Наконец адвокат повернулся в его сторону.
– Вы представили свои доводы, если их можно так назвать. Есть у вас вопросы ко мне, в том, что касается доказательств и показаний, фигурировавших на процессе?
– Да, сэр. У меня есть несколько вопросов.
– Мистер Кук говорил мне, что вы обстоятельно проштудировали все, что писали о том процессе в газетах. Так что прошу, спрашивайте. Я не смогу рассказать вам ничего сверх того, что говорилось тогда, но может быть мне удастся прояснить и уточнить некоторые вещи.
– Прежде всего, проблема самого ребенка. Мисс Траб заявила, что ребенок не ее, но отказалась пояснить, чей он. Разве нельзя было этого узнать? Речь о том, что если она родила ребенка, то можно было получить врачебное заключение...
– Это с виду так легко, но не на деле. Принимал ее роды не врач, а акушерка.
– Ее роды?
– Скажем так – матери ребенка. Та акушерка оказалась совершенно недосягаемой. Уехала за границу и разыскать ее было невозможно. Прошу не забывать, шла война.
– Я полагал бы, что это должно было облегчить поиски – во время войны невозможно было покинуть страну без множества формальностей.
– У вас удивительно светлая голова, – усмехнулся адвокат. – Да, вы правы. Как медсестра она вступила в санитарный отряд, была переведена в военный госпиталь в Шотландии, а потом в Канаду, где вышла замуж за канадца и демобилизовалась. Дальше ее следы затерялись.
– Понимаю. Но разве нельзя было установить, что мисс Траб никогда не рожала?
– Пытались. Мы провели экспертизу у специалиста-гинеколога в надежде получить доказательства, подкрепляющие ее заявление. Но по заключению эксперта, в результате определенного гинекологического вмешательства, которому она подверглась много лет назад, нельзя было однозначно утверждать, что она не рожала. Хотя и не было столь же неопровержимых доказательств, что рожала. Ведь у женщин довольно часто первая беременность и роды не оставляют видимых следов.
– Это правда, – кивнул Рей, припомнив гладкую кожу и крепкие груди Мевис, и тут же покраснел, встретив устремленный на него взгляд адвоката, и поспешил сменить тему. – А как с хозяйкой, у которой она тогда жила?
– Еще один прокол. Дом был разрушен во время бомбежки. Мисс Траб с ребенком чудом уцелели, но хозяйка погибла, а дом разнесло вдребезги.
– И не нашлось никого, кто мог бы подтвердить, что именно мисс Траб родила этого ребенка?
– Нет. Единственное, что подтверждало этот факт – показания ее сестры, что она была в положении.
– На чем она основывала эти показания?
– На собственных наблюдениях и якобы на словах мисс Траб.
– А мисс Траб это подтвердила или возражала?
– Она отказалась обсуждать эту тему. Лишь отрицала, что когда-нибудь разговаривала с сестрой на эту тему, поскольку никогда не была в положении.
– А что на это миссис Мидоус?
– Признала, что действительно впрямую так сказано не было, но настаивала, что слова были излишни. Поведение Элен говорило ей вполне достаточно.
– Поведение? Не внешний вид?
– Разумеется, мы на нее поднажали. Заявила, что несколько последних недель беременности сестру не видела.
– Это проверили?
– Не было оснований сомневаться, да и мисс Траб не возражала. После смерти хозяйки спросить было некого. Тем не менее, беременность как правило заметна гораздо раньше, чем за несколько недель до родов.
– Разумеется. А что с фабрикой, где мисс Траб работала?
– Она оставила работу. И получала пособие и все такое, что беременным женщинам выдавало продовольственное бюро.
– Это выглядит не лучшим образом, правда? – заметил Рэй, не зная, о чем еще спросить.
– Всегда выглядело весьма неважно.
– А если все было наоборот? – вдруг спросил Рэй, пораженный новой идеей.
– То есть?
– А если это был ребенок миссис Мидоус?
Адвокат вздохнул.
– Разумеется, мы об этом подумали, раз мисс Траб настаивала, что воспитывала чужого ребенка. Казалось неправдоподобным, чтобы она пожертвовала своей репутацией и всей своей жизнью, если речь не шла о ком-то особенно ей близком. Но и тут нам не повезло. Миссис Мидоус охотно и обстоятельно назвала все места своего пребывания, и по мере возможности мы проверили. В нескольких случаях это оказалось невозможно. Вы видимо помните, какое замешательство царило в 1940 году.
– Не помню, – пожал плечами Рей. – Во всяком случае не настолько, чтобы это произвело на меня какое-то впечатление.
– Разумеется, – тепло улыбнулся адвокат.
– Можно было попробовать проверить, не рожала ли миссис Мидоус.
– Ну конечно. У нее был ребенок. От ее мужа, Колина Мидоуса. Ребенку мисс Траб было три года, когда он погиб. Миссис Мидоус тогда уже больше двух лет была замужем и ее первенцу во время процесса исполнился год.
– Это была последняя капля, – Рэй произнес это вслух.
Адвокат с ним согласился.
– Мы сделали все, что было в наших силах. Но, как вы видите, везде заходили в тупик. Кроме того, и это было одним из главных аргументов обвинения, невозможно было отрицать, что мисс Траб опекала ребенка в тот период, когда тот погиб. Неважно, ее был ребенок или нет, мальчик жил с ней и нашли его мертвого в кроватке в комнате, соседней с ее собственной. Тогда она была с ним дома одна.
– Да, понимаю, – тихо протянул Рэй.
Поблагодарив, он встал, чтобы откланяться. Мистер Уоррингтон-Рив проводил его до дверей.
Вдруг Рэй с озабоченным видом остановился.
– Мне очень жаль, что я отнял у вас столько времени. Мистер Кук говорил мне, что ваш гонорар...
Адвокат положил руку ему на плечо.
– Не будем сейчас об этом, – весело бросил он. – Вернемся к этому, если чего-нибудь добьемся. Я всегда чувствовал, что должен был получше провести дело мисс Траб. Но оно казалось безнадежным, и к тому же у бедной женщины не было ни гроша.
Миссис Мидоус пообещала, что покроет счета по всем необходимым расходам, но мисс Траб запретила нам принять это предложение. Собственно, ее отношение к делу выглядело так: "Я этого не сделала. И ничего мне не докажут. Но и вы не можете доказать, что я этого не сделала. Так что пусть все идет своим чередом". Ну оно и пошло. И во вполне определенном направлении.
– Несмотря на это... – начал Рэй.
– Несмотря на это вы намерены продолжать то, что начали, верно? В связи с тем, что вы мне рассказывали, полагаю, вам нужно быть очень осторожным. Я поговорю с кем-нибудь из Скотланд-Ярда. Это дело тогда было не в их руках, занималась им местная полиция в Конингтоне. Но они должны узнать о той записке, которую подсунули вашей жене.
– Инспектор Браун считает, что это шутка.
– Да, знаю. Но если это не так, то может означать – прошу обратить внимание, только может – что кто-то, старательно скрывавшийся все шестнадцать лет, начинает всплывать на поверхность. И приняв все меры предосторожности, следует его оттуда выманить.
– Вы на самом деле так думаете? – Настроение Рэя сразу поднялось.
– Да, я так думаю. Если вы хоть что-нибудь узнаете, прошу информировать меня немедленно. И пока отложим разговор о гонораре, потому что тут не ясно, кто дает поручения и кто их выполняет.
На этой сердечной фразе они и закончили разговор.
Мистер Кук с немалым интересом выслушал отчет Рэя о разговоре с адвокатом. Свое удовлетворение он выразил в письме, уже не столь официальном, как предыдущее, сообщая – по просьбе Рэя – новый адрес хозяйки, в доме которой было совершено убийство. Рэй не терял времени. Уже в следующее воскресенье утром, оставив Джой под опекой бабушки, они с Мевис поехали в Конингтон.
Указанный адрес нашли без труда. Дом находился в чистом, но небогатом квартале. Солидный, викторианской постройки, из серого камня, он стоял одиноко среди маленьких новых коттеджей. Да и весь город, подвергавшийся интенсивным бомбардировкам во время войны, пестрел такими заплатами, где новые и еще строившиеся дома не успели пока слиться в единое целое с теми, которые уцелели.
Попасть внутрь помогла им вывеска на окне:
"Семейный пансион. Завтраки."
Войдя, они заказали ленч, вызвав любопытство постоянных постояльцев.
После еды Мевис попросила миссис Огден о беседе. Их проводили в комнату с табличкой "Контора", и почти тотчас же появилась там миссис Огден, симпатичная, дружелюбная, седовласая дама. Если она и была разочарована, что милая молодая пара не намеревается снять как раз свободный двухместный номер, то не подала виду. Но сразу стала серьезной, узнав о цели их визита.
– Зачем это вам? – спросила она. – Надеюсь, не для нового цикла о знаменитых судебных процессах для газет или радио? Я давно уже сыта всем этим по горло.
Ее тут же заверили, что не имеют ничего общего ни с прессой, ни с радио, а действуют исключительно в интересах мисс Траб.
Миссис Огден потребовала детальных пояснений. Публикаций о последних событиях она не видела. Бедная женщина! После стольких лет! Это ужасно! И сразу после освобождения!
– Вы наверняка помните смерть ребенка? – спросила Мевис.
– Как такое забудешь! И ее, бедняжку, всю в слезах, то и дело теряющую сознание? Я думала, она или умрет, или помешается.
– А вы верили, что она это сделала? – напрямую спросил Рэй.
– Не знала, что и думать. Понимаете, она могла бы это сделать. В ту ночь они были в доме одни. Не в этом доме – после суда мы переехали.
– Знаю. Мистер Кук, который был тогда поверенным мисс Траб, дал нам ваш нынешний адрес. Он считает, что вы могли бы нам помочь или хотя бы поговорить с нами.
Миссис Огден кивнула.
– Он писал мне, соглашусь ли я. Я всегда готова помочь, если могу. Но не думала, что речь идет о вас. Полагала, что это будет кто-то из старинных друзей мисс Траб.
– Почему она осталась в доме одна? – спросила Мевис.
– Потому что именно тогда не было других жильцов. Хотя именно в то утро какой-то офицер спрашивал свободную комнату. Война, вы понимаете. Люди приходили и уходили. Временами было все битком, повернуться негде, а потом по нескольку дней – ни души.
– Почему она была одна? – не отставал Рэй.
– Я была у сестры. Та заболела гриппом.
– Точно как у нас, – возбужденно перебила Мевис. – Мы были у приятеля, который внезапно заболел. Собственно, должны были задержаться...
– Но вернулись, чтобы предупредить мисс Траб и забрать с собой дочку, – пояснил Рэй.
– Да, я вижу сходство, – согласилась миссис Огден. – Может быть, и ей это пришло в голову после вашего ухода, и она не смогла вынести таких воспоминаний...
– А район, в котором вы тогда жили, был ближе к центру? – спросил Рэй. – Меня интересует, много ли людей там было на улицах?
– Много. Поблизости был парк. Туда приходили старики и матери с детьми, и отдыхали на скамейках. Поразительно, сколько их было, несмотря на налеты. Но люди быстро привыкли и многие отказывались от эвакуации. Ну, и разумеется были выздоравливавшие из госпиталя в Мейфилде. Раненые, которые целыми днями разгуливали в своих голубых пижамах, но на ночь должны были возвращаться в госпиталь.
– Значит, какому-нибудь подозрительному типу было бы нелегко следить за вашим домом?
– Ну... И да, и нет. Он растворился бы в толпе, но солдаты, пожалуй, его бы заметили. Им просто нечем было заняться, кроме разглядывания прохожих.
– Понимаю. Только я вот думаю, не могла тут речь идти про обычное ограбление? Преступник попал внутрь, зная, что вы ушли, ребенок начал плакать, он и придушил его подушкой, чтобы угомонить.
– Да, защитник намекнул на это. Но не обнаружили никого, кто заметил бы кого-то подозрительного возле дома в тот вечер.
– Когда вы вернулись? – продолжал расспросы Рэй, возвращаясь к фактам.
– Около десяти утра, когда уже вызвали полицию. Видите ли, она все время твердила, что воспользовалась моим отсутствием, чтобы уложить маленького Тома в соседней комнате. Была простужена, болело горло, и боялась, как бы ребенок не заразился. Заглянула к нему, прежде чем лечь самой: он спал спокойно. Приняла аспирин и кодеин, и крепко уснула. Когда вошла утром, он лежал мертвый, с подушкой на личике.
– Маленьким детям нельзя давать подушек, – заявила Мевис, – по крайне мере пока не исполнится четыре года.
– Тому шел четвертый год, и он был большим мальчиком. Но вызванный врач сразу заключил, что это был не несчастный случай.
– Мисс Траб вызвала врача?
– Сразу же. Она была близка к помешательству, но еще нашла силы, чтобы сделать это. Сломалась только после того, когда врач сказал, что сделано это было сознательно, между полуночью и четырьмя утра. Врач послал за санитарной машиной и за полицией. И я больше никогда уже не видела несчастного мальчика. Только ее. Ее арестовали в тот же день. Несколько недель она провела в тюремном госпитале. И в зале суда я ее с трудом узнала.
– Вы давали показания?
– Только по части даты, когда она ко мне переехала. Это было 4 ноября 1942 года. Прекрасно помню, стоял туман, и она показала мне несколько фейерверков, которые купила Тому, чтобы тот зажег их на следующий день, в годовщину порохового заговора Гая Фокса, и сказала, что надеется на хорошую погоду. Спрашивала, позволю ли я зажечь их в саду. Это было за год до смерти этого бедняжки. Знаете, она всегда была такая сдержанная, но с мальчиком совершенно менялась...
– Вы не знаете, где она жила прежде?
– В другом районе. Их дом разбомбили, они сами чудом уцелели. Прислали их из квартирного бюро, зная, что у меня есть свободная комната.
– А из того дома не уцелел никто, кто бы мог дать показания насчет рождения ребенка?
– Насколько я знаю, все погибли. Их с ребенком откопали из-под развалин.
– Вы ее любили, правда? – спросила Мевис.
Миссис Огден кивнула.
– До тех пор, пока суд не признал ее виновной.
– И вы не думали, что это она убила?
– Не могла в это поверить. Она души в нем не чаяла. В жизни не встречала более любящей матери. Это не типично, обычно их не любят...
Рэй понял, что она имела в виду. Это было одной из причин, по которым он хотел добраться до сути дела. И сказал об этом Мевис на обратном пути.
– Внебрачных детей как правило так не любят. И потому я все больше задумываюсь, ее это был ребенок или нет...
Глава 7
Когда Холмсы покидали дом миссис Огден, день был еще в разгаре. Хозяйка вышла с ними на улицу, проводив до машины.
– Биконсфилд Роад – примерно на полпути, по правую сторону, – сказала она. – Снаружи, над входом в клинику, есть указатель. Вы не пропустите.
Рэй поблагодарил, Мевис помахала рукой на прощанье и они уехали, оставив миссис Огден слегка заинтригованной и более чем слегка обеспокоенной мыслью о новой шумихе. В прошлый раз это все тянулось несколько лет.
Она смотрела вслед машине, пока та не исчезла за поворотом, потом с тяжелым вздохом вернулась домой.
Рэй без труда нашел местный родильный дом. Им повезло – старшая сестра была на месте. Рэй объяснил, в чем дело. Практика усовершенствовала его манеру подачи материала, сократив его до нескольких основополагающих фраз. Сомневался, что что-нибудь из этого выйдет – сестра производила впечатление слишком молодой, чтобы знать, что тут происходило шестнадцать лет назад. Потому он облегченно перевел дух, когда та заявила, что она в курсе.
– Вот это я недавно получила от поверенного из Уэйфорда, – заметила она, показывая на письмо, лежавшее на столе. От некоего мистера Кука. Он пишет, что какие-то люди, заинтересованные в судьбе мисс Траб, с которой встретились уже после ее освобождения, ведут свое расследование. Полагаю, это вы и есть.
– Да, это мы. Мы хотели попросить рассказать нам все, что она знает о рождении ребенка мисс Траб, если это был ее ребенок. Речь не идет о медицинской стороне дела, – поспешно добавил он, заметив, как замкнулось лицо сестры.
– Рэя интересует совсем простая вещь, – вмешалась Мевис. Мы вообще не можем поверить, что это был ребенок мисс Траб. На суде она это отрицала. Никаких доказательств этого не было. В зале суда не было акушерки, которая принимала роды, и которая могла бы сказать: "Вот эта женщина родила того ребенка. Я при этом была и видела".
– Верно, – подтвердила медсестра. – Тогда меня здесь не было, но я просмотрела документы. Вам крупно повезло, что бумаги еще здесь. Со времени своего возникновения служба здравоохранения издает все новые, радикальные указания, и одним из последних было распоряжение об уничтожении всех архивов старше десяти лет. Наши врачи категорически этому воспротивились, и указание было аннулировано.
– А чем же оно было вызвано?
– В больших больницах не хватает места не то что на хранение документов, но даже для размещения современной аппаратуры и помещений для административного персонала. А на строительство новых зданий нет денег. Но, в общем, я не знаю. Может быть, это просто идея какого-то чиновника, решившего выслужиться.
– Вполне правдоподобно. Но вы нашли те документы, которые мы ищем?
– Да, частично. Могу только вам сказать, что некая мисс Траб – инициалы не значатся – родила на дому внебрачного ребенка, и что роды прошли нормально. До того она не приходила на консультации в клинике, хотя была уведомлена, что должна являться на регулярные осмотры, и что в противном случае может лишиться пособия. Ребенка принимала сестра Уолтерс; но сразу после того она уехала.
– Это нам известно. У вас не было ее адреса в Канаде?
– Нет. Контакты с нею были потеряны еще задолго до ее отъезда за границу. Остался только адрес ее родителей.
Рэй нахмурился.
– Если у вас был их адрес, то почему мистер Кук не установил с ней контакт через родителей?
– К сожалению, я не знаю.
– Нам же говорили об этом! – вмешалась Мевис. – Не помнишь? Ее потеряли из виду, когда она демобилизовалась, чтобы выйти замуж за канадца.
Наступила пауза, которую прервал Рэй.
– Вы говорите, что она не обращалась в клинику перед родами. Но ходила в продовольственное бюро за соками и прочими вещами.
– Имела талоны на спецпаек, – добавила Мевис.
Сестра согласно кивнула.
– Кто-нибудь из продовольственного бюро был вызван свидетелем? – спросила она.
– Показания давала одна сотрудница, – ответил Рэй. – Опознала мисс Траб как особу, которая приходила за пайком. Когда защитник-мистер Уоррингтон-Рив спросил, было ли по мисс Траб заметно, что она в положении, ответила, что присягнуть в этом не может. Очереди были длинные, приходилось спешить, а прилавки такие высокие, что она видела только головы и плечи клиенток. Я читал в газетах, что это вызвало смех в зале.
– Да, нелегкое это дело, – заметила старшая сестра. – А метрика? Ведь таким образом можно узнать, чей это был ребенок.
– Да, так должно бы быть, – признал Рэй. – Вписана там Элен Траб – мать, отец неизвестен. Ее настоящая фамилия – Клементс, но она приняла фамилию Траб и пользуется ею до сих пор, даже после выхода из тюрьмы.
– Вот это странно, – заметила сестра. – В наших документах есть "Клементс" в кавычках, но, как я уже сказала, ни имени, ни инициалов. Мне не кажется, что стоит подвергать сомнению эту метрику. Но, наверное, ее мог бы опознать чиновник бюро записи гражданских актов?