В трубке запульсировали короткие гудки.
Взглянув на часы, Юджин взял с кровати брошенный плащ и вышел из номера.
…Рю де Гете, или, как называли ее амстердамцы, "дорога красных фонарей", представляла собой длинную мощеную улицу, разделенную каналом. Всю правую часть занимали витрины местных и заезжих проституток. Левая сторона была отдана под порнобары, порнокинотеатры, порномагазины и другие ответвления порноиндустрии. От "Амстела" Юджин доехал на такси. Расплатившись, он не спеша побрел вдоль бесконечных витрин с живыми манекенами. Несмотря на декабрьскую стужу, жрицы любви, съехавшиеся на Рю де Гете со всех континентов, сидели в своих натопленных апартаментах, подсвеченных сиреневыми и розоватыми тонами ночников, в чем мать родила и всем своим видом демонстрировали профессиональное безразличие к миру, к улице и к редким прохожим, среди которых в этот зимний вечер преобладали скорее классические зеваки, нежели потенциальные клиенты.
Юджин остановился у одной из витрин, поскольку проститутка - рослая, рыжеволосая деваха с огромной грудью, с виду норвежка или шведка, вела себя несколько странно: не сидела, закинув ногу на ногу, не читала газету и даже не полировала ногти, а что-то старательно выводила на окне-витрине ярко-красной помадой. Завершив свою работу, женщина откинулась в высоком кресле и уставилась в какую-то точку поверх Юджина.
Сделав шаг вперед, Юджин прочитал надпись. Написано было: ВЭЛ…
При желании это можно было прочитать по-латыни: VALE - привет.
10
Ближнее Подмосковье. Дача Ю. В. Андропова
Декабрь 1977 года
После того как выведенный из себя Матвей Тополев испарился в неизвестном направлении, я на много дней оказалась предоставлена сама себе и проводила свои незапланированные шпионские каникулы за самым приятным и в то же время самым трудным занятием на свете - я писала. А если быть совсем точной, то я занималась, наверное, невообразимым святотатством, ибо, сидя в уютном застенке андроповской дачи, я весело, в каком-то восторге вдохновенья, строчила компромат на возглавляемую им организацию. И (да простит меня читатель за это признание) первые семь глав документального детектива "КГБ в смокинге" были написаны именно там, в роскошно обставленной и нашпигованной страхом, тайнами, микрофонами и деликатесными продуктами комнате.
Мечтала ли я, исписывая своими каракулями страницу за страницей, что окажусь когда-нибудь на воле, в своей крохотной квартире, или у мамы на диване, или, в конце концов, за своим потертым редакционным столом? Не знаю. Скорее всего, да, мечтала. Проверено на личном опыте: нежелание любого, самого мрачного человека на свете, верить в худшее настолько велико, что даже стоя на эшафоте с давящей петлей на шее, он будет до последнего мгновения надеяться, что веревка не выдержит тяжести его тела и оборвется. Бывало ведь. Хотя, видит Бог, я уже достаточно хорошо знала этих людей в смокингах, кацавейках и безрукавках, чтобы не ждать внезапного появления на пороге моей комфортабельной камеры румяного Деда Мороза с новогодним подарком.
Должна заметить, что, даже найдя занятие по душе, я отнюдь не чувствовала себя счастливой. То были нелегкие дни. Есть люди, на которых одиночество действует, как угнетающие таблетки. К этой части человечества отношусь и я. Пусть истинными причинами свалившихся на меня злосчастий стали как раз таки чрезмерная тяга к общению, долбаная моя открытость и доверчивость, я тем не менее после многих суток полного одиночества, когда писательский зуд несколько поутих, да и впечатлений явно поубавилось, была бы рада увидеть кого угодно - даже своего продажного дружка-редактора, даже мерзопакостного Тополева, - только бы выкарабкаться наконец из бездонного колодца своих безответных внутренних монологов и погрузиться в блаженную нирвану общения.
Я редко делилась своими проблемами с мамой. И не потому, что их не хватало или они не волновали меня по-настоящему. Просто она всегда принимала мои излияния слишком близко к сердцу, а резюме, как правило, было одним и тем же - она поправляла очки, проводила сухой ладошкой по моим волосам и тихо говорила: "Горбатого могила исправит". Если бы она только знала, что ее дочь находится буквально в шаге от полного исцеления…
На стене моей комнаты висел электронный, в форме логарифмической линейки, календарь фирмы "Hitachi", напоминавший мне о скоротечности бытия, волнующей, видимо, даже замкнутых японцев. Однажды хмурым морозным утром, когда прогнувшиеся под намерзшим снегом ветви гигантской пихты за окном, казалось, вот-вот закряхтят и обломятся от непосильной тяжести, я увидела на нем цифры "28" и ниже - "December". Далекая Страна восходящего солнца напоминала мне, что до нового, 1978 года оставалось всего четыре дня. Ну, должен же был кто-нибудь поторопиться к одинокой, красивой и неглупой женщине, чтобы принести ей елку с игрушками и гирляндами? Или узнать, где она намерена встретить Новый год. Или, на худой конец, сообщить, что именем Союза Советских Социалистических Республик она за измену Родине и сотрудничество с представителями западных спецслужб приговаривается к высшей мере наказания?..
Накинув халат, я прошлепала на кухоньку, свинтила пластмассовую крышку с банки имевшего хождение только в коридорах Кремля номенклатурного растворимого кофе "Maxwell House", насыпала с полчашки порошка, плеснула туда же кипятку и, обжигаясь, начала пить эту черную горечь, прикидывая в уме, какую очередную гадость про КГБ и его выкормышей я выдавлю в очередной порции своих заметок.
- Может быть, и меня угостите, Валентина Васильевна?
Я резко повернулась и ошпарилась кипятком. Когда же я увидела Андропова, потиравшего с холоду холеные руки, меня покоробило, как подшивку "Правды" за 1927 год.
- Вы не рады меня видеть, - резонно заключил шеф КГБ, по-хозяйски устраиваясь в кресле. На нем был строгий черный костюм, однотонный, бордового цвета галстук и белая сорочка. Вообще для столь раннего часа Андропов выглядел на редкость молодо и бодро, что еще сильнее испортило мне настроение. Я даже очень была бы рада увидеть его, например, с синяком под глазом или хотя бы флюсом.
- Да нет, просто я обожглась… - сказала я вежливо.
- Надо смазать яичным белком, - доверительно порекомендовал Андропов. - Пройдет тут же.
- Вам сколько кофе, Юрий Владимирович?
- Полложечки. И две ложки сахара. С молоком, пожалуйста.
Поставив перед ним чашку, я села напротив.
Несколько минут мы молчали. Андропов, казалось, был всецело увлечен процессом кофепития, я же приканчивала свою бурду, даже не чувствуя ее вкуса.
- Вы были не очень любезны с подполковником Тополевым, - Андропов отодвинул чашку, извлек из кармана платок и аккуратно, словно соприкасаясь с античными черепками, вытер губы. - Спасибо за кофе.
- Я довольно долго старалась быть с ним любезной.
- Вам это не удалось.
- Это он так сказал.
- Это я так говорю, Валентина Васильевна.
- Я не хотела его обидеть.
- Я передам ему это.
Разговор был совершенно идиотский, во всяком случае я совершенно не врубалась в суть. Какое-то время я пыталась понять, почему мне вдруг стало так зябко, пока наконец до меня не дошло, что я просто трясусь от страха.
"Чего ты боишься, идиотка! Председатель КГБ СССР - это не тот уровень, на котором объявляют о смертном приговоре. В этой конторе вообще ничего не объявляют, это тебе не станция метро "Краснопресненская". Полон холодильник продуктов: каплю чего-нибудь во что-нибудь - и все дела!", - думала я, не переставая трястись.
- Вы неважно выглядите, Валентина Васильевна, - бесстрастно заметил Андропов. - Дурно спали?
- Я вообще дурно сплю вне дома, Юрий Владимирович.
- Жаль.
- Почему?
- Потому что вам придется побыть вне дома еще некоторое время.
- Вот как?..
Я стала что-то прокручивать в голове, но мысли прыгали, как блохи с опрысканного дихлофосом пса, и никак не желали стыковаться. Все мое нутро было настроено на восприятие только двух категорий - "это для меня хорошо" или "это для меня плохо". Последнее сообщение Андропова укладывалось в категорию "это для меня плохо", но мне почему-то стало чуть легче. В конце концов, он достаточно владеет русским, чтобы, отправляя меня к праотцам, не говорить "на некоторое время".
- Скажите, Валентина Васильевна, как вы относитесь к Винсенту Ван Гогу?
Я ответила машинально, абсолютно не вдумываясь в свой встречный вопрос:
- Вы хотите отрезать мне ухо?
- Помнится, во время нашей первой беседы я уже говорил, что ваши шутки весьма своеобразны.
- А что смешного в моем вопросе? - я по-прежнему тряслась.
- Ответьте вначале на мой вопрос.
- Да, Юрий Владимирович, я прекрасно отношусь к Винсенту Ван Гогу. Это великий голландский живописец, проживший тяжелую…
- Довольно, довольно, - шеф КГБ досадливо поморщился. - Я не сомневаюсь, что вам известна биография этого художника. Вы видели его картины?
- В оригинале?
- Да.
- Две или три. На выставке Хаммера.
- Хотите увидеть самую большую коллекцию полотен Ван Гога?
- Естественно.
- Мы предоставим вам эту возможность.
- За что же такая честь, Юрий Владимирович?
- Помилуйте, Валентина Васильевна! - Андропов недоуменно вскинул брови. - Расширение кругозора любого советского журналиста, тем более такого талантливого, как вы, - это нормальное проявление заботы партии о средствах массовой информации. И что плохого или неестественного в том, что вы в составе делегации молодых советских журналистов слетаете на недельку в Амстердам, где посетите Национальный музей изобразительных искусств Голландии?
Я провела рукой по лбу и только после этого поняла, что обливаюсь потом. По всей видимости, именно так отреагировал организм на изменение моей, так сказать, меры пресечения. "Пока свободны, гражданка Мальцева!" Я не хотела ни о чем думать, ничего просчитывать, все внутри меня словно утратило физический вес. Я получала передышку. Неважно, зачем я им нужна, хотя и понятно, что не для написания серии статей о Ван Гоге. Главное - свобода, а там…
- Это очень приятное предложение, Юрий Владимирович, и я охотно слетала бы на недельку в Амстердам.
- Прекрасно! - Андропов встал. - Вылетаете завтра. Вам можно позавидовать, Валентина Васильевна: встретите Новый год в Голландии…
- Я могу съездить домой? Мне нужно собрать кое-какие вещи. Кроме того, я бы хотела повидать маму…
- Думаю, в этом нет особой нужды, - Андропов любезно улыбнулся. - Все необходимое для поездки вы получите здесь, на даче. Кстати, отсюда же вас отвезут в Шереметьево. Через час приедет подполковник Тополев, он вам подробно расскажет о… м-м… о программе вашего турне. Счастливого пути, Валентина Васильевна и… - Андропов сделал паузу, - будьте благоразумной, поскольку это исключительно в ваших интересах.
- Что-то случилось, Юрий Владимирович?
Я знала, что это вопрос в никуда, и все же не могла не задать его.
- В нашем деле, Валентина Васильевна, всегда что-нибудь случается. Это совершенно нормальное явление. Впрочем, Матвей Ильич введет вас в курс дела. Желаю вам благополучного возвращения на Родину!
Как завороженная я смотрела на чуть сгорбленную спину Андропова, потом на медленное перемещение дубовой двери, которая тихо закрылась за ним и щелкнула замком, как бы ставя точку над очередным эпизодом моей истории…
- Чтоб ты сдох, упырь!
11
Амстердам. Рю де Гете
21 декабря 1977 года
Впустив Юджина в уютный холл, обставленный мебелью в сиренево-розовых тонах, проститутка плотно задернула тяжелые шторы на окне-витрине.
- Это означает перерыв? - поинтересовался Юджин.
- Это означает, что я занята, - в тон гостю ответила женщина на безукоризненном русском. Настолько безукоризненном, что заподозрить ее в знании еще каких-то языков было бы просто оскорблением Нечерноземной полосы России.
- А если придет постоянный клиент? - Юджин перешел на русский.
- Подождет.
- А если его душит страсть?
- Перетерпит.
- А если?..
- Вы что, никогда не были у проститутки? - женщина обрывала его очень естественно. Она вообще была естественной. Никаких комплексов.
- Нет, - признался Юджин, чувствуя, что краснеет. - Но, если можно так выразиться, производственный процесс интересовал меня всегда.
- С юношеских лет?
- С младенчества.
- Вы росли без отца?
- Как вы догадались?
- Профессиональная тайна.
- О какой профессии вы говорите?
- А вы какую имеете в виду?
- С вами очень приятно общаться… Надеюсь, вы не сочтете это признание за навязчивость?
- Шторы задернуты. Так что по правилам квартала красных фонарей я в вашем полном распоряжении. Чувствуйте себя как дома, - с холодным радушием откликнулась проститутка. - И заодно выверните, пожалуйста, карманы.
- Ваши услуги обходятся так дорого?
- Считайте, что моя просьба продиктована профилактическими соображениями.
- Что вы ищете? Презерватив?
- Оружие, - женщина улыбнулась, но как-то холодно. Вполне возможно, она и была когда-то профессиональной проституткой. Но этому настороженному взгляду, сдержанности, неуловимой цепкости в движениях ее обучали явно не на панели.
- Я безоружен, можете обыскать меня… - Юджин извлек из карманов пиджака и брюк бумажник, сигареты, массивную серебряную зажигалку, небольшой блокнот, носовой платок, мелочь…
Проститутка бросила короткий взгляд на разложенные вещи, грациозно повела плечами, сделала шаг к Юджину и положила обе руки ему на плечи.
- Полагаю, для конспирации я не обязательно должен воспользоваться вашими профессиональными услугами? - Юджин улыбался, но в его голосе звучала тревога.
- Знаете, сэр, прежде чем приступать к работе, мы обычно обыскиваем клиентов. В последнее время здесь развелось столько психов…
Короткими уверенными движениями она общупала Юджина. Никакой эротики - так опытный хирург пальпирует пациента в поисках опухоли. Закончив обыск, она села на диван, взяла длинную сигарету с золотым обрезом, вставила ее в янтарный мундштук и закурила.
- Прекрасная идея для "крыши", - одобрил Юджин, оглядывая комнату.
- Нравится?
- А вам?
- Может, снимете плащ? Здесь тепло.
- У вас действительно тепло, но я не задержусь. Привык, знаете ли, спать при открытой форточке.
- Как угодно…
- Мне казалось, что человек, которого я ищу, ждет меня здесь. Я не ошибся?
- Нет, вы не ошиблись.
- Где же он?
- Куда вы так торопитесь? - женщина широко улыбнулась, обнажив два ряда великолепных зубов. - Посидим, побеседуем…
- Не хотелось бы отрывать вас от работы, - пробормотал Юджин, присаживаясь на стул.
- Не волнуйтесь, мне хорошо оплачивают простои.
- Как вас зовут?
- Вэл.
- Ну да, - кивнул Юджин, - после Дуняши и Глаши это самое распространенное имя на Вологодчине.
- Я думала, вам будет приятно услышать это имя.
- А почему вы так думали?
- А почему бы мне так не думать? - на лице проститутки не дрогнул ни один мускул.
Юджин взглянул на часы.
- У меня мало времени, мадам.
- Сидите спокойно, - с тем же изяществом, с которым она вставляла сигарету в мундштук, хозяйка сиренево-розового будуара извлекла из-под подушки большой черный люггер и наставила его на Юджина. - Вам придется потерпеть мое общество еще несколько минут.
- Скажите, КГБ принадлежит только эта квартира или весь квартал?
- А вам-то что до этого?
- Так, подумываю открыть здесь небольшой порнобизнес. Говорят, выгодное дело.
- Не советую: здесь все прихвачено еще с послевоенных лет.
- Вы можете убрать подальше свой вибратор? - Юджин кивнул на люггер. - Я не собираюсь покушаться на вашу девичью честь.
- Так спокойнее, сэр.
- Эта женщина права… - Витяня, как всегда, появился неожиданно и бесшумно. - Большая редкость для представительниц слабого пола. Вы согласны?
- Я плохо разбираюсь в женщинах. - Юджин повернулся к вошедшему. - Добрый вечер, господин Мишин.
- Добрый вечер, господин Спарк.
- Вы заставляете себя ждать.
- Приношу свои извинения, - Витяня развел руками. - Отсутствие пунктуальности - это национальная трагедия русских.
- Мы будем разговаривать здесь?
- А вам что-то не нравится? - Мишин пожал плечами. - Вполне надежное место. И как я выяснил несколько минут назад, не только внутри.
- Проверяли?
- Страховался, - Витяня плюхнулся в кресло и закурил. - С вашей фирмой это никогда не мешает.
- Вы удовлетворены рекогносцировкой?
- Вполне.
- Тогда, может быть, начнем?
- Не возражаю… - Мишин сделал неуловимое движение подбородком, и женщина вышла из комнаты.
- Итак… - Юджин удобнее устроился на стуле и закинул ногу за ногу. - Предмет вашего предложения?
- Сделка.
- Что вы предлагаете?
- Жизнь.
- Всего-навсего, - пробормотал Юджин.
- Ага! - поддакнул Витяня. - Всего-навсего. Жизнь одной женщины в обмен на мою собственную.
- У меня такое впечатление, что я знаю, кого вы имеете в виду, господин Мишин.
- У меня такое впечатление, что ваше впечатление вас не обманывает, господин Спарк. И чтобы сразу избавить себя и вас от ненужных вопросов и траты драгоценного времени, предлагаю вам полюбоваться на эти шедевры фотоискусства, - Мишин протянул собеседнику пачку фотографий.
Несколько минут Юджин молча разглядывал глянцевитые карточки.
- Я был уверен, что вы не блефовали, - он аккуратно сложил их и вернул Мишину.
- Оставьте себе на память, - радушно сказал Витяня. - Во-первых, отнюдь не вмешиваясь в вашу личную жизнь, хочу отметить, что у вас прекрасный вкус, господин Спарк. А, во-вторых, у меня, как вы догадываетесь, есть негативы…
- Спасибо, - Юджин засунул фотографии во внутренний карман плаща. - Итак?
- Все, - Мишин потер руки. - Как видите, мое предложение достаточно лаконично.
- Да уж… - Юджин не отрывал пристального взгляда от своего партнера. В нем не было ни ненависти, ни презрения, ни даже элементарного беспокойства. Так, просто взгляд немного усталого молодого человека, только что пересекшего Атлантический океан. - У вас очень хорошие козыри, господин Мишин. Отменные.
- С плохими я бы уже кормил червей на Ваганьковском кладбище, - охотно подтвердил Мишин.
- Какие гарантии вам необходимы? - Юджин задал этот вопрос таким бесстрастным тоном, словно интересовался ценой на обратный авиабилет в Штаты.
- Стопроцентные.
- Вы максималист?
- Во всем, что касается моей жизни, - да. Как, впрочем, и вы, господин Спарк.
- Почему вы так решили?
- Вы позволите мне порассуждать вслух?
- Буду вам только признателен.
- Прекрасно! - Мишин встал, с хрустом потянулся и сделал несколько шагов к окну. - То, что я сейчас скажу, касается только нас двоих, господин Спарк. Вы понимаете? Только вас и меня. Так что если вы всадили где-нибудь неподалеку подслушивающую аппаратуру или еще что-нибудь в этом роде, остановите меня. В противном случае мы оба рискуем головой.