- Ты уже хорош, дружище, - сказал Каллаган.
- Мне жаль. Я пью слишком быстро.
Грибы подали в шипящих кокотницах. Вереек отправил в рот сразу два из них и теперь яростно жевал. Каллаган наблюдал. Шивас приглушил чувство голода, и он решил подождать с едой несколько минут. В любом случае алкоголь ему нравился больше, чем пища.
Четверо арабов шумно уселись за соседний столик, громко тараторя на своем языке. Все четверо заказали виски "Джек Даннель".
- Кто убил их, Гэвин?
С минуту тот продолжал жевать, затем с усилием проглотил.
- Даже если бы я знал, то не сказал. Но, клянусь, я не знаю. Это уму непостижимо. Убийцы исчезли бесследно. Все было тщательно спланировано и безупречно исполнено. Ни одной улики.
- Почему такое сочетание?
Он отправил в рот очередной кусок.
- Здесь все очень просто. Просто настолько, что можно не обратить внимания. Они были легкоуязвимы. У Розенберга не было охраны в его городском доме. Любой воришка мог войти и выйти. А несчастный Джейнсен слонялся ночами по таким местам… Они были беззащитны. В точно назначенное время каждый из них умер, остальные семеро судей имели агентов ФБР у себя дома. Вот почему были выбраны эти двое. Они были глупые.
- Тогда кто выбрал их?
- Кто-то с большими деньгами. Убийцы были профессионалами, которые, вероятно, убрались из страны в течение нескольких часов. Мы предполагаем, что их было трое или даже больше. Побоище в доме Розенберга мог устроить один человек, а над Джейнсеном работало, по нашим предположениям, не менее двух. Один или два вели наблюдение, пока парень со шнурком делал свое дело. Несмотря на то что это был грязный притон, он был открыт для публики и довольно опасен. Но они очень хорошо справились с заданием.
- Я читал версию об убийце-одиночке.
- Забудь ее. Один не мог убить обоих. Это невозможно.
- Сколько эти убийцы могли потребовать денег за свою работу?
- Миллионы. Кроме того, уйма денег пошла на то, чтобы спланировать все это.
- И вы не имеете понятия, кто стоит за этим?
- Послушай, Томас, я не участвую в расследовании, поэтому ты обращаешься не по адресу. Я уверен, что те, кто его проводит, знают гораздо больше меня. Я всего лишь маленький правительственный адвокат.
- Да, который просто случайно оказался на ты с Главным судьей Верховного суда.
- Он заходит временами. Это не интересно. Давай лучше вернемся к женщинам. Я ненавижу разговоры адвокатов.
- Ты разговаривал с ним в последнее время?
- Выведываешь, Томас, все выведываешь. Да, мы перекинулись с ним парой слов сегодня утром. Он бросил всех своих клерков на поиски разгадки в судебных делах как высшей, так и низших инстанций. Это бесполезно, и я сказал ему это. Каждый случай, достигающий Верховного суда, имеет по меньшей мере две стороны, и какая-нибудь из заинтересованных сторон наверняка выиграет, если один, два или три судьи вдруг исчезнут и будут заменены одним, двумя или тремя более сочувственно настроенными к ней. Существуют тысячи апелляций, которые в конечном итоге могут быть поданы, и нельзя просто взять одну и сказать: "Вот та, которая убила их". Это глупо.
- Что он сказал на это?
- Конечно же, он согласился с моим блестящим анализом. Мне кажется, что он звонил после того, как появилась эта статья в "Пост", и наверняка, чтобы выжать из меня еще что-то. Ты можешь поверить в такую наглость?
Официант склонился над ними в ожидании. Вереек бросил взгляд на меню, закрыл его и передал Каллагану.
- Жареная рыба-меч с сыром без овощей.
- Я буду есть грибы, - сказал Каллаган.
Официант исчез.
Каллаган засунул руку в карман пиджака и достал толстый конверт. Он положил его на стол рядом с пустой бутылкой пива:
- Взгляни на это, когда будет возможность.
- Что это?
- Это своего рода изложение судебного дела.
- Я ненавижу судебные дела, Томас. В действительности я ненавижу юриспруденцию, адвокатов и, за исключением тебя, ненавижу профессоров права.
- Это написала Дарби.
- Тогда я прочту его сегодня вечером. О чем оно?
- Мне кажется, я уже говорил тебе, она очень напористая и умная. И к тому же очень напористая студентка. Она излагает лучше, чем многие. Ее страсть, кроме меня, конечно, - это конституционное право.
- Бедняжка.
- Она три дня не показывалась на занятиях на прошлой неделе, начисто отрешилась от меня и всего остального мира и разработала свою теорию, от которой теперь отказалась. Но ты все равно прочти. Это любопытно.
- Кого она подозревает?
Арабы разразились взрывом пронзительного смеха с похлопыванием друг друга по плечам и с расплескиванием виски. Они смотрели на них с минуту, пока те не затихли.
- Как можно терпеть такую пьянь? - спросил Вереек.
- Отвратительная компания.
Вереек засунул конверт в пиджак, висевший на спинке стула.
- Так в чем заключается ее теория?
- Она несколько необычна. Но прочти. Я считаю, не повредит. Вам, ребята, надо помогать.
- Я прочту только потому, что ее написала Дарби. Как она в постели?
- А как твоя жена в постели?
- Как богачка. Она богачка во всем, что делает. Под душем, на кухне, в гастрономе.
- Это не может долго продолжаться.
- Она подает на развод в конце года. Возможно, я получу городской дом и еще какую-нибудь мелочь.
- У вас нет брачного контракта?
- Как же, есть. Но я же адвокат, как ты помнишь. И в нем оказалось больше лазеек и уверток, чем в целом законе о налоговой реформе. Мой приятель удружил, когда готовил его. Ну чем тебе не нравится юриспруденция?
- Давай поговорим о чем-нибудь другом.
- О женщинах?
- У меня есть идея. Ты хочешь увидеть девочку, так?
- Ты говоришь о Дарби?
- Да, о ней.
- Я с удовольствием.
- Мы собираемся в Сент-Томас на День благодарения. Почему бы тебе не присоединиться к нам?
- Должен ли я взять с собой жену?
- Нет. Она не приглашается.
- Будет ли твоя подруга разгуливать по берегу в бикини? Так, чтобы позабавить нас?
- Возможно.
- У-у, я не могу поверить этому.
- Ты можешь снять домик рядом с нами, и мы устроим бал.
- Прекрасно. Просто прекрасно.
Глава 13
Телефон прозвонил четыре раза, включился автоответчик, на всю квартиру прозвучал записанный на пленку голос, раздался сигнал, но сообщения не последовало. Вновь четыре звонка, та же последовательность, и вновь тишина. Через минуту он зазвонил опять, и Грэй Грантэм схватил его, протянув руку из кровати. Он сел на подушку и попытался что-либо разглядеть.
- Кто это? - спросил он с болью в голосе.
За окном стояла непроглядная темень. Голос на другом конце был тихим и робким.
- Это Грэй Грантэм из "Вашингтон пост"?
- Да, это я. Кто звонит?
- Я не могу сообщить свое имя, - медленно произнесли на другом конце.
Пелена с глаз спала, и он смог разглядеть часы. Они показывали пять сорок.
- О’кей, забудьте об имени. Почему вы звоните?
- Я видел вчера вашу статью о Белом доме и кандидатах на назначение.
- Это хорошо. Не только вы, но и миллионы других. Почему вы звоните мне в такое неприличное время?
- Извините. Я звоню по пути на работу из телефона-автомата. Я не могу это делать из дома или из конторы.
Голос был чистый, хорошо поставленный и, похоже, принадлежал интеллигентному человеку.
- Из какой конторы?
- Я адвокат.
Здорово. В Вашингтоне насчитывалось около полумиллиона адвокатов.
- Частный или государственный?
- Я… я лучше не буду говорить, - последовало после легкого колебания.
- О’кей, я лучше буду спать. Зачем конкретно вы звоните?
- Я, возможно, знаю кое-что о Розенберге и Джейнсене.
Грантэм сел на край кровати.
- Что, например…
Последовала более долгая пауза.
- Вы записываете наш разговор?
- Нет. А нужно?
- Я не знаю. Я действительно очень напуган и смущен, господин Грантэм. Я бы предпочел, чтобы вы это не записывали. Может быть, следующий звонок, о’кей?
- Как хотите. Я слушаю.
- Этот звонок можно проследить?
- Наверное, можно, я полагаю. Но вы же звоните из телефона-автомата, правильно? Какая вам разница?
- Я не знаю. Я просто боюсь.
- Все нормально. Я клянусь вам, что не делаю запись и не буду пытаться определить, откуда вы звоните. Так что вы имеете в виду?
- Ну, я думаю, что мне, возможно, известно, кто убил их.
Грантэм вскочил на ноги.
- Это довольно ценные знания.
- Эти знания могут погубить меня. Вы думаете, они следят за мной?
- Кто? Кто должен следить за вами?
- Я не знаю. - Голос зазвучал так, как будто говорящий смотрел через плечо.
Грантэм ходил вдоль кровати.
- Успокойтесь и назовите мне свое имя, о’кей. Я обещаю, что оно останется между нами.
- Гарсиа.
- Это не настоящее имя, не так ли?
- Конечно, нет, но это все, что я могу.
- О’кей, Гарсиа. Расскажите мне.
- Я не совсем уверен, но мне кажется, что я натолкнулся на кое-что такое в конторе, чего не должен был видеть.
- У вас есть копия этого?
- Возможно.
- Послушайте, Гарсиа. Мне позвонили вы, правильно? Вы хотите говорить или нет?
- Я не уверен. Что вы станете делать, если я расскажу вам кое-что?
- Тщательно проверю это. Если мы будем намерены обвинять кого-то в убийстве двух судей Верховного суда, то, поверьте, информация об этом будет преподнесена очень деликатно.
Наступила очень долгая тишина. Грантэм замер у кресла-качалки и ждал.
- Гарсиа! Вы у телефона?
- Да. Можем мы поговорить позднее?
- Конечно, но мы можем поговорить и сейчас.
- Я должен подумать над этим. Я не ел и не спал неделю. Я не в состоянии мыслить рационально. Я, возможно, позвоню вам позднее.
- О’кей, о’кей. Это отлично. Вы можете позвонить мне на работу в…
- Нет. Я не буду звонить вам на работу. Извините, что разбудил вас.
Он повесил трубку. Грантэм посмотрел на ряд кнопок на своем телефоне и набрал семь цифр, подождал, затем набрал еще шесть, а затем еще четыре. Полученный номер он записал в блокнот у телефона и положил трубку. Телефон-автомат находился на Пятнадцатой улице в Пентагон-сити.
Гэвин Вереек проспал четыре часа и поднялся в состоянии алкогольного опьянения. Через час, когда он прибыл на службу, алкоголь начал выветриваться, а боль в голове слегка отпустила. Он проклинал себя и ругал Каллагана, который, несомненно, будет спать до полудня и проснется свежим и бодрым, готовым лететь в Новый Орлеан. Они ушли из ресторана в полночь, когда тот закрывался, затем заваливались в несколько баров, все шутили, что не смогут попасть на пару порнографических сеансов, поскольку их любимый кинотеатр был взорван. Таким образом, они пили до трех или четырех часов.
В одиннадцать Вереек должен был встретиться с директором Войлзом. Ему было крайне необходимо появиться трезвым и собранным, что казалось невозможным. Он приказал секретарше закрыть дверь и объяснил ей, что подхватил ужасный вирус, возможно, гриппа, и что ему необходимо побыть одному, если только не случится что-либо из ряда вон выходящее. Она внимательно посмотрела ему в глаза и, как ему показалось, все поняла. Ведь запах пива обычно не исчезает после сна.
Она вышла и прикрыла за собой дверь. Он запер ее. Позвонил Каллагану, но телефон в его номере не отвечал.
Что за жизнь! Его лучший друг зарабатывал почти столько же, а работал всего по тридцать часов в неделю и при этом мог выбирать себе молодых и стройных пассий на двадцать лет моложе себя. Потом он вспомнил об их грандиозных планах провести неделю в Сент-Томасе и представил разгуливающую по берегу Дарби. Он обязательно поедет, даже если это ускорит развод.
Волна тошноты прокатилась в груди и подступила к горлу. Он быстро лег на пол и замер. Дешевый казенный ковер. Он дышал глубоко, вскоре у него застучало в висках. Потолок перед глазами не плавал, и это вселяло надежду. Прошло три минуты, и стало очевидно, что его не стошнит, по крайней мере сейчас.
Его "дипломат" находился в пределах досягаемости, и он осторожно подтянул его к себе. Нашел внутри конверт, лежавший среди утренних газет. Открыл его и развернул изложение дела, держа его обеими руками в шести дюймах над головой.
Оно состояло из тринадцати страничек, распечатанных на компьютере через два интервала с большими полями. Столько он мог одолеть. На полях от руки были сделаны пометки и целые разделы носили следы правки. Сверху были написаны от руки фломастером слова "Первый вариант". Здесь же были отпечатаны ее имя, адрес и номер телефона.
Он пробежит его за несколько минут, пока лежит на полу, затем, даст Бог, почувствует себя в состоянии сесть за стол и приступить к своим обязанностям важного правительственного адвоката. Он вспомнил о Войлзе, и удары в голове усилились.
Она излагала в хорошем стиле, принятом среди ученых-правоведов, с использованием распространенных предложений и сложных слов. Но ее мысль прослеживалась ясно. Она избегала двусмысленности и юридического жаргона, к чему так неравнодушны студенты. Адвокат, состоящий на службе у американского правительства, сделал бы это иначе.
Гэвин никогда не слышал о ее подозреваемом и был уверен, что он не значится ни в одном из списков. С технической точки зрения это было не изложение судебного дела, а, скорее, повествование о судебной тяжбе в Луизиане. Она приводила факты сжато и делала их интересными. Даже увлекательными. Она не страдала верхоглядством.
Изложение фактов заняло четыре страницы, следующие три страницы она заполнила краткими историями сторон. Это было несколько утомительно, но он продолжал чтение, так как оно уже захватило его. На восьмой странице обобщался ход судебного разбирательства, на девятой упоминалось об апелляции, а последние три раскрывали невероятный след, ведущий к устранению Розенберга и Джейнсена из Верховного суда. Каллаган сказал, что она уже отказалась от этой версии, да и из текста было видно, что в конце концов ее задор пропал.
Однако изложение читалось с большим интересом. В какой-то момент он забыл о своем плачевном состоянии и прочел тринадцать страничек студенческого текста, лежа на полу, на грязном ковре, отставив миллионы дел, ожидавших его внимания.
Раздался легкий стук в дверь. Он медленно сел, затем быстро вскочил на ноги и подошел к двери.
- Да.
Это была секретарша.
- Извините, что беспокою, но директор хочет видеть вас у себя в кабинете через десять минут.
Вереек открыл дверь.
- Что?
- Да, сэр, через десять минут.
Он протер глаза и тяжело задышал.
- Зачем?
- Меня бы понизили в должности, если бы я задавала такие вопросы, сэр.
- У вас есть зубной эликсир?
- Полагаю, что да, есть. Он вам нужен?
- Я бы не спрашивал, если бы он не был нужен. Принесите. А какая-нибудь жвачка у вас есть?
- Жвачка?
- Да. Жевательная резинка.
- Да, сэр. Она вам тоже нужна?
- Принесите же мне зубной эликсир, жвачку и аспирин, если есть.
Он прошел к своему столу и сел, держась руками за голову и потирая виски. Из приемной доносился звук выдвигаемых ящиков, а затем появилась секретарша с тем, что он просил.
- Спасибо. Извините за резкость. - Он показал на листы с изложением дела, лежащие на стуле у стены: - Отошлите это Эрику Исту, он находится на четвертом этаже. Сделайте от моего имени приписку. Скажите ему, чтобы он посмотрел это, когда у него выдастся свободная минута.
Она взяла дело и вышла.
Флетчер Коул открыл дверь Овального кабинета и с мрачным видом пригласил Льюиса К.О. и Эрика Иста войти. Президент находился в Пуэрто-Рико, пострадавшей от урагана, и директор Войлз отказался встречаться с Коулом один на один. Он посылал своих мелких сошек.
Коул указал им на диван, а сам сел напротив за кофейный столик. Его пиджак был застегнут на все пуговицы, а галстук повязан безупречно. Он никогда не расслаблялся. Исту приходилось слышать удивительные вещи о его привычках. Он работал по двадцать часов в сутки семь дней в неделю, не пил ничего, кроме воды, и питался в основном из автоматов в подвале здания. Он мог читать, как компьютер, и часами ежедневно просматривать служебные записки, доклады, корреспонденцию и горы подготовленных законопроектов. Память у него была отменной. Вот уже неделю они приходили в этот кабинет с ежедневными докладами о ходе расследования и вручали их Коулу, который проглатывал их и держал в памяти до следующей встречи. Если они допускали ошибку в чем-либо, он буквально терроризировал их. Его ненавидели, но не могли не уважать. Как работник он был выше и трудолюбивее их. И он знал это.
Он пребывал в самодовольном одиночестве в стенах Овального кабинета. Его босс был в отъезде, позируя перед камерами, но реальная власть оставалась здесь и правила страной.
Льюис положил на стол толстую пачку листов доклада за последние сутки.
- Есть что-нибудь новое? - спросил Коул.
- Возможно. Французские полицейские, просматривая, как обычно, пленку, отснятую контрольными камерами в парижском аэропорту, опознали, как им кажется, одно лицо. Они сличили пленку с материалом, отснятым двумя другими камерами в зале под разными углами, и затем сообщили в Интерпол. Лицо замаскировано, но Интерпол считает, что это Камель, террорист. Я уверен, что вы слышали о…
- Я слышал.
- Они изучили всю пленку и пришли к убеждению, что он сошел с самолета, прибывшего беспосадочным рейсом из Далласа в среду, примерно через десять часов после того, как было обнаружено тело Джейнсена.
- "Конкорд"?
- Нет, самолет авиакомпании "Юнайтед". Судя по времени съемки и местам расположения видеокамер, они могут следить за всеми выходами.
- А Интерпол связался по этому поводу с ЦРУ?
- Да. Они имели разговор с Глински примерно в час дня.
На лице Коула не отразилось ничего.
- Насколько они уверены?
- На восемьдесят процентов. Он мастер заметать следы, путешествовать таким образом несколько не в его правилах. Поэтому здесь есть в чем усомниться. Мы приложили фотографии и справку для президента. Честно говоря, изучив фото, я не могу сказать что-то определенное. Но Интерпол знает его.
- Он не так уж охотно фотографировался все эти годы, не так ли?
- Да, иначе мы бы знали об этом. К тому же, по слухам, он каждые два-три года ложится под нож, чтобы сделать пластическую операцию и изменить свое лицо.
Коул с минуту раздумывал.
- О’кей. Что, если это Камель, и что, если он связан с убийствами? Что это значит?
- Это значит, что мы никогда не найдем его. В настоящее время он активно разыскивается девятью странами, включая Израиль. Это значит, что кто-то заплатил ему кучу денег, чтобы он применил свой талант здесь. Мы всегда говорили, что это был профессиональный убийца или убийцы, которые скрылись, пока тела еще не успели остыть.
- Это мало что значит.
- Можно сказать, так.