен верить вам, а не ему?
Колбе неуклюже повернулся и двинулся к дому, направив ружье на Роберта.
- Ступайте.
Роберт поднялся на крыльцо, вошел в дом. Револьвер лежал на письменном столе.
- Я за вами слежу. Возьмите револьвер за ствол, - ворчливо приказал Колбе.
Роберт нервно улыбнулся. А если он ослушается, возьмет револьвер за рукоятку и прицелится в Колбе? Нет смысла. Тот разнесет ему голову, а Роберт успеет выстрелить ему в живот, но кому от этого будет лучше? И Роберт взял револьвер за ствол.
- А теперь выходите и отдайте револьвер ему!
Грег приблизился, чтобы взять револьвер. Приблизился как будто с опаской. Его большой рот был открыт.
- Убийца! - сказал он, вырывая револьвер.
Правая рука Роберта опустилась. Он смотрел, как Грег прячет револьвер в карман черного плаща. Потом Грег круто повернулся и быстро пошел по шоссе, слегка покачиваясь на ходу. Роберт посмотрел на Колбе, покосился на его ружье и прошел мимо него к крыльцу. Колбе с грозным видом заспешил за ним и первый поднялся на ступеньки.
Роберт остановился.
- Вы не возражаете, если я позвоню в полицию? Или вы против полиции?
- Нет, не против, - с вызовом сказал Колбе.
- Хорошо.
"Хотя, - подумал Роберт, - вполне можно быть против, какой от полиции прок?"
Колбе не вошел в дом. Он остался на крыльце и наблюдал за Робертом через открытую дверь.
Может, он просто хочет дождаться и узнать, приедет полиция или нет, подумал Роберт. А может, собирается что–нибудь сообщить полицейским. Ну, например: "Мне не показалось, что тот парень похож на Уинкупа, и он сам сказал, что не Уинкуп. А когда я пришел, револьвер был у Форестера."
Роберт не успел снять трубку, как телефон зазвонил. Он приложил трубку к уху.
- С вами говорят из Риттерсвильской больницы, - сказал женский голоа - Это мистер Форестер?
- Да
- Очень сожалею, но за последний час доктору Нотту стало хуже. Пульс крайне слабый. Сейчас он в кислородной палатка но врачи считают, что у него мало шансов, - женщина продолжала говорить ровным голосом.
Роберт, закрыв глаза, повторял:
- Да… да… спасибо.
Он повесил трубку и посмотрел на Колбе. Теперь тот уже стоял в комната. Роберт смотрел на его высокую фигуру, на помятое, красное, крестьянское лицо, смотрел в глаза, которые казались не такими умными, как казались глаза убитой вчера собаки.