К сожалению, я только вечером вспомнил о вышитой на платке букве "Э". Арлетта уехала. Я отвез ее на вокзал в своей машине и видел, как она купила билет в кассе.
Сам знаю, что это глупо, но только в машине я вдруг сообразил: почему же, уезжая из Парижа, она не взяла обратный билет? Возвратившись в зал ожидания, я стал расспрашивать контролера.
"Эта дама приехала в воскресенье десятичасовым поездом, не так ли?" - "Какая дама?" - "Та, которую я только что проводил". - "Мадам Арлетта? Нет, месье". - "Разве она приехала не в воскресенье?" - "Возможно, она приехала и в воскресенье, но только не поездом. Я проверял билеты, конечно, узнал бы ее". - Кастэн посмотрел на Мегрэ с некоторым беспокойством. - Вы меня слушаете?
- Да, конечно.
- Может быть, я рассказываю слишком подробно?
- Да нет же. Просто мне надо привыкнуть ко всему этому.
- К чему?
- Ко всему: к вокзалу, к Валентине, Арлетте, контролеру, Трошю. Ведь еще вчера я ничего не знал обо всем этом.
- Вернувшись в "Гнездышко", я спросил у старой дамы имя ее зятя. Оказывается, его зовут Жюльен Сюдр.
Ни имя, ни фамилия не начинаются с буквы "Э". Приемных сыновей мадам Бессон зовут Тео и Шарль. Правда, садовника, приходящего на виллу трижды в неделю, Зовут Эдгар, но, во-первых, его не было в воскресенье, а во-вторых, меня уверили, что у него никогда не было больших носовых платов с красной каймой.
Не зная, с чего начать следствие, - продолжал Кастэн, - я принялся расспрашивать людей в городе.
И таким образом от продавца газет узнал, что Арлетта приехала не поездом, а в роскошном спортивном автомобиле зеленого цвета. Это упрощало дело. Владелец зеленого автомобиля, оказывается, остановился в воскресенье вечером в отеле, который я вам рекомендовал.
Им оказался некий Эрве Пейро, который записал в карточке для приезжих, что он виноторговец и живет в Париже на набережной Сент-Огюстен.
- Ночь он провел не в отеле?
- Он проторчал в баре до закрытия, то есть почти до полуночи, а потом, вместо того чтобы отправиться спать, куда-то пошел пешком, сказав, что идет к морю. Ночной сторож говорит, что Пейро вернулся что-то около половины третьего ночи. Я говорил со слугой, который чистит обувь в отеле, и от него узнал, что на подметках ботинок этого Пейро налипла красная глина. Во вторник утром, вернувшись в "Гнездышко", я обнаружил под окном у Арлетты следы на клумбе. Что вы скажете на это?
- Ничего.
- Ну а что касается Тео Бессона…
- Он тоже был в доме?
- Но не ночью. Вам ведь известно, что братья Бессоны - дети от первого брака и Валентина не их мать.
Я записал всю родословную семьи и, если хотите…
- Только не сейчас. Я голоден.
- Короче, Тео Бессон - холостяк, ему сорок восемь лет. Уже две недели, как он отдыхает в Этрета.
- У мачехи?
- Нет. Они не встречаются. Мне кажется, что они в ссоре. Он снял комнату в отеле "Белые скалы", который виден отсюда.
- Значит, он не был на вилле?
- Погодите, дело в том, что Шарль Бессон… - Бедняга Кастэн вздохнул, отчаявшись толково изложить дело. Особенно его смущало то, что Мегрэ, казалось, совсем его не слушает. - В воскресенье утром Шарль Бессон приехал в одиннадцать часов вместе с женой и четырьмя детьми. У них свой автомобиль, огромный "панар" старого образца. Арлетта приехала до них. Они все вместе позавтракали в "Гнездышке". Затем Шарль Бессон отправился на пляж со старшими детьми: мальчиком пятнадцати лет и девочкой двенадцати. А в это время дамы болтали.
- Он встретился с братом?
- Совершенно верно. Подозреваю, что Шарль Бессон затеял эту прогулку, чтобы опрокинуть стаканчик в баре казино. По слухам, он не дурак выпить. Там он и повстречал Тео, о присутствии которого в Этрета не подозревал, и настоял, чтобы Тео пришел с ним в "Гнездышко". Тео в конце концов дал себя убедить.
Итак, за обедом семейство было в полном сборе. Обед был холодный - лангусты и жареная баранина.
- Обед никому не повредил?
- Нет. Кроме членов семьи, в доме была лишь служанка. Шарль Бессон уехал в половине десятого. Его пятилетний сын Клод проспал все это время в комнате хозяйки, а когда все уже садились в машину, заплакал их шестимесячный младенец, и ему пришлось дать соску.
- Как зовут жену Шарля Бессона?
- Кажется, Эмильенна. Хотя все зовут ее Мими.
- Мими, - с серьезным видом повторил Мегрэ, как будто заучивал наизусть урок.
- Полная брюнетка лет сорока.
- Полная брюнетка? Так-так. Значит, они уехали около десяти?
- Совершенно верно. Тео задержался на несколько минут. И затем, кроме трех женщин, в доме уже никого не оставалось.
- Валентина, ее дочь Арлетта и Роза?
- Совершенно верно. Роза мыла посуду на кухне, а мать и дочь болтали в гостиной.
- Все комнаты на втором этаже?
- Кроме комнаты для гостей, как я вам уже объяснял. Она на первом этаже, окна выходят в сад. Вы увидите "Гнездышко" - настоящий кукольный домик, с крошечными комнатами.
- Арлетта не поднималась в комнату к матери?
- Около десяти часов они вместе прошли туда: старой даме захотелось похвастаться перед дочерью новым платьем.
- Спустились они вместе?
- Да. Затем Валентина снова поднялась к себе - укладываться спать. Через несколько минут за ней прошла Роза. Она обычно помогала хозяйке лечь в постель и подавала ей снотворное.
- Она же его и готовила?
- Нет. Валентина заранее закапывает лекарство в стакан с водой.
- Арлетта больше не поднималась?
- Нет. И в половине двенадцатого Роза тоже легла спать.
- А около двух часов она начала стонать?
- Это время называют Арлетта и ее мать.
- И значит, по-вашему, между полуночью и двумя часами в комнате Арлетты находился мужчина, с которым она приехала из Парижа? А вам неизвестно, чем занимался Тео этой ночью?
- До сих пор у меня не было времени выяснить это, и, признаюсь, мне даже и мысль такая не приходила.
- Что ж, пойдем завтракать.
- С удовольствием.
- А здесь можно заказать ракушки в соусе?
- Думаю, можно. Хотя не уверен. Я только знакомлюсь с меню.
- Сегодня утром вы побывали в доме родителей Розы?
- Только в первой комнате, где стоял гроб.
- Нет ли у них ее хорошей фотографии?
- Могу спросить.
- Сделайте это. Возьмите все фотографии, какие только сможете найти, даже детские, всех возрастов.
Кстати, сколько ей было лет?
- Двадцать два или двадцать три. Рапорт составлял не я, и…
- Она, кажется, давно служила у старой дамы?
- Семь лет. К Валентине она поступила совсем молоденькой, еще при жизни Фернана Бессона. Плотная, румяная девица, с пышным бюстом…
- Она никогда не болела?
- Доктор Жолли ничего об этом не говорил. Думаю, что он сказал бы мне.
- Хотелось бы знать, были у Розы поклонники или, может быть, любовник?
- Я тоже подумал об этом. Как будто нет. Она была очень серьезной девушкой и редко выходила из дому.
- Может быть, ее не отпускали?
- Я не совсем уверен, но похоже, что Валентина строго следила за ней и неохотно давала выходные.
Все это время они гуляли вдоль берега. Мегрэ не сводил глаз с моря, но словно даже не замечал его. Все было кончено. Утром в Бреотэ-Безвилле он еще испытал приятное волнение. Игрушечный поезд напомнил ему о прежних каникулах. А сейчас он уже не замечал цветных купальников женщин, ребят, растянувшихся на гальке, не ощущал йодистого запаха водорослей. Лишь мельком осведомился, будут ли к обеду ракушки в соусе. Голова его была заполнена новыми именами, которые он пытался разместить в своей памяти так, как сделал бы это в своем кабинете на набережной Орфевр.
Вместе с Кастэном он уселся за стол, накрытый белой скатертью, на котором в узкой вазе поддельного хрусталя стояли гладиолусы.
Может быть, это признак старости? Он повернул голову к окну, чтоб еще раз увидеть белые барашки на море, и его огорчило, что он снова не почувствовал никакого душевного трепета.
- Много было народу на похоронах?
- О, там был весь Ипор, не считая приехавших из Этрета и таких местечек, как Лож, Вокотт; были и рыбаки из Фекана.
Ему припомнились деревенские похороны, даже показалось, что он вдыхает запах кальвадоса. И он спросил с самым серьезным видом:
- Наверное, мужчины напьются сегодня вечером?
- Весьма возможно, - согласился Кастэн, слегка удивленный ходом мыслей прославленного комиссара.
Ракушек в меню не оказалось, на закуску они заказали сардины в масле и сельдерей под острым соусом.
Глава 2
Прошлое Валентины
Не найдя звонка, он толкнул калитку, оказавшуюся незапертой, и вошел в сад. Нигде еще не встречал он такого обилия растительности на столь ограниченном участке земли. Цветущие кусты росли так тесно, что напоминали о джунглях. А из каждого свободного уголка выглядывали георгины, хризантемы, люпины и другие цветы, названий которых Мегрэ не знал - их изображения он встречал только в витринах, на веселых, красочных этикетках пакетов с семенами.
Шиферная крыша дома, которую он заметил с дороги, все еще была скрыта зеленью. Дорожка петляла, и он сворачивал то налево, то направо, пока наконец не вышел на задний двор, вымощенный большими розовыми плитками. Здесь были кухня и прачечная.
Плотная, черноволосая, чуть с проседью крестьянка, одетая в черное, мрачно выколачивала матрас. Вокруг нее под открытым небом в беспорядке была расставлена мебель спальной комнаты. Раскрытая тумбочка, стул с соломенным сиденьем, разобранная кровать. Занавеси и одеяла на веревке.
Не прекращая работы, женщина разглядывала его.
- Мадам Бессон дома?
Она молча указала ему на окна, увитые диким виноградом. Сквозь стекла он увидел Валентину в гостиной.
Она не ждала, что он пройдет задним двором, и, не подозревая о его присутствии, готовилась его встретить.
Поставив на круглый столик серебряный поднос с хрустальным графином и рюмками, она отступила на шаг, чтобы оценить эффект, затем поправила прическу, разглядывая себя в старинное зеркало в резной оправе.
- Постучите, - не очень любезно сказала крестьянка.
Он только теперь заметил дверь, выходящую на балкон, и постучал в нее. Валентина удивленно обернулась, но тут же на ее лице появилась предназначенная ему улыбка.
- Я знала, что вы придете, но надеялась встретить вас у парадного входа, если только слово "парадный" подходит к моему домику.
В первые мгновения у него снова появилось то же впечатление, что в Париже. Она была так оживленна, так резва, что напоминала молодую, даже очень молодую женщину, лишь переодетую старой дамой для любительского спектакля. И при этом она не молодилась.
Напротив, покрой ее черного шелкового платья, прическа, широкий бархатный волан вокруг шеи - все подходило к ее возрасту.
Потом, разглядев ее внимательнее, он заметил и мелкие морщинки, и увядшую кожу, и ту сухость рук, которая не может обмануть.
- Позвольте вашу шляпу, господин комиссар, и выберите кресло, где будет вам удобно. В моем кукольном домике вы должны чувствовать себя не совсем свободно, не правда ли?
Она все время словно подшучивала над собой и, видимо, знала, что это прибавляет ей очарования.
- Вам, должно быть, уже говорили, а если нет, наверняка скажут, что у меня есть странности. У меня действительно масса причуд. Вы не можете себе представить, сколько чудачеств появляется у одиноких людей. Может быть, вы присядете в это кресло у окна и доставите мне удовольствие - закурите вашу трубку?
Мой муж с утра до вечера курил сигару. Сигарный дым заполнял весь дом. Между нами, я даже думаю, что это ему не нравилось, - курить он стал поздно, после сорока. Как раз тогда, когда крем "Жюва" приобрел известность. - Она быстро, словно извиняясь за свою навязчивость, добавила: - У каждого свои слабости.
Надеюсь, вы уже пили кофе в отеле? Тогда позвольте предложить вам рюмку кальвадоса, которому уже больше тридцати лет.
Он понял, что глаза молодят ее ничуть не меньше, чем живость. Бледно-голубые, как сентябрьское небо над морем, они сохраняли всегда изумленное, восторженное выражение, какое могло быть у Алисы в стране чудес.
- Если вас не шокирует, я также выпью с вами капельку, чтобы вы пили не один… Как видите, я не скрываю свои маленькие слабости. В доме у меня все вверх дном, я только что вернулась с похорон бедняжки Розы. Больших трудов стоило мне уговорить мамашу Леруа помочь убраться. Вы, наверное, догадались, что во двор вынесена мебель из комнаты Розы. Я ужасно боюсь смерти, господин комиссар, и всего, что с ней связано! До тех пор, пока весь дом от фундамента до крыши не будет вычищен и проветрен, меня будет преследовать запах смерти.
Лучи солнца сквозь кроны лип и оконное стекло проникли в комнату и заиграли на мебели золотистыми зайчиками.
- Я и не подозревала, что прославленный комиссар Мегрэ когда-нибудь будет сидеть в этом кресле.
- Вы, кажется, говорили, что собираете газетные вырезки о моей работе?
- Как же! Я часто вырезала их. Помню, еще девочкой собирала газетные вырезки - приключенческие романы с продолжением.
- Они у вас здесь?
- Сейчас поищу.
Он не уловил сомнения в ее голосе. Слишком уж уверенно направилась она к старинному секретеру, пошарила в его ящиках, потом подошла к резному комоду.
- Может быть, они в моей комнате?
Она направилась к лестнице.
- Не утруждайте себя.
- Да нет же! Я очень хочу найти их. Я ведь догадываюсь, какие у вас мысли. Вы думаете, что в Париже я это сказала для того, чтобы польстить вам и убедить вас приехать сюда. Сказать по правде, бывает, что и приврешь иногда, как и все женщины, но, клянусь вам, это не тот случай.
Он слышал, как она ходила из угла в угол по верхней комнате. Спустившись, она довольно неловко разыграла сцену разочарования:
- Между нами, Роза не умела наводить порядок. Она, проще говоря, была неряхой. Завтра я поищу на чердаке.
Во всяком случае, я найду эти вырезки до вашего отъезда из Этрета. А теперь, я думаю, у вас есть масса вопросов ко мне, поэтому устроюсь-ка я поудобнее в своем бабушкином кресле. Ваше здоровье, господин Мегрэ.
- Ваше здоровье, мадам.
- Я вам не кажусь смешной?
Он вежливо покачал головой.
- Вы на меня не сердитесь за то, что я похитила вас с вашей набережной Орфевр? Не правда ли, забавно, что моему приемному сыну пришла в голову та же мысль, что и мне? Он очень гордится тем, что он депутат, и, разумеется, поступил иначе - обратился к министру. Скажите откровенно, вы приехали ради него или ради меня?
- Ради вас, конечно.
- Вы считаете, что мне следует чего-то опасаться?
Странно. Я никак не могу всерьез принять эту угрозу.
Говорят, что старые женщины боязливы. Но почему?
Ведь сколько таких же старых женщин, как я, живут тихо и уединенно! Роза спала в этом же доме, но трусила именно она и будила меня по ночам, когда ей мерещился шум на улице. Во время грозы она не выходила из моей комнаты и всю ночь в одной рубашке дрожала в моем кресле и бормотала молитвы.
А не боюсь я, возможно, потому, что ума не приложу, кто мог бы желать мне зла. Я ведь уже не богата. Все в округе знают, что я живу на скромную пожизненную ренту, оставшуюся после разорения. Этот дом также принадлежит только мне, никто не унаследует его. Мне кажется, я никому не причинила зла…
- Однако Роза мертва.
- Да, это так. Возможно, вы сочтете меня глупой и эгоисткой, но даже теперь, когда она уже в могиле, я с трудом верю в случившееся. Вы сейчас, конечно, захотите осмотреть дом. Рядом - столовая, а вот эта дверь ведет в комнату для гостей, где ночевала моя дочь. И, кроме кухни, прачечной и кладовой, на первом этаже ничего нет, а второй этаж и того меньше, потому что над кухней и прачечной нет надстроек.
- Дочь часто навещает вас?
На лице ее появилось смиренное выражение.
- Раз в год. В день моего рождения. Все остальное время я не вижу ее. И не получаю о ней известий. Она никогда не пишет мне.
- Она, кажется, замужем за зубным врачом?
- Я думаю, мне следует познакомить вас с историей всей семьи. Это естественно. Любите ли вы откровенность, господин Мегрэ? Или предпочитаете, чтоб я рассказывала вам как светская дама?
- Надо ли спрашивать, мадам?
- Вы еще не видели Арлетту?
- Нет еще.
Она достала из ящика старые конверты с фотографиями:
- Взгляните. Здесь ей восемнадцать лет. Говорят, она на меня похожа. Да, что касается внешности, я вынуждена согласиться.
Действительно, сходство поражало. Арлетта была так же миниатюрна, как ее мать, те же тонкие черты лица и, особенно, те же светлые большие глаза.
- Как говорится, ангел во плоти, не правда ли? Бедняга Жюльен поверил в это и женился на ней, хотя я его предупреждала. Он ведь славный малый, работяга, начинал он на пустом месте, с большим трудом закончил учение и сейчас работает по десять, а то и по больше часов в день в своем скромном зубоврачебном кабинете на улице Сент-Антуан.
- Вы полагаете, они несчастливы?
- Он-то, может быть, и счастлив. Бывают ведь люди, которые умеют быть счастливыми… По воскресеньям он располагается с мольбертом где-нибудь на берегу Сены и рисует. У них есть лодка…
- Ваша дочь любит мужа?
- Посмотрите на эти фотографии и решите сами.
Может быть, она и способна любить, но я этого никогда не замечала. Когда я работала в кондитерской сестер Серэ, - вам, наверное, говорили об этом, - случалось, что она бросала мне в лицо: "Не думаешь ли ты, что очень приятно иметь мать, которая продает пирожные моим подружкам!" Тогда ей было семь лет. Мы вдвоем жили в комнатушке под лавкой часовщика, которая сохранилась до сих пор. Когда я вышла замуж, жизнь ее изменилась.
- Вам не трудно рассказать сначала о вашем первом муже? Мне наверняка будут говорить о нем, поэтому хотелось бы прежде послушать вас.
Она наполнила его рюмку, вопрос нисколько не смутил ее.
- Тогда я начну, пожалуй, с родителей. Я урожденная Фок, эту фамилию вы еще встретите в округе. Отец мой рыбачил здесь, в Этрета. Мать нанималась поденно прислугой в такие дома, как этот, но только летом, потому что зимой и здесь никого не оставалось. У меня было три брата и сестра, все они умерли. Один из братьев убит на войне 1914 года, другой утонул в результате кораблекрушения. Сестра вышла замуж и умерла от родов. А мой третий брат, Люсьен, работал парикмахером в Париже и плохо кончил: его пырнули ножом в одном из кабачков возле площади Бастилии.
Я никогда не стыдилась этого и не скрывала своего происхождения. Иначе на склоне лет я не приехала бы сюда, где все меня знают.
- Вы работали при жизни родителей?
- С четырнадцати лет я служила нянькой, потом горничной в отеле. Мать моя к этому времени умерла от рака груди. Отец жил до глубокой старости, но сильно пил, в последние дни он совершенно потерял человеческий облик. Я познакомилась с молодым человеком из Руана по имени Анри Пужоль, который служил на почте, и вышла за него замуж. Это был милый, очень спокойный и воспитанный человек. Но я еще не знала тогда, что означал лихорадочный румянец на его щеках. Четыре года я была молодой супругой и хозяйкой трехкомнатной квартиры.