- Я не знаю, Мастерс, - ответил он. - Похоже, мы в тупике. Вызови своих экспертов, пусть проверят остальное находящееся здесь оружие. Но чем больше я смотрю на проклятые дротики и думаю о твоих проклятых теориях, тем больше я склоняюсь к моему первоначальному заключению. Я имею в виду записную книжку. Я имею в виду пергаментный свиток. Ты сказал, что первое - плод моего воображения, а второе - мистификация. Но они являются ключами к нашему делу. - Он посмотрел на сэра Джорджа: - Я забыл кое-что спросить. Вы показали надпись на пергаменте экспертам в Британском музее?
- Я телеграфировал ее текст нужному человеку. Его зовут Беллоуз. Если он ничего не найдет, то и никто не сможет. Но он живет довольно далеко от Лондона, где-то в Дорсете. Может пройти пара дней, прежде чем мы получим ответ. Кроме того, в ученых кругах Беллоуз знаменит тем, что любит пошутить… Почему бы не забыть на некоторое время о Бендере и не заняться Гаем?
Джудит вспыхнула:
- Вот именно! Кому нужен ваш Бендер? Вы только и знаете, что обсуждать, как было совершено это или как было совершено то… Вам неинтересно думать о том, кто убил Гая, потому что его убили таким обычным предметом, как… - Она готова была расплакаться. Она указала на драгоценности. - Алан мне о них говорил. Была бы моя воля, я бы выбросила их в мусорное ведро. Гай умер, когда пошел за ними. Почему вы не спрашиваете меня о том, что произошло прошлой ночью?
- Хорошо, если уж вам так хочется, - терпеливо согласился Г. М. - После того как вы пошли спать, вы слышали какой-нибудь подозрительный шум или что-нибудь еще?
- Нет.
- Видели свет? Кто-нибудь ходил но коридору?
- Нет. Я так устала за вечер, что сразу уснула, и проснулась, только когда услышала звуки борьбы, доносящиеся снизу.
- Ясно. Вот и все; о чем я еще могу спросить? Если мы хотим напасть на след убийцы, нам придется анализировать, как он действовал при включенном свете и на виду у свидетелей. Так что вернемся к Бендеру. Если хотите, против воли, но все же вернемся. Не носил ли он с собой записную книжку? Вы не замечали?
Джудит отбросила волосы на спину.
- Я… я не знаю! Не помню. Никогда не обращала на него особого внимания. Он… - Она вздрогнула, когда в комнату, словно бомба, ворвался Алан.
- Г. М., вы просили меня привести Изабеллу. Придется немного подождать. - Он был раздражен. - Она еще очень слаба, и Арнольд говорит, что ее нельзя беспокоить. Так, задание я выполнил. Дальше! Черт побери, Джудит, что за бред? Тебя обвиняют в краже моих дротиков?
- Алан, успокойся. - Джудит улыбнулась. - Все в порядке. Я оправдана. Или буду оправдана, как только мистер Мастерс сделает телефонный звонок. Они ничего не хотят знать о Гае. Они только и делают, что расспрашивают меня о каких-то записных книжках.
Мантлинг где шел, там и застыл.
- Записных книжках? Каких записных книжках?
- Мне уже надоело изображать из себя попугая, - сказал Г. М. Он с мрачным видом пытался приладить к пиджаку сапфировую булавку, - но все же повторю еще раз. Полагаю, вы не видели у Бендера записную книжку? Нет? Я так и думал.
- Я не… Видел, черт меня побери! - неожиданно сказал Мантлинг. Он с подозрением посмотрел на Г. М., и его вид, казалось, его успокоил. - Видел я у него записную книжку. Большая, в кожаном переплете, с выбитыми на нем инициалами Бендера. Вчера ночью, когда он переодевался к ужину, она лежала на столе у него в комнате.
- Продолжайте! Продолжайте!
- Да не подпрыгивайте вы так! Что такого с его записной книжкой? Вчера вечером я пошел наверх переодеться. Было довольно рано. Я хотел предупредить его, что ужин переносится на более позднее время из-за… нашего эксперимента, и сказать, чтобы он не вздумал трепать о нем языком с Арнольдом, когда тот придет за Джудит. Я заглянул в комнату Бендера. У него там есть ванная. Он был в ней. В комнате была разложена его одежда, а на столе лежали вещи, которые обычно носят в карманах. Ну, вы понимаете: часы, ключи… Так вот, там была еще большая записная книжка. - Лицо Мантлинга потемнело. - Я решил, что она для эскизов. Он ведь выдавал себя за художника. Парень был нервным - не хуже вашего. Когда я заглянул в ванную, он брился. Услышав мой голос, он подпрыгнул почти на фут в высоту и здорово порезался бритвой…
Мантлинг явно не заметил того эффекта, какой произвели его простые слова на четырех слушателей. Мастерс долго переваривал услышанное, а когда переварил, сказал:
- Э… э… подождите, сэр! Вы уверены, что он порезался?
- Конечно, уверен! Разумеется! Я сам ему за йодом ходил. Рана была похожа скорее на укол - он зацепил себя краем бритвы, но крови вылилось много. Он всю раковину перепачкал. Шума он поднимать не стал, но я удивился, с чего бы ему так нервничать.
- Сэр! Вспомните, пожалуйста, в каком месте он порезался. Может быть, слева, под нижней челюстью?
Мантлинг стал вспоминать, щупая челюсть то справа, то слева.
- Правильно! С левой стороны! Я помню, потому что стоял ближе к ванне, помогая ему. А что?
- Конец, - сказал Г. М., - предел. Мне уже все равно. Я дошел до ручки!
Мастерс, увидев, что Мантлинг удивлен такой бурной реакцией, поспешил все объяснить, взяв тон учителя, увещевающего непослушного школьника:
- Понимаете, ваша светлость, ваше заявление ставит нас в трудное положение. Единственной раной на теле Бендера был небольшой порез под челюстью. Мистер Бендер (в том нет никаких сомнений) умер от того, что в его кровеносную систему через свежую рану проник яд, который убил его в течение десяти минут. Но если он порезался при бритье за несколько часов до смерти… яд не мог быть введен через порез. Верно? - Он печально посмотрел на Г. М.: - Сэр, взявшись за расследование дела, я позволил себе подшучивать над вами. Теперь мне не до шуток. Сначала мы обнаружили, что для убийства Бендера не использовались дротики. Затем мы узнали, что на тех дротиках, которые могли быть использованы, нет яда. Теперь, даже если бы мы и поняли, откуда мог взяться яд, у нас нет раны, через которую он проник в тело Бендера. Вы хотите что-нибудь сказать?
- Хочу, - сказал Г. М. - Налейте мне, старику, чего-нибудь покрепче.
Глава 16
ШПРИЦ
Терлейн и Г. М. обедали в "Диоген-клубе", куда старик ходил почти каждый день. "Диоген-клуб" располагается на Пэлл-Мэлл, прямо напротив "Клуба Старейших Консерваторов", к которому большинство членов "Диогена" относится настороженно, считая его шумным и неспокойным заведением, куда не мешало бы почаще заглядывать полиции. В "Диогене" родилось великое множество анекдотов о клубной жизни; среди них, надо признать, и те, что описывают каталептический сон в креслах, которым грешат многие его завсегдатаи. Но его кухня превосходна, а винный погреб еще лучше. В нижних залах и комнатах - кроме комнаты для посетителей - свято соблюдается суровое правило "Диоген-клуб": "Здесь братья либо говорят на латыни, либо хранят молчание"; именно благодаря данному правилу, сказал Г. М., он счел это место незаменимым для того, чтобы сидеть и думать, - впрочем, чаще для того, чтобы просто сидеть.
Расправившись с плотным ленчем, подкрепленным изрядным количеством спиртных напитков, Г. М. и Терлейн уютно устроились в комнате для посетителей, у окна, похожего на бойницу, и принялись спорить. На улице лил дождь; он был такой сильный, что выходящие на улицу члены клуба, понимая, что от зонтов толку мало, бросались под него, как в омут, так и не раскрыв их. Г. М. сказал, что ожидает звонка от сэра Джорджа Анструзера, с новостями, которые должен передать ученый из Дорсетшира.
- Вряд ли его сведения нам сильно помогут, - сказал он. Он рисовал синим карандашом на блокнотных листах пасквильные карикатуры на старшего инспектора Хамфри Мастерса. - Но может быть, нам будет от чего оттолкнуться. Может быть, пергамент окажется ключом, который нам так нужен. Ад меня побери, я себя чувствую, будто меня черти поджаривают на жарком огне преисподней. И вот почему: я не могу понять, как сработал трюк, несмотря на то что имею вполне ясное представление о том, кто совершил оба убийства.
- Полагаю, что спрашивать кто бесполезно.
- В высшей степени, - проворчал Г. М. С нескрываемым удовольствием он пририсовал последнему портрету Мастерса такие уши, которые, даже на снисходительный взгляд Терлейна, были слегка великоваты. - Вы все равно мне не поверите. Я серьезно. Есть какие-нибудь соображения?
- Я размышлял, - после вина и нескольких затяжек трубкой Терлейна потянуло пофилософствовать, - о применении возможностей литературного иносказания. Нет, моя мысль не требует особого подкрепления. Помните, какую песню пели сирены, каким именем назвался Ахиллес, скрываясь среди женщин? Хоть загадки и внушают ужас, они разрешимы? Кстати, вы заметили, что Джудит Бриксгем - чертовски привлекательная женщина?
- Слушайте вы, старый развратник…
- Я не старый развратник, - с достоинством возразил Терлейн. - Мне пятьдесят; ей тридцать один. Мои чувства к ней можно назвать отеческими. Вот так. Мне просто тяжело видеть, как она тратит свою жизнь на высокомерного педанта доктора и на симпатичного, но бесхребетного охотника на слонов. Я уже седею; однажды я сказал себе, что, раз уж мои молодые годы позади, пора перестать интересоваться тем, что в нашем целомудренном веке носит название Этого. Но вот что я вам скажу: если бы Джудит хоть раз посмотрела на меня так, как она смотрела на Карстерса, когда он укололся дротиком, я думаю, вы могли бы увидеть меня танцующим румбу посреди гарвардской площади, а из карманов у меня бы торчали две бутылки шампанского. - Он машинально затянулся. - Ну ладно! Давайте посмотрим, удастся ли мне заронить вам в голову парочку идей по поводу обоих убийств.
- Я постоянно черпаю у вас идеи. Но продолжайте.
- Вы пытаетесь понять, каким образом был убит Ральф Бендер. Хорошо. Почему бы не взглянуть на проблему с литературной точки зрения?
- Эй! - воскликнул Г. М. - Слушайте, док. Вам или нужно срочно выпить, или вы уже перебрали. Что вы имеете в виду под литературной точкой зрения?
- А вот что. По вашим словам, Гай Бриксгем стоял снаружи под окном и через ставни видел, как умер Бендер. Вы утверждаете, что он не видел убийцы, но по каким-то признакам смог потом установить его личность. Далее. Знаком вам основной принцип литературного описания? На примере он выглядит так: вот вы входите в комнату; что немедленно бросается вам в глаза, что привлекает внимание? Возможно, вещь или группа вещей, цвет, предмет мебели, освещение - все, что угодно. Именно это будет сердцевиной живого описания… Теперь вопрос: когда Гай Бриксгем заглядывал сквозь ставню, что он видел? Ведь его поле зрения было ограничено. Он мог видеть только небольшую часть комнаты. Яд подействовал на Бендера, когда он находился в месте, доступном обозрению Гая. Итак, - заключил Терлейн, весьма довольный плавным течением своей речи, - давайте посмотрим там.
Г. М. положил карандаш.
- Неплохо, - кивнул он. - Гм. Давайте подумаем. Я не был возле того окна снаружи. Но я стоял спиной к нему. Со своего места я вижу… Ага! Вот кто нам нужен. - Он прервал работу мысли и показал в окно на Мастерса, спешащего юркнуть в двери клуба, чтобы спастись от дождя. - Он был снаружи. Он нам все скажет.
Когда Мастерс вошел, все карикатуры уже были перевернуты рисунками вниз. Старший инспектор вцепился в идею, как голодный пес в мясо.
- Вы имеете в виду, сэр, - он потер подбородок, - какое действие показало ему, каким образом было совершено преступление, и тем самым вывело его на убийцу? Следовательно, то, что он видел, прямо указывает на убийцу. И конечно, мы принимаем за аксиому, что убийцы не было в комнате?
- Мы должны принять это за аксиому, - сказал Терлейн. - Иначе у нас не окажется ни одного подозреваемого. Давайте сначала очертим место действия. Вы стоите снаружи и смотрите через ставню, которая ограничивает ваше поле зрения. Что вы видите?
Мастерс немного помолчат, вспоминая. Он двинул рукой влево, вправо, затем сжат кулак.
- Чертовски мало! Ну ладно. Прямой коридор - он, правда, расширяется, но совсем немного - к двери напротив. Кровать слева не видна; камин справа тоже не виден, как и туалетный столик. Кроме двери, вы видите полоску ковра и… Погодите-ка! После того как вы привели Бендера в комнату, что он делал в ней?
- Он придвинул себе кресло и сел, - ответил Г. М. - Кресло, подписанное "месье де Париж", то, что мы разобрали. Оно находилось на том конце стола - если, конечно, у круглого стола может быть конец, - который примыкает к окну. Когда мы нашли Бендера, кресло стояло на том же самом месте. Оно было только развернуто лицом к столу и отодвинуто дальше от него. - В тусклых глазах Г. М. появился слабый блеск. - Думай дальше, сынок!
Старший инспектор кивнул:
- Именно так. Через ставню можно было увидеть только кресло и небольшую часть стола. Дверь, ковер, кресло, часть стола. Больше ничего.
- Причина его смерти, - сказал Терлейн, все больше воодушевляясь, - должна была находиться в данных пределах. Оставаясь в поле зрения Гая, Бендер мог перемещаться только по прямой - либо к окну, либо к двери… Тупик, - разочарованно добавил он, - во всех смыслах. Вы же все уже проверили и не обнаружили ничего подозрительного. Кресло, стул, даже ковер, дверь и ставни.
- Верно, - сказал Мастерс, но тут же возразил: - Однако действительно важным является следующее: что именно навело Гая на след убийцы? Ведь во "вдовьей комнате" прежде никто не бывал, кроме него самого? И еще! Что бы Бендер ни сделал, это должно было быть что-то очень простое, что могло дать Гаю ключ. Хм. Я имею в виду, сэр, что он не мог просто сидеть и смотреть перед собой. Он совершил какое-то действие. Оно должно поражать, как… удар в челюсть или…
И тут случилась вещь, чуть не вызвавшая скандал в "Диоген-клубе" и давшая его секретарю повод подать прошение об исключении Г. М. из его членов. Сказать, что он в голос выругался, - значит солгать. Он произнес совершенно нейтральное слово, не принадлежащее к арсеналу его обычных словечек, от которых его машинистки разлетались, как опавшие листья от ветра. Тем не менее к их столику подошел смотритель зала, чтобы узнать, что происходит.
- Мозоли! - сказал Г. М., вскочив из-за стола. Его последующие слова были столь же невразумительны, по крайней мере для Терлейна. - Вот в чем секрет! Но кое о чем он умолчал! Кровь в раковине. Суровая необходимость. И особенно куриный суп… Джентльмены, я тупица. Я идиот. Если у меня когда-нибудь случится приступ высокомерия, просто шепните мне: "Мозоли". Увидите, как быстро я приду в себя. Нет, Мастерс, ничего я вам не скажу. Утром вы прошлись по поводу мозолей, и, ад меня побери, я собираюсь вам отплатить! О-хо-хо!
Мастерс снова сел.
- Не знаю, о чем вы там думаете, сэр, - он вздохнул, - но я уже привык, что сразу вы ничего не рассказываете. Ноя уверен, что у вас перед глазами - истина. - Он улыбнулся. - И поэтому я могу успокоиться. Не стану ничего выпытывать. Так невежливо. Но хочу обратить ваше внимание: сейчас уже за полтретьего, а мы обещали к четырем быть на Керзон-стрит. Может, нам пора?
- Вы правы. Но сначала я хочу позвонить. Как назывался отель, в котором жил Бендер? Не спрашивай, зачем мне он.
- "Уайтфрайерс", Монтегю-стрит. Номер, по-моему, "Музей, 0828". Спросите миссис Андерсон.
Г. М. ушел, переваливаясь и потирая руки. Мастерс повернулся к Терлейну и улыбнулся:
- Старик нашел зацепку. Хорошо. Я давно не видел его в таком замешательстве.
Если сейчас его подозрения оправдаются, он снова станет самим собой.
- Как вы думаете, что у него на уме?
Мастерс пожал плечами:
- Не знаю, сэр. Уверен только, что можно больше не беспокоиться. Вы были совершенно правы, когда сказали, что предметы в комнате безопасны. Я не стал поддакивать при нем, - признал старший инспектор, - но в голове у меня возникало огромное количество бредовых идей, каждую из которых я проверял. Вначале мои подозрения вызвал ковер: может, он пропитан ядом, или в нем спрятан отравленный шип, или еще что-нибудь. Ничего такого я не обнаружил. Я подумал, что в записной книжке Бендера могло оказаться лезвие или игла. Край переплета мог быть заточен и смазан ядом. Книжку мы не нашли. Когда-то я читал о диком способе убийства с помощью книги, страницы которой были пропитаны ядом. Человек, прежде чем перевернуть страницу, слюнил палец. Так яд попадал в рот. Но способ срабатывал, потому что жертва могла проглотить галлон яда прежде, чем что-либо почувствует. А что касается острого края - мы ведь все равно не нашли ни одной раны на теле Бендера. Конечно, где-то есть отметина, только мы не можем ее найти. Если бы мы ее обнаружили, все встало бы на свои места.
Терлейн смотрел на дождь.
- А кстати! - сказал он. - Почему мы не можем найти записную книжку? А вам не случалось порезаться о край страницы? Порез получается тоньше и чище, чем от любого стального лезвия; он очень сильно болит, но снаружи его не видно - разве что натечет капля крови. Ваш полицейский врач искал что-либо подобное?
- Не знаю, - с неохотой сказал Мастерс. - Возможно, вы правы. За время расследования я столько наслушался о хитрых смертельных устройствах, что без толстых кожаных перчаток боюсь касаться чего бы то ни было в том проклятом доме.
- Давайте вернемся к Гаю. Вы оставались в доме после нашего ухода - ничего нового не узнали?
Мастерс ответил, что ничего особенного не узнал. Он допросил всех, за исключением Изабеллы Бриксгем. Слуги, которые спали внизу, ничего не слышали. Джудит и Алан ничего не слышали, кроме звуков борьбы. Равель на вопрос, не видел ли он в четыре часа свет в комнате Гая, о котором говорил Карстерс, ответил, что не видел; но так как он вышел из своей комнаты почти в двадцать минут пятого, а свет включатся лишь на краткий промежуток времени, его ответ не является поводом для подозрений. Гай умер от черепно-мозговой травмы, возникшей в результате двух ударов тяжелым молотком. На молотке были обнаружены три различных типа отпечатков пальцев: Алана и Шортера, которые прикасались к нему вечером, и самого Мастерса. Полицейский хирург объяснил, почему нижняя челюсть Гая была так странно свернута набок: ее сломали ударом молотка - очевидно, уже после того, как Гай упал.
Когда, поговорив по телефону, вернулся Г. М., Терлейн все еще невесело размышлял об ужасной и необъяснимой жестокости, с которой было совершено убийство Гая. Г. М. пришел в прекрасное настроение - цилиндр на затылке. Он успел заказать такси до Керзон-стрит. Но даже он молчал во время поездки к дому Мантлингов. Всех их окутывали дурные предчувствия каждый раз, когда они проделывали этот путь.
На сей раз все было тихо, хотя Шортер, открывший им дверь, выглядел взволнованным. В холле их ждала Джудит. Она была на грани истерики.
- Да, у меня кое-что для вас есть, - ответила она на вопросительный взгляд Г. М. - Может быть, это улика. Пойдемте со мной… Нет, только не в библиотеку! Там Гай. - Она будто говорила о живом человеке. - С ним там сотрудники из похоронного бюро. Они так вежливо разговаривают, что почти забываешь, зачем они здесь. С меня хватит!
Она отвела их в гостиную, имевшую основательный вид благодаря массивной викторианской мебели, заставленную многочисленными часами. Гостиная освещалась только камином, топившимся углем.