Современная английская писательница Джозефина Тэй (наст имя Элизабет Макинтош, 1897–1952) - классик детективного жанра.
В романе "Мистификация" главный герой, согласившись на участие в мошенничестве, невольно раскрывает другое, куда более опасное преступление Во втором произведении его герой Роберт Блэр, глава небольшой адвокатской фирмы, неожиданно для себя становится участником необычного дела, связанного с похищением девушки.
На русском языке романы публикуются впервые.
Джозефина Тэй
ЗАГАДОЧНЫЕ СОБЫТИЯ ВО ФРАНЧЕСЕ
1
Стояла весна, было четыре часа пополудни, и Роберт Блэр подумывал, не пора ли идти домой.
Разумеется, контора будет открыта до пяти. Но когда ты единственный Блэр в фирме "Блэр, Хэйвард и Беннет", можно позволить себе уйти домой, когда тебе хочется. Адвокатскую контору, которая занимается в основном составлением завещаний, делами по передаче имущества, инвестированием капитала клиенты редко посещают в конце дня. И если ты к тому же живешь в Милфорде, где последняя почта уходит в 3.45, то всякая деловая активность замирает намного раньше четырех часов.
Роберт даже не ожидал телефонных звонков. Все его приятели по гольфу давно уже на поле и подбираются к шестнадцатой лунке. Его никто не мог пригласить к обеду, поскольку в Милфорде приглашения к обеду заранее отправляются по почте. Тетя Лин не позвонит и не попросит купить к ужину рыбы, поскольку по четвергам она всегда после обеда ходит в кино, и фильм, наверное, только начался.
Так что Роберт Блэр сидел у себя в конторе, поддавшись общей атмосфере лени, которая охватывает провинциальный городок в весенний вечер, глядел на солнечный зайчик на своем письменном столе (великолепном столе красного дерева с медной инкрустацией, который его дед привез в свое время из Парижа, шокировав этим новшеством всю семью) и размышлял о том, не пора ли идти домой. Луч солнца падал на поднос с чайным прибором. Главе фирмы "Блэр, Хэйвард и Беннет" чай подавали не на дешевом подносе и не в фаянсовой чашке. Это был целый церемониал: ровно в 3.50 мисс Тафф вносила в его кабинет накрытый белой салфеткой лакированный поднос, на котором стояла чашка чая из дельфского сине-белого фарфора, и на такой же тарелочке лежали два печенья: пети-фур - по понедельникам, средам и пятницам и галеты - по вторникам и четвергам.
Рассеянно глядя на поднос, Роберт думал, что он символизирует преемственность в фирме "Блэр, Хэйвард и Беннет". Он помнил эту чашку и эту тарелочку с раннего детства. На лакированном подносе кухарка приносила хлеб из булочной, но молодая мать Роберта решила, что это для него слишком низменное назначение, и принесла его в контору, чтобы на нем подавались чашка и тарелочка. Салфетка появилась позже, с приходом мисс Тафф. Это произошло во время войны и было своего рода революцией - первая женщина-служащая в конторе солидной адвокатской фирмы, худая, нескладная девица, которая все принимала очень близко к сердцу. Фирма довольно легко перенесла это потрясение, и теперь, по прошествии четверти столетия, трудно было даже представить, что худая, седовласая и исполненная достоинства мисс Тафф когда-то была сенсационным новшеством. Собственно говоря, она никак не повлияла на заведенный в конторе порядок, если не считать появления салфетки. Дома у мисс Тафф тарелки никогда не ставили прямо на поднос или на стол, если на то пошло, и пирог никогда не клали прямо на тарелку: под них обязательно подкладывали льняную или бумажную салфеточку. Так что мисс Тафф неодобрительно смотрела на голый поднос. К тому же она считала, что рисунок на черном лаке отвлекает внимание, портит аппетит и вообще "ни к чему". И вот однажды она принесла из дому салфетку - такую, на которую пристало класть еду. Отец Роберта, - а ему очень нравился лакированный поднос, взглянул на чистую, белую салфетку и был тронут стремлением юной мисс Тафф сделать что-то полезное для конторы. И салфетка осталась и теперь уже превратилась в неотъемлемую часть обихода конторы - наравне с картотекой, вывеской входа и ежегодным гриппом мистера Хезелайна.
И вдруг, глядя на бело-голубую тарелочку, где несколько минут назад лежало печенье, Роберт опять испытал странное чувство.
Оно не имело никакого отношения к галетам, которые он съел, - по крайней мере не имело к ним непосредственного отношения. Скорее, оно проистекало из сознания неизменности раз и навсегда заведенного порядка: из безмятежной уверенности, что в четверг ему подадут галеты, а в понедельник - пети-фур. До сих пор Роберта Блэра вполне устраивали и безмятежность, и неизменность. Ему нравилась тихая жизнь в городке, где он вырос и где кругом были друзья. Он и сейчас не хотел для себя другой жизни. Но однажды у него в голове мелькнула странная, неуместная и незваная мысль: "И это все, что мне суждено?" Потом она приходила еще не раз. При этой мысли у него сжималось сердце, и он испытывал почти такой же страх, какой, бывало, его охватывал в детстве при мысли о неотвратимом визите к зубному врачу.
Роберт был удивлен и раздосадован.
Он всегда считал, что он счастлив и доволен жизнью. Откуда же эта несвойственная ему мысль, откуда это тоскливое чувство в груди? Чего ему не хватает?
Жены?
Но он мог бы жениться, если бы захотел. Наверное, мог бы: в Милфорде полно незамужних девиц, и они весьма благосклонно к нему относятся.
Любящей матери?
Но какая бы мать могла любить его больше, чем тетя Лин - дорогая тетя Лин, которая не знает, как ему угодить?
Богатства?
Но разве хоть раз в жизни он отказывал себе в чем-нибудь, даже если это было ему не по средствам? Нет, по его понятиям, он достаточно богат.
Приключений?
Но он никогда не хотел приключений. Ему хватало охоты и игры в гольф - они давали ему все сильные чувства, в которых он нуждался.
Тогда что же?
Откуда эта мысль: "И это все, что мне суждено?"
Глядя на голубую тарелочку, Роберт пытался разобраться в себе: может быть, каждодневное ожидание чего-то удивительного, которое живет в ребенке, у взрослого человека уходит в подсознание и поднимается на поверхность только после сорока лет, когда возможность его осуществления становится маловероятной?
Да нет, он надеется, что будет жить так, как живет, до самой смерти. Роберт еще мальчиком знал, что будет служить в семейной фирме и когда-нибудь займет место отца. И ему было жаль других мальчиков, которых не ожидала заранее подготовленная для них ниша в жизни, у которых не было полного друзей и воспоминаний Милфорда и не было чувства преемственности, которое ему гарантировала фирма "Блэр, Хэйвард и Беннет".
Хэйварда в фирме давно не было - еще с 1843 года, но молодой отпрыск семейства Беннетов - Невиль - занимал маленькую комнатку, примыкавшую к кабинету Роберта. Именно занимал: маловероятно, чтобы он там что-то делал. Его больше всего интересовало сочинение стихов, и стихи эти отличались столь яркой оригинальностью, что их не мог понять никто, кроме самого Невиля. Роберт не одобрял стихов Невиля, но и не принуждал молодого человека работать, хорошо помня, что, когда он сам занимал эту комнатку, то целыми днями отрабатывал удары клюшками для гольфа, целясь в кожаное кресло.
Солнечный луч соскользнул с края тарелочки, и Роберт решил идти домой. Если он уйдет сейчас, то солнце еще будет освещать левую сторону главной улицы Милфорда, а Роберт очень любил гулять по освещенной вечерним солнцем главной улице. Не то чтобы Милфорд был особенно красив - таких городков в Англии, наверное, сотни. Но всем своим немудреным обликом он как бы олицетворял лучшие черты английской провинциальной жизни. Старый дом, построенный в последние годы правления Карла II, в котором помещалась адвокатская контора "Блэр, Хэйвард и Беннет", выходил фасадом прямо на улицу, которая плавно спускалась на юг, поочередно демонстрируя все архитектурные стили последних столетий - кирпичные постройки эпохи короля Георга, деревянные постройки с белыми полосами штукатурки времен королевы Елизаветы, каменные здания викторианской эры и, наконец, в самом конце улицы - виллы времен короля Эдуарда, скрытые от глаз стеной больших вязов. Кое-где среди розовых, белых и коричневых стен виднелись фасады из темного стекла, бросавшиеся в глаза, как разодетая парвеню на званом обеде в аристократическом доме, но сдержанное достоинство окружающих зданий притушало их вызывающий блеск. Даже многочисленные торговые заведения не обезобразили Милфорд. Правда, кричащие желто-красные стены американского супермаркета призывно маячили на южном конце улицы, оскорбляя строгий вкус мисс Трулав, которая держала напротив в одряхлевшем доме елизаветинской поры кондитерскую, привлекавшую клиентов отличными пирожками и булочками, которые пекут ее сестра, и ассоциациями с именем Анны Болейн. Но Вестминстерский банк приспособил к своим нуждам бывший Дом ткачей с редкой скромностью, от которой банки отказались с концом эпохи ростовщичества, не прилепив к стенам ни одной плитки мрамора, а оптовая фармацевтическая фирма Соул, переехав в особняк, принадлежавший Уисдомам, воздержалась от каких-либо переделок фасада, удивленно глядевшего на улицу широкими окнами.
Это была красивая, шумная и веселая улица, усаженная подстриженными липами, которые росли прямо на проезжей части, и Роберт Блэр ее очень любил.
И вот, когда он уже начал вставать со стула, зазвонил вдруг телефон. Говорят, в других городах служебный телефон звонит в приемной, где на звонки отвечает секретарь, который спрашивает, какое у вас дело к обитателю кабинета, и потом просит секунду подождать: "Сейчас я вас соединю". Только после этого берет трубку человек, с которым вам надо поговорить. Но в Милфорде такого не было. Милфордцы не стали бы этого терпеть. В Милфорде, если вы звоните Джону Смиту, вы предполагаете, что трубку возьмет сам Джон Смит. Так что, когда в тот весенний вечер в конторе "Блэр, Хэйвард и Беннет" зазвонил телефон, трубку снял Роберт Блэр.
Впоследствии Роберт не раз задумывался, что было бы, если бы телефон зазвонил минутой позже. За эту минуту, за эти пустяковые шестьдесят секунд, он успел бы снять с вешалки пальто, заглянуть в комнату напротив и сказать мистеру Хезелтайну, что он пошел; ступить на освещенную поздним солнцем улицу и сделать по ней несколько шагов. На телефонный звонок ответил бы мистер Хезелтайн и сказал бы, что мистера Блэра уже нет. Женщина, которая звонила, повесила бы трубку и позвонила бы кому-нибудь еще. И Роберт Блэр не имел бы никакого отношения к дальнейшим событиям.
Но телефон зазвонил вовремя, и Роберт поднял трубку.
- Это мистер Блэр? - прозвучал в трубке контральто, который, как почувствовал Роберт, принадлежал женщине, обычно уверенной в себе, но сейчас находящейся в некоторой растерянности.
- Как хорошо, что я вас застала. Я боялась, что вы уже ушли. Мистер Блэр, мы с вами незнакомы. Меня зовут Шарп, Марион Шарп. Я живу с матерью во Франчесе - знаете, дом, на ларборской дороге.
- Да, я знаю этот дом, - сказал Роберт. Он видел в Милфорде Марион Шарп, собственно говоря, в городе и во всей округе не было человека, которого он не знал, даже если бы не был с ним знаком. Это была высокая сухощавая женщина лет сорока, которая имела слабость к ярким шелковым косынкам, подчеркивающим смуглый цвет ее кожи. Она приезжала в Милфорд по утрам за покупками на старом драндулете, на заднем сиденье которого обычно сидела ее мать, хрупкая седовласая дама, чей облик, особенно напряженно-выпрямленная спина, не вязался с этим современным средством передвижения и, казалось, молча протестовал против него. В профиль старая миссис Шарп была похожа на портрет матери Уистлера, но когда она поворачивалась к вам лицом и устремляла на вас пронзительный взгляд холодных птичьих глаз, то оказывалась похожей на сивиллу, и вы чувствовали себя весьма неуютно.
- Мы с вами незнакомы, - продолжал голос в телефонной трубке, - но я видела вас в городе, и вы показались мне добрым человеком. Мне нужен адвокат, срочно, сию минуту. Мы с мамой имели дело только с одним адвокатом из лондонской фирмы и, собственно говоря, не являемся клиентами данной фирмы. Это адвокат мистера Кроули, который оставил нам в наследство этот дом. А сейчас я попала в затруднительное положение, и мне нужна помощь юриста. Вот я и вспомнила про вас и подумала, не согласитесь ли вы…
- Если речь идет о вашей машине… - начал Роберт. В Милфорде "затруднительное положение" обычно означало: или дело об установлении отцовства, или нарушении правил дорожного движения. Раз речь идет о Марион Шарп - значит, последнее. Так или иначе, фирма "Блэр, Хэйвард и Беннет" такими делами не занимается. Ей надо обратиться к Карли, молодому расторопному юристу, который обожает выступать в суде и заслужил репутацию человека, способного "освободить под залог самого дьявола" ("Освободить под залог! Это что! - кто-то однажды сострил за кружкой пива в "Розе и короне". - Он нас всех заставил поставить подписи под самым лестным отзывом о рогатом").
- Если речь идет о вашей машине…
- Машине? - непонимающе повторила Марион Шарп. - А, вот вы о чем! Нет-нет. Ничего подобного. Дело гораздо серьезнее. Им занимается Скотланд Ярд.
- Скотланд Ярд!
Для мирного провинциального адвоката и джентльмена Роберта Блэра Скотланд Ярд был таким же экзотическим понятием, как Занаду, Голливуд или парашютный спорт. Как подобает законопослушному гражданину, он был в наилучших отношениях с полицией. Иногда он играл в гольф с местным начальником полиции Хэллелом, и тот, почувствовав, что выиграл партию, порой рассказывал ему маленькие секреты своей службы. Этим и исчерпывалось знакомство Роберта с уголовным миром и Скотланд Ярдом.
- Не пугайтесь, я никого не убила, - поспешно сказала Марион Шарп.
- Какое же обвинение вам предъявляют?
Какое бы обвинение ей ни предъявляли, это явно по линии Карли. Надо "сплавить" ее Карли.
- Нет, в убийстве меня не обвиняют. Меня обвиняют в похищении человека… но я не могу вдаваться в объяснения по телефону. Так или иначе, мне нужна помощь юриста незамедлительно…
- Но мне кажется, что вам нужна совсем не моя помощь, - сказал Роберт. - Я не разбираюсь в уголовном праве. Моя фирма просто не компетентна вести такое дело. Вам лучше обратиться к…
- Мне не нужен эксперт по уголовному праву, мне нужен друг. Кто-то, кто был бы рядом и не дал бы меня запугать и запутать. Например, сказал бы мне, на какие вопросы я не обязана отвечать. Разве для этого нужны особые познания в уголовном деле?
- Нет, но все равно вам был бы гораздо полезнее адвокат, который ведет судебные дела. Который…
- Короче, вы хотите сказать, что вас это не интересует. Я вас правильно поняла.
- Нет, не совсем, - торопливо возразил Роберт. - Просто я считаю, что вам было бы целесообразнее…
- Знаете, у меня такое чувство, словно я тону в реке и никак не могу выбраться на высокий берег, - прервала она его, - а вы, вместо того, чтобы протянуть мне руку, говорите, что было бы гораздо легче выбраться на противоположном пологом берегу.
Роберт не сразу нашелся, что ответить.
- Вовсе нет, просто я хочу рекомендовать вам специалиста по вытягиванию утопающих, у которого это получится гораздо лучше, чем у меня. Уверяю вас, у Бенджамена Карли больше опыта в уголовных делах, чем у нас всех вместе взятых.
. - Что? Этот ужасный человечек в полосатом костюме! - воскликнула Марион и осеклась. - Простите, - проговорила она через секунду. - Я сказала глупость. Но дело в том, что я позвонила вам не потому, что жду от вас каких-то немедленных полезных действий ("Так уж и не ждешь?" - подумал Роберт), а потому, что я в беде и нуждаюсь в совете человека, с которым у меня был бы общий язык. И мне кажется, мистер Блэр, что мы с вами найдем общий язык. Пожалуйста, мистер Блэр, приезжайте. Вы срочно мне нужны. У нас в доме люди из Скотланд Ярда. Впоследствии, если вы решите, что это дело не для вас, вы сможете передать его другому адвокату. А может быть, никакого дела и не будет. Если вы приедете и проведете час в роли моего юридического консультанта, или как это у вас называется, на этом все и кончится. Неужели вы не можете оказать мне такую услугу?
"Что ж, - подумал Роберт Блэр, - почему бы и нет?"