Больше они не видели ни людей, ни машин. К трем часам они прибыли в дом судьи, как моряки, потерпевшие кораблекрушение, на спасительный берег, быстро переоделись в сухое и в четверть четвертого уселись в гостиной со стаканами виски и тряпками для чистки ружей, когда зазвонил телефон.
- Это уже не по-соседски, - вздохнул судья и снял трубку.
Берни Хэкетт более гнусавым голосом, чем обычно, сообщил, что только что вошел в дом тетушки Фанни Эдамс и обнаружил ее на полу студии, мертвую, как очищенная кукуруза.
- Тетушка Фанни мертва?! - воскликнул судья Шинн.
Джонни поставил свой стакан.
Судья положил трубку и повернулся к нему.
- Сердце? - спросил Джонни, жалея, что не может смотреть в другую сторону.
- Мозги. - Судья шарил руками по сторонам. - Берни Хэкетт говорит, что мозги разбрызгались по ее платью. Где же мое ружье?
* * *
Они прошлепали по лужам к парадной двери дома Фанни Эдамс, но та оказалась запертой. Судья Шинн постучал дверным молотком.
- Берни! Это я, Луис Шинн!
- Я запер дверь, судья, - послышался голос Берни Хэкетта. - Подойдите к кухонной двери.
Они побежали к восточной стороне дома. Кухонная дверь была распахнута, а в проеме стоял смертельно бледный констебль Хэкетт. Холодная вода текла из крана в раковину, как будто он только что ею пользовался. Констебль закрыл кран и сказал:
- Входите.
В дверях собралась лужа мутной воды. На шелковистом линолеуме виднелись грязные следы больших ног Хэкетта.
Маленькая кухня выглядела вполне современной, с электроплитой, большим холодильником и мусоропроводом возле раковины. На столе стояли тарелка с наполовину съеденным куском вареного окорока и картофельным салатом, блюдо с вишневым пирогом, кувшин молока и чистый стакан.
Судья медленно направился к двери в стене напротив.
- Позвольте мне, - сказал Джонни. - Я к этому привык.
- Нет.
Открыв дверь, старик шагнул в комнату. Джонни последовал за ним. Позади констебль Хэкетт разговаривал по телефону, сердито требуя у оператора соединить его.
Студия была почти квадратной. Две ее внешних стены состояли почти сплошь из стекла, выходя на север и на запад. С северной стороны открывался вид на кукурузное поле Мертона Избела, тянущееся почти до горизонта, а с западной - на церковь и кладбище за каменной оградой.
Фанни Эдамс лежала на полу, напоминая маленькую груду костей, покрытую испачканным красками халатом; струйки крови на ее висках уже приобретали цвет грязи; старческая сморщенная рука с голубыми венами все еще сжимала кисть. На мольберте позади нее стояла картина. Палитра, упавшая на пол у северного окна, испачкала пол краской.
Вернувшись в кухню, Джонни взял с полки чистое льняное полотенце и снова вошел в студию. Берни Хэкетт положил трубку и последовал за ним.
Джонни накрыл полотенцем лицо и руку мертвой женщины.
- Два тринадцать, - сказал судья. - Запомните это время. - Он повернулся к закопченному камину в южной стене, делая вид, что разглядывает его.
Джонни присел на корточки. Оружие валялось на полу рядом с телом. Это была длинная чугунная кочерга, выщербленная огнем. Кровь на ней уже засохла.
- Кочергу взяли с камина? - спросил Джонни.
- Да, - не оборачиваясь, ответил судья. - Ее выковал дед тетушки Фанни, Томас Эдамс, в кузнице, которая некогда находилась на участке. Даже в смерти она не могла избавиться от прошлого.
"А кто может?" - подумал Джонни.
- Взять хотя бы эту комнату. Раньше здесь была кухня. Когда Гершом умер, а тетушка Фанни занялась живописью, она отделила восточный край для маленькой современной кухни, а остальное превратила в студию. Снесла старые северную и восточную стены, впустила свет, выложила новый пол, встроила стенные шкафы, но оставила старый камин - говорила, что не может без него жить. - Судья Шинн горько усмехнулся. - В результате это ее и убило.
- В два тринадцать, - сказал Берни Хэкетт.
- Знаю, констебль, - отозвался Джонни. - Вы не трогали медальон?
- Нет. - Голос Хэкетта звучал холодно.
Старомодные часы-медальон на золотой цепочке, которые Джонни вчера видел на Фанни Эдамс, все еще висели у нее на шее. Но они умерли вместе с ней. Один из страшных ударов не попал по голове, а пришелся на медальон, разбив крышку с камеей. Стрелки на треснувшем циферблате с римскими цифрами показывали наступление момента вечности - два тринадцать. Тринадцать минут третьего, в субботу 5 июля. На футляре часов четко виднелась полоска сажи, оставленная кончиком кочерги.
Джонни поднялся.
- Как ты обнаружил ее, Берни? - Судья наконец повернулся - его длинное лицо казалось застывшим.
- Я давно уговаривал тетушку Фанни застраховать ее картины, - сказал Хэкетт. - Лаймен Хинчли выписал ей страховку от пожара на дом и мебель, но в этом шкафу у нее больше сотни картин, которые стоят целое состояние. Вчера я наконец убедил ее сообщить мне рыночную цену картин. Поэтому сегодня я поехал в Кадбери повидать Лаймена Хинчли насчет страховки, уточнил все цифры и вернулся сюда, чтобы сообщить их ей. Тогда я и нашел ее лежащей здесь.
- В котором часу это было, Берни?
- За минуту-две до того, как я сообщил вам, судья.
- Нам лучше позвонить коронеру в Кадбери.
- Незачем ему звонить, - быстро сказал Хэкетт. - Я уже звонил доку Кушмену в Комфорт, пока ждал вас здесь.
- Но Кушмен всего лишь заместитель коронера в Комфорте, Берни, - терпеливо объяснил судья Шинн. - Это криминальная смерть, которая находится под юрисдикцией коронера округа. Кушмену все равно придется обратиться к Барнуэллу в Кадбери.
- Кушмен ни к кому не будет обращаться, - проворчал Хэкетт. - Я ничего ему не рассказал, только попросил приехать немедленно.
- Почему? - сердито осведомился судья.
- Просто не захотел. - Недоразвитый подбородок внезапно выпятился.
Судья Шинн уставился на него. В этот момент завыла деревенская пожарная сирена. Звук становился все громче и громче, наполняя дом.
- Кто ее включил?
- Я только что позвонил Питеру Берри, чтобы тот послал Кэлвина Уотерса в пожарное депо включить сирену. Это соберет всех.
- Еще как! - Судья резко повернулся к двери в кухню. Лишенный подбородка констебль не сдвинулся с места. - Уйди с дороги, Берни. Я должен позвонить в полицию штата и шерифу…
- Незачем, судья, - сказал Хэкетт.
- Ты уже им звонил?
- Нет.
- Не морочь мне голову, Берни Хэкетт! - рявкнул судья. - Я и так сам не свой. Это дело об убийстве. Нужно уведомить соответствующие власти…
- В Шинн-Корнерс я соответствующая власть, не так ли, судья? - прервал его Хэкетт. - Я избранный констебль. Закон гласит, что я могу обращаться за помощью к шерифу округа, когда это необходимо. А сейчас в этом нет надобности. Скоро мы соберем отряд и начнем охоту.
- Но созыв отряда для поимки преступника - функция… - Судья Шинн оборвал фразу. - Охоту? За кем, Берни? Что ты утаиваешь?
Хэкетт быстро заморгал.
- Я ничего не утаиваю, судья. Просто не успел рассказать. Пру Пламмер позвонила мне сюда, когда я положил трубку после разговора с вами. Сказала, что ошибочно приняла ваши два звонка за ее три, ну и, как обычно, подслушала разговор. Пру сообщила мне кое-что, прежде чем начала распространять новости по всей деревне. Примерно в четверть второго в ее заднюю дверь постучал бродяга - опасный на вид иностранец, говоривший на ломаном английском. Она толком его не поняла, но вроде бы он просил поесть. Пру прогнала его… - Хэкетт откашлялся, - но она говорит, что он пошел по Шинн-роуд и свернул к кухонной двери дома тетушки Фанни.
- Бродяга? - переспросил судья.
Он посмотрел на Джонни, который стоял спиной к нему, глядя в северное окно на амбар и пристройку Фанни Эдамс и тянущееся позади кукурузное поле Избела.
- Бродяга, - кивнул констебль Хэкетт. - Вы отлично знаете, судья, что никто в Шинн-Корнерс не стал бы бить по голове тетушку Фанни. Ее убил бродяга, и он не мог уйти далеко пешком в такой ливень.
- Бродяга, - снова повторил судья.
Сирена умолкла, и наступившую тишину сменили звуки на дороге и в саду, а затем топот ног в кухне.
Судья Шинн внезапно потянул дверь на себя и вышел в кухню вместе с Берни Хэкеттом. Джонни услышал сердитое женское бормотание и успокаивающий голос судьи.
Дождь все еще хлестал за окном. Вода стекала с амбара на задний двор и односкатную крышу пристройки, открытой спереди и сзади, сквозь которую виднелась каменная ограда поля Избела.
Джонни повернулся к холсту на мольберте.
Фанни Эдамс запечатлела в своей примитивной, но тщательной манере яростное буйство природы, заливаемый дождем амбар, открытую пристройку, каждый камень в ограде, каждый высокий желтый высохший стебель в поле Избела, каждое покосившееся надгробие в углу кладбища под разверзшимися и кровоточащими небесами.
Джонни посмотрел на маленькую груду костей, вспоминая темно-серое лицо бродяги, робкие блестящие глаза, зеленую велюровую шляпу, перевязанный веревкой саквояж, хлюпающие по воде башмаки… "Ты была великой художницей и прекрасным человеком, - думал он, - а в твоей смерти не больше смысла, чем в моей жизни…"
В комнату вошли судья, Сэмюэл Шир и еще один мужчина.
- Сожалею, Феррис, - мягко обратился к нему судья, - что ее постигла такая смерть.
Мужчина закрыл глаза и отвернулся.
* * *
- Мы не должны испытывать предубеждения, - с беспокойством заговорил мистер Шир. - Наш Господь был беднейшим из бедных. Можем ли мы обвинять человека в преступлении лишь потому, что он просит пищи и бродит под дождем?
- Бродит под дождем? - резко переспросил внучатый племянник Фанни Эдамс. - Кто?
Они увели его из студии в столовую, где находились Пру Пламмер и Элизабет Шир. Пру алчно поглаживала петлю в форме бабочки на двери в студию, но, услышав вопрос Ферриса Эдамса, рассказала ему о человеке, который просил еды у ее задней двери.
- Я тоже видел бродягу, - заявил Эдамс.
- Где? - спросил констебль Хэкетт.
- Прошу вас помнить, что вы христиане, - вмешался мистер Шир. - Я останусь с телом. - Он вернулся в студию, а его толстая жена села в углу.
- Я видел бродягу! - повторил Эдамс, повысив голос. Это был высокий щеголеватый мужчина с редеющими каштановыми волосами и чисто выбритыми щеками, на которых розовели пятна. - Я ехал из Кадбери, чтобы навестить тетю Фанни, и увидел человека на дороге… Мисс Пламмер, как этот бродяга выглядел?
- Он был в старом светлом твидовом пиджаке, темных штанах и нес дешевый саквояж, перевязанный веревкой.
- Тогда это он! Я видел его несколько минут назад! Сколько сейчас времени? Он не мог уйти далеко!
- Успокойтесь, мистер Эдамс, - сказал Берни Хэкетт. - Где вы видели этого парня?
- Я прибыл сюда около половины четвертого и проехал мимо него несколькими минутами раньше! Это было по другую сторону Лягушачьего пруда, со стороны Кадбери, примерно в трех четвертях мили от пруда. Бродяга шел по направлению к Кадбери. Он вел себя странно - прыгнул в кусты, когда увидел мой автомобиль.
- Менее четырех миль отсюда, а сейчас три тридцать пять… Скажем, вы проехали мимо него десять-двенадцать минут назад… - Хэкетт задумался. - Он не мог пройти больше полумили после того, как вы видели его. Ваша машина стоит снаружи, мистер Эдамс?
- Да.
- Я должен оставаться здесь - собрать отряд и обеспечить, чтобы все держали язык за зубами. Судья, я уполномачиваю вас, мистера Шинна и мистера Эдамса поехать за бродягой. Вероятно, он опасен, но у вас два ружья. Не используйте их без надобности, но и не подвергайте себя риску. В вашем баке достаточно бензина, мистер Эдамс?
- Слава богу, я заправился сегодня утром.
- Мы выедем через пять-десять минут после вас, - сказал констебль. - Удачной охоты.
Старый автомобиль Ферриса Эдамса тарахтел, взбираясь на холм под дождем. Джонни и судья тряслись на пружинных сиденьях, сжимая в руках ружья.
- Надеюсь, "дворники" выдержат, - с беспокойством произнес Эдамс. - Думаете, он вооружен?
- Не волнуйтесь, Феррис, - сказал судья. - С нами охотник на людей - только что с войны.
- Мистер Шинн? О, Корея! Вам приходилось убивать, мистер Шинн?
- Да, - ответил Джонни.
* * *
Они поняли, что это тот самый человек, как только увидели его. Бродяга шагал по мокрой дороге, то и дело оглядываясь; саквояж колотил его по коленям, когда он перекладывал его из одной руки в другую; нелепая велюровая шляпа, превратившись в колокол, прилипла к его ушам.
- Это он! - крикнул Феррис Эдамс. Нажав на клаксон, он высунулся из окошка. - Именем закона, остановитесь!
Бродяга спрыгнул с дороги вправо и исчез.
- Он убегает! - завопил адвокат. - Стреляйте, мистер Шинн!
- Да, сэр, - сказал Джонни, не двигаясь. Перед его мысленным взором мелькала размозженная голова Фанни Эдамс, становясь частью его кошмаров. А сейчас ему велели стрелять в живого человека, спасающего свою жизнь…
- Куда стрелять, Феррис? - сердито отозвался судья Шинн. - Остановите машину. Вы не можете ехать по этому болоту.
- Он не уйдет от меня, - буркнул Эдамс, борясь с рулем. - Разве это не дорога для фургонов?
- Не будьте идиотом! - рявкнул судья. - Как далеко мы сможем по ней проехать?
Автомобиль уже нырнул в грязь - его колеса жалобно стонали.
Они устремились в погоню. Бродяга появился вновь - очевидно, после пребывания в течение нескольких секунд по колено в трясине дорога, покрытая грязью глубиной в пять дюймов, стала казаться ему пригодной для бега. Он мчался вперед, виляя из стороны в сторону, как будто ожидал пули, и держа саквояж под мышкой.
Они находились в болотистой местности примерно в четырех с половиной милях к северу от Шинн-Корнерс, значительно дальше Лягушачьего пруда. Знаки предупреждали об опасной трясине, а продолжавшийся почти два часа ливень не улучшил ситуацию. Клубящийся туман смыкался вокруг них.
- Мы потеряем его в этом гороховом супе! - бесновался Эдамс. - Будем преследовать его пешком!..
- Погодите, Феррис. - Судья всматривался вперед, нервно теребя ружье. - Остановите машину!
Тормоза заскрипели. Эдамс выскочил из автомобиля, дико озираясь.
Машина стояла у самого края болота. Эдамс подобрал тяжелый камень и бросил его в трясину. Камень тут же исчез, а болото заколебалось, как живое.
- Мы потеряем его! - бушевал Эдамс.
Они стояли под дождем, вглядываясь в туман.
- Далеко ему не уйти, - сказал Джонни.
- Вот он! - крикнул Эдамс. - Стойте, или мы будем стрелять!
Беглец пробирался по колено в трясине ярдах в сорока впереди.
- Мистер Шинн… судья… стреляйте или дайте мне ружье…
Джонни оттолкнул возбужденного адвоката в сторону. Судья с любопытством смотрел на него.
- Стойте! - крикнул Джонни. - Стойте, и вы не пострадаете!
Но бродяга двигался дальше, молотя руками и ногами.
- Почему вы не стреляете? - Эдамс взмахнул кулаком.
Джонни поднял 20-калиберное ружье и нажал на спуск. При звуке выстрела беглец конвульсивно дернулся и упал.
- Вы попали в него! - восторженно крикнул адвокат.
- Я стрелял поверх его головы, - отозвался Джонни. - Оставайтесь на месте!
Бродяга с трудом поднялся. Он потерял саквояж и шляпу. Внезапно он метнулся за большой дуб. Когда они добрались до дерева, его и след простыл.
Преследователи держались вместе, крича и иногда стреляя в воздух. Но бродяга исчез, словно провалился в трясину.
Постепенно они выбрались на дорогу.
- Вы должны были всадить пулю ему в ногу! - негодовал Феррис Эдамс. - Я бы сделал это, будь у меня ружье!
- В таком случае, Феррис, я рад, что его у вас не было, - сказал судья. - Ему все равно не уйти.
- Но ведь он уже ушел!
- Недалеко, уверяю вас. На болотах он заперт, а если выйдет на дорогу, его схватят через несколько минут. Берни Хэкетт и остальные вот-вот будут здесь… В чем дело, Джонни?
- Смотрите. - Джонни прикоснулся к локтю судьи. Автомобиль Эдамса уже не стоял на краю болота. Его засосала трясина - виднелся только самый верх.
- Моя машина! - ошеломленно произнес Феррис Эдамс.
Джонни указал на серию узких овальных ямок в грязи между следами автомобиля, оканчивающихся у края болота.
- Его следы. Бродяга отпустил тормоз и столкнул автомобиль в трясину. Вероятно, он вернулся к дороге, увидел машину и решил, что у него будет больше шансов спастись, если нам придется тоже идти пешком. Не повезло вам мистер Эдамс.
- Сожалею, Феррис, - сказал судья. - Нам лучше вернуться на главную дорогу и подождать других машин.
- Дайте мне ваше ружье! - потребовал адвокат.
- Нет, Феррис. Этот человек нам нужен живым, а сталкивание автомобиля в болото не карается смертью.
- Но он убийца, судья!
- Мы этого не знаем. Нам известно лишь то, что его видели идущим к кухонной двери дома вашей тети минут за двадцать до того, как ее убили.
- Но ведь это доказывает, что ее убил он, не так ли? - буркнул Эдамс.
- Вы же юрист, Феррис, и должны знать, что это не доказывает ничего подобного.
- Я знаю только то, что намерен схватить головореза живым или мертвым!
- Вы зря тратите время, - сказал Джонни. - Теперь, когда у нас нет машины, он рискнет выбраться на главную дорогу. Нам лучше двигаться туда.
Они зашагали назад по покрытой грязью дороге для фургонов. Феррис Эдамс молча шел впереди. Джонни и судья не смотрели друг на друга.
Внезапно они услышали голоса, звуки возни, мужской смех. Эдамс пустился бегом.
- Они поймали его!
Седан Хьюберта Хемаса и фермерский грузовик Орвилла Пэнгмена блокировали асфальтированную дорогу. Беглец лежал на спине, погребенный под кучей молотящих рук и ног близнецов Хемас, Эдди Пэнгмена, Джоэла Хэкетта и Дрейкли Скотта. Вокруг стояли с ружьями Хьюберт Хемас, констебль Хэкетт, Орвилл Пэнгмен, старый Мертон Избел и толстый Питер Берри. Когда трое подошедших мужчин пробились сквозь толпу, куча рассеялась и братья Хемас, поставив жертву на ноги, прижали ее к борту грузовика Орвилла Пэнгмена.
- Держи свои паршивые руки над головой! - Эдди Пэнгмен ткнул дулом ружья в живот бродяги. Дрожащие руки взлетели кверху.
Томми Хемас с ухмылкой пнул пленника ногой в пах. Тот с воплем повалился наземь, вцепившись руками в пострадавшее место. Дейв Хемас снова поднял его и прижал к грузовику. Ноги бродяги судорожно подергивались.
Джонни Шинн чувствовал, как внутри у него зашевелилась холодная мутная ярость, которую, как ему казалось, он утратил навсегда. Раздробленная голова старухи соединялась перед его глазами с дергающимися ногами беглеца, словно это были части одного терзаемого тела.
Почувствовав на своем плече руку судьи, он удивленно посмотрел вниз. Его палец лежал на спусковом крючке ружья, дуло которого было направлено в пряжку пояса Томми Хемаса.
Джонни поспешно опустил ружье.