* * *
В третий раз Эллери пришел в сознание на кушетке, глядя на фотографию Дж. Эдгара Гувера, половину лица которого скрывал край висящей рядом акварели. Мужчина в рубашке без воротничка, застегнутой на шее большой золотой пуговицей, бинтовал его левую руку.
- Вот он и ожил, Дейкин, - с усмешкой сказал мужчина.
Человек, стоящий у окна, подошел ближе, и Эллери узнал в нем шефа Дейкина в старом розовом лыжном костюме и черной полицейской фуражке.
- Вы коронер Грапп! - радостно заявил Эллери перевязывающему его мужчине, как будто сделал счастливое открытие.
- Как вы себя чувствуете?
Эллери увидел, что он обнажен по пояс. Кожа на ребрах с левой стороны переливалась желтым, зеленым и вишневым цветами, а левая рука была забинтована до плеча.
- Так себе, - ответил он.
- Выпейте это.
Эллери проглотил нечто мерзкое и устало откинулся назад.
- С ним все в порядке, - донесся словно издалека голос коронера Граппа. - Главным образом шок и потеря крови. Я доставлю его в больницу.
- Только не в больницу, - возразил Эллери. - Я туда не поеду.
- Он туда не поедет, - подтвердил шеф полиции.
- Я должен кое-что сделать.
- Он должен кое-что сделать, - точно эхо повторил Дейкин.
- Ну, тогда держите его в тепле и не позволяйте вставать несколько часов.
В следующий момент Эллери увидел, что Дейкин полностью одет, а в комнате светит солнце. Он лежал под одеялом. Левая рука походила на барабан, а с туловища словно содрали кожу.
- Чувствуете себя лучше? - спросил Дейкин.
Эллери осторожно пошевелился и с радостью обнаружил, что может сидеть на кушетке.
- Гораздо!
- Я говорил по телефону с Джоркингом и Пласкоу - они ничего не знают о случившемся.
- Как Уолдо?
- В полном порядке. Почему на вас было вот это? - Дейкин протянул ему странный на вид предмет одежды.
Эллери взял его.
- Я что-то предчувствовал. - В одежду был вмурован бесформенный кусочек металла. - Неудивительно, что мне показалось, будто меня лягнула лошадь. Прямо под сердцем. Я всегда ношу с собой в чемодане несколько любопытных приспособлений, а вчера вечером, чуя приближение развязки, решил надеть пуленепробиваемый жилет перед поездкой в Конхейвен. Жаль, что он без рукавов. Большая у меня в руке дырка?
- Солидная. Во время выстрела оружие находилось всего в нескольких дюймах от вас. Вы видели, кто стрелял?
- Нет.
- Я-то думал, что в качестве последней жертвы наметили шефа Эпуорта или меня, - сухо заметил Дейкин. - Как там в вашей считалке? "Доктор, адвокат, торговец, шеф"? Или правила игры изменились?
- Они остаются теми же, Дейкин, - слабо улыбнулся Эллери. - Понимаете, я забыл, что тоже являюсь шефом. Во всяком случае, для одного человека в городе. - Он умолк.
Дейкин отошел к окну.
- Когда будете в состоянии объясняться по-английски, дайте мне знать.
Эллери снова лег и задумался.
- Теперь мне известно все, Дейкин, - наконец заговорил он. - История невероятная и в то же время весьма ординарная. Все просто, как детская игра. Нужно только правильно на это смотреть. Как по-вашему, Шалански уже встал?
- Что-что? - В голосе Дейкина звучало недоумение.
- Думаю, нам лучше подключить и его. Вы оба должны многое понять, прежде чем мы сможем принять необходимые меры. Позвоните ему прямо сейчас - пусть придет и захватит одну из своих лучших рубашек, так как боюсь, что моя в безнадежном состоянии.
Они прибыли к дому Додда в трех машинах. Одна остановилась сзади, где можно было наблюдать за кухонной дверью, садом и переулком перед жилым домом с голубыми стенами. Вторая высадила на тротуар трех полисменов: один занял место у передних ворот, другой поднялся на крыльцо, а третий перешел улицу к обгоревшим останкам дома Уолдо. Из третьей машины вышли Эллери с левой рукой в лубке, шеф Дейкин, прокурор Шалански и два детектива. К тому времени, когда они добрались до крыльца, полисмен из второй машины, Доди Готч, открыл входную дверь и стоял в холле, держа одной рукой окаменевший локоть Эсси Пингарн. Миссис Фаулер маячила на заднем плане, отчаянно теребя слуховой аппарат.
Рима и Кен завтракали. Оба медленно поднялись, глядя на руку Эллери, Дейкина, Шалански и двух детективов с револьверами в руках, один из которых блокировал входную дверь, а другой двинулся к двери в кухню и стал спиной к ней.
- Эллери!
- Мы нашли вашу записку вчера вечером…
- Что с вашей рукой?
- Что все это значит?
Эллери осторожно опустился на стул и улыбнулся:
- В меня не каждый день стреляют, Рима.
- Стреляют?!
- Что, черт возьми, происходит? - воскликнул Кен.
- Откровенно говоря, Кен, - ответил Эллери, - мне бы хотелось, чтобы этого не происходило. Боюсь, вам это не понравится, и если бы я не знал, что все бесполезно, то попросил бы вас выйти.
Кен недоуменно посмотрел на Риму. Но на ее смертельно бледном лице не было ответа.
- Все это детская игра, - начал Эллери. - Абсолютно безобидная, пока порочный ум не воспользовался ею в качестве образца для серии убийств. "Богач, бедняк, нищий, вор, доктор, адвокат, торговец, шеф". До прошлой ночи первые семь смертей происходили в соответствии с графиком. Но ночью на объезде между Конхейвеном и Файфилдом произошло восьмое покушение. Кто-то перегородил дорогу, потом забрался ко мне в тыл, подождал, пока я остановлюсь, а затем просунул револьвер в окошко моего автомобиля и дважды нажал на спуск в шести дюймах от моего сердца. Восьмая смерть не состоялась, так как на мне был пуленепробиваемый жилет. Поэтому "шеф" не умер.
Однако покушение на мою жизнь не прошло даром. Оно указало на меня как на "шефа". Но ведь я не шеф. Или все-таки шеф? Тогда я вспомнил, что в краткий период являлся таковым для одного человека в этом городе. Конечно, это была шутка, но любой специалист по душевным болезням скажет вам, что у помраченного ума нет чувства юмора. Следовательно, только то лицо, которое знало меня как "шефа", могло пытаться меня убить. Но к чему бродить вокруг да около? Давайте назовем все своими именами - верно, Рима?
В ее лице не было ни кровинки.
- Что "верно"? - рявкнул Кен.
Эллери поднялся.
- Кен, Рима - единственный человек в Райтсвилле или где бы то ни было, который когда-либо называл меня "шефом" или думал обо мне как о таковом.
- Но это делает Риму… - Кен не договорил.
- В Райтсвилле произошло семь смертей, - продолжал Эллери, - и все они следовали детской считалке. Сначала человек, оказавшийся богачом. Потом человек, оказавшийся бедняком. Далее человек, известный как нищий и пьяница, - вот какова цена наследственности. Затем человек, известный как вор. После этого доктор, адвокат и торговец. И наконец, покушение на меня - "шефа". Так как Рима пыталась убить шефа, значит, она также убила торговца, адвоката, доктора, вора, нищего, бедняка и богача. Вот кем это делает Риму, Кен.
- Погодите… - Кен, казалось, пытался сосредоточиться. - Прошлой ночью Рима была дома - со мной.
- Боюсь, - деликатно заговорил прокурор Шалански, - что ваше свидетельство, как ее мужа, доктор Уиншип…
- Только между нами, Кен, - сухо прервал шеф Дейкин. - Можете вы поклясться, что Рима прошлой ночью не оставила вас храпеть, не взяла вашу машину, не последовала за мистером Квином в Конхейвен, не подстерегла его по обратной дороге и не скользнула утром в постель, прежде чем вы проснулись?
Кен внезапно сел.
- Мы считаем, доктор Уиншип, что ваша жена… - Шалански кашлянул. - Я имею в виду эту историю со считалкой… По-моему, душевное заболевание - единственное объяснение, которое имеет смысл, во всяком случае, на данной стадии. Уверяю вас, что прокуратура учтет все обстоятельства, связанные с ее…
- Но вы же не можете всерьез думать… - пробормотал Кен. Внезапно он вскочил на ноги с криком: - Да вы просто спятили! Обвиняете мою жену на основании детской чепухи, выдуманной каким-то параноиком! Я привлеку вас к суду за необоснованный арест, клевету и…
Он умолк. В холле появился детектив и подал таинственный знак шефу Дейкину.
- В чем дело, Чарли?
- Вы можете выйти на минутку?
Дейкин вышел в холл. Детектив заговорил с ним вполголоса. Кен Уиншип обошел вокруг стола и встал рядом с Римой. Детектив у кухонной двери двинулся одновременно с ним. Рима, закрыв глаза, держалась за спинку стула. Губы Шалански шевелились, но он не произнес ни слова. Эллери переступил с ноги на ногу.
- Хорошо, Чарли, возьми машину на буксир, - сказал Дейкин.
При этих словах Шалански перестал кривить губы, Эллери выпрямился, а Рима открыла глаза.
Кен свирепо уставился на шефа полиции.
Дейкин вошел в столовую. Шалански поспешил к нему, а Эллери последовал за ним. Улыбнувшись, Дейкин что-то прошептал.
- Теперь все ясно, - устало произнес Эллери и вышел в холл, как будто ему было незачем оставаться в столовой.
- Ради бога, что происходит? - хрипло осведомился Кеннет.
Лицо Шалански стало суровым.
- Пожалуй, вам следует об этом знать, доктор Уиншип. Сравнение свежих следов шин, обнаруженных на месте покушения на мистера Квина, с шинами вашего "паккарда" показало их идентичность. Так как у вас только одна машина, то следовательно, ваша жена воспользовалась ею. Думаю, что несколько дней допросов в тюрьме вытянут из нее всю правду. Незачем говорить вам, доктор, что мы гарантируем ей защиту. В городе нервничают из-за этих убийств, и ходят малоприятные разговоры. Но я уверен, что мы не допустим никаких эксцессов. Так что на этот счет можете не беспокоиться. - Прокурор обернулся к шефу полиции: - Кончайте с этим.
Дейкин вынул из кармана бумагу.
- У меня имеется ордер на арест миссис Римы Уиншип, урожденной Римы Эндерсон, по обвинению… Думаю, мистер Шалански, мне лучше прочитать текст.
Шалански кивнул.
Дейкин начал читать бесстрастным голосом. Кеннет Уиншип шумно дышал. Рима снова закрыла глаза.
- Уведите ее, Крэбб, - приказал Дейкин.
Высокий детектив прыгнул, толкнув Кена плечом, так что тот чуть не упал. Прежде чем Кен обрел равновесие, послышался щелчок, и Рима уставилась на свои скованные запястья.
- Пошли. - Детектив начал подталкивать ее к выходу.
Рима вскрикнула от боли.
Кеннет Уиншип как молния бросился к двери и закрыл ее собой, раскинув руки.
- Дейкин!..
- Не ухудшайте положение, Кенни, - сказал шеф. - Позади вас вооруженный полисмен. Так что не будьте дураком и отойдите.
- Снимите с нее наручники! Она этого не делала!
- Знаю, Кенни. Прочь с дороги.
- Говорю вам, она не делала этого! Она не брала машину прошлой ночью, но догадалась, кто ее брал, и потому молчит!
- Не брала - вот как? - терпеливо осведомился Дейкин. - Тогда кто ее взял? Человек с луны?
- Я! Это я стрелял в Квина! Я убил пятерых из них - Эндерсона, Жакара, дока Додда, Холдерфилда, Уолдо! Я придумал весь этот чертов план!
* * *
- Мне пришлось так поступить, Рима, - сказал Эллери. - Не было никаких доказательств. У меня было только одно оружие - любовь Кена к вам. Поэтому мы все инсценировали - обвинение, появление Чарли Брейди с ложной информацией о сравнении следов шин, которых там не было, ваш арест… Это было жестоко, Рима, но у нас не было другого способа установить вину Кена.
В доме было тихо, словно здесь произошла очередная смерть и люди собрались на Алгонкин-авеню, ожидая, пока вынесут гроб. (Возможно, они в самом деле там собрались.) Рима неподвижно лежала на кровати.
- Кен думал, что он охотится за единственной вещью в мире, которая ему нужна, - продолжал Эллери. - Ему не удалось заполучить ее. Но он нашел вас. Это был величайший момент в его жизни, Рима, и если бы убийства можно было стереть, как следы карандаша, то, найдя вас, Кен нашел бы и себя. Но убийства стереть нельзя. Перейдя определенную грань, убийца теряет контроль над событиями, и они начинают контролировать его. Для него было слишком поздно, Рима. И для вас тоже. Рано или поздно вы бы поняли, что что-то не так, заподозрили истину и постепенно все узнали. - Эллери готовился сказать гораздо больше - как она молода, как время залечивает раны и тому подобное, но ее молчаливая отстраненность, как у умирающей птицы, заставила его умолкнуть. Он нерешительно поднялся. - Могу я что-нибудь еще для вас сделать, Рима?
Эллери понял всю двусмысленность своего вопроса, стоя над ее неподвижной маленькой фигуркой. Уходя, он со вздохом подумал, что его райтсвиллские "триумфы" никогда не оставляли ничего, кроме ощущения горькой иронии.
По крайней мере, в этом было постоянство!
Вторник, 13 июня
- Но мы не можем ничего вытянуть из Шалански и Дейкина, - сказала Мальвина Прентис. - Если им вообще известно что-нибудь важное, в чем я сомневаюсь.
- Единственный человек, кроме вас, - добавил Фрэнсис О'Бэннон со своим тщательно отрепетированным гарвардским произношением, - который может рассказать нам всю историю, это Уиншип, но он вроде бы отказывается говорить даже со своим адвокатом.
- Почему он это сделал, Эллери, и как вы это разгадали? Вот что хочет знать "Архив", прежде чем на вас накинутся Ассошиэйтед Пресс, Юнион Пресс и все остальные, так что если вы рассчитываете ускользнуть на этом поезде…
Была вторая половина дня, когда "Придорожная таверна" напоминала судно, попавшее в штиль в пустом море. Гас уныло читал бюллетень состязания в бридже, и в салоне ощущался запах мыльной пены. Увернуться было невозможно. Эллери уже изложил Шалански историю трагедии Уиншипа, с юридическими формальностями было покончено, его присутствие не требовалось до начала суда, так что, казалось, он может ехать на юг первым поездом. Однако у Эллери оставалось ощущение незавершенного дела. Его пугало положение Римы. Куда ей идти? Как жить? У нее не было ничего - ни дома, ни денег, ни друзей. Эллери долго размышлял над этой проблемой. Наконец он вспомнил о Музее естественной истории в Слоукеме и докторе Джозайе Булле. Но, вернувшись из Слоукема, Эллери даже не смог связаться с Римой. Она заперлась в доме Додда, не желая никого видеть, и отказывалась подходить к телефону. Поэтому Эллери отправил записку на Алгонкин-авеню с Хоузи Даулингом, пожилым посыльным из телеграфной конторы в "Блумфилд-блоке", и стал готовиться к отъезду. Но он медлил, так как не хотел уезжать из Райтсвилла, не повидавшись с Римой, и даже мечтал о вторичном совместном посещении Итайоа. Задержка оказалась роковой. Розалинд Расселл и ее мужчина Пятница поймали его на вокзале, и теперь, чтобы вырваться из их цепких лап, ему предстояло заплатить выкуп на манер Шахерезады и вернуться на станцию к сданному в камеру хранения чемодану и следующему поезду, отправляющемуся в 18.02.
- Что меня мучило от начала до конца, - со вздохом заговорил Эллери, - это скучная проблема мотива. Чем больше я ломал голову над происходящим, тем сильнее убеждался, что эти преступления не были делом рук маньяка-убийцы. Маньяк не пытается скрыть свои злодеяния - он обычно щеголяет ими, - а тут вообще было неясно, являются ли эти смерти убийствами; каждая из них могла быть естественной или случайной. И когда стало очевидным, что смерти происходят в заранее намеченной последовательности, я пришел к выводу, что событиями управляет вполне рациональный ум. Ибо обычный маньяк не убивает по точной и неизменной схеме.
Эллери без особого аппетита глотнул пива. Фрэнсис бешено строчил в своем блокноте.
- Я обдумал каждую возможную мотивировку. Ненависть. Месть. Ревность. Страх перед разоблачением. Устранение каких-либо препятствий. Самозащита. Защита кого-то другого или других. И против каждого мотива находил сильные возражения. Кроме одного - наживы.
- Наживы? - нахмурилась Мальвина. - Но…
- Знаю. Но вы не можете отрицать, мисс Прентис, что в этом деле, по крайней мере до определенного момента, постоянно фигурировали деньги или их очевидное отсутствие. Жажда наживы казалась разумной теорией. Но, разобрав ее по косточкам, я увидел, что она не имеет смысла. Мак-Кэби после смерти оставил большое состояние, которое перешло к Додду. Смерть Джона Спенсера Харта предоставила Додду широкое поле деятельности в "Райтсвиллском производстве красителей". Снова выигрывает Додд. Что касается Харта, то он умер не просто бедняком, но банкротом. Том Эндерсон умер, владея пятью тысячами долларов, данных ему Доддом, которые, по глупости Эндерсона, были присвоены Жакаром, но Жакар вскоре также погиб, а деньги Эндерсона были найдены Дейкином и, так как Рима не захотела их принять, вернулись к первоначальному дарителю. В третий раз Додд оказался в выигрыше. Но что он сделал? Завещал большую часть унаследованного состояния райтсвиллской больнице! Тупик. Холдерфилд? Умер разоренным. Джонатан Уолдо? От его смерти не выиграл никто: портновский бизнес и дом принадлежали его брату Дэвиду. Я пришел к озадачивающему выводу, что, хотя жажда наживы была единственным вероятным мотивом, в результате этих семи смертей никто ничего не приобрел.
Имелись и другие сложности, - продолжал Эллери, обращаясь к грязному потолку заведения Гаса Олсена. - Были ли все смерти естественными и случайными или же они последовали в результате преступлений? Являлись ли одни из них естественными, а другие криминальными? Если так, то какие? Ответить на это не представлялось возможным. Улики отсутствовали полностью. Если это преступления, то они были безупречными. И тогда мне повезло впервые за два месяца.
- Каким образом? - осведомилась Мальвина Прентис. Карандаш О'Бэннона выжидающе застыл.
- В ночь с субботы на воскресенье в номере конхейвенского отеля Дэвид Уолдо открыл мне факт, о котором я не знал. Близнецы Уолдо, являвшиеся свидетелями завещания Себастьяна Додда, действовали в этом качестве не однажды, а дважды - за три и за два дня до смерти Додда.
Двойное засвидетельствование завещания одного и того же человека в течение двадцати четырех часов могло означать только одно: за эти двадцать четыре часа завещатель изменил свои намерения, и его адвокат составил новое завещание.
Каковы же были условия этого нового, или второго, завещания? Они нам известны, кроме нескольких мелочей. Додд оставил все деньги для финансирования новой больницы. Тогда какими были условия предыдущего, первого завещания?
- Ну и какими? - быстро спросил Фрэнсис.
- На этот счет сведений у меня было не больше, чем у вас, - улыбнулся Эллери. - Но я чувствовал, что в первом, отвергнутом завещании скрыто нечто крайне важное.
Было бесполезно допытываться у Уолдо - он всего лишь засвидетельствовал подпись Додда. Только три человека знали содержание первого завещания: Отис Холдерфилд, который его составил, Флосси Бушмилл, секретарша Холдерфилда, которая, безусловно, его отпечатала, и сам доктор Додд. Холдерфилд и Додд были мертвы, а Флосси сбежала бог знает куда с каким-то коммивояжером. Поэтому мне пришлось ломать голову самому.
Эллери уставился в пивную кружку.