Бывшая актриса Марджери Вейн возвращается на родину. Более двадцати лет назад прямо на сцене, во время спектакля "Ромео и Джульетта", умер ее муж. Теперь труппа ее имени решила поставить такой же спектакль. Никто не мог предвидеть, что убийца ждет своего шанса: во время репетиции Марджери будет убита арбалетной стрелой в запертой наглухо ложе "В". Кто мог так сильно ненавидеть эту женщину?
Содержание:
-
Джон Диксон Карр - "Паника в ложе "В"" 1
-
Глава 1 - ПУТЕШЕСТВИЕ 1
-
Глава 2 - ПЕРЕРЫВ В ПУТЕШЕСТВИИ 3
-
Глава 3 - НЕСЧАСТНЫЙ ВЛЮБЛЕННЫЙ 7
-
Глава 4 - ТЕАТР "МАСКА" 9
-
Глава 5 - МНОГО МАСОК 12
-
Глава 6 - МАСКИ НА МЕСТЕ 15
-
Глава 7 - НАЧАЛО ПАНИКИ 17
-
Глава 8 - ПАНИКА 19
-
Глава 9 - АРБАЛЕТ И БРИЛЛИАНТЫ 22
-
Глава 10 - МАСКА АКТЕРА 24
-
Глава 11 - ПОЗДНО НОЧЬЮ 26
-
Глава 12 - ПРЕМЬЕРА 29
-
Глава 13 - ВЕЧЕРИНКА МАСОК 31
-
Глава 14 - ПАНИКА В "ЗЕЛЕНОЙ КОМНАТЕ" 33
-
Глава 15 - МАСКА ГОБЛИНА 36
-
Глава 16 - ДВА ЧАСА НОЧИ 38
-
Глава 17 - ПРАВДА В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ? 40
-
Глава 18 - СНОВА ПАНИКА 42
-
Глава 19 - МАСКА СБРОШЕНА 44
-
Глава 20 - КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ 45
-
-
Примечания 49
Джон Диксон Карр
"Паника в ложе "В""
Посвящается Холлы и Артуру Мэджилл
Глава 1
ПУТЕШЕСТВИЕ
Ночь наступала с грохотом и ревом. Дождь хлестал по открытым палубам и стеклам закрытых помещений королевского почтового судна "Иллирия", следующего рейсом в Нью-Йорк и сражающегося с январскими бурями в Атлантике. Тем не менее погода была не самая плохая, а гироскопы обеспечивали лайнеру устойчивость. "Иллирия" - точная копия "Сильвании", за исключением того, что она была приписана к Ливерпульскому, а не Саутгемптонскому порту, - попала в сильный шторм, но едва покачивалась на волнах.
В курительной первого класса, расположенной спереди прогулочной палубы, громко скрипели переборки, украшенные коричневыми щитами с эмблемами различных полков британской армии. Был сонный послеобеденный час. В салоне отдыха, который отделял от курительной вестибюль с лестницей, ведущей к каютам, начинался сеанс игры в бинго под наблюдением помощника судового эконома; за ним должны были последовать не внушающие особого энтузиазма танцы в сопровождении ансамбля Джимми Такого-то.
Курительную с коричневыми кожаными креслами и маленькими столиками с красными крышками тоже нельзя было назвать веселым местечком. Нэт - низкорослый бармен с седыми волосами, морщинистой физиономией и зловещими черными бровями - лениво откинулся на спинку стула за стойкой. Стюард Джорджи подремывал стоя. В этот час выпивка потребовалась только двум пассажирам.
Филип Нокс со стаканом в руке медленно бродил между своим столиком и дверью вестибюля, приспосабливая шаги к движениям корабля и обдумывая миссию, с которой он направлялся в Америку. Этот худощавый, добродушный и довольно видный мужчина был весьма популярным историком. Филипу Ноксу исполнилось пятьдесят четыре года. Но, сохранив стройную фигуру, лишенные седины волосы и чувство юмора, он редко сожалел об ушедшей молодости. Миссия в Америке также не слишком его беспокоила - Нокс полагался на свои обаятельные манеры, приятный голос и красноречие.
В самом большом кресле, пыхтя и усмехаясь, восседал старый друг Нокса, доктор Гидеон Фелл.
Очки с черной лентой, неровно сидящие на переносице, поблескивали на фоне багрового лица. Разбойничьи усы ощетинились, но вполне благодушно. Усмешки сотрясали его многочисленные подбородки, пробегая по складкам жилета. Громоздкий и весьма неопрятно одетый, он расположился в кресле с зажженной сигарой в одной руке и высоким стаканом в другой, напоминая не то Деда Мороза, не то старого короля Коула.
- Хе-хе! - произнес доктор Фелл. - Мне пришло в голову…
- Что-что? - Нокс вздрогнул и удивленно посмотрел в стакан своего компаньона. - Извините, доктор Фелл, но что вы пьете? Вы отказались от английского пива?
Доктор Фелл шумно засопел.
- Напротив, друг мой, - ответил он. - Скажем так: английское пиво отказалось от меня - вернее, от всех нас. - Он поднял свой стакан. - Знаете, американское пиво вполне достойно употребления. В наши вырождающиеся дни, когда в английском эле не больше алкоголя, чем в обычной газировке, поневоле оценишь сорта вроде "Старый Гейдельберг" или "Гордость Милуоки". Trink heil, как гласил саксонский тост! Nunc bibendum est!
Нокс, сделав еще один глоток "Гордости Милуоки", поставил стакан на столик.
- Мы установили, - снова заговорил доктор Фелл, - что едем с одной и той же целью: участвовать в зимнем лекционном туре для бюро "Бойлстон", на Пятой авеню, 666. Само бюро, конечно, базируется в Нью-Йорке, но маршрут охватывает значительную территорию Соединенных Штатов. Полагаю, ваш тур рассчитан на десять недель?
- Да, примерно. Я начинаю в Цинциннати 18 января и заканчиваю в Ланкастере, штат Пенсильвания, в последний день марта.
- График не слишком отличается от моего, - заметил доктор Фелл. - Я начинаю мою нечестивую деятельность в Олбени и заканчиваю в месте, именуемом… ладно, не имеет значения. Скажите, сэр, вы впервые отправляетесь так далеко с чтением лекций?
- Официально - да. Но мне нравится путешествовать и знакомиться с людьми. Так что я с нетерпением ожидаю начала тура.
- В таком случае вы, возможно, неплохо проведете время. Но позвольте старому ветерану, который почти ежегодно поддается искушению занять место у кафедры, предупредить о некоторых вещах, которые вас ожидают.
- Ну?
- Несмотря на маршрут, тщательно подготовленный лекционным бюро, вас будут постоянно запихивать в самолет очень рано утром. Пожалуйста, учтите, что в такое время коммерческих рейсов нет, даже при хорошей погоде. Когда погода портится и вам приходится пользоваться поездами или автобусами, у этих видов транспорта появляются столь же скверные привычки. Советую путешествовать с как можно меньшим количеством багажа. Иначе вы рискуете оказаться с тяжелым чемоданом на автобусной остановке, откуда взять такси до отеля не представляется возможным. В феврале, когда вас, вероятно, отправят на Средний Запад, снежная буря парализует любой город, где вы должны выступать. Учитывая нелетную погоду и опоздание всех поездов из Чикаго на шесть-десять часов, вы будете возвращаться в Нью-Йорк, если вообще сможете туда добраться, около четырех часов ночи. Но я не стану терзать вас далее, так как вы, кажется, не верите ни единому моему слову.
- Откровенно говоря, стараюсь не верить.
- Я просто-напросто, - продолжал доктор Фелл, - пытаюсь внушить вам одну тревожную мысль. Будучи иностранцем, вы уверены, что вашу речь правильно поймут?
Филип Нокс ошеломленно уставился на него:
- Правильно поймут? Не забывайте, доктор Фелл, что я американец. Я родился и вырос в Уайт-Плейнс, штат Нью-Йорк.
- Афинские архонты! - воскликнул доктор Фелл, размахивая сигарой. - Я ничего не забываю. Но сколько лет вы живете в Англии?
- Чуть более тридцати. Точнее, тридцать два.
- Это мне также известно! У вас до сих пор сохранился восточноамериканский акцент, но за эти годы, друг мой, мы так привыкли к вам, что нам кажется, будто вы говорите так же, как мы. Между прочим, какова тема ваших лекций?
- "Тайны прошлого" - несколько классических загадок истории, если только это не звучит чересчур напыщенно. - Нокс усмехнулся. - А ваша тема?
- "Убийства, с которыми я сталкивался", - ответил доктор Фелл.
Казалось, в курительной внезапно повеяло холодом. Словно ощутив это, доктор Фелл поежился в кресле.
Палуба под ними медленно поднималась и круто падала вниз. Море как будто пудовыми кулаками молотило в обшивку "Иллирии". Слегка пошатнувшись, Нокс ухватился за спинку кресла и, когда корабль выпрямился, попросил заново наполнить стаканы. Как только стюард выполнил заказ, он сел за столик лицом к компаньону.
- Что с вами происходит, доктор Фелл?
- Со мной?
- У вас что-то на уме, не так ли? Вы сидите здесь, дымите, как вулкан, и выглядите весьма расстроенным. Едва ли причина этому - волнение на море. Что вас беспокоит?
- Право, ничего! По крайней мере, ничего конкретного. И все же… вы сказали Уайт-Плейнс? Это центр округа Уэстчестер, не так ли? Да, я бывал в этом городе и могу посетить его снова. Мистер Херман Гулик, окружной прокурор Уэстчестера, любезно пригласил меня по окончании тура пожить у него месяц до открытия всемирной выставки в конце апреля. Вы знакомы с мистером Херманом Гуликом из Уайт-Плейнс?
- Конечно нет! Я не был там давным-давно. Едва ли я могу быть знакомым с окружным прокурором.
- А поблизости есть местечко под названием Ричбелл?
- Да, примерно в дюжине миль от Уайт-Плейнс.
- Что оно собой представляет?
- Городок или деревня, названная так в честь некоего Джона Ричбелла, который основал соседнюю деревню Мамаронек в 1661 году; одна из станций Нью-хейвенской пригородной железной дороги от вокзала Гранд-Сентрал через Уэстчестер в Стэмфорд, штат Коннектикут. Станция Ричбелл находится между Мамаронеком и Харрисоном. - Нокс усмехнулся собственным воспоминаниям. - В далеком прошлом я знал девушку, которая жила там. В 20-е годы, еще подростком, я тайком брал машину отца и ездил повидать ее. Тогда это был симпатичный городок.
Доктор Фелл задумчиво скосил глаза:
- Кстати, об этом…
- О чем?
- О женщинах! - рявкнул доктор Фелл, словно отрицая возможное обвинение в непоследовательности. - Черт возьми! - продолжал он, разрубая рукой воздух с шумом, напоминающим ветер в пещере. - Вы прожили в Англии тридцать два года, я знаю вас минимум шестнадцать из них, и тем не менее мы никогда не обсуждали личные дела. Например, вы женаты?
- Нет. То есть да.
- Так да или нет?
- Я был женат. Но с тех пор столько воды утекло… - Нокс казался слегка смущенным. - Мы разошлись почти двадцать лет назад, спустя несколько месяцев после войны, с тех пор не виделись и не поддерживали никакой связи. Но так как никто из нас не начинал бракоразводный процесс, то, полагаю, мы все еще женаты.
- Ваша жена была американкой? Возможно, та самая детская любовь из Ричбелла?
- Нет-нет, ничего подобного! Девушку из Ричбелла звали Констанс, хотя ее фамилию я не могу припомнить. Джуди, моя жена, была стопроцентной англичанкой. Правда, когда мы решили разойтись, она уехала в Америку…
- Значит, леди была англичанкой, но после вашего разрыва отправилась в Америку?
- Неужели это так сложно? - Нокс также повысил голос. - У Джуди имелись собственные деньги, и она была чересчур горда, чтобы взять у меня хоть пенни. К тому же ее любимый дядя уехал в Сан-Франциско и там разбогател. Как раз когда мы решили расстаться, Джуди узнала, что ее дядя умер и все завещал ей. Поэтому она уехала в Нью-Йорк, а потом в Сан-Франциско, чтобы вступить в права наследования. Это был октябрь 45-го года, а сейчас январь 65-го. Конец истории. Кстати, ее звали не Джудит. "Джуди" - не сокращение. Просто она называла меня Панчем, а я ее - Джуди.
- Надеюсь, любя?
- Сначала да. Джуди на десять лет моложе меня. Мы поженились в лондонском ЗАГСе в 38-м году - какое-то время это была великая страсть. Но она стала меня в чем-то обвинять, я ответил тем же, и дело кончилось разрывом. Вот и все.
- Я вам искренне сочувствую, - с неуклюжим смущением промолвил доктор Фелл. - Надеюсь, я не разбередил старую рану? Вы уже не ощущаете… - И подумал: "Интересно, что он ощущает на самом деле?"
Сидя напротив доктора, зажигая сигарету и жонглируя стаканом, который он опустошил почти залпом, Филип Нокс тщетно пытался разобраться в прошлом. Кто был прав? Кто не прав? Он не мог этого определить, да и какое это имеет значение? Казалось абсурдным, что образ Джуди - какой она выглядела тогда и в некоторой степени могла выглядеть теперь - мог все еще иметь над ним какую-то власть. Впрочем, этого нет и не было, исключая первые месяцы после разрыва и некоторые случаи, когда он выпивал слишком много. Конечно, воспоминания до сих пор иногда тревожат его ум и сердце. И все же - после стольких лет! Нет, лучше об этом забыть. Все давным-давно мертво и похоронено.
- Нет, не ощущаю, - ответил Нокс. - Это старая история, и она должна оставаться таковой. За прошедшее время в моей жизни были другие женщины, а в ее, безусловно, - другие мужчины. Кроме того, я уже стар…
- Должен признаться, вы не выглядите стариком.
- Как правило, я себя им не чувствую и стараюсь держаться соответственно. Но вам лучше спросить об этом молодое поколение.
- Кстати, о молодом поколении: у вас с женой были дети?
- Нет - ни Джуди, ни я их не хотели. Послушайте, доктор Фелл, - взорвался Нокс, - почему мы должны развивать эту тему? Как я уже сказал, Джуди уехала в Сан-Франциско; кто-то говорил мне, что она до сих пор там. В высшей степени маловероятно, чтобы мы когда-нибудь встретились, но, если это произойдет, мы встретимся как чужие люди, какими, по-видимому, были всегда. Какого дьявола мы вообще должны говорить о женщинах?
- Потому что вы хотели знать, что меня беспокоит.
- Ну?
- Ну! - Доктор Фелл сделал выразительный жест рукой. - Мы отплыли из Саутгемптона три дня назад, и пройдет еще три или четыре дня, прежде чем мы сойдем на землю. Возможно, к старости я стал восприимчив к телепатии. И все же - афинские архонты! - как можно объяснить атмосферу этого лайнера, иногда напоминающую дом с привидениями, если не атмосферой, окружающей одну из наших спутниц по плаванию?
Нокс выпрямился:
- Вы, случайно, имеете в виду не леди Северн?
- Ее самую. Но давайте договоримся о терминологии.
- То есть?
- Она - леди Северн из Сомерсета и Канна на Лазурном Берегу, - педантичным тоном продолжал доктор Фелл. - Лорд Северн, кажется, умер несколько лет назад. Все же в списках пассажиров леди Северн фигурирует под именем, с которым она родилась и выступала на сцене, - как Марджери Вейн. Родилась она пятьдесят четыре года назад в Монклере, штат Нью-Джерси, в семье преуспевающего врача. Ее подругой в детстве и во взрослой жизни была Элизабет Харкнесс - девушка одного возраста с ней или, возможно, чуть старше. А теперь, мой дорогой Нокс, я должен обратиться к вашим воспоминаниям молодости. Не сердитесь, мы не станем возвращаться к вашей супруге. Но нам придется вернуться к городу Ричбеллу. Коль скоро вы часто бывали там в юные годы, говорит ли вам что-нибудь имя Эдам Кейли?
Воспоминания Нокса тотчас же пробудились.
- Эдам Кейли! - воскликнул он. - Тот, кто организовал в Ричбелле театр "Маска" с постоянной труппой, кажется, в 1928 году! Они намеревались открыться весной. Тогда я был в колледже и не знаю всей истории, но я слышал…
- Очевидно, вы слышали правду, - прервал Нокса доктор Фелл. - Так как мы все еще занимаемся вопросами биографии, позвольте мне уточнить имена и даты.
Давно усопший Эдам Кейли, которого я немного знал в молодости, родился в состоятельной английской семье в Дублине, кажется, в 1867 году. Он никогда не связывался с ирландскими труппами, стараясь держаться сам по себе. Первый актерский триумф он одержал в дублинском театре "Гейети", который в начале века выглядел почти так же, как теперь. В Лондоне Кейли ожидали еще большие успехи перед Первой мировой войной и во время ее. Специализировался он на шекспировских или романтических ролях. Эдам Кейли был отличным фехтовальщиком даже в тот период, когда это искусство считалось необходимым для любого актера. Он был лучшим Сирано де Бержераком из всех, каких я когда-либо видел.
В конце Первой мировой войны Кейли прибыл в Нью-Йорк и завоевал Бродвей. К середине 20-х годов заработал много денег и вкладывал их, избегая рискованных биржевых спекуляций. Кейли купил дом неподалеку от Ричбелла и стал коллекционировать старинное оружие. Хотя он был уже не молод, но не помышлял об уходе на покой. Кейли мог оставаться на Бродвее, сколько позволял его талант. Но его величайшей мечтой было… Думаю, вам это известно?
- Да, - отозвался Нокс. - Понимаете, даже в те годы для жителей Уэстчестера посещать театры в Нью-Йорке - доставать билеты, ездить туда-обратно - было слишком хлопотно, чтобы проделывать это очень часто. Многие считали, что театр в самом округе с постоянной труппой и годовым репертуаром был бы переполнен в любое время.
Сигара доктора Фелла погасла, но он продолжал ей размахивать.
- Это и было величайшей мечтой Эдама Кейли, - снова заговорил он. - Ему хотелось собрать постоянную труппу, которой он мог бы руководить. На Ричбелл-авеню уже был старый театр…
- "Бижу"! - воскликнул Нокс. - Я его помню. Но…
- Но это был обычный провинциальный театр, в котором иногда выступали захудалые странствующие труппы. К тому же он имел дурную репутацию. Много лет назад, когда там шла какая-то крикливая мелодрама, одна неуравновешенная актриса лишилась рассудка и насмерть заколола другую прямо на сцене. Эдам Кейли не имел бы успеха в старом "Бижу". Вместо того…
Эту часть истории было незачем рассказывать Ноксу. В 1927 году "Бижу" полностью снесли. На его фундаменте к концу года был возведен прекрасный бетонный храм, который Эдам Кейли назвал "Маска". Он был оборудован самыми современными сценическими и осветительными приспособлениями. Но в зрительном зале с его позолотой и алым бархатом, бельэтажем и четырьмя пышно украшенными ложами ощущалось дыхание прошлого. Он почти в точности походил на зал театра "Гейети" в Дублине. К 1928 году строительство было завершено.