Он раздраженно подумал о своем сегодняшнем поведении. Как он жаждал утром использовать первую же оказию и улизнуть из Лондона. Он ухватился за шанс уехать подальше от Хелен, чтобы проучить ее. Сомнения и страхи Хелен приводили его в отчаяние еще и потому, что он сам их испытывал.
Терзаемый сомнениями, он сел на край кровати и прислушался к размеренному плинк… плинк воды, капавшей из крана в ванной. Как и все ночные шумы, он доминировал так, как не мог бы в другое время, и Линли понимал, что, если не предпримет что-либо, он будет ворочаться, воевать с подушкой, когда погасит свет и попытается заснуть. Он решил, что в кране нужно сменить прокладку.
Несомненно, у Бена Рэгга они имеются. Ему достаточно лишь позвонить по телефону и спросить. Сколько минут уйдет на починку крана? Четыре? Пять? За это время он сможет поразмыслить, потянуть время, заняв свои руки такой странной работой, чтобы его мозг успел принять решение насчет Хелен. Не может же он, в конце концов, звонить ей, не зная, с какой целью. Пять минут удержат его от безрассудного звонка и такого же безрассудного риска обнажить себя - не говоря уж про Хелен, которая была гораздо чувствительней, чем он, к… Он приостановил свой мысленный разговор с самим собой. К чему? К чему? Любви? Верности? Честности? Доверию? Одному Богу известно, хватило ли бы у них сил пережить такие испытания.
Он уныло хмыкнул, удивляясь своей способности к самообману, и потянулся к телефону как раз в то мгновение, когда он зазвонил.
- Дентон сообщил мне, где тебя искать, - сказала она ему.
- Хелен. Привет, любовь моя. Я как раз собирался тебе звонить, - ответил он, понимая, что она вряд ли поверит ему, что, впрочем, вполне естественно.
- Рада это слышать.
Наступило молчание. В это время он представил себе, где она сейчас - в ее спальне в квартире на Онслоу-сквер, на кровати, подобрав под себя ноги, а изголовье цвета слоновой кости создает контраст ее волосам и глазам. Он даже увидел, как она держит телефонную трубку - обхватила ее обеими руками, словно защищая ее, себя или разговор, который она ведет. Серьги она уже сняла и положила на ореховый столик у кровати, тонкий золотой браслет еще обхватывает ее руку, на шее такая же цепочка, до которой, как до талисмана, дотрагиваются ее пальцы, когда движутся дюйм за дюймом от телефона к ее шее. А там, в ямочке на ее горле, притаился запах, ее запах - что-то среднее между цветами и лимоном.
Оба заговорили одновременно:
- Мне не следовало…
- У меня такое чувство…
…и оба оборвали речь с быстрым нервным смешком, который служит подтекстом беседы между любовниками, которые боятся потерять то, что так недавно нашли. Вот почему Линли в одно мгновение отбросил все планы, которые он только что обдумывал перед ее звонком.
- Я люблю тебя, дорогая, - сказал он. - Мне очень жаль, что все так получилось.
- Ты сбежал от меня?
- На этот раз да. Сбежал. По привычке.
- Я не могу на тебя за это сердиться, верно? Я и сама делала так достаточно часто.
Снова молчание. Наверное, на ней шелковая блузка, шерстяные брюки или юбка. Ее жакет лежит там, куда она его положила, в ногах кровати. Туфли стоят на полу. Свет, должно быть, зажжен, бросая перевернутое треугольное пятно на цветы и обои, просачиваясь сквозь абажур, чтобы коснуться ее кожи.
- Но ты ведь ни разу не сбежала, чтобы сделать мне больно, - сказал он.
- Так ты поэтому уехал? Чтобы причинить мне боль?
- Опять же по привычке. Мне тут нечем гордиться. - Он взялся за телефонный шнур и стал крутить его в пальцах; ему хотелось прикоснуться к чему-то вещественному, раз он перенес себя на двести пятьдесят миль на север и не мог прикоснуться к ней. Он сказал: - Хелен, этот проклятый галстук нынешним утром…
- Дело было не в нем. Он стал лишь поводом. И ты это знал. Я не хотела в этом признаться.
- В чем же тогда?
- В страхе.
- Перед чем?
- Перед еще одним шагом вперед, как я полагаю. Я боялась, что буду любить тебя еще больше, чем в тот момент. Что ты займешь слишком много места в моей жизни.
- Хелен…
- Я могу легко раствориться в любви к тебе. Но пока не знаю, хочу ли.
- Что может быть лучше любви?
- Но вслед за любовью приходит печаль. Когда это случится, никто не знает. Но случится непременно. Это лишь вопрос времени. Я и пытаюсь понять: нужна ли мне печаль и в какой пропорции. - Он представил, как ее пальцы легли на ключицу - жест самозащиты. - А печаль сродни боли. Разве это не ужасно? Поэтому я боюсь тебя.
- Ты должна мне доверять, Хелен, если мы хотим продвинуться дальше.
- Понимаю.
- Я не принесу тебе горя.
- Не нарочно. Конечно. Я хорошо это понимаю.
- Что же тогда?
- Я боюсь потерять тебя, Томми.
- Не потеряешь. С какой стати? Почему?
- По тысяче причин.
- Из-за моей работы?
- Из-за тебя самого.
Он почувствовал, как его уносит прочь, главным образом от нее.
- Значит, дело все-таки в галстуке, - сказал он.
- В других женщинах, - уточнила она. - Но больше всего в каждодневных тревогах, в самой жизни, в том, как люди трутся друг о друга и преждевременно теряют свои лучшие качества. Я не хочу этого. Не хочу проснуться однажды утром и понять, что разлюбила тебя еще пять лет назад. Не хочу поднять глаза от тарелки и увидеть на твоем лице разочарование.
- Ты права, Хелен, риск, разумеется, есть. Причина - недостаток доверия. Впрочем, одному Богу известно, что нас ждет, раз мы даже не можем съездить вместе на Корфу.
- Мне очень жаль, что так получилось. Из-за меня. Я была утром не в себе.
- Но сейчас ты свободна от этого.
- Я не хочу. Не хочу быть свободной от этого. Свободной от тебя. Не хочу, Томми. - Она вздохнула. Ему послышалось в ее вздохе сдерживаемое рыдание. Правда, насколько ему известно, Хелен рыдала только один раз в жизни - в двадцать один год, когда ее мир разлетелся на куски по вине автомобиля, за рулем которого сидел он сам, - и он всерьез сомневался, что она стала бы рыдать из-за него еще раз. - Как мне хочется, чтобы ты был здесь.
- Мне тоже.
- Может, вернешься? Завтра?
- Не могу. Дентон не говорил тебе? Тут довольно запутанное дело.
- Значит, я буду тебе мешать?
- Нет, конечно. Только ничего не получится.
- А когда-нибудь получится?
Вот это вопрос. Всем вопросам вопрос. Он взглянул на пол, на грязь на свих ботинках, на ковер с каким-то нелепым узором.
- Не знаю, - сказал он. - Тут черт-те что. Я не могу просить тебя совершить прыжок в пустоту. Я не могу гарантировать, что тебе тут понравится.
- Значит, никто не может.
- Да, если говорит правду. Мы не можем предсказывать будущее. Только использовать настоящее, чтобы оно вело нас, полных надежды, в нужном направлении.
- Ты веришь в это, Томми?
- Всем сердцем.
- Я люблю тебя.
- Я знаю. И потому верю.
Глава 12
Мэгги повезло. Он появился из паба один. Она надеялась на это, с тех пор как увидела его велосипед, прислоненный к белым воротам, которые вели на автостоянку при отеле. Его трудно было не заметить, этот старый женский велосипед, когда-то сокровище его старшей сестры. После ее замужества Ник присвоил его, ничуть не заботясь о том, как странно он выглядел, когда крутил педали, возвращаясь на ферму Скелшоу в своей старой кожаной куртке, с висящим на руле транзистором. Из динамиков обычно рок-н-роллило что-нибудь наподобие "Депеш мод". Ник был без ума от этой группы.
Выйдя из паба, он стал сосредоточенно крутить радио, видимо пытаясь найти музыку с минимальным треском статических разрядов и с максимальной громкостью. "Симпл Майндс", "UB40", древняя композиция "Фэйрграунд Атрекшн" - все пискнуло и пролетело мимо. Наконец, он отыскал то, что его устраивало. Мелодия состояла в основном из высоких, скрежещущих звуков электрогитары. До нее донеслось бормотание Ника "Клэптон. Нормально", когда он прикреплял зажимом приемник на руль велосипеда. Он наклонился, чтобы завязать шнурок на левом ботинке, и тогда Мэгги вышла из тени кафе "Пентаграмма", на другой стороне дороги.
Она сидела в "берлоге" у реки еще долго после того, как Джози ушла накрывать столы в ресторане и выполнять роль официантки. Домой она намеревалась пойти тогда, когда остынет обед, а ее долгое отсутствие нельзя будет объяснить не чем иным, как убийством, похищением или открытым бунтом. Двухчасового опоздания вполне достаточно. Мама это заслужила.
Несмотря на то что произошло между ними прошедшей ночью, она все-таки поставила утром на стол перед Мэгги еще одну чашку этого жуткого чая и сказала:
- Выпей, Маргарет. Немедленно. Перед уходом. - Она говорила строго, но, по крайней мере, не вешала ей лапшу на уши, заверяя, что это полезно для костей, хотя и невкусно, что там полно витаминов и минералов, которые требуются для развивающегося женского организма. Эта ложь ушла. Но мамина решимость осталась.
Осталась она и у Мэгги.
- Не буду. И ты меня не заставишь.
Она произнесла это пронзительно, сорвавшись на писк, словно мышь, пойманная за хвост. Когда же мама поднесла чашку к ее губам, схватив другой рукой за шею, да еще приговаривала, ты выпьешь это, иначе не выпущу отсюда, Мэгги рванулась из ее рук, задела за чашку, и горячая жидкость выплеснулась матери на грудь.
Ее шерстяная кофта намокла и обожгла кожу. Мама с криком бросилась к раковине. Мэгги с ужасом наблюдала за ней.
- Мама, я не… - залепетала она
- Убирайся отсюда. Убирайся, - крикнула мать. Мэгги не пошевелилась. Тогда мать подскочила к столу и выдернула из-под нее табурет. - Ты слышала меня? Убирайся.
Голос был не мамин. Какой-то чужой, незнакомый. Как и весь ее облик, когда она стояла у раковины, набирая в пригоршню воду и выплескивая ее на кофту. Казалось, ей трудно дышать. Наконец, прикусив губу, она начала стаскивать кофту.
- Мама, - позвала Мэгги тихонько.
- Убирайся. Я не хочу тебя видеть, - последовал ответ.
Она поплелась в серое утро, забилась в угол автобуса и так просидела всю дорогу до школы. За день постепенно пришла в себя и смирилась с создавшейся ситуацией, обдумывая, как ей быть дальше. Раз мама хочет, чтобы она ушла, она уйдет. Это не так уж трудно.
Ник любит ее. Разве он не повторял это много раз? Каждый день, как только появлялась возможность? Мама ей не нужна. Глупо было думать обратное. И мама не нуждается в ней. Оставшись одна, мама сможет начать новую, приятную жизнь с мистером Шефердом. Может, именно поэтому она заставляет Мэгги выпить этот чай. Может…
Мэгги задрожала. Нет. Мама хорошая. Хорошая. Хорошая.
В половине восьмого Мэгги покинула свое пристанище у реки. Домой, в коттедж, она придет в девятом часу. Войдет спокойно и молча. Поднимется к себе в комнату и запрет дверь. И никогда больше не станет говорить с мамой. Зачем?
Но, увидев велосипед Ника, она переменила свои планы и укрылась от ветра на другой стороне улицы в дверной нише кафе, чтобы подождать Ника.
Она не думала, что ждать придется так долго. Надеялась, Ник почувствует, что она где-то рядом, и уйдет от приятелей искать ее. Она не стала заглядывать в паб, опасаясь, что мама уже звонила туда.
Мэгги прождала почти два часа. А когда он появился, тихонько подкралась к нему и обняла за талию. Он испуганно отскочил и издал кошачий вопль. Потом обернулся. От резкого движения и ветра волосы упали ему на глаза. Он откинул их назад и увидел ее.
- Мэг! - Он улыбнулся. Из приемника, который держал Ник, доносились звуки гитары.
- Я ждала тебя. Вон там.
Он повернул голову. Ветер снова взъерошил его волосы.
- Где?
- Возле кафе.
- На улице? Мэг! Ты с ума сошла? На таком холоде? Ты наверняка превратилась в сосульку. Почему ты не зашла в паб? - Он взглянул на освещенные окна отеля, кивнул и сказал: - Из-за полиции? Да?
Она нахмурилась:
- Полиции?
- Скотленд-Ярда. Бен Рэгг сказал, тот инспектор приехал около пяти. А ты и не знала? Я был уверен, что знаешь.
- Почему?
- Из-за твоей матери.
- Моей мамы? - удивилась Мэгги.
- Он приехал разнюхивать обстоятельства смерти мистера Сейджа. Слушай, нам надо поговорить. - Его глаза метнулись вдоль дороги, ведущей в Северный Йоркшир, в сторону общинной площадки, где кроме автостоянки был еще общественный туалет - старинная каменная постройка. Там можно было укрыться если не от холода, то хотя бы от ветра. Впрочем, у Мэгги было предложение получше.
- Пошли со мной, - сказала она и, дождавшись, когда он убавит в приемнике громкость, ввиду важности момента, повела его через ворота автостоянки отеля. Они прошли мимо машин. Ник присвистнул от восторга при виде серебристого "бентли", прибывшего сюда еще до того, как Джози и Мэгги шли к реке.
- Куда мы…
- Есть одно местечко, - ответила Мэгги. - К Джози. Она не станет возражать. У тебя есть спички? Нам они понадобятся для фонаря.
Они осторожно стали спускаться по тропинке, покрывшейся вечером корочкой льда, а трава и мелкие кусты оставались, несмотря на холодный ветер, сырыми из-за водяного пара, непрестанно поднимавшегося от реки сквозь огромные глыбы известняка.
- Дай-ка я пойду впереди, - сказал Ник, протянув ей руку, чтобы она не поскользнулась. - Осторожней, Мэг, - то и дело напоминал он ей, все крепче сжимая ее руку. Он заботился о ней, и от этой мысли у нее теплело внутри.
- Вот, - сказала она, когда они добрались до старого ледника, и толкнула дверь. Она заскрипела на петлях и царапнула пол, задрав край коврика. - Это убежище Джози, - пояснила Мэгги. - Только никому не говори о нем, ладно?
Он остановился, пригнувшись, в дверном проеме, пока Мэгги возилась с бочонком и стоявшим на нем фонарем.
- Мне нужны спички, - сказала она, и он положил ей в ладонь коробок. Она зажгла фонарь, убавила его яркость до свечной и повернулась к нему.
Он оглядывался по сторонам.
- Чудеса, - произнес Ник с улыбкой.
Она прошла мимо него, чтобы закрыть дверь, и, как делала Джози, побрызгала стены и пол туалетной водой.
- Тут холодней, чем снаружи, - сказал Ник, застегивая куртку и потирая озябшие руки.
- Иди сюда, - сказала она и, присев на топчан, похлопала рукой рядом с собой. Затем взяла пуховое одеяло, и они набросили его на плечи.
Через какое-то время он высвободил руку из-под одеяла и достал свои любимые "Мальборо". Мэгги вернула ему спички, и он зажег сразу две сигареты, для обоих. Он втянул дым и задержал дыхание. Мэгги сделала вид, будто тоже затянулась.
Как хорошо, когда он рядом. Поскрипывание его кожаной куртки, его нога на ее ноге, тепло его тела, длина его ресниц и сонные очертания его глаз с тяжелыми веками. "Глаза для спальни, - сказала как-то одна из их учительниц. - Могу поспорить, через несколько лет этот парень оставит у многих женщин и девушек приятные воспоминания". А другая добавила: "Вообще-то я бы и сама не прочь". Обе засмеялись, но тут же притихли, заметив рядом Мэгги. Не то чтобы они знали про Мэгги и Ника. Об этом не знал никто, кроме Джози. И еще мистера Сейджа.
- Уже есть решение жюри, - заметила Мэгги. - Присяжные сказали, что это несчастный случай. И никто не может отменить их решение. Разве полиция этого не знает?
Ник покачал головой. Кончик его сигареты ярко светился в полумраке. Он сбросил пепел на ковер и растер кончиком ботинка.
- Это касается расследования, Мэг. Одно и то же преступление дважды не расследуют, если только не появятся новые факты. Типа того, насколько я знаю. Но это не имеет значения, потому что никакого расследования не было. Жюри присяжных - это не расследование.
- Значит, расследование еще впереди?
- Это зависит от того, что они найдут.
- Найдут? Где? Они что-то ищут? И они придут в коттедж?
- Они будут допрашивать твою мать. Это уж наверняка. Сегодня вечером они общались с мистером Таунли-Янгом Я выиграл деньги, потому что поспорил, что это он им позвонил. - Ник тихонько хихикнул. - Жаль, тебя не было в пабе, Мэг, и ты не видела, как он вышел из гостиной. Бедняга Брендан пил джин с Полли Яркий, и Т-Я весь затрясся, когда увидел их вместе, даже губы у него побелели. Они ничего не делали, только пили, но Т-Я в два счета выставил Брена из паба. Его глаза сверкали будто лазерные пушки, нацеленные на Брена. Прямо как в кино.
- Но ведь мама ничего не сделала, - произнесла Мэгги. В душе у нее шевельнулся страх. - Все получилось случайно. Вот что она сказала, и жюри согласилось.
- Конечно. Основываясь на том, что им было сказано. Но кто-то, вероятно, солгал.
- Мама не лгала!
Ник сразу почувствовал ее тревогу.
- Все о'кей, Мэг, - заверил он ее. - Тебе нечего бояться. Разве что они захотят поговорить с тобой.
- Полиция?
- Точно. Ведь ты знала мистера Сейджа. Вы были с ним в хороших отношениях. Во время расследования обычно окрашивают друзей и знакомых потерпевшего.
- Но мистер Шеферд никогда не говорил со мной. И члены жюри тоже. Меня не было в ту ночь дома. Я не знала, что произошло. Я не могла ничего им сказать. Я…
- Эй. - Сделав последнюю глубокую затяжку, он швырнул окурок в стену и то же самое сделал с ее сигаретой. Потом обнял ее за талию. В углу хрипел приемник, сбившись с волны. - Все о'кей, Мэг, нечего беспокоиться. По крайней мере тебе. Ты ведь не убивала викария, верно? - Он засмеялся от нелепости такого предположения.
Но Мэгги было не до смеха. Она размышляла об ответственности. Ответственности с большой буквы.
Она вспоминала мамин гнев, когда та узнала, что Мэгги заходит к мистеру Сейджу домой. На возмущенные вопросы Мэгги: "Кто тебе сказал? Кто за мной шпионит?" - мама не ответила, но Мэтги точно знала, кто шпионил. "Послушай меня, Мэгги, - сказала мама. - Не теряй голову. Ты не знаешь этого человека. Он уже не мальчик. Ему не меньше сорока пяти. Ты пойми, в какое положение его ставишь. Ведь он викарий". - "Но он сказал, что я могу заходить, когда хочу, - возразила Мэгги. - И дал мне книжку. И…" Мать заявила: "Мне наплевать, что он там тебе дал. Я не хочу, чтобы ты с ним встречалась. Во всяком случае, в его доме. Наедине. И вообще, я тебе запрещаю". У Мэгги навернулись на глаза слезы. "Он мой друг, - заявила она. - Он сам так сказал Ты просто не хочешь, чтобы у меня были друзья, вот что". Мать крепко схватила ее за руку, что означало: слушай-и-не-смей-спо-рить-со-мной, и крикнула: "Ты не будешь с ним видеться". На угрюмый вопрос "почему" она отпустила ее руку. "Все может случиться. Так устроен мир, и если ты не понимаешь, что я имею в виду, почитай газеты".
На том и завершился их спор в тот вечер. В другой раз мать сказала:
- Ты была с ним сегодня. Не лги, Мэгги, потому что я знаю, что это так. Теперь ты будешь сидеть дома.
- Так нечестно!
- Что ему от тебя нужно?
- Ничего.
- Не говори со мной таким тоном, не то пожалеешь. Что ему от тебя нужно?
- Ничего.
- Что он тебе говорил? Что делал?
- Мы просто разговаривали. Ели кексы "Джаффа". Полли приготовила чай.
- Она там была?
- Да. Она всегда…
- В комнате?
- Нет. Но…
- О чем вы говорили?