Бетти придержала перед великим человеком дверь. Когда он, неуклюже переваливаясь, шагал к выходу, причем цепочка его часов, идущая через весь внушительный живот, поблескивала на фоне черного костюма, с табло на стене послышался резкий звонок. Все головы повернулись к табло, включая и голову Г. М.
Хэмли, лакей, который всю ночь просидел в спальне Дуайта Стэнхоупа, тяжело вздохнул.
- Это меня, - заявил он. - Опять мистер Стэнхоуп.
Г. М. прищурился:
- Не забудете, что я вам сказал, сынок?
- Все понял, командир! - Хэмли подмигнул с заговорщицким видом. - Ничего не забуду. Но его и так не оставят одного. Лондонские детективы позаботятся.
Г. М. вышел, и Бетти закрыла за ним дверь.
- Я собиралась извиниться перед вами, - сказала она, явно растерявшись и не зная, чего ожидать от гостя, - но теперь, кажется, в этом нет необходимости.
- Извиниться? Нет, чтоб мне лопнуть! - Г. М. сиял. - Отлично провел время! - Он посмотрел на Ника: - А еще должен признаться, что сейчас мне известно о покушении столько же, сколько и вам. Или даже больше.
Ника озарило.
- Ясно! Значит, вы нарочно не открыли Ларкину, кто вы такой?
Г. М. задумался.
- Ну… не знаю. Вряд ли я вообще что-нибудь когда-нибудь делаю нарочно.
- Вот как? Я бы так не сказал.
- Если у вас появляется возможность, воспользовавшись благовидным предлогом, попасть в столовую для слуг, вы чертовски много узнаете. Столько, сколько внизу, вы ни за что не услышите наверху. По правде говоря, я узнал нечто такое, от чего у меня дыхание сперло. Если это правда, нужно хорошенько во всем разобраться. - Маленькие острые глазки воззрились на Ника. - Сынок, дело плохо. Хуже, чем вы думаете.
- Хуже быть не может, - отрезал Ник.
- Не может? Что ж… А пока не хотели бы вы рассказать мне что-нибудь наедине?
- Очень многое. Пойдемте наверх!
В верхнем холле они почти сразу столкнулись со спешащей им навстречу расстроенной Кристабель. Хозяйка дома вскинула руки вверх, изображая испуг.
- Маленькая горничная, девчушка по имени Лайза, рассказывает странные вещи… - начала она.
- Да, мадам. - Г. М. склонил голову.
- Интересно, что взбрело в голову Ларкину?
- Мадам, боюсь, я сам ввел его в заблуждение. Виноват во всем я, и только я.
- Дуайт столько мне о вас рассказывал! Вы, конечно, останетесь у нас на ночь?
- С радостью, мадам, если мне дадут зубную щетку и пижаму. Багажа у меня нет. - Г. М. поскреб подбородок. Кристабель посмотрела на него с улыбкой. - Я просто надеялся повидать вашего мужа.
- Знаете, он ведь без сознания.
- Да, знаю. Я не хочу разговаривать с ним. Просто хочу увидеть его. Видите ли, я ведь получил медицинское образование.
- А я думала, вы - юрист…
- Не стану отпираться; откровенно признаюсь, что я и то и другое, - ответил Г. М. - Прошу вас, позвольте мне пройти к нему.
- Конечно, если инспектор не возражает. Сейчас у него доктор Клементс.
Г. М. повернулся к Нику:
- Срочная необходимость, сынок. Возможно, мое свидание с Дуайтом сейчас - самое главное во всем грязном деле.
- Разумеется, идите. Если захотите, попозже вы найдете меня в столовой.
Бетти, стоявшая рядом с Ником, вздрогнула.
Возможно, дрожь случилась оттого, что она не сняла промокший лыжный костюм, а может, от чего-то другого. "Уолдемир" был гостеприимным домом. Дружелюбным домом. Домом, в котором обитали славные люди вроде Бетти, Кристабель, Элинор и капитана Доусона. Оглядевшись, Ник не увидел более чужеродного элемента, чем безобидное лицо мистера Нейсби, который смотрел на них, стоя на пороге библиотеки. Где же тогда источник зла, который всеми, несомненно, ощущался?
Бетти тоже что-то чувствовала. Догадываясь, что Кристабель в третий раз заговорит о ее мокрой одежде, Бетти развернулась и поспешила наверх. За нею последовали Кристабель и Г. М. Голос Ника в наступившей неестественной тишине показался ему самому очень громким.
- Мистер Нейсби, вы не подойдете сюда на минутку?
Пауза.
- Вы хотите поговорить со мной, молодой человек? Хорошо. Не возражаю.
Принимая во внимание то, как тщательно и дорого был одет этот человечек, он мог бы, по мнению Ника, аккуратнее подстричь волосы - точнее, то, что от них осталось. Мистер Нейсби твердой походкой пересек холл. Однако он, видимо, вознамерился ни за что не помогать следствию. Губы его плотно сжимались всякий раз, когда не нужно было отвечать на вопрос.
Ник отошел в сторону, пропуская своего спутника вперед. В столовой по-прежнему находился Смитон.
- Вы не возражаете, если мы возьмем у вас отпечатки пальцев? - осведомился Ник.
Мистер Нейсби бросил быстрый взгляд на измятое полотно Эль Греко, едва держащееся в раме, прислоненной к буфету, на валявшиеся повсюду посуду и фрукты. С неожиданной силой, пользуясь одной рукой, он выдвинул из-под стола стул с высокой спинкой, сел и забарабанил пальцами по столешнице. Плотно сжатые губы на мгновение разомкнулись:
- Зачем?
- Разумеется, я не могу вас заставить…
- Знаю. Я спрашиваю: зачем?
- Вчера, насколько мне известно, вы брали в руки данный нож для фруктов, - сказал Ник, поднимая со стола указанный предмет.
- Нет.
- Не держали его в руках? Вы уверены, сэр?
- Чтобы заколоть молодого Дуайта? Вы что, с ума сошли?
- Нет, не для того, чтобы заколоть мистера Стэнхоупа. Вы подняли нож с пола после того, как Элинор Стэнхоуп начала счищать шкурку с яблока. На ноже есть отпечатки, которые мы пока не в состоянии идентифицировать. Мы полагаем, что они принадлежат вам.
Он улыбнулся мистеру Нейсби; после паузы мистер Нейсби улыбнулся в ответ. Ник заметил, что зубы у него довольно плохие. В целом же у него сложилось впечатление: более законопослушного и менее опасного человека, чем Буллер Нейсби, трудно было вообразить - разумеется, если не принимать во внимание его деловые качества.
- А! И все?
- Да, и все.
- Тогда берите свои отпечатки, - приказал мистер Нейсби, вытягивая тонкую руку. - Я не возражаю.
Ник подал знак Смитону, который приблизился к мистеру Нейсби с валиком, пропитанным чернилами, платком, смоченным спиртом, и карточкой. Пока Смитон снимал отпечатки, а мистер Нейсби с интересом наблюдал за его работой, Ник возобновил допрос:
- Вы ведь помните инцидент с чисткой яблока?
- Конечно помню! Девушка все время пила. Она могла вовсе отрезать себе палец. Но разве молодой Дуайт сказал бы ей что-нибудь - не важно, что она вытворяет? О нет!
- Он, естественно, ее любит.
- Любит? - презрительно повторил мистер Нейсби. - Он ее обожает! Обожествляет! Кого угодно спросите.
- Да. Но…
- Разумеется, молодой Дуайт не полный идиот. Нет. Если она задумала нечто экстраординарное, это сходит ей с рук не так легко. Но даже в таких случаях он никогда не говорит: "Нет-нет, милочка, этого делать нельзя, успокойся и ступай к себе в комнату", как мой отец всегда говорил моим сестрам - и как я сказал бы своим дочерям, если бы они у меня были. Нет, молодой Дуайт спокойно излагает ей свои возражения, чтобы она сама поняла, что она не права.
- Да, понимаю. Но я хотел спросить у вас о другом…
- Ей, - продолжал мистер Нейсби, - нужен муж.
- Вы так считаете?
- Я знаю. Только не один из тех молокососов, что увиваются за нею. Ей нужен человек постарше. Опытный. Что станется с нею, если бедный Стэнхоуп… один из лучших друзей, какие у меня были… что с ней станется, если он умрет? А ведь такое возможно. Даже сейчас.
Смитон закончил снимать отпечатки. Мистер Нейсби, который со своей пуританской серьезностью склонял голову то влево, то вправо, чтобы смотреть на Ника из-за плеча эксперта, взял платок и вытер руки.
Ник все не сдавался:
- Но как же насчет яблока, сэр? Повторяю вопрос: прикасался ли к ножу сам мистер Стэнхоуп - когда-либо?
- Нет.
- Вы совершенно уверены?
- Совершенно, молодой человек. Если уж на то пошло, он даже к буфету не прикасался.
Смитон, стоявший у противоположного конца стола, склонился с лупой над карточкой и посыпанным порошком ножом. Вдруг он поднял голову. Голос его оставался тихим и бесстрастным.
- Вдобавок к тому, что отпечатки мистера Стэнхоупа имеются на ручке ножа, инспектор, его пальцы оставили отпечатки по всей поверхности буфета. А также на вазе для фруктов.
- Где-нибудь еще?
- На камине и обеденном столе.
- А что вещественные доказательства? Фонарик? Эль Греко?
- На них ничего, кроме пятен от перчаток. На мебели имеются и другие отпечатки, но все они старые.
Мистер Нейсби о чем-то размышлял.
- Мне все равно, о чем толкует ваш подручный, инспектор, - сердито вмешался он. - Молодой Дуайт не прикасался ни к ножу, ни к буфету. Спросите Кристабель. И потом, разве вы сами не помните? Разве вас здесь не было?
- Нет.
- Верно, не было! Теперь я припоминаю. Вы с Бетти были наверху. Вы вошли в тот момент, когда Элинор, молодой Дуайт и я вернулись из столовой. Элинор несла на подносе бокалы.
Верно. Ник вспомнил.
Он закрыл глаза. Он попытался во всех подробностях мысленно воспроизвести ту сцену. Кристабель у камина. Винс Джеймс за столиком для игры в нарды. Элинор, несущая на одной руке поднос. Дуайт Стэнхоуп, который небрежно следует за дочерью, сунув руки в карманы. Нейсби… нет, вспомнить, где тогда был Нейсби, он не мог.
То в целом обычное происшествие вдруг приобретало немалую важность; однако его смысл ускользал от Ника, как будто он стучался в запертые двери подсознания. Далее, во всяком случае, ничего не случилось. Они разговаривали - довольно бессвязно - до половины первого; потом все пошли спать.
Ник открыл глаза.
Он ходил вокруг стола, забыв о присутствии мистера Нейсби. Сейчас, как оказалось, он стоял перед картиной Эль Греко "Озеро".
Сюжет картины был малопонятен. Озеро размером с Кенсингтонский пруд на фоне мексиканского или южноамериканского пейзажа окружала группа людей; очевидно, они собирались нырнуть в воду. Люди стояли спиной к зрителю, в воде отражались их алчные лица - художник замечательно передал выражение. На заднем плане на коленях стояла фигура, в которой угадывался христианский монах; он, видимо, молился. Из-за куста выглядывала другая фигура, по всей вероятности женская; женщина смеялась.
Картина вызывала чувство неловкости, неприязнь, однако невозможно было отрицать мастерство художника.
- Нравится? - спросил мистер Нейсби.
- Что? А, нет, не нравится. А вам?
- Сам я не разбираюсь в искусстве, - самодовольно заявил мистер Нейсби. - У меня нет на него времени. Хотя должен сказать, в этой картине больше смысла, чем в большинстве других.
Он хмыкнул, не разжимая губ.
Смитон, продолжавший свои манипуляции у противоположного конца стола, поднял голову.
- Третьи отпечатки на ручке ножа, - бесстрастно сообщил он, - принадлежат мистеру Нейсби, инспектор. В точности как мы и предполагали. Значит, здесь все ясно. Его отпечатки имеются на ручке вместе с отпечатками мистера и мисс Стэнхоуп, и больше их нет нигде.
- Рад слышать, - ухмыльнулся мистер Нейсби. - Рад показать свою невиновность. Хотя я в ней и не сомневался. Могу я сделать для вас что-нибудь еще, молодой человек?
Ник подошел к стулу, на котором сидел мистер Нейсби.
- Да. Вы можете объяснить мне, что такое "Золотой человек".
Глава 12
Напротив, в бильярдной, капитан Доусон и Винс Джеймс играли в настольный теннис, а Элинор Стэнхоуп сидела сбоку и наблюдала за ними.
Зеленую деревянную столешницу с сеткой положили поверх бильярдного стола, над которым висела электрическая лампа под коническим абажуром. Зал был просторный, многооконный, и проемы располагались близко друг к другу. За окнами цветного стекла с гербами можно было видеть, как в сгущающихся сумерках падает снег. Элинор сидела на кожаном диване, который стоял в своеобразной нише между окнами. В ярком пламени камина виднелась стойка с киями.
- Девятнадцать-двадцать, - считал Винсент Джеймс.
Произнеся "Двадцать", он сделал ловкое движение кистью, и шарик полетел на сторону противника; отбить крученый удар было невозможно.
- Партия! - объявил Джеймс. - Хотите сыграть еще одну?
- Нет, спасибо, - медленно ответил капитан. - Предыдущая партия, как мне показалось, закончилась, даже не успев начаться.
- Прекрати, Рыжик! - вмешалась Элинор. - Не нужно выходить из себя. Успокойся!
Лицо капитана Доусона, так же как и его шевелюра, оправдывало данное ему прозвище. Он являл собой интересное зрелище в комнате, обитой розовыми палисандровыми панелями.
- Пустяковые игры, - медленно проговорил он. - Если бы меня обставили в чем-нибудь важном, я бы не беспокоился. Но мячик для гольфа, или шарик для пинг-понга, или даже головоломка, где стоит вкатить на место один шарик, как все остальные выпадают, возбуждают во мне самые низменные инстинкты, как у гунна Аттилы.
- В чем дело, дружок?
- Ни в чем. Все нормально.
- Настольный теннис не пустячная игра, - возразил Винс. - Отличная тренировка для большого тенниса. Фред Перри…
- Рыжик все время стоял слишком близко к столу, - заметила Элинор. - Винс, почему ты ему не сказал?
- Старушка, не мое дело говорить ему. Мое дело - выигрывать. Если ему хватает глупости, чтобы… - улыбка заменила обидные слова, - пусть он сам о себе и заботится.
Капитан Доусон оглядел своего партнера с искренним интересом.
- Скажите, есть ли такая игра, в которой вы не сильны?
Винс рассмеялся. Он был доволен.
- Не знаю, дружок. Стараюсь поддерживать форму во всех возможных спортивных играх.
- Лакросс? Пелот? Бейсбол? "Плюнь-в-океан"?
- Старина, я никогда не слышал об игре под названием "Плюнь-в-океан".
- Да нет, ничего такого, - мрачно ответил капитан. - Такая карточная игра.
Винс взял шарик для пинг-понга и начал подбрасывать его.
- Я не претендую на всезнайство, Доусон. К примеру, я совершенно не разбираюсь в лодках…
- Кораблях, - поправил его капитан. - Кораблях, великий Христофор!
- Ну, кораблях. Хотя я не понимаю, почему вы, моряки, так нервничаете, если корабль назвать лодкой. В конце концов, лодки ведь тоже плавают по морю.
- Ходят.
- Плавают, ходят - какая разница? В общем, в кораблях я не разбираюсь. И в живописи, кстати, тоже.
Наступило молчание, нарушаемое лишь цоканьем целлулоидного шарика по поверхности стола. Капитан Доусон медленно положил ракетку.
- Интересно, что вы имеете в виду?
Винс бросил на него озадаченный взгляд:
- Ну как же! Вы прекрасно разбираетесь в искусстве - так говорит Элинор. Я имел в виду, что каждому свое, только и всего.
Элинор сидела, подсунув под себя одну ногу, и улыбалась. На фоне загара ее зубы казались особенно белыми. Ощутив, что атмосфера все больше накаляется, она спрыгнула с кожаного сиденья, вышла из ниши и подбежала к капитану Доусону.
- Рыжик, как приятно снова видеть твою безобразную физиономию! - Она обвила руками его шею. - Но ты не должен выходить из себя из-за каких-то пустяков. Смотри-ка, ты горячий! Вот здесь.
Она вытащила из рукава носовой платок и начала тереть ему лицо. При подобной процедуре, даже проделываемой с самыми лучшими намерениями, любой мужчина почувствует себя не в своей тарелке. Капитан и без того каменел от робости всякий раз, как к нему приближалась Элинор; сейчас же он так резко отпрянул, как будто обжегся. Оживленность мистера Джеймса отнюдь не улучшила его состояние. Внезапно капитан Доусон отодвинул Элинор в сторону - правда, очень бережно, словно она была хрупким хрустальным сосудом.
- Есть у вас специальность? - спросил он.
- Если вам интересно, я подумывал изучать медицину - как Уильям Гилберт Грейс, величайший игрок в крикет в истории Англии. Но мне ни разу не удавалось одолеть первый курс и запомнить что-нибудь, кроме разных смешных обрывков.
- Смешные обрывки, - кивнула Элинор, - вот именно.
- Если бестолковый моряк случайно проявляет интерес к чему-либо, кроме искусства мореплавания или артиллерии, его устремления смешны и нелепы. - Капитан Доусон в недоумении пожал плечами. - Но если штатский человек интересуется картинами или… - Он вдруг замолчал. - Господи! - воскликнул он после паузы, как будто его осенило. - Я же забыл! Подарок!
- Подарок? - удивилась Элинор.
- У меня для тебя подарок. Точнее, я должен был подарить его на Рождество, но никак не успевал переправить вовремя, вот и решил, что сам его привезу… Но… сейчас вряд ли тебе захочется на него смотреть…
- Рыжик! Как мило с твоей стороны! Я с удовольствием! Где он?
Капитан наморщил лоб:
- На улице, в моей сумке - на задке саней.
- А сани где?
- Наверное, у теплицы. Погоди, сейчас принесу.
- Нет, милый, - Элинор опустила одну руку, - не туда. Жаль, что за столько времени ты не успел как следует изучить расположение комнат в нашем доме. Рядом с нами, через стенку, - библиотека. Перед ней - восточный сераль милой старушки Флавии, скопированный с Павильона в Брайтоне. Оттуда можно через теплицу выйти на улицу.
- Точно. Спасибо! Сейчас вернусь.
Когда он ушел, Винсент Джеймс перестал сдерживаться и громко расхохотался. Смеялся он долго. К смуглым щекам Элинор прилила кровь. Сейчас вид у нее был опасный.
- Боже, боже! - сказала она. - Что тебя так развеселило?
- Ничего. Извини. Он ведь неплохой малый - в своем роде. Не хочешь сыграть в бильярд?
- Спасибо, нет.
- Перестань, старушка. Не дуйся! Сыграем партию. - Винс вывинтил сетку для настольного тенниса и свернул ее. Затем сдвинул теннисный стол, а потом внезапно поднял его в воздух.
Элинор внимательно смотрела на него.
- Конечно, - заявила она, - мысль о задумчивости любого рода может показаться тебе странной. Полагаю, вы, мужчины, считаете, будто задумчивость не вяжется с мужественностью. Определенно, так и есть. Все дело в… Тебя что-то встревожило?
- Только воспоминания, старушка, - ответил Винс, прислоняя столешницу к стене. - Только воспоминания.
Он развернулся, подошел к ней легкой, уверенной походкой и протянул руку. Элинор отпрянула, но он ее поймал. Обнял, запрокинул ее голову назад и целовал секунд двадцать.
Элинор высвободилась. Они стояли в тени, вдали от света лампы, и в глазах Элинор плясали язычки каминного пламени.
- Значит, - сказала она, - Рыжик Доусон вернулся.
- Что дальше, тигрица?
- А ты не выносишь, когда кто-то другой чем-то обладает, - продолжала Элинор, - даже когда сам не жаждешь заполучить предмет обладания.
- Перестань, малышка. Хватит болтать глупости. Я поцеловал тебя на прощание - и дал свое благословение. Вот, еще раз… - После паузы он добавил: - Твой Как-его-там Доусон сможет так?
- Черт тебя побери! Пусти!
- Самый последний. Просто на счастье.