Сцена 3
Из больницы они вернулись в номер Даллмена в "Холлисе". Даллмен сразу сел у телефона.
- Соедините меня с Нью-Йорком. Мне нужен театральный агент Фил Стоун, проживающий на Западной Сорок четвертой улице… Нет, я подожду.
- Стоун… - Скатни нервно прыгал по комнате. - Я его не знаю, Арчер.
- Конечно, не знаете, - буркнул Даллмен. - Фил? Это Арч Даллмен.
- И что тебе нужно? - Эллери четко слышал бас Стоуна в трубке.
- Филли… - начал Даллмен.
- Пожалуйста, Арчи, без предисловий. У меня был сумасшедший день, и я только что пришел домой. В чем дело?
- Фил, у меня неприятности. Я звоню тебе из Райтсвилла…
- Откуда?
- Из Райтсвилла в Новой Англии.
- Никогда не слышал о таком месте. Что у тебя там за рэкет?
- Здесь образовалась средненькая труппа. Я договорился с ее продюсером, что Марк Мэнсон будет играть в "Смерти Дон Жуана".
- Что у них за продюсер?
- Скатни Блуфилд.
- Скотни Блуфилд?
- Не важно! Премьера завтра вечером, а сегодня Мэнсон упал с лестницы в отеле и сломал запястье и пару пальцев на правой руке, не считая двух треснувших ребер.
- Старые пьяницы никогда не умирают. Это все?
- Тебе мало? Возможно даже сотрясение мозга. На всякий случай его оставили в больнице на сутки.
- Ну и что?
- А то, что у него перебинтованы ребра и рука в гипсе. Он не сможет играть месяц. - Капля пота упала с кончика носа Даллмена на окурок его сигары. - Фил, как насчет Фостера Бенедикта?
Хохот Стоуна сотряс телефон.
- Фостер Бенедикт? - Скатни Блуфилд казался изумленным. Он подскочил к свободному уху Даллмена. - Заполучите его, Арчер!
Но Эллери наблюдал за Роджем Фаулером. При звуке имени Бенедикта Роджер ухватился за подлокотники кресла, как будто его укололи шилом.
Даллмен не обратил внимания на Скатни.
- Ну, что скажешь, гиена?
- Могу я задать глупый вопрос? - сухо осведомился голос Стоуна. - Этот Блуфилд и его труппа - профессионалы?
Арч Даллмен выплюнул окурок, и искры посыпались на ковер.
- Это любительская труппа.
- Слушай, мошенник, - пробасил агент. - Если этот провинциал хочет заменить Мэнсона, то должен связаться со мной, а не с тобой. Ведь нужно удовлетворить не тебя, а профсоюз… Ты еще здесь, Арчи?
- Здесь, - вздохнул Даллмен. - И Блуфилд тоже.
Скатни молнией подлетел к телефону. Даллмен подобрал окурок и сунул его в рот, оставаясь рядом с аппаратом.
- Это Скатни Блуфилд, - нервно заговорил Скатни. - Насколько я понимаю, мистер Стоун, Фостер Бенедикт доступен для двухнедельного ангажемента в "Смерти Дон Жуана" начиная с завтрашнего вечера?
- Мистер Бенедикт отдыхает между ангажементами. Не знаю, смогу ли я уговорить его сразу вернуться к работе.
- Насколько хорошо он знает роль?
- Фостер сам не помнит, сколько раз выступал в ней. Это еще одна причина, по которой она может его не заинтересовать. Его тошнит от нее.
- Сколько понадобится, чтобы излечить его от тошноты? - не без юмора спросил Скатни.
- Полторы тысячи в неделю могут с этим справиться, - небрежно отозвался Стоун.
- Дайте мне трубку! - потребовал Даллмен. - С кем ты, по-твоему, имеешь дело, Фил? Бенедикта вышвырнули из Голливуда, не пускают на Бродвей, а телевидению он осточертел. Я отлично знаю, что он не у дел, и не позволил бы мистеру Блуфилду связываться с ним, если бы несчастный случай с Мэнсоном не оставил нас на мели. Семьсот пятьдесят, Фил, или оставим это. Согласен?
- Я тебе позвоню, - через десять секунд ответил агент.
Даллмен назвал ему номер телефона "Холлиса" и положил трубку.
- Он возьмется за это. - Даллмен лег на кровать и уставился в потолок.
Скатни снова запрыгал по комнате.
- Вы напрашиваетесь на неприятности, - заговорил Роджер Фаулер. - Бенедикт плохой актер, Скатни. И я не имею в виду его профессиональные качества.
- Ради бога, Роджер, - сердито сказал маленький человечек. - Неужели мне мало хлопот?
Спустя двадцать минут зазвонил телефон.
- Возьмите трубку, - сказал Даллмен, не вставая с кровати.
- Да? - крикнул Скатни.
- Мы договорились, - сообщил бас Стоуна. - Но вы понимаете, мистер Блуфилд, что должны сами утрясти все с профсоюзом, прежде чем мы шевельнем копытом?
- Да-да. Все сделаю завтра утром.
- Я буду ждать разрешения профсоюза. Как только получу его, Бенедикт выедет к вам.
- Не кладите трубку, - сказал Даллмен.
- Не кладите трубку, - повторил Скатни.
Даллмен устало поднялся с кровати, что-то шепнул Скатни и снова лег.
Скатни поджал губы.
- По моей информации, мистер Стоун, Бенедикт может завтра выехать в Райтсвилл, но оказаться в отеле в Монреале с какой-то девушкой, которую подобрал по дороге. Вы гарантируете его приезд?
- Что нужно этому кровососу Даллмену? Я сам посажу его в самолет - это лучшее, что я могу сделать.
Скатни с беспокойством посмотрел на Даллмена, и тот пожал плечами:
- Хорошо, но, пожалуйста, предупредите мистера Бенедикта…
- Да-да.
- Ему придется делать пересадку в Бостоне - сюда нет прямых рейсов. Я пришлю за ним машину в райтсвиллский аэропорт. Если он прилетит достаточно рано, мы сможем быстро отрепетировать.
- Позаботьтесь о профсоюзе. Как я сказал, мы не пошевелим и пальцем…
- Предоставьте профсоюз мне. А вы отправьте Бенедикта сюда.
- Знающим роль назубок, - подсказал Даллмен.
- Знающим роль назубок, - повторил Скатни и положил трубку. - Арчер, это было истинное вдохновение.
Даллмен что-то буркнул.
- Родж, сбегай через площадь и попроси "Рекорд" придержать станок. Через несколько минут я сообщу им по телефону текст новой афиши.
- Ты твердо намерен продолжать? - спросил Роджер, не двигаясь с места.
- Пожалуйста, Родж! - взмолился Скатни.
Даллмен захрапел.
Зрелище казалось Эллери весьма экстраординарным.
Сцена 4
Было пасмурно, небо хмурилось, когда Эллери шел вокруг площади и по Лоуэр-Мейн.
Для Скатни Блуфилда день оказался изнурительным. С раннего утра маленький человечек разговаривал по междугородному телефону с актерским профсоюзом. Когда все детали были улажены к удовлетворению профсоюза и Фостер Бенедикт вылетел в Бостон, он не мог рассчитывать приземлиться в Райтсвилле раньше чем без пяти восемь вечера. У него едва оставалось время загримироваться, облачиться в костюм и выбежать на сцену к поднятию занавеса в половине девятого.
Эллери вошел в вестибюль переделанного "Бижу", распахнул обитые черной кожей двери и очутился в зале театра Скатни Блуфилда.
В элегантно отделанном интерьере царила гнетущая тишина. Актеры в гриме и костюмах сидели среди освещенных декораций первого акта, либо потягивая кофе, либо уставясь в темноту зала. Хорошенькая блондинка, в которой Эллери узнал Джоан Траслоу, растянулась в напряженной позе на кушетке, где Дон Жуан - Бенедикт должен был соблазнить ее, служа искусству. Роджер Фаулер в комбинезоне массировал ей виски.
Эллери проскользнул по последнему проходу справа и прошел через дверь за кулисы. Он оказался в тесном треугольном пространстве слева от сцены. На двери справа была нарисована звезда и висел плакат с наспех сделанной надписью: "М-р Бенедикт". Узкая железная лестница вела на миниатюрную площадку наверху и к еще одной уборной.
Терзаемый любопытством, Эллери открыл дверь со звездой и заглянул внутрь. В этой комнате Скатни превзошел сам себя. Поворот выключателя у двери ярко осветил лишенное окон помещение. Мягко гудел кондиционер. Отделанные деревянными панелями стены были увешаны гравюрами на театральные сюжеты. Повсюду валялись костюмы, а красивый туалетный стол с трельяжем был захламлен париками, горшочками и коробками с гримом и прочими принадлежностями, очевидно оставленными в таком виде Мэнсоном перед несчастным случаем.
Впечатленный увиденным, Эллери вышел из комнаты, едва не задев открытый металлический ящик с надписью "Инструменты", и направился, позади сцены, к другой стороне театра. Здесь находились просторная бутафорская, служебный вход, пульт управления с осветительными приборами и железная спиральная лестница, полдюжины ступенек которой вели к дополнительным уборным. Под ними на уровне сцены виднелась дверь с табличкой: "М-р Блуфилд. Не входить!". Эллери постучал.
- Я же сказал, никому не входить! - послышался пронзительный голос Скатни.
- Это Эллери Квин.
- А-а, тогда входите.
Кабинет являл собой маленькую симфонию из сверкающей стали. Скатни сидел за письменным столом, опустив левый локоть на блокнот, подпирая правым кулаком щеку и глядя на телефон. Эллери пришел на ум Наполеон после битвы при Ватерлоо, размышляющий об упущенной победе.
Арч Даллмен стоял у окна, жуя потухшую сигару. Когда Эллери вошел, он даже не обернулся.
Эллери опустился на стул.
- Штормовое предупреждение?
Кроличий нос дернулся.
- Бенедикт звонил из бостонского аэропорта. Все рейсы задерживаются.
Окно осветилось, словно взорвалась атомная бомба. Даллмен отпрянул, а Скатни вскочил на ноги. Удар грома сотряс висящие на стенах театральные фотографии. Сразу же небеса разверзлись, и переулок за окном превратился в реку.
- Дело дрянь, - сказал Даллмен, посмотрев на часы. - Скоро начнут собираться зрители. Придется отменить спектакль.
- И дать им еще один шанс посмеяться надо мной? - Блуфилд выпятил подбородок. - Мы задержим начало премьеры.
- Насколько, по-вашему, нам удастся его задерживать? Самолет Бенедикта, возможно, не взлетит еще несколько часов.
- Гроза уходит на северо-запад, Арчер. В Бостоне должно проясниться с минуты на минуту. А оттуда всего полчаса лету.
Даллмен вышел. Эллери слышал, как он приказывает зажечь свет в зале и опустить занавес.
Телефон зазвонил в восемь двадцать пять. Скатни схватил трубку.
- Что я вам говорил? Он вылетает!
Фостер Бенедикт прибыл в театр в восемнадцать минут десятого. Дождь прекратился, но переулок, ведущий к служебному входу, был покрыт лужами, и актеру приходилось перепрыгивать их. Судя по его нахмуренному лицу, он воспринимал лужи как личное оскорбление. Скатни и Даллмен прыгали вместе с ним, говоря одновременно.
Труппа ожидала в дверях. Бенедикт прошел мимо, даже не взглянув на коллег, оставив за собой аромат виски и одеколона. Но если он и был пьян, Эллери не мог разглядеть никаких признаков этого.
Роджер Фаулер стиснул зубы. Джоан Траслоу выглядела так, словно получила пощечину.
Фостер Бенедикт огляделся вокруг.
- Вы мистер… Блуфиш, не так ли? Где моя уборная?
- С другой стороны сцены, мистер Бенедикт, - пропыхтел Скатни. - Но сейчас нет времени…
- Зрители сидят в зале уже больше часа, - сказал Даллмен. Топанье ног и свист публики были слышны даже в переулке.
- Ага! - Актер расположился на стуле привратника у служебного входа. - Глас Райтсберга.
- Райтсвилла, - поправил Скатни. - Право, мистер Бенедикт…
- А это, полагаю, - продолжал Бенедикт, окидывая взглядом молчаливую труппу, - так называемые актеры в этой жалкой постановке?
- Пожалуйста, мистер Бенедикт! - снова взмолился Скатни.
Эллери давно не видел Бенедикта. Некогда самое красивое лицо на американской сцене выглядело как передержанное тесто. Под злобными глазами топорщились мешки. На ранее гладкой шее появились морщины. Только звучный голос был тем же самым.
Актер посмотрел на Джоан.
- Эта маленькая леди - орхидея на капустной грядке. Кого она играет, Даллмен? Надеюсь, героиню?
- Да, - ответил Даллмен. - Но сейчас нет времени для представлений, Бенедикт. Вы должны быть на сцене в начале первого акта.
- Мою коробку с гримом, Фил. - Бенедикт протянул руку и щелкнул пальцами, все еще глядя на Джоан. Ее лицо было белым как мел.
Эллери посмотрел на Роджера. Он стиснул кулаки.
- Фила Стоуна здесь нет, - напомнил Даллмен.
- Господи, я забыл несессер с гримом. Хотя какое это имеет значение?
- Все равно гримироваться нет времени! Все гримерные принадлежности Мэнсона в его уборной, и вы можете ими воспользоваться, когда будете переодеваться между актами. Вы собираетесь играть или нет?
- Мистер Бенедикт, - Скатни дрожал всем телом, - даю вам ровно полминуты, чтобы выйти на сцену и занять место для подъема занавеса. Иначе я представлю счет профсоюзу.
Актер поднялся, улыбаясь.
- Если я помню сюжет пьесы, - обратился он к Джоан, - а вы можете не сомневаться, что я его помню, - у нас есть очаровательный шанс познакомиться поближе во время первого акта. Как насчет маленького ужина с шампанским после спектакля? Ладно, Блуфилд, буду играть без грима и костюма. - Он пожал плечами. - В конце концов, я играл эту идиотскую роль всеми возможными способами. Это может выглядеть даже забавно.
Он направился на сцену.
- Все по местам! - рявкнул Даллмен. Джоан поплыла к сцене, словно призрак. Остальные актеры засуетились. - Фаулер!
Роджер ожил.
- Где ваш осветитель? Займитесь делом! - Когда Роджер отошел, Даллмен нахмурился. - Господи, кажется, Бенедикт произносит речь!
- Так оно и есть, - подтвердил Эллери, выглядывая из-за кулис.
Стоя на авансцене, Бенедикт объяснял с комичными жестами и гримасами, почему "почтеннейшей ронгсвиллской публике" придется лицезреть великого Фостера Бенедикта в первом акте "Смерти Дон Жуана" в уличной одежде и без грима. Зрители начали хихикать и аплодировать.
Услышав позади бульканье, Эллери обернулся. Нос Скатни снова подергивался.
- Что он делает? За кого он себя принимает?
- Полагаю, за Бэрримора в "Моих дорогих детях". - Даллмен жевал сигару.
Они могли только беспомощно наблюдать за буффонадой Бенедикта. Его выход был триумфом импровизации. Он поклонился с серьезным видом, принял балетную позу и, словно Нижинский в "Призраке розы", прыгнул к кулисам.
Сцена 5
Эллери, стоя вместе со Скатни Блуфилдом среди зрителей, которым не хватило сидячих мест, с недоверием наблюдал за первым актом.
Бенедикт намеренно перефразировал свои монологи. Сбитые с толку любители, ожидая своих реплик, забывали текст. Тогда он подсказывал его им, подмигивая над огнями рампы. Актер дурачился, то и дело обращаясь к покатывающейся со смеху публике и превращая старую мелодраму в грубый фарс.
Эллери посмотрел на Скатни. То, что он увидел, заставило его быстро пробормотать:
- Он причиняет больше вреда себе, чем вам.
Но Скатни покачал головой:
- Они смеются надо мной. - Он пробился к двери в вестибюль и исчез.
Сцена соблазнения выглядела кошмарно. Один раз Джоан из самозащиты проделала нечто, заставившее Бенедикта ойкнуть. Но он тут же обратился к публике с очередной импровизацией, которую Эллери не расслышал, и во время последовавшего взрыва хохота возобновил атаку. Джоан уходила за кулисы, как сомнамбула.
Роджер скрежетал зубами.
Занавес наконец опустился. Билетеры открыли запасные выходы с обеих сторон зала. Зрители, вытирая глаза, хлынули в переулки. Эллери протиснулся через вестибюль на улицу и закурил сигарету, отдающую привкусом горечи. Он надолго задержался на тротуаре после звонка, но, когда вернулся в зал, свет еще горел.
Эллери с удивлением посмотрел на часы. Вероятно, Бенедикту понадобилось дополнительное время, чтобы одеться и загримироваться ко второму акту. А может быть, Роджер дал ему кулаком по физиономии. Эта мысль порадовала Эллери.
Публика начинала ворчать и кашлять.
Эллери пробрался сквозь стоящих зрителей к крайнему левому проходу и направился за кулисы. Там царила тишина.
Дверь кабинета Скатни Блуфилда была открыта, и Арч Даллмен в облаке сигарного дыма сердито мерил шагами комнату.
- Вы не видели Блуфилда? - спросил он.
- Нет, - ответил Эллери. - Что-то не так?
- Мне наплевать, кем Бенедикт себя считает, - проворчал Даллмен. - Сначала этот обрюзгший кусок окорока превращает первый акт в дешевый водевиль, а теперь не отвечает на вызов! Квин, окажите мне любезность и вытащите его из уборной.
- Почему я?
- Потому что я за себя не ручаюсь. И передайте ему от меня, что, если не будет играть как следует, я лично продырявлю воздушный шар, который он называет головой!
Эллери все сильнее ощущал тревогу.
- Лучше пойдем вместе.
Они поспешили на площадку по другую сторону зала. Эллери постучал в дверь со звездой.
- Мистер Бенедикт!
Ответа не последовало.
- Мистер Бенедикт, вы задерживаете начало второго акта.
Молчание.
- Бенедикт!
Эллери распахнул дверь.
Фостер Бенедикт сидел за туалетным столом спиной к двери, уронив голову на стол среди париков и коробок с гримом.
Он успел частично облачиться в костюм Дон Жуана. На белой шелковой рубашке под левой лопаткой алело пятно, откуда торчала рукоятка ножа.
АКТ ВТОРОЙ
Сцена 1
- Этот тип явно свихнулся, - заявил Даллмен, жуя свежую сигару. - Собирается появиться на сцене с намалеванным краской кровавым пятном и трюковым ножом. Как насчет того, чтобы играть соответственно вашему возрасту, Бенедикт? Фактически как насчет того, чтобы вообще играть? - Он прошел мимо Эллери. - Быстро снимайте эту ерунду/
- Не прикасайтесь к нему, - сказал Эллери.
Даллмен уставился на него:
- Вы шутите!
- Нет.
Даллмен разинул рот, и сигара упала на пол. Он наклонился и стал искать ее.
Эллери подошел к туалетному столу. Кожа Бенедикта была грязно-желтой, а губы посинели. Глаза были открыты. При виде лица Эллери они дрогнули и закатились.
Пятно быстро расплывалось.
- Где же Блуфилд? - заговорил Даллмен. - Я должен найти его.
- Бог с ним. Среди публики я видел знакомого врача - доктора Фарнема. Быстро разыщите его.
Даллмен повернулся к дверному проему, в котором толпились актеры и рабочие сцены. Никто, казалось, не понимал, что случилось. Джоан Траслоу детским жестом поднесла руку ко рту, глядя на кровь и нож. Пробившись сквозь толпу, Даллмен столкнулся с Роджером Фаулером.
- Что происходит? Где Джоан?
- С дороги, черт возьми! - Даллмен направился к сцене.
Эллери закрыл дверь и быстро подошел к туалетному столу.
- Бенедикт, вы можете говорить?
Губы слегка шевельнулись, рот открылся, а из горла вырвался нечленораздельный звук.
- Кто ударил вас ножом?
Челюсти актера шевелились, как у рыбы, вытащенной из воды. Но на сей раз не было никаких звуков.
- Вы слышите меня, Бенедикт?
Глаза оставались неподвижными.
- Если вы понимаете, о чем я говорю, моргните.
Веки опустились и поднялись.
- Теперь отдыхайте. С вами все будет в порядке. - "На том свете", - мысленно добавил Эллери. Где же Конклин Фарнем? Он боялся прикоснуться к ножу.