- Винсент Джеймс, - повторил мистер Нейсби. - Вечно он у кого-то в гостях! Если парня не пригласят в выходные к кому-нибудь на обед, он, чего доброго, разобьет себе голову от скуки. Ты хоть понимаешь, молодой Дуайт, что мы с тобой надрываемся ради того, чтобы прокормить тех, кого называют дворянством и знатью? Мы похожи на французских шеф-поваров!
- И еще мы кормим своих родственников, - заявил Стэнхоуп после паузы - как будто ему хотелось возразить, но что-то его удержало. - А что еще нам остается делать?
- Повара! - с горечью повторил мистер Нейсби. - Вот кто мы такие - повара!
Стэнхоуп подмигнул ему.
- Полно, молодой Буллер, - заявил он. - Не так уж ты и надрываешься. Даже не особенно тратишь силы. Ты и работаешь-то только потому, что без работы не знал бы, чем себя занять. Жулик ты!
- А ты не любишь жуликов?
- Терпеть не могу, - кивнул Стэнхоуп.
- А! - отмахнулся Нейсби, потянувшись к блюдцу с картофельными чипсами, стоявшему на стойке. - Кстати, кто такой Вуд? Что тебе о нем известно?
- Немногое. Он приятель Бетти. Она подцепила его где-то в Лондоне; кажется, именно она уговорила меня пригласить его. Вот и все.
Наступило молчание.
Бетти в темноте медленно повернулась и посмотрела на своего спутника.
Произнеся явную неправду, Дуайт Стэнхоуп снова облокотился о стойку. Даже невинная ложь казалась ему унижающей его достоинство. В добрых глазах застыло невозмутимое выражение. Затем он сменил тему с такой легкостью, как будто смахнул с плеча соринку, и в голосе его послышались новые нотки.
- Так о чем ты хотел со мной поговорить?
- Я? Поговорить?
- Именно. Да еще наедине.
Мистер Нейсби взял еще один ломтик и захрустел. Некоторое время он не отвечал. Бетти и Николас видели его затылок с остатками прежде длинных волос цвета перца с солью.
- Ты обдумал мое предложение?
- Какое именно?
- Золотой человек, - ответил Нейсби.
На лице Дуайта Стэнхоупа заиграла улыбка, пусть и ироническая, но исполненная невыразимой доброты. Казалось, он всей душой сочувствует старому другу. Однако хозяин дома покачал головой:
- Буллер, старина! Ты ведь не серьезно?
- Почему бы и нет?
- Чтобы ты… практичный, деловой человек?
- Я действительно практичный, деловой человек. - Мистер Нейсби хлопнул по стойке ладонью. - Вот почему я считаю дело вполне реальным.
- "Золотой человек", - повторил Стэнхоуп. Дальше он заговорил совсем уж непонятно: - Одна, но тщательно проведенная разведка дна озера, и все наши трудности позади! Неужели ты до сих пор увлекаешься детскими приключенческими романами? Нет, нет, нет! А обойдется это в… Я забыл, во сколько это обойдется?
Мистер Нейсби не сдавался:
- Ничего ты не забыл. Ты видел все расчеты. Но я тебе повторю. Пятьдесят-шестьдесят тысяч.
Дуайт Стэнхоуп досадливо поморщился.
- Пятьдесят-шестьдесят тысяч, - настойчиво повторял мистер Нейсби, - если делать все как положено.
- Но если, по-твоему, шансы так высоки, почему ты приглашаешь меня в долю?
- Разделять риск, - мистер Нейсби пылко вскинул голову, - всегда самый лучший принцип. Кому, как не тебе, он должен быть прекрасно известен. Ты всегда им руководствовался; разделяй риск - и выходи из игры с прибылью.
- Извини, но я не могу разделять риск в подобном предприятии. Лично я охочусь только за одним золотым типом.
- Молодой Дуайт! - перебил его мистер Нейсби. - Позволь задать тебе вопрос!
- Конечно!
- Ты сейчас в трудном положении?
Стэнхоуп по-прежнему элегантно опирался на стойку; правая кисть сжимала пальцы левой. Пока они говорили о делах, улыбка не сходила с его губ, хотя казалась искусственной. Однако последний вопрос, очевидно, искренне позабавил его.
- Нет, - ответил он. - Во всяком случае, не в худшем, чем прочие из нас. Почему ты спрашиваешь?
- Потому, что в таком случае ты ведешь себя чертовски глупо, - заявил откровенный и прямой мистер Нейсби.
- Например, с чем?
- Например… с картинами.
- Не понимаю.
- У тебя есть коллекция картин. - Крутнувшись на высоком барном табурете, как обезьянка, мистер Нейсби схватил еще один ломтик картошки. Лица его Бетти и Вуд не видели; однако и затылок был весьма красноречив. - Очень ценных картин! По крайней мере, так мне сообщили. Сам я в живописи не разбираюсь. Почти все они принадлежали той старой проститутке… как бишь ее звали?
- Флавия Веннер.
- Точно. Они принадлежали Флавии Веннер. Полагаю, картины застрахованы. Иначе и быть не может. Если нет, значит, ты дурак.
Стэнхоуп ничего не ответил.
- Раньше, - продолжал его гость, - картины хранились в надежном месте, в галерее наверху. В галерее, оснащенной современной сигнализацией против воров.
- Ну и что?
- Но что ты делаешь сейчас? Ты переносишь самые ценные картины вниз. Вешаешь их в столовой. Там вообще нет никакой сигнализации. Французские окна - высокие, до пола - выходят в сад. Молодой Дуайт, почему бы тебе не высунуть голову из окна да не свистнуть Билла Сайкса? А может быть, ты сам почему-то хочешь, чтобы картины украли? Я спрашиваю тебя на правах старого друга. Сам я, повторяю, не знаток живописи.
Произнеся свою речь, мистер Нейсби принялся поедать чипсы с такой скоростью, что скоро опустошил все блюдце. Энергичный хруст как будто призван был подчеркнуть важность произнесенных им слов. Дуайт Стэнхоуп следил за другом с вежливым, но непроницаемым выражением лица.
- Да, - кивнул он, - ты не знаток живописи.
- Это во-первых. - Мистер Нейсби смахнул с губ соль. - А во-вторых…
- У-у-у! - вдруг рявкнул кто-то прямо у него над ухом, отчего мистер Нейсби вздрогнул.
Элинор Стэнхоуп, выйдя из мрака, положила руки на плечи мистеру Нейсби и звонко чмокнула его в лысину. Когда он повернулся, чтобы взглянуть на нее, вытянув шею, как черепаха, она еще раз сочно чмокнула его, на сей раз в лоб.
- Куда вы подевались? - спросила она. - Кристабель предлагает сыграть в "Монополию" или еще во что-нибудь. А где Бетти и тот симпатичный молодой исследователь?
- Мистер Вуд не исследователь, моя дорогая, - мягко поправил дочь Дуайт.
- Я чувствую людей, - заявила Элинор, - вижу вокруг них ауры… Или надо говорить "ауру"? С множественным числом у меня всегда не ладилось. Если он даже и не исследователь, ему пристало им быть.
- Лучше сядьте, - невежливо заметил мистер Нейсби, - а то упадете.
- Фу, как грубо! - обиделась Элинор. - Пожалуйста, налейте мне еще чего-нибудь.
Никто не двинулся с места. Элинор вздохнула:
- В таком случае придется налить себе выпить самой! - Она вдруг сделалась очень вежливой. - Папа, ты не против, если я еще выпью?
- Нет. Конечно нет.
На самом деле он был против.
Элинор, как заметил по крайней мере один соглядатай из двух, держалась неплохо. Она не кричала; говорила довольно громко, но не срываясь в истерику. Глаза ее горели; держалась она довольно бесцеремонно; она внушала симпатию - несмотря на то что одновременно ее хотелось отшлепать.
Обойдя стойку, она внимательно оглядела отца и его друга. Элинор Стэнхоуп была одной из тех девушек, что безупречны с головы до ног. Кожа у нее была смуглая, загорелая, волосы черные, глаза карие; зрачки казались особенно яркими на фоне ослепительно-белых белков. Когда отец и дочь стояли рядом, видно было, как они похожи. Ростом Элинор была ниже Бетти, хотя по возрасту двумя-тремя годами старше. Сейчас, словно по контрасту с Бетти, на Элинор было белое платье; шею обнимали жемчужные бусы.
- Что вам налить, джентльмены? - спросила она, обдав их винными парами.
- Мне ничего, спасибо, - ответил ее отец.
- Мне тоже, - поддержал его Нейсби.
Элинор наморщила лоб. Однако не стала упрекать их, как можно было бы ожидать. Она спокойно повернула краник два раза, налив себе двойную порцию виски, поставила бокал на стойку и широко улыбнулась.
- Папа никак не излечится от своего пристрастия к фруктам и зарядке. А милый старый мистер Нейсби… от пристрастия к картофельным чипсам.
- Успокойтесь, - попросил Нейсби.
- Как не стыдно! - продолжала Элинор. - Как же ваш желудок? Ах! Грязное блюдце!
Она открыла воду и, проворно схватив пустое блюдце, поставила его в раковину под стойкой. Отскочившая рикошетом струйка воды попала на ее белое платье. Тут Элинор, как будто что-то вспомнив, вдруг сосредоточилась; прикрутила воду, дождалась, пока блюдце наполнится до краев, и, расплескав половину, водрузила его на стойку.
- Знаете, что это значит? - осведомилась она.
Нейсби был раздражен, а Дуайт озадачен.
- Что значит?
- Вот. Если бы я умерла - или умирала…
- Элинор, - очень спокойно остановил дочь Дуайт.
Данный эпизод остался для наблюдателей непонятным - по крайней мере, до какого-то времени. Элинор вдруг расхохоталась, но тут же осеклась и взяла себя в руки - как будто насыпала порох в гильзу. Глаза ее сияли; щеки раскраснелись от выпитого.
- Извините! - проговорила она так искренне и покаянно, что оба ее собеседника вздохнули с облегчением. - Кажется, сегодня мне урежут порцию. Что ж, не повезло. Скоро наступит новый, 1939 год. Что-то он нам принесет?
Элинор залпом выпила виски.
- Ничего хорошего, - кисло отозвался Нейсби. - Предупреждаю: ничего хорошего.
- Ну, не знаю, - возразил Дуайт. - Если бы только можно было не допускать этих ужасных коммунистов…
- А теперь по второму вопросу, - заявила Элинор. Под воздействием спиртного в голове у нее зашумело. - Пункт первый. - Она посмотрела на свои руки. - Почему мой отец держит картины в таком месте, откуда их легче всего украсть? Вы только что обсуждали это. Я слышала.
Дуайт и Нейсби быстро переглянулись.
- Вопрос второй, - продолжала Элинор. - Почему все так стараются выдать меня, moi qui vous parle, за очень богатого капитана Доусона?
Она задумалась.
- Нет, вообще-то я не против выйти за Рыжика Доусона. Может быть, получится даже забавно.
- Брак, молодая леди, - возразил ей мистер Нейсби, - вещь отнюдь не забавная.
- Это вы мне говорите? - удивилась Элинор.
- Послушайте…
- Видите ли, я страдаю от несчастной любви. Я бы не раздумывая выскочила за Винса Джеймса, если бы он попросил моей руки. Да только он не попросит. Так почему не Рыжик? И даже не милый Буллер? Буллер, вы бы взяли меня в жены? - Она подмигнула потрясенному мистеру Нейсби. - Если кто-то вам скажет, что в наши дни не "устраивают" браки, как в Викторианскую эпоху, вы послушайте меня и не верьте. Хотя, по-моему, так нечестно. Почему выбрали меня? Почему не Бетти? Ей бы понравилось. Она прирожденная жена. Иногда я думаю, совершала ли она в жизни…
Здесь в дело вмешалась упрямая судьба. Она устроила так, что Николас Вуд, пытаясь изменить позу, нечаянно задел ногой портьеру, и она закачалась.
- Черт! - негромко выругался он.
Их положение становилось нелепым; скоро оно грозило стать нестерпимым. В душном алькове было жарко и очень пыльно. Оба еле сдерживались, чтобы не чихнуть.
В тишине голос Элинор казался особенно звонким.
- Иногда я думаю, совершила ли она в жизни хоть один недостойный поступок. - Элинор очень задумчиво посмотрела блестящими глазами на портьеру.
- Может, пойдем вниз? - предложил Дуайт.
- Да, пошли! - Элинор, спотыкаясь, выбежала из-за стойки, одергивая на себе платье. - Я просто думала, что забыла здесь портсигар, - добавила она.
И она направилась прямо к тайному укрытию.
Бетти и Вуд по-прежнему видели руки хозяина дома. Правой ладонью Дуайт Стэнхоуп похлопывал левую, лежащую на стойке. Мистер Нейсби повернулся через плечо; личико его прорезали глубокие морщины. Ник подумал: если он хоть чуть-чуть разбирается в женщинах, Бетти не станет злиться на Элинор за то, что она их разоблачит; она будет злиться на него.
Элинор двигалась проворно и ловко. Вначале она оглядела кресла миниатюрного зрительного зала. В прорезь отлично видны были ее смеющееся лицо, возбужденно-лукавый взгляд и жемчужные бусы, оттенявшие смуглую шею.
- Портсигар, - бормотала она. - Портсигар… Портсигар…
Обойдя помост, она приблизилась к портьере. Потом беззаботно заглянула в щель. Так как она стояла на свету, подробностей она не видела, однако разглядела все, что нужно. Глаза ее широко раскрылись; в них появилось выражение такой глубокой радости, что она стала похожей на маленькую девочку.
Потом Элинор Стэнхоуп совершила поступок, за который один мужчина готов был в благодарность вечно жать ей руку. Она отвернулась.
- Нет, - громко заявила она. - Его здесь нет. Здесь ничего нет. Пойдемте вниз!
Взяв под руки отца и мистера Буллера Нейсби, она потащила их к двери. Голова ее, достававшая отцу только до плеча, находилась на одном уровне с головой странно оробевшего мистера Нейсби. Элинор ни разу не оглянулась на портьеру с секретом. Но когда Бетти и Николас вышли, до них донесся ее звонкий, радостный голос:
- А я все-таки думаю, что тот малый - исследователь!
Глава 3
Внизу, в гостиной, Кристабель Стэнхоуп беседовала с Винсентом Джеймсом. Точнее, говорила Кристабель, а Джеймс подбрасывал игральные кости и слушал.
- Посмотрим, - говорила Кристабель. - Какой у нас сегодня день?
- Четверг.
- Значит, Новый год наступит в ночь с субботы на воскресенье. Ну и повеселимся мы! Дети со всей округи ждут не дождутся…
- Вы каждый год празднуете?
- Да, в театре наверху. В этом году у нас фокусник и мультфильмы. У Дуайта никак не получается стать настоящим деревенским сквайром, как мистер Радлетт, - у того все схвачено. Но по крайней мере, устроим развлечение детворе. - Кристабель помолчала. - Наверное, мистер Джеймс, вас удивляет, зачем мой муж купил такой дом?
- Боже правый, нет!
- Дом нелепый и вычурный. - Кристабель склонила голову. - Я знаю, все так говорят у меня за спиной.
- Вам это только кажется!
Кристабель оглядела длинную, просторную комнату. В дни Флавии Веннер было модно копировать стиль венецианских вилл. Но даже в то время архитектор не мог не понимать, что белый мрамор с розовыми прожилками в английском климате усиливает ощущение холода. В стены были вделаны панели, имитирующие гобелены. В мраморном, громадном, как мавзолей, камине разожгли жаркий огонь - на таких кострах в эпоху Возрождения жгли еретиков. Приглушенный свет подчеркивал удобство современной мебели и оттенял пышность, наследие венецианских дожей.
В отдалении, за широкой аркой, начиналась столовая. Там было темно, если не считать крошечных желтых лампочек над картинами.
Картин было всего четыре, четыре ярких пятна на стенах, однако они обладали поистине гипнотическим действием. Флавия Веннер обожала испанских художников - точнее, ей нравилась пылкая страстность их полотен. Со своего места у камина Кристабель видела маленького Эль Греко. Картина, уникальная по содержанию для этого художника, висела над буфетом.
Кристабель взяла из портсигара, лежавшего рядом, сигарету. Винсент Джеймс тут же поднес ей спичку.
- Спасибо. Наверное, вам известно, - хозяйка дома глубоко затянулась, - что когда-то я выступала на сцене?
- Ну конечно! Я часто видел вас в дет… - Винсент закашлялся и осекся. - То есть несколько лет назад.
- Я не обижаюсь, - заверила его Кристабель. - Дело было очень давно.
- Тогда я вас обожал. И сейчас обожаю.
Кристабель смерила молодого человека пристальным взглядом:
- Лесть. Грубая лесть! Но мне нравится.
Жар огня, ослепительно сверкающая стена; казалось, что воздух дрожит. Джеймс снова принялся подбрасывать кости за столиком для игры в бакгаммон.
Кристабель размышляла. Так вот он какой, предмет воздыханий Элинор! Молодой человек, которого часто приглашают в гости за то, что он принадлежит к высшему обществу, умеет играть в крикет, охотиться и к тому же обладает выдающимися и какими-то нечеловеческими талантами почти во всех видах спорта.
Впрочем, юноша вполне обычный. Может быть, глуповат. Иногда чуть надменен. Однако держится скромно, обладает обворожительной внешностью и привык принимать как должное то, что он всем нравится. Года тридцать два или около того. Высокий, как Дуайт; квадратный подбородок с ямочкой посередине, кудрявые светлые волосы, улыбка, пытливый взгляд…
Сейчас он был даже более пытливым, чем обычно.
- Ставите пенни, миссис Стэнхоуп?
Короче говоря, вот мужчина, в которого влюбилась Элинор. А что же он сам? Он, как честный английский джентльмен, терзается муками совести, поскольку у него нет денег.
Кристабель рассмеялась вслух.
- Что тут смешного, миссис Стэнхоуп?
- Извините. - Кристабель стало немного стыдно. - Я просто думала…
- О чем?
- О том, что Дуайт живет в доме Флавии Веннер и притом его невозможно уговорить устроить бал-маскарад. Он ненавидит маски и переодевания. Но купил мне этот дом, потому что знал, что я хочу жить в нем.
Так и было. Дуайт Стэнхоуп женился на ней, когда ему было двадцать пять лет - вдовец почти без гроша в кармане; и с тех самых пор он ее буквально боготворит. Кристабель следила за дымком от сигареты, который, извиваясь кольцами, уходил в потолок. Вовремя и тактично поданный совет будет нелишним…
Она махнула рукой, в которой держала сигарету:
- Видите ли, я всегда обожала Флавию Веннер. Жить в ее доме стало мечтой моей жизни. Флавия Веннер любила роскошь. Она всегда поступала как хотела и, если позволите такое выражение, плевала на все. Как…
Винсент Джеймс оцепенел.
Кристабель подозревала, что молодому человеку не нравятся чужие откровения: не нравится все, что имеет запах чужих секретов. Однако он ничего не может с собой поделать.
- Как Элинор, хотели вы сказать?
- Нет, - возразила Кристабель. - Не как Элинор. - Она помолчала. - Послушайте моего совета, мистер Джеймс. Никогда не растите двух взрослых дочерей, одна из которых приемная.
- Спасибо. - Винсент с силой кинул кубик в коробку. - Я запомню.
- Видите ли, вам приходится делить все между ними поровну. Бетти - моя родная дочь. Естественно, к ней я отношусь пристрастно.
- Естественно.
- Однако с ними обеими обращаются одинаково. Мы воспитали их в так называемом современном стиле. Обе поступают как хотят. Дуайт никогда ни во что не вмешивался, никогда ни слова не говорил, даже если от его неодобрения дрожали стены. И поверьте, фраза Дуайта "Мне это не по душе" значит в его устах примерно то же, что у других - апперкот в челюсть. - "Неужели я рассуждаю как классная дама? Элинор бы точно обозвала меня занудой. И все же я говорю правду - истинную правду". - Элинор, - продолжала Кристабель, - умная девочка. Но притом вспыльчивая и несдержанная. Она часто думает, что ей чего-то хочется, хотя на самом деле ей просто скучно. Вы меня понимаете?
- Н-нет, боюсь, не понимаю.