- Ну а полицейский, который к тому же офицер - инспектор, - еще приятнее. Возможно, глуповат, но красив. Как он меня обожать! Как он заниматься любовью! Бедный Хосе! Я намекнуть вам на его фамилия? Il est ici a Tanger. Его фамилия начинается на "М".
До сих пор Альварес не знал того, что уже знали Пола и Билл Бентли.
- Мендоса! - прошептал он, сжав кулаки. - Инспектор Мендоса!
- Ah, quel amant!
- Он рассказал вам, что произошло сегодня?
- Ба! - воскликнула Илона. - Разве я не следить за дело Железного Сундука с самого начала? Не собирать все вырезки о нем?
- Что Мендоса говорил сегодня?
Илона поджала губы и приподняла толстые плечи.
- Он рассказать мне, что происходить в квартира на Маршан, 40-бис. О человек по имени Г.В. Колльер и о том, что вы не найти сундук и алмазы. Бедный Хосе не мог рассказать все, так как он стоять за дверью и не слышать каждое слово.
Мендоса явно не слышал об увольнении Альвареса, иначе Илона использовала бы это в качестве первой шпильки.
- Инспектор Мендоса рассказывал вам что-нибудь еще? О второй половине дня или… позже?
- Ах, бедная я! Меня арестовать? Нет! Хосе только рассказывать, что во второй половине дня он проходить мимо дверь кабинета полковника Дюрока. Вульгарный человек - он сказать мне… Не важно. В этом кабинете был огромный толстяк, который тоже не хороший, так как от него всегда пахнуть выпивка. Он, конечно, англичанин, потому что англичане всегда ходить в свой клуб, напиваться там и никогда не шептать комплимент своим женщинам…
- Это не имеет значения! Что еще рассказывал вам инспектор Мендоса о второй половине дня или вечере?
- Но я же говорить! - взвизгнула Илона, топнув ногой. - Этот пьяница сказать, что сегодня вечером будет рейд в тот дом, так как они думать, что вещи еще там. Это все, что Хосе слышать и рассказать мне. - Она повернулась и ткнула пальцем в сторону задней стены магазина. - Он рассказать мне меньше полчаса назад, когда приходить повидать Марка и меня и уйти через задняя дверь. Это все, что я знаю. Все, все, все, все!
Илона, тяжело дыша и поправляя длинные перья на шляпе, погрузилась в ледяное молчание.
- Не возражаете, если я вмешаюсь, комендант? - спросил Марк Хэммонд.
- Нисколько, мистер Хэммонд, - улыбнулся удивленный Альварес. - Вы можете нам помочь?
- Это зависит… Вы хотите знать о Г.В. Колльере как о боксере?
- Очень хочу!
- Ну, я могу вам кое-что рассказать. Дело в том, что я интересуюсь боксом, не помню сколько лет.
В Хэммонде произошла разительная перемена. Его светлые глаза сверкали, сутулые плечи расправились, а лицо, хотя и не покраснело, приобрело более здоровый цвет. Морин Холмс ощущала, что упомянутая причина воздействовала на Хэммонда как жар пламени. В этой жизни очень немногие вещи интересовали Марка Хэммонда, но бокс был одной из них.
- Ну конечно! - Альварес щелкнул пальцами. - Я часто видел вас в спортзале на бульваре Пастера, но ни разу в боксерских перчатках.
- Куда уж мне? - Хэммонд горько усмехнулся. - Плохое сердце и плохое зрение с детских лет, слишком короткие руки… Но думаю, не многие с таким постоянством наблюдаем ли за боксерами, как я. Иногда шесть месяцев подряд я присутствовал на тренировках, хотя сам едва ли мог бы отправить в нокдаун даже чучело кота… Когда я услышал, как инспектор Мендоса назвал Колльера боксером, я вспомнил его благодаря инициалам "Г.В.", сбегал в игорный зал и позвонил оттуда Бобу Бикону в Американский культурный центр. У Боба есть все справочники, и он сообщил мне то, что я хотел знать. - Хэммонд вынул из внутреннего кармана конверт и прочитал надпись на обороте, прищурившись, так как был слишком тщеславен, чтобы носить очки. - Можете угадать, что означает "Г.В."? Нет, не "Георг Вашингтон", а "Грегор Вихокен". А можете себе представить, что претендующая на остроумие толпа… - презрение, с которым Хэммонд произнес слово "толпа", не поддавалось описанию, - способна сделать из имени Вихокен? Но она наверняка его запоминала - вот что главное.
- И каков же его "послужной список"? - спросил Альварес.
- Не очень впечатляющий, - ответил Хэммонд. - Два с половиной года он дрался как профессионал в среднем весе, закончив десять дет назад. Из сорока схваток выиграл двадцать, проиграл восемнадцать и две завершил вничью. Но…
Он удивленно умолк при виде радостной улыбки на лице Альвареса.
- Значит, эта свинья не хвасталась? - осведомился бывший комендант. - Меня это устраивает. Он знает свое дело?
- Да, и более того. Конечно, сейчас Колльер далеко не в лучшей форме, но он, что называется, "киллер". - Хэммонд вновь сделал паузу и посмотрел Альваресу прямо в глаза. - Комендант, вы отлично подготовлены, никогда не теряете равновесия, можете отлично работать правой и левой. Но…
- Я - любитель, а Колльер - профессионал? - предположил Альварес.
- В том-то и дело. Самый лучший любитель ни при каких обстоятельствах не выстоит перед опытным профессионалом.
- Возможно, вы не учли…
- Слушайте, приятель. Любитель не может вынести долгих утомительных схваток. В клинчах он старается сразу же разойтись с противником; он незнаком с инфайтингом… Я мог бы назвать вам дюжину причин, но все сводится к тому, что любителю не отразить по-настоящему тяжелых ударов.
- Спасибо за совет, мистер Хэммонд, - искренне поблагодарил Альварес. - А теперь, боюсь, мы должны вернуться к…
- Комендант, - прервал его Хэммонд, - это всего лишь дружеское предупреждение, но надеюсь, вы воспримете его всерьез. Держитесь подальше от Колльера. Он прикончит вас.
Последовала очередная пауза.
Хэммонд и Морин видели, как в лицо Альваресу бросилась кровь и на его висках вздулись голубые вены. Илона застыла как завороженная, с открытым ртом. Но постепенно лицо бывшего коменданта приобрело обычный цвет, и он заговорил резко, но вежливо:
- У нас на руках уголовное дело, мистер Хэммонд. Это моя вина - я позволил отвлечь себя. Сначала, нужно поймать нашего Колльера! Прошу меня извинить.
Марк Хэммонд с присущими ему хорошими манерами отвесил дежурный поклон в континентальном стиле. Но оживленность его спала. Серые глаза, которые могли быть острыми и пронзительными, несмотря на близорукость, казались безжизненными. Присев на стол рядом с Илоной, он словно представлял себе вереницу стаканов с джином.
Но Альварес был в отчаянном положении.
Морин знала, что он хочет подать какой-то сигнал Г. М., но не осмеливается даже обернуться. Любая связь между ним и пророком Хасаном эль-Муликом, якобы пребывающим в трансе, была бы слишком очевидной.
Однако Г. М. находился целиком в поле зрения Морин. Ее сердце бешено заколотилось, словно в такт с сердцем Альвареса, когда она увидела, что в его глазах мелькнула идея.
- Морин, дорогая моя… - начал он.
- Вы называть ее вашей дорогой? - восторженно взвизгнула Илона. - Encore de l’amour! Иван, cheri, я удивлена! До сих пор вы не ходить ни с кем, кроме уличных женщин. Я…
Альварес бросил на нее только один взгляд, но и этого было достаточно, чтобы заставить Илону Щербацкую замолчать.
- Морин, - заговорил он более громко, - вы не думаете, что мы должны сразу же позвонить полковнику Дюроку и убрать с дороги инспектора Мендосу, покуда он не принес еще большего вреда?
Голова пророка отрицательно качнулась, как будто во сне. Кисточка его зеленой фески, свисающая впереди, также качнулась влево и вправо, словно указывая на Хэммонда и Илону. Догадка Морин оказалась верной.
- Нет, Хуан, - ответила она. - Не думаю, чтобы дядя Генри хотел от нас этого. По крайней мере, сейчас. - И ее зеленые глаза скользнули к остальным.
- Хорошо. - Альварес кивнул. - Как я сказал мистеру Хэммонду, у нас на руках уголовное дело, и мы должны работать. Если вы извините нас…
Но Илона шагнула к нему, звякнув драгоценностями.
- Убрать с дороги моего Хосе? - воскликнула она. - Вы хотите наказать его?
- Черт возьми, мадам, чего еще вы ожидали?
Илона издала испуганный вопль.
- Grand Dieu! - воскликнула она, прижав руку к сердцу. - Хосе! Я предать его! Это ужасно!
Морин Холмс от ярости бросало в жар и в холод. Марк Хэммонд уже встал, положил конверт в карман и посмотрел на часы.
- Пошли, Илона, - устало промолвил он. - Нас ждали к пяти на вечеринке с коктейлями, а сейчас уже без четверти шесть.
- Чепуха, какие коктейли! - с презрением прошипела Илона, топнув ногой. - Я не пойду!
- Думаю, что пойдете, мадам, - заметил Альварес.
При обычных обстоятельствах лягающуюся и визжащую Илону пришлось бы силой волочить к двери - она была не из тех, кто понимает тонкий намек. Но Альварес всего лишь заломил ее правую руку за спину, что было достаточно болезненно, и без всякой суеты проводил ее к двери. Дрожащая от гнева Илона даже пикнуть не посмела, опасаясь, что он усилит давление.
Альварес распахнул дверь с такой силой, что наверху звякнул колокольчик.
- Можете сменить меня? - спросил он, указывая на руку Илоны за спиной.
- Да. - С проворством, удивительным для человека, редко работающего руками, Хэммонд перехватил у Альвареса руку Илоны, не переставая о чем-то думать. - Комендант, - сказал он, - существует только один тип любителя, способный победить Колльера в короткой схватке. Это громила, который может наносить удары не хуже самого Колльера. Пошли, Илона!
Издав восторженный визг при виде портшеза, чьи носильщики терпеливо ждали у витрины, Илона снова пришла в ярость, когда Хэммонд повел ее в сторону Грэнд-Сокко.
- Я графиня Щербацкая! - послышался ее прощальный вопль.
Мрачный Альварес вернулся в магазин, захлопнув дверь под аккомпанемент колокольчика, и направился к зеркальной нише. Казалось, он даже не видит Морин, которая ждала его с видом оскорбленного достоинства.
Вопрос с телефоном был решен. Достопочтенный Хасан эль-Мулик - превратившийся в сэра Генри Мерривейла, поскольку его феска съехала на ухо, - нашел современный аппарат и уже разговаривал глухим басом с полковником Дюроком. Разобрать хоть одно слово не представлялось возможным.
Альварес снова повернулся. Его лицо было усталым и изможденным. Он окинул взглядом разгромленный магазин. Месье Рене Топен всегда был славным человеком. Потихоньку достав из кармана еще один английский банкнот, Альварес положил его на расчищенный стол и двинулся дальше.
- Хуан! - резко окликнула Морин.
Альварес, вздрогнув, остановился. Его лицо просветлело.
- Морин! Я думал, вы ушли.
Морин вновь пришлось бороться с волнением.
- Вы хотели, чтобы я ушла?
- Нет!
- Тогда вы знали, что я здесь, не так ли? - Морин помедлила перед главным вопросом. - Скажите, эта ужасная женщина говорила правду?
- О чем именно?
- Ну… что вы общаетесь только с уличными женщинами?
- Ах это! - рассеянно отозвался Альварес. - Да, это правда.
Морин молчала, не понимая саму себя. Согласно всем правилам, ей следовало быть хотя бы немного расстроенной и шокированной. Но она внезапно осознала, что пришла бы в ярость, если бы Хуан Альварес оказывал внимание так называемым "порядочным девушкам".
Однако разговаривать с ним, когда он пребывал в таком настроении, было нелегко. Морин не осмеливалась к нему прикоснуться, словно его одежда была утыкана иголками и бритвенными лезвиями. В мрачном магазине слышалось только бормотание Г. М.
Альварес стоял спиной к вешалке с пахнувшими пылью костюмами, опираясь руками на стол и опустив голову.
- Пожалуйста, послушайте меня! - взмолилась Морин, чувствуя, что внутри у него бушует эмоциональная буря.
- Простите, - пробормотал Альварес. - Я предупреждал вас о моих настроениях. Как я ни стараюсь, но не могу с ними справиться. Я невозможен.
- Нет, - возразила Морин. - Вы просто несчастны. Из-за того, что мир не такой, каким был раньше, и из-за… Почему вы общаетесь с этими женщинами?
Хотя Альварес не поднял головы, она видела, как напряглись его челюстные мышцы. Но его речь даже теперь была слегка педантичной.
- Потому что я не хочу заниматься любовью под фальшивыми предлогами, - ответил он. - Лучше делать это с обычными шлюхами, чем лицемерить с теми, кого это может ранить. - Альварес повернулся к Морин. Теперь буря вырвалась наружу. - Я никогда не любил ни одну женщину, кроме вас! Во всех отношениях, кроме одного, вы способны свести с ума любого мужчину! - Как ни странно, его лицо оставалось мрачным. - Вы щедры - помните, как вы хотели помочь мне, считая меня бедняком? Вы преданная, чему свидетель сэр Генри. Вы умная. Вы романтичная. Но… - Он выпрямился. - Я видел вас раньше, с вашим бледным лицом, вашей стройной шеей, вашими зелеными глазами и черными волосами на витраже собора в Севилье! Я не религиозен, но помню этот витраж. Вы так же холодны и неприступны.
- О! - воскликнула Морин с удивлением и гневом.
Хотя она гордилась своей сдержанностью, но отнюдь не была холодной и считала это обвинение оскорбительным.
- Вы думаете, что я холодна? - продолжала Морин. - Почему бы вам не поцеловать меня и не убедиться в обратном?
Альварес рассеянно посмотрел на нее:
- Что?
- Разве вы меня не слышали?
Он через стол протянул к ней руку, на долю секунды оторвав от ее лица взгляд, но, когда посмотрел на нее снова, выражение лица Морин резко изменилось. Зеленые глаза со слезинками на длинных черных ресницах расширились; в них застыл ужас. Она смотрела мимо Альвареса на вешалку с костюмами позади него.
Услышав металлический звук, Альварес повернулся к вешалке и оказался лицом к лицу с Грегором Вихокеном Колльером.
Колльер стоял между двумя рядами костюмов спиной к стене и подняв руки к вешалке. Его волосы были выкрашены в черный цвет, а на голове была красная феска. Во всем остальном его одежда и внешность были прежними, включая опущенные веки и вечную ухмылку.
Все произошло так быстро, что никому не хватило времени подумать о том, как и почему он здесь оказался. Сбросив оцепенение, Альварес рванулся к пространству между костюмами, но руки Колльера взметнулись к вешалке с пиджаками и толкнули ее в лицо противнику. Потом они ухватились за металлический стержень, состоящий из скрепленных коротких секций, способных выдержать вес костюмов, с жутким треском выдернули его из подпорок и обрушили всю массу костюмов на голову Альваресу.
Конечно, Альварес знал, что может сбросить эту ношу и прижать Колльера к стене. Он бы сделал это, если бы не удача, никогда не покидавшая Колльера. Обретя равновесие, Альварес наступил на две скользкие шляпы и упал на спину, задыхаясь под лавиной костюмов.
- Умник, - послышался насмешливый голос Колльера.
Вне себя от ярости и унижения, Альварес, чертыхаясь, выбирался из-под костюмов. Он слышал, как Колльер бежит к двери. Потом раздался грохот - это Морин бросила стул под ноги Колльеру, надеясь, что он споткнется. Колльер не споткнулся, но это задержало его на пару секунд.
Альварес вскочил на ноги, услышав звяканье колокольчика и увидев, как закрывается входная дверь. Перескочив через ближайший стол, он в два прыжка добрался до двери, распахнул ее, шагнул наружу - и остановился.
Броситься в толпу означало попасться на старую уловку, когда беглец прижимается к стене рядом с дверью. Альварес повернулся направо к портшезу, увидев предупреждение в глазах носильщиков, один из которых начал указывать рукой. Он отскочил влево, но не совсем вовремя.
Сзади на его голову обрушилась тяжелая дубинка. Альварес не упал - в момент такого приступа гнева его бы не свалили с ног даже полтонны камней. Он почти не чувствовал боли - только звон в голове. Ноги подкосились лишь на секунду. Больше всего пострадало зрение - все было как в тумане. Альварес повернулся - и снова оказался лицом к лицу с Колльером, стоящим спиной к стене. Для его локтя было недостаточно места, чтобы снова взмахнуть дубинкой.
Молясь Богу, в которого он не верил, Альварес с такой силой ударил Колльера правым кулаком в живот, что тот с харкающим звуком согнулся вдвое.
Пошатываясь и стараясь разогнать пелену перед глазами, Альварес приготовился ударить левой, но с удивлением обнаружил, что противник исчез.
Несмотря на самый сильный удар, который ему доводилось получать, Колльер снова умудрился избежать честного боя. Быстро скользнув Альваресу за спину, он опять обрушил дубинку на голову испанца.
Глава 13
В половине восьмого вечера Пола Бентли с закрытыми глазами неподвижно лежала в горячей ванне. Купальная шапочка предохраняла от воды ее пышные волосы.
Ванные в номерах отеля "Минзех" не были большими. Билл Бентли, в серых фланелевых брюках и рубашке с короткими рукавами, стоял у умывальника спиной к жене - правый угол подставки умывальника находился рядом с подножием ванны.
Склонив голову набок, Билл брился электробритвой, которая негромко гудела, когда он поворачивал шею. Зеркало над умывальником запотело от пара из ванны, и Билл терпеливо его протирал. Описанное могло быть уютной домашней сценой, когда молодая пара готовилась одеваться к обеду, если бы не одна деталь. На левом боку Билла находилась прикрепленная к плечевому ремешку светло-коричневая кобура с револьвером "уэбли" 45-го калибра. Этот калибр, как обнаружило военное министерство, был единственным, который мог остановить атакующего немецкого гранатометчика.
Тем не менее ни Пола, ни Билл не упоминали о грозящей опасности. Они разговаривали беспечным тоном совсем на другие темы. Электробритва продолжала гудеть в лишенной окон, наполненной паром ванной. Потом Билл выключил ее, когда ему пришла в голову новая идея.
- Сокровище мое, - сказал он.
- Мм? - сонно отозвалась Пола, не открывая глаза.
- Переходя от великого к малому, - продолжал Билл, разглядывая бритву, - говорил ли я тебе когда-нибудь, к какой карьере вначале готовил меня мой старик?
- Да, дорогой. - Будучи разумной женой, Пола не стала добавлять: "Тысячу раз". - Инженера-электрика. Но ты ненавидел это занятие и пробовал учиться живописи. Ты мог писать натюрморты, но человеческие фигуры у тебя получались ужасно. Я этому рада. Если бы ты завел себе натурщицу, я бы выцарапала ей глаза.
- Художники об этом не думают, - возразил Билл и прочистил зеркало рукой, чтобы видеть отражение Полы. - Тем не менее ты подаешь мне идеи.
- Думаешь, у меня их нет? - осведомилась Пола, приоткрыв глаза. - Но, дорогой, сейчас не время и не место. Особенно учитывая, что…
Так как дверь ванной была закрыта и заперта, они не могли ни видеть, ни слышать полковника Дюрока, ходящего взад-вперед но мягкому ковру спальни. Он ждал телефонного звонка - и они тоже, хотя и не желали в этом признаваться.