Такого вопроса она не ожидала и на мгновение растерялась.
- Почему, собственно, я должна хотеть, чтобы он оставался на свободе?
- Потому что если его поймают, начнется громкий процесс, о котором затрубят газеты, радио, телевидение. Будут опрошены многие служащие фирмы. Через суд пройдет длинная вереница свидетелей. Среди них, без сомнения, найдутся такие, в том числе и приятельницы вашего мужа, которые не станут скрывать правду…
- Не понимаю, что вы имеете в виду, - задумчиво произнесла Жанна Шабю. Она помедлила, как бы взвешивая все "за" и "против", и добавила: - Вы правы. Разразится большой скандал.
- Но вы не ответили на мой вопрос.
- Сказать по правде, мне это безразлично. Отомстить я не стремлюсь. Тот, кто убил, имел, видимо, на это веские основания, а может быть, и моральное право. Какая польза обществу, если его посадят за решетку на много лет, а то и на всю жизнь?
- Вправе ли я допустить, что, даже имея подозрения на кого-либо, вы предпочли бы не высказывать их?
- До сих пор я не думала об этом, потому что никого не подозревала. Но если бы у меня возникли подозрения - мой долг их высказать, не правда ли? Так бы и я поступила, но, честно говоря, против воли.
- Кто же теперь возглавит фирму? Лусек?
- Этот человек меня пугает. Он чем-то напоминает холоднокровную рептилию, и я испытываю отвращение, когда он смотрит на меня в упор.
- Однако Оскар Шабю оказывал ему полное доверие?
- Лусек заработал мужу кучу денег. Это продувная бестия, отлично знающая кодекс и умеющая с выгодой пользоваться этим. Вначале он занимался только документацией, но мало-помалу стал правой рукой Оскара.
- Кому принадлежит идея "Вина монахов"?
- Оскару. В то время все делалось на набережной Шарантон. Лусек предложил открыть филиал на авеню Опера и во много раз увеличить число точек в провинции.
- Ваш муж считал его честным человеком?
- Он в нем нуждался. А свои интересы Оскар вполне мог защищать сам.
- И все же я не узнал, сохранит ли Лусек свой пост.
- Он останется на службе по крайней мере на некоторое время, но в той же должности, какую занимает теперь.
- Кто же станет во главе фирмы?
- Я. - Она сказала это просто, как нечто само собой разумеющееся. - Я всегда считала себя деловой женщиной, и муж недаром прибегал к моим советам.
- Ваш кабинет будет на авеню Опера?
- Да. Но я не буду делить его с Лусеком. Помещений там достаточно.
- И вы сами станете ходить на склады, в погреба, на разгрузку?
- А почему бы и нет?
- Произойдут ли перемены в составе служащих?
- Ради чего? Не потому ли, что девчонки спали с моим мужем? Но тогда я должна отказать всем своим приятельницам, за исключением очень пожилых.
Впорхнула маленькая подвижная молодая дама. Она бросилась на шею хозяйке дома, приговаривая:
- Бедная моя!
- Извините меня, господин комиссар.
- Разумеется, разумеется… Благодарю вас, мадам.
Спускаясь по лестнице и утирая лицо платком, Мегрэ вполголоса повторял:
- Любопытная особа!
Двумя ступеньками ниже он задержался и добавил:
- Или я здорово ошибаюсь, или эта история еще далека от конца.
Во всяком случае, откровенность Жанны Шабю заслуживала уважения.
Глава 4
Было около пяти часов, когда к Мегрэ тихонько постучали. Не дожидаясь ответа, Жозеф, самый старый из вахтеров, открыл дверь и подал комиссару карточку:
"Имя и фамилия: Жан-Люк Кокассон. Причина посещения: дело Шабю".
- А где же он сам? - спросил Мегрэ.
- Я провел его в аквариум.
Так назывался застекленный с трех сторон зал ожидания, где всегда сидели посетители.
- Помаринуйте его там еще несколько минут, а потом приведите.
Мегрэ медленно высморкался, немного постоял у окна, затем подошел к стенному шкафу, где всегда была в запасе бутылка коньяка, и налил себе рюмку.
Он по-прежнему чувствовал недомогание и какую-то гнетущую вялость, ноги были словно ватные.
Комиссар раскуривал трубку, когда дверь снова открылась и Жозеф доложил:
- Господин Кокассон.
Казалось, на посетителя не произвела никакого впечатления обстановка, царившая в Уголовной полиции. Он подошел к столу, протянув руку:
- Имею честь видеть комиссара Мегрэ? Мегрэ ограничился тем, что проворчал:
- Прошу садиться! - И, обогнув свой письменный стол, тоже опустился в кресло. - Если не ошибаюсь, вы занимаетесь изданием книг по искусству?
- Совершенно верно. Вам известна моя книжная лавка на улице Сент-Андре де Ар?
Мегрэ уклонился от ответа и задумчиво оглядел собеседника. Это был красивый мужчина, высокий, стройный, с густыми, гладко причесанными волосами. Серые костюм и пальто гармонировали с сединой, а на губах играла самодовольная улыбка, по-видимому, привычная.
В нем было какое-то сходство с породистым псом, например, со среднеазиатской овчаркой.
- Прошу простить, что беспокою, тем более, что мое сообщение не покажется вам особенно интересным. Я был другом Оскара Шабю…
- Знаю. Мне также известно, что в среду вы присутствовали на премьере фильма о Сопротивлении. Однако сеанс начался только в половине десятого, и у вас было достаточно времени, чтобы проделать путь от улицы Фортюни до Елисейских полей.
- Вы меня подозреваете?
- До выяснения дела все лица, имевшие отношение к Оскару Шабю, для нас более или менее подозрительны. Госпожу Бланш знаете?
Кокассон на мгновение задумался, но тут же решился:
- Да. Мне приходилось у нее бывать.
- С кем?
- С Жанной Шабю. Она знала, что ее муж завсегдатай этого дома свиданий, и ей самой хотелось посмотреть заведение.
- Значит, вы любовник госпожи Шабю?
- Да, был, и, надо полагать, не единственный.
- Когда прекратилась ваша связь?
- Вот уже примерно полгода, как мы не встречаемся.
- Вы бывали у нее на площади Вогезов?
- Да, когда муж уезжал по делам, а это случалось почти каждую неделю.
- Из-за этого вы решили со мной повидаться?
- Нет. Я только ответил на ваш вопрос. Я пришел затем, чтобы узнать, нашли ли вы письма.
Мегрэ, нахмурившись, взглянул на посетителя.
- Какие письма?
- Письма, адресованные лично Оскару Шабю. Не его деловую корреспонденцию. Полагаю, что он хранил их в надежном месте на площади Вогезов, может быть, на набережной Шарантон.
- Вам хотелось бы их заполучить?
- Видите ли, Мег… Это моя жена… Так вот, у нее мания писать длинные письма, где она выкладывает все, что взбредет в голову…
- Итак, вы хотите получить ее письма?
- У жены была довольно долгая связь с Оскаром. Я застал их, и, кажется, он был этим раздосадован.
- Он был в нее влюблен?
- Помилуй бог! Оскар никогда и ни в кого не был влюблен! Просто очередной номер в его донжуанском списке.
- Вы ревнивы?
- В конце концов я смирился со саоей участью.
- У вашей жены были и другие похождения?
- Не смею отрицать.
- Если я правильно понял, ваша жена была любовницей Шабю, а вы - любовником госпожи Шабю. Так, что ли? - В голосе Мегрэ звучала ирония, которой издатель, однако, не замечал. - И вы тоже писали на площадь Вогезов?
- Несколько раз.
- Госпоже Шабю?
- Нет, Оскару.
- Чтобы выразить неудовольствие по поводу его отношений с Мег?
- Нет. - Кокассон подошел к самому щекотливому вопросу и постарался принять развязный вид. - Вы, должно быть, не представляете, каково положение издателя книг по искусству. Клиентура очень ограничена, себестоимость невероятно высока. Каждое издание отнимает несколько лет и требует солидных капиталовложений. Вы понимаете, что без меценатов не обойтись!
- А Шабю был меценатом? - невинным голосом осведомился Мегрэ.
- Оскар был очень богат. Он прямо-таки греб деньги лопатой. Я и подумал, что он мог бы мне помочь…
- И написали об этом?
- Да.
- В то время, когда он был любовником вашей жены?
- Одно другого не касается.
- Это произошло после того, как вы их застали?
- Точно не помню, но полагаю, что да. Откинувшись в кресле, Мегрэ уминал большим пальцем табак в своей трубке.
- А вы в то время уже были любовником Жанны Шабю?
- Я так и думал, что вы меня не поймете. О наших отношениях вы судите с точки зрения старой буржуазной морали, которая теперь не в моде у людей нашего круга. Для нас сексуальные связи не имеют никакого значения.
- Отлично вас понимаю. Иначе говоря, вы обратились с просьбой к Оскару Шабю только потому, что он был богат?
- Совершенно верно.
- С таким же успехом вы могли бы обратиться к любому промышленнику или банкиру, с которым не были знакомы?
- Да, если бы оказался в безвыходном положении.
- А разве ваше положение было безвыходное?
- Я задумал крупное издание, посвященное некоторым видам азиатского искусства.
- В этих письмах есть фразы, о которых вы теперь сожалеете?
Кокассону было не по себе, но ему еще удавалось сохранить видимость собственного достоинства.
- Я сказал бы, они могут быть неверно истолкованы.
- Конечно. Люди поверхностные, например, кто не принадлежит к вашему кругу и кому не хватает широты взглядов, могли бы усмотреть в этом шантаж. Правильно я вас понял?
- Более или менее.
- Вы были очень настойчивы?
- Написал три-четыре письма.
- Все по тому же вопросу? И за довольно короткий промежуток времени?
- Я торопился пустить книгу в производство. Один из лучших знатоков восточного искусства уже представил мне текст.
- И Шабю дал вам денег? Кокассон покачал головой:
- Нет.
- Вы были разочарованы?
- Да. Этого я не ожидал. Видимо, знал его недостаточно.
- Он был черствый человек, не так ли?
- Черствый и высокомерный.
- Он ответил вам письмом?
- Даже не дал себе труда написать. Однажды вечером, когда у него на коктейле собралось человек тридцать, я подошел к нему в надежде получить, наконец, ответ.
- И он вам ответил?
- По-хамски: повернулся к гостям и сказал так громко, что все могли услышать: "Да будет вам известно, что мне глубоко наплевать на Мег, а тем более на ваши шашни с моей женой. Перестаньте же вымогать у меня деньги!"
Лицо Кокассона, поначалу бледное, теперь порозовело, а длинные пальцы с холеными ногтями немного дрожали.
- Видите, я вполне откровенно рассказываю о нем. А мог бы помолчать, посмотреть, как повернутся события.
- Иначе говоря, пока не найдутся письма?
- Неизвестно, в чьи руки они попадут.
- Вы встречались с Шабю после того вечера?
- Да, дважды. Нас с Мег продолжали приглашать на площадь Вогезов.
- И вы ходили? - пробормотал Мегрэ с притворным восхищением. - Вы не очень-то злопамятны.
- А что оставалось делать? Шабю был скотиной, но в то же время был сильной личностью. В нашем кругу он унижал не только меня. У него была потребность чувствовать свое превосходство, к тому же он добивался, чтобы его любили.
- Значит, вы надеетесь, что я верну вам эти письма?
- Я предпочел бы, чтобы они были уничтожены.
- И ваши письма и письма вашей жены?
- Письма Мег могут показаться, я полагаю, слишком страстными, даже откровенно эротическими. Что до моих, то, как я уже говорил, их могут неверно истолковать.
- Я посмотрю, чем смогу вам помочь.
- Вы их уже нашли?
Мегрэ не ответил, встал и, давая понять, что разговор окончен, подошел к двери.
- Кстати, - спросил он, - у вас есть пистолет калибра шесть тридцать пять?
- У себя в магазине я держу пистолет. Он уже много лет лежит в одном и том же ящике, и я даже не знаю его калибра. Не люблю оружие.
- Благодарю вас. И еще один вопрос. Знали ли вы, что ваш друг Шабю бывал каждую среду на улице Фортюни?
- Знал. Нам с Жанной случалось этим пользоваться.
- Все. На сегодня хватит. Если понадобитесь, я вас вызову.
Кокассон удалился, гордо вскинув голову. Вернувшись к столу, комиссар снял трубку и попросил телефонистку соединить его с домом на площади Вогезов.
- Госпожа Шабю? Говорит комиссар Мегрэ. Простите, что беспокою, но в связи с разговором, который только что происходил у меня в кабинете, я должен задать вам несколько вопросов.
- Пожалуйста, но только покороче: я очень занята. Решено, что похороны будут завтра, в самом узком кругу.
- А церковный обряд состоится?
- Только краткая панихида и отпущение грехов… Я известила об этом лишь самых близких друзей и нескольких сотрудников мужа.
- В том числе Лусека?
- Я не могла поступить иначе.
- И Лепетра?
- Конечно. И личную секретаршу мужа, эту худенькую девушку, которую он называл Кузнечиком. На кладбище Иври мы поедем в трех машинах.
- Известно ли вам, где у вашего мужа хранилась личная переписка?
Последовала довольно долгая пауза.
- Представьте, я никогда об этом не думала и теперь пытаюсь сообразить. Оскар получал очень мало писем на домашний адрес. Ему чаще писали на набережную Шарантон. Вы имеете в виду какие-нибудь определенные письма?
- Ну, например, письма от друзей, от женщин.
- Если он их сохранял, они должны лежать в его личном сейфе.
- А где он находится?
- В гостиной, в стене за его портретом.
- У вас есть ключ?
- Вчера ваши люди доставили мне одежду, которая была на муже в среду. В одном из карманов оказалась связка ключей. Я заметила среди них ключ от сейфа, но потом об этом не думала.
- Не стану больше отнимать у вас время сегодня, но после похорон…
- Можете позвонить мне завтра, во второй половине дня.
- Настоятельно прошу вас ничего не уничтожать, ни малейшего клочка бумаги.
А вдруг ее охватит любопытство и ей уже сегодня захочется открыть сейф, чтобы взглянуть на эти пресловутые письма?..
Затем Мегрэ позвонил Кузнечику:
- Ну, как дела? В порядке?
- А почему бы им быть не в порядке?
- Я только что узнал, что вас пригласили на похороны.
- Действительно, пригласили, хоть и по телефону. Признаться, я этого не ожидала. Мне казалось, я ей неприятна.
- Скажите, есть у вас на набережной Шарантон сейф?
- Есть. На первом этаже. В комнате бухгалтерии.
- А у кого ключ?
- Ясно, у бухгалтера. Наверняка был и у патрона.
- Вы не знаете, хранил Шабю в этом сейфе свои личные бумаги, ну, скажем, письма?
- Не думаю. Получая частные письма, он тут же рвал их на клочки, либо совал в карман.
- Вам нетрудно на всякий случай справиться об этом у бухгалтера и сообщить мне? Я подожду у телефона.
Мегрэ воспользовался паузой, чтобы разжечь потухшую трубку. В конторе на набережной Шарантон послышались шаги, открылась и закрылась дверь, потом через несколько минут опять стук двери и шаги.
- Вы у телефона?
- Да.
- Я была права. В сейфе лежат только деловые бумаги и некоторая сумма наличных денег. Бухгалтер даже не знает, был ли у патрона ключ. Похоже, второй ключ находится у господина Лепетра.
- Благодарю вас.
- Вы тоже будете на похоронах?
- Вряд ли. Впрочем, меня никто не приглашал.
- Войти в церковь имеет право каждый.
Мегрэ повесил трубку. Голову по-прежнему ломило, но настроение было не таким мрачным, как утром. Поднявшись, комиссар пошел в комнату инспекторов, где Лапуэнт выстукивал на машинке свой рапорт. Печатал он двумя пальцами, но дело у него шло едва ли медленнее, чем у многих машинисток.
- У меня только чго был посетитель, - пробурчал Мегрэ. - Издатель книг по искусству.
- Чего ему надо?
- Хочет получить назад свои письма. С моей стороны непростительно было не подумать о личной корреспонденции Оскара Шабю. Среди них есть, конечно, весьма изобличительные. Например, от этого Кокассона, который требовал у него денег.
- За то, что виноторговец спал с его женой?
- Кокассон застал их на месте преступления. Правда, он со своей стороны тоже был связан с Жанной Шабю. Это только один случай. Думаю, что когда мы заполучим корреспонденцию, всплывут и другие.
- А где эти письма?
- Скорее всего в сейфе, который находится в гостиной у Шабю.
- Жена их не читала?
- Говорит, что и не думала об этом сейфе. Ключ попал к ней случайно: она нашла его в одежде, которая была на Оскаре Шабю в среду.
- Вы ей о них сказали?
- Да. И я уверен, что сегодня же вечером она их прочтет. Похороны назначены на завтра. Сначала в церкви Сен-Поль состоится панихида, затем три машины с самыми близкими поедут на кладбище Иври.
- А вы там будете?
- Нет. Зачем? Убийца не из тех, кто может выдать себя своим поведением во время похорон.
- Мне кажется, шеф, вы чувствуете себя лучше?
- Не спеши. Посмотрим, что будет завтра.
Была половина шестого.
- Не стоит дожидаться шести часов. Все-таки полезнее сейчас больше побыть дома.
- До свидания, шеф!
- Пока, ребята!
И Мегрэ, с трубкой в зубах, сгорбившись, вялой походкой вышел из комнаты инспекторов.
Спал Мегрэ тяжелым сном и, видимо, без сновидений: утром он ничего не помнил. Ночью ветер переменился и потеплело, барабаня по стеклам, зарядил бесконечный монотрнный дождь.
- Температуру будешь мерить?
- Нет, у меня нормальная.
Комиссар почувствовал себя лучше. Выпил, смакуя, две чашки кофе, и жена снова вызвала ему такси.
- Не забудь захватить зонтик.
Войдя в кабинет, комиссар бросил взгляд на ожидавшую его стопку писем. Это уже давно вошло в привычку. Глядя на конверты, он сразу узнавал почерк друга или человека, сообщения от которого ожидал.
На одном из конвертов адрес был выведен печатными буквами, а в левом углу трижды было подчеркнуто слово "лично".
ГОСПОДИНУ КОМИССАРУ МЕГРЭ.
НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛА УГОЛОВНОЙ ПОЛИЦИИ
38, НАБЕРЕЖНАЯ ОРФЕВР
Мегрэ начал с этого письма. Оно было написано на двух листках бумаги, обрезанной сверху. Видимо, там был напечатан гриф какого-нибудь бара или кафе. Почерк был четкий, ясный, расстояние между словами одинаковое. Чувствовалось, что писал человек педантичный, внимательный к деталям.
"Надеюсь, мое письмо не застрянет в ваших канцелярских дебрях и вы прочтете его лично.
Это я дважды звонил вам, но быстро вешал трубку, опасаясь, как бы номер не засекли. Кажется, это невозможно, когда звонишь из автомата, но я предпочитал не рисковать.
Меня удивляет, что газеты до сих пор не пишут о подлинном лице Оскара Шабю. Неужели среди людей, хорошо его знавших, не нашлось никого, кто сказал бы правду?
Вместо этого о нем говорят как о человеке недюжинного ума, смелом и упорном, который своими руками создал одно из крупнейших виноторговых предприятий.
Где же справедливость? Ведь он был гадина! Я уже говорил это и снова повторяю! В угоду своему властолюбию он, не колеблясь, жертвовал любым человеком. Я иногда даже думаю, не был ли он, в известном смысле, сумасшедшим?