Я считал ошибкой добавление наркотика в графин с виски, а не только в стакан, так как это означало необходимость впоследствии избавиться от графина. Поверь мне, Мэри, мысль, что кто-то потом может найти графин, причинила мне несколько неприятных минут. В итоге я договорился с Трегэнноном и Куигли сделать то, что было сделано. Этим ограничены мои прегрешения. Не моя вина, что мои добрые намерения привели к таким злосчастным результатам. Но ты поймешь, почему я не мог заговорить.
В этом месте Г. М., перевернув страницу, издал сдавленный стон. Наши надежды рухнули с грохотом оторвавшейся кабины лифта.
Конечно, если бы Ансуэлл действительно был невиновен, я был бы вынужден сказать правду. Ты должна этому верить. Но, как я уже говорил тебе, даже правда не помогла бы ему, ибо он виновен, дорогая. Он убил твоего отца в одном из приступов ярости, которыми его семья славилась долгое время, и я с куда большей охотой позволю ему отправиться на виселицу, чем выйти на свободу и жениться на тебе. Возможно, его заявления о невиновности вполне искренни. Ансуэлл может даже не знать, что убил твоего отца. Брудин - сравнительно неизвестный препарат. Он абсолютно безвреден, но, когда его эффект заканчивается, у пациента часто остается провал в памяти. Я знаю, что для тебя это будет ужасным известием, но, пожалуйста, позволь рассказать, что произошло в действительности. Ансуэлл думал, что твой отец усыпил его и ведет с ним какую-то игру. Он понял, что в напитке наркотик, как только ощутил его действие. Это застряло у него в памяти, и было первым, о чем он вспомнил, начав приходить в себя и забыв о более недавних событиях. К несчастью, они говорили об убийстве с помощью стрел. Ансуэлл сорвал со стены стрелу и ударил ею твоего отца, прежде чем бедный Эйвори понял, что происходит. Вот почему твой дорогой жених сидел на стуле, когда память вернулась к нему. Он только что выполнил свою работу. Клянусь богом, Мэри, я говорю правду. Я видел это собственными глазами. Прощай и будь счастлива. Благословляю тебя, так как мы вряд ли увидимся снова.
Твой любящий дядя Спенсер.
Г. М. прижал руки ко лбу. Червь сомнения грыз всех нас.
- Но разве это не… - начала девушка.
- Не спасет его? - Г. М. опустил руки. - Девочка моя, если вы принесете это письмо в суд, ничто в мире его не спасет. Сомневаюсь, что его вообще можно спасти.
- А не можем мы удалить последнюю часть письма и показать первую?
Г. М. сердито посмотрел на нее. Она была очень хорошенькой и выглядела куда толковее, чем можно было судить по этому предложению.
- Нет, не можем, - ответил он. - Не то чтобы я был выше любых фокусов-покусов, но самая скверная часть письма находится на оборотной стороне фрагмента, повествующего о наркотике в виски. У нас есть доказательство, но мы не в состоянии им воспользоваться! Скажите, девочка, прочитав это письмо, вы все еще верите в невиновность Ансуэлла?
- Конечно… О, не знаю! Я только знаю, что люблю его и что вы должны его спасти! Вы ведь не собираетесь отказаться от дела?
Г. М. сидел сложив руки на животе и уставясь в пол.
- Я? О нет! Я жажду мести. Они загнали старика в угол, бьют его дубинкой по башке и приговаривают: "Он еще в сознании? Стукнем его еще разок!" И все же… зачем лгать вашему доброму старому дядюшке? Он ведь признался насчет виски. Я собирался допросить его сегодня и был готов разорвать его на куски, чтобы вытащить из него правду. Я мог бы поклясться, что он знает ее и даже знает, кто настоящий убийца. Но в письме он уверяет, что это Ансуэлл… "Я видел это собственными глазами". Вот чего я не могу понять. Черт возьми, как он мог это видеть, находясь в больнице? У него алиби размером с дом - мы все проверили. Он лжет, но, если я это докажу, первая часть письма не будет стоить и ломаного гроша. Письмо - палка о двух концах.
- Даже сейчас вы не хотите намекнуть на то, как намерены защищать Ансуэлла? - осведомился я. - Что вы собираетесь говорить завтра в суде? Что тут вообще можно сказать?
На лице Г. М. мелькнуло выражение злорадства.
- По-вашему, старик не может быть красноречивым? - отозвался он. - Увидите сами. Завтра я собираюсь встать, посмотреть им в лицо и сказать…
Глава 10
Я ВЫЗЫВАЮ ОБВИНЯЕМОГО
- Милорд, члены жюри.
Заложив руки за спину и широко расставив ноги, Г. М. смотрел им в глаза. Но мне бы не хотелось, чтобы он вел себя как укротитель львов, входящий в клетку с бичом и пистолетом, или, по крайней мере, гипнотизировал присяжных убийственным взглядом.
Зал суда номер 1 был переполнен. Слухи о сенсационном развитии дела распространились по всему городу - очередь на галерею у нас над головами выстроилась с семи утра. На местах для прессы, где вчера сидели всего несколько журналистов, сегодня присутствовали представители всех лондонских газет. Перед началом заседания Лоллипоп некоторое время разговаривала с обвиняемым через ограду скамьи подсудимых - он казался потрясенным, но под конец устало пожал плечами. Похоже, эта беседа заинтересовала угрюмого капитана Реджиналда Ансуэлла, наблюдавшего за ними. Ровно без двадцати одиннадцать сэр Генри Мерривейл поднялся, чтобы открыть дело защиты.
- Милорд, члены жюри. Вероятно, вас интересует, какую линию защиты мы намерены предложить. Я скажу вам. Прежде всего мы попытаемся доказать, что ни одно из заявлений обвинения не может быть правдой.
Сэр Уолтер Сторм встал, сухо кашлянув.
- Милорд, это намерение настолько поразительно, что я бы хотел внести некоторую ясность, - заговорил он. - Полагаю, мой ученый друг не отрицает, что жертва мертва?
- Тсс! - прошипела Лоллипоп, когда Г. М. взмахнул кулаками.
- Ну, сэр Генри?
- Нет, милорд, - ответил Г. М. - Мы согласны с этим, как с единственным фактом, который генеральный прокурор смог установить без посторонней помощи. Мы даже согласны с тем, что у зебры имеются полосы, а гиены умеют выть. Избегая более личных сравнений гиен с…
- Вопросы зоологии нас не касаются, - прервал судья Рэнкин, даже глазом не моргнув. - Продолжайте, сэр Генри.
- Прошу прощения у вашего лордства и снимаю вопрос, - серьезно сказал генеральный прокурор, - упомянув общеизвестный факт, что гиены не воют, а только хохочут.
- Гиены… Так о чем я? Ах да! Члены жюри, - продолжал Г. М., опершись руками на стол, - Корона представила свое дело в двух аспектах. Обвинение осведомилось у вас: "Если обвиняемый не совершал этого преступления, то кто же его совершил?" Оно также заявило: "Это правда, что мы не можем продемонстрировать вам даже тень мотива преступления, следовательно, мотив должен быть очень веским". Оба этих аспекта весьма опасны. Обвинение основывает свое дело на виновном, которого не может найти, и на мотиве, которого не знает.
Давайте сначала рассмотрим вопрос мотива. Вас просят поверить, что обвиняемый явился в дом Эйвори Хьюма с заряженным пистолетом в кармане. Почему? Ну, полицейский офицер, который вел расследование, заявил: "Обычно люди не носят с собой оружие, если не думают, что могут им воспользоваться". Иными словами, вас косвенно убеждают, что подсудимый пришел туда с намерением убить Эйвори Хьюма. Но почему? Как прелюдия к браку это выглядит слишком решительно. И что могло к этому побуждать обвиняемого? Единственное, о чем вам с определенностью сообщили, - это телефонный разговор, во время которого покойный не произнес ни одного гневного или оскорбительного слова. "Учитывая то, что я слышал, я думаю, нам лучше уладить дела, касающиеся моей дочери. Шесть часов вас устроит?" Разве он сказал обвиняемому: "Я заставлю вас замолчать, черт бы вас побрал"? Нет. Он сказал это, положив трубку, говоря сам с собой. Все, что мог слышать обвиняемый, - это холодный, официальный голос, приглашающий его в дом. Но на этом основании вас просят поверить, что он схватил чье-то оружие и помчался по указанному адресу с преступным намерением, написанным у него на лице.
Почему? В голову закрадывается мысль, что жертва узнала об обвиняемом что-то скверное. Но вам не сообщили, что именно, а попросту заявили, что дыма без огня не бывает, хотя вы даже не услышали ни о каком дыме. Обвинение не может предложить никакой причины, по которой Эйвори Хьюм внезапно стал вести себя как безумный. Но я могу это сделать.
Несомненно, Г. М. завладел вниманием аудитории. Он говорил почти небрежным тоном, уперев кулаки в бока и глядя поверх очков.
- Факты - я имею в виду физические факты - этого дела не подлежат сомнению. Мы собираемся выяснить подлинные причины этих фактов. Мы намерены доказать вам, что поведение жертвы не было связано с обвиняемым и что все дело против этого человека подтасовано от начала до конца. Корона не может предложить какой-либо мотив для чьих-либо действий, а мы можем. Корона не может сказать вам, что произошло с таинственно исчезнувшим куском пера, а мы можем. Корона не может объяснить, каким образом кто-то, кроме обвиняемого, мог совершить преступление, а мы это сделаем.
Только что я говорил, что обвинение представило вам дело следующим образом: "Если обвиняемый не совершал этого преступления, то кто же его совершил?" Но вы не можете сказать себе: "Трудно представить, что он этого не сделал". При подобных выводах вам придется оправдать подсудимого. Однако я не намерен всего лишь посеять разумное сомнение в его виновности - мы собираемся доказать, что не может быть ни малейших сомнений в его невиновности. Будь я проклят…
Лоллипоп предупреждающе взмахнула листом бумаги с отпечатанным текстом.
- Ладно, ладно! Иными словами, вы услышите альтернативное объяснение. Не мое дело заявлять, кто в действительности совершил убийство, если обвиняемый этого не делал. Это не входит в наши обязанности. Но я покажу вам два фрагмента пера, спрятанные в месте настолько очевидном, что никому и в голову не пришло туда заглянуть, и спрошу вас, где, по-вашему, стоял убийца во время преступления. Вы слышали много мнений и точек зрения. Вы слышали о зловещих усмешках и странном поведении обвиняемого - сначала вам сказали, что он так нервничал, что не мог удержать в руке шляпу, а потом - что он был настолько хладнокровен и циничен, что курил сигарету, хотя мой примитивный ум не в силах понять, почему какое-либо из этих действий должно внушать подозрение. Вы слышали, как он сначала якобы угрожал Хьюму убийством, а потом Хьюм поднялся и запер дверь на засов, чтобы не мешать гостю осуществить свое намерение. Вы слышали, что обвиняемый мог сделать, что он, вероятно, сделал и что он не мог сделать никогда. Теперь пришло время услышать правду. Я вызываю обвиняемого.
Покуда Г. М. жадно опустошал стакан с водой, один из надзирателей коснулся руки Ансуэлла. Дверь отсека со скамьей подсудимых была не заперта, и его провели мимо столов адвокатов. Он шел нервным шагом, не глядя на присяжных и теребя рукой и без того ослабший галстук. Светлые волосы были расчесаны на косой пробор, привлекательное лицо свидетельствовало скорее о чувствительности и богатом воображении, нежели о высоком интеллекте, а взгляд устремился на потолок свидетельского места с вмонтированным в него зеркалом - реликтом тех дней, когда таким образом фокусировался свет, - которое словно притягивало его.
Несмотря на решительность Г. М., я знал, что он обеспокоен. Приближался поворотный пункт дела. Находясь на свидетельском месте (иногда более часа, а иногда и целый день), обвиняемый должен постоянно следить за собой. Невиновный не запинается при перекрестном допросе.
Манеры Г. М. были обманчиво беспечными.
- Ваше имя, сынок?
- Джеймс Кэплон Ансуэлл.
Хотя обвиняемый говорил очень тихо, но умудрился закашляться, после чего бросил виноватый взгляд на судью.
- Вы нигде не работаете и живете в доме 23 на Дьюк-стрит?
- Да. Вернее, жил там.
- В конце декабря вы обручились с мисс Мэри Хьюм?
- Да.
- Где вы были тогда?
- В доме мистера и миссис Стоунмен в Фроненде в Суссексе.
Г. М. вел формальную часть прямого допроса очень мягко, но обвиняемый не расслаблялся.
- В пятницу 3 января вы решили на следующий день отправиться в Лондон?
- Да.
- Почему?
Невнятное бормотание.
- Говорите громче, - резко сказал судья. - Мы не слышим ни слова.
Ансуэлл огляделся вокруг и с усилием заговорил членораздельно, хотя, казалось, с середины фразы.
- …и я хотел купить обручальное кольцо, которое еще не приобрел.
- Вы хотели купить обручальное кольцо, - повторил Г. М. ободряющим тоном. - Когда именно вы решили ехать? Я имею в виду в какое время пятницы?
- Поздно вечером.
- Угу. Что побудило вас к этому?
- Мой кузен Редж тем вечером собирался в город и предложил купить для меня кольцо. - Долгая пауза. - Тогда я впервые об этом подумал. - Еще одна пауза. - Полагаю, мне следовало подумать об этом раньше.
- Вы сообщили мисс Хьюм о своем намерении?
- Естественно, - ответил Ансуэлл. На его лице внезапно мелькнула странная улыбка.
- Вы знали, что в пятницу вечером у нее состоялся телефонный разговор с отцом?
- Тогда нет. Я узнал об этом позже.
- До или после этого разговора вы решили ехать в Лондон?
- После.
- Что произошло потом?
- Произошло? О, понимаю, - как бы с облегчением добавил Ансуэлл. - Мэри сказала, что напишет отцу письмо, и тут же это сделала.
- Вы читали это письмо?
- Да.
- В нем упоминалось, каким поездом вы поедете?
- Да, девятичасовым поездом со станции Фроненд.
- Оттуда до Лондона примерно час сорок пять минут езды, не так ли?
- Да, скорым поездом. Это ближе, чем от Чичестера.
- В записке указывалось время отъезда и прибытия?
- Да, в 10.45 на вокзал Виктория. Мэри сама всегда пользуется этим поездом.
- Значит, ее отец хорошо его знал?
- Должен был знать.
Запавшие глаза Ансуэлла были неподвижны. Обычно он начинал фразу четко, но затем она словно повисала в воздухе.
- Что вы сделали, прибыв в Лондон?
- Купил кольцо. И еще кое-какие дела…
- А потом?
- Поехал в свою квартиру.
- В котором часу вы туда прибыли?
- Около двадцати пяти минут второго.
- Именно тогда покойный позвонил вам?
- Да, около половины второго.
Склонившись вперед, Г. М. расправил плечи и оперся ладонями о стол. Руки обвиняемого начали дрожать. Он снова посматривал в зеркало наверху, словно следя за собой в ожидании приближающейся кульминации.
- Вы слышали, что покойный тем утром неоднократно звонил вам, не получив ответа?
- Да.
- Что он начал звонить в девять утра?
- Да.
- Вы слышали, как Дайер говорил это?
- Да.
- Угу. Но ведь он должен был знать, что вас еще нет дома, не так ли? В девять вы только выехали из Фроненда, и поездка должна была продолжаться час сорок пять минут. Этим поездом постоянно пользовалась его дочь, и он должен был знать, что не сможет связаться с вами раньше чем через два часа.
- Да, по-видимому…
- Что делает Г. М.? - шепнула мне Эвелин. - Рвет на кусочки собственного свидетеля?
- Вернемся к телефонному разговору. Что сказал покойный?
Отчет Ансуэлла совпадал с другими показаниями.
- В его словах было что-нибудь, что вы могли воспринять как оскорбление?
- Нет, ничего.
- А что вы подумали о разговоре в целом?
- Ну, его голос звучал не слишком дружелюбно, но некоторые всегда так говорят. Думаю, он просто вел себя сдержанно.
- В вашей жизни были какие-нибудь мрачные тайны, которые он мог открыть?
- Насколько я знаю, нет. Я никогда об этом не думал.
- Когда вы пошли повидаться с ним вечером, вы взяли с собой оружие вашего кузена?
- Нет. Зачем мне было его брать?
- Вы прибыли в дом покойного в десять минут седьмого, не так ли? Мы слышали, как вы уронили вашу шляпу, выглядели сердитым и отказались снять пальто. Какова была подлинная причина такого поведения, сынок?
Судья Рэнкин прервал бормотание обвиняемого:
- В ваших интересах говорить внятно. Я опять ничего не слышу.
Подсудимый повернулся к нему, озадаченно жестикулируя:
- Милорд, я старался произвести хорошее впечатление… - Пауза. - Тем более что по телефону он говорил не слишком… сердечно. - Еще одна пауза. - Войдя, я уронил шляпу, и это меня рассердило. Я не хотел выглядеть как…
- Как кто?
- Как круглый дурак.
- "Как круглый дурак", - бесстрастно повторил судья. - Продолжайте.
- Полагаю, - заговорил Г. М., - молодые парни, впервые посещающие будущего тестя, часто чувствуют то же самое. Как насчет пальто?
- Это вырвалось само собой. Но я не мог взять свои слова обратно, иначе выглядел бы еще глупее.
- Отлично. Вас проводили к покойному. Как он вел себя с вами?
- Сдержанно и… странно.
- В каком смысле странно, сынок?
- Не знаю…
- Ну, расскажите присяжным, что вы говорили друг другу.
- Мистер Хьюм заметил, что я смотрю на стрелы на стене. Я спросил, интересуется ли он стрельбой из лука. Он ответил, что занимался этим еще в детстве, когда жил на севере, и что это модное занятие и в Лондоне, а стрелы - трофеи, полученные на ежегодных состязаниях "Лесников Кента". "Тот, кто первый попадет в золото, становится главным лесником на следующий год", - сказал он.
- В золото? - переспросил Г. М. - Что он под этим подразумевал?
- Я спросил его, и он объяснил, что центр мишени. При этом он странно на меня смотрел…
- Что вы имеете в виду?
- Ну, как будто думал, что я гоняюсь за деньгами. У меня создалось такое впечатление…
- Как будто вы гоняетесь за деньгами. Полагаю, в этом вас никак нельзя было заподозрить?
- Надеюсь, что нет.
- Что он сказал потом?
- Он посмотрел на свои пальцы, потом на меня и сказал: "Одной из этих стрел можно убить человека".
- А после? - допытывался Г. М.
- Я подумал, что лучше переменить тему. Поэтому я попытался отшутиться и сказал: "Ну, сэр, я пришел сюда не красть ложки или убивать кого-то, если только это не станет крайне необходимым".
- Что?! - рявкнул Г. М. - Вы использовали выражение "я пришел сюда не красть ложки", прежде чем сказали остальное? Мы об этом не знали.
- Я сказал это, так как все еще думал о "золоте" и интересовался, что у него на уме. Это было вполне естественно.
- Согласен. А затем?
- Я решил, что незачем больше ходить вокруг да около, и просто сказал: "Я хочу жениться на мисс Хьюм. Как насчет этого?"
Г. М. перешел к виски:
- Теперь прошу вас быть очень внимательным. Я хочу, чтобы вы в точности повторили, что сказал мистер Хьюм после того, как налил виски. Опишите каждый его жест и взгляд.
- Он спросил: "Могу я выпить за ваше процветание?" Потом выражение его лица изменилось - оно мне не понравилось - и он произнес мое имя "мистер Джеймс Кэплон Ансуэлл", словно ни к кому конкретно не обращаясь, посмотрел на меня и добавил: "Тот брак был бы выгоден… можно сказать, обеим сторонам".
Г. М. остановил его, подняв руку: