– Еще одна ложь. Мистер Барр рассказал миссис Уиттен, что вы собрались поговорить о ее новом муже. Вы хотели взвесить, что сулит вам появление нового главы семейства, в каком положении окажетесь вы, наследники мистера Лэнди, если второй супруг вашей матери станет владельцем предприятия. Миссис Уиттен была настолько потрясена этим семейным бунтом, что не только не накричала на вас, как следовало ожидать, но даже не напомнила, что она единственная владелица "Амброзии", и с упреком заявила, что вы напрасно думаете, будто она забыла о ваших правах. Во время беседы мистер Барр дважды предлагал пригласить мистера Флойда Уиттена и договориться с ним. В конце концов все вы одобрили это предложение – все, включая и того, кто знал, что оно бессмысленно, поскольку мистер Уиттен уже мертв. Вот и получается, как я говорил, что ваши показания в полиции – ложь от начала до конца.
– Ко мне это не относится, – заявил Барр. – Я только сказал, что речь шла о семейных делах и что полиции это не касается.
– Вот видите?! – воскликнул Вульф, обращаясь ко всем сразу. – Благодарю вас, мистер Барр. Суд, может быть, не сочтет ваше заявление заслуживающим внимания, но для меня оно очень важно. Так вот, – он взглянул на Еву, – начнем с вас, миссис Барр. Я не стану беседовать с вами с глазу на глаз, так как у вас было достаточно времени, чтобы договориться заранее... Скажите, за те часы, в понедельник вечером, когда вы впятером находились в столовой, кто-нибудь выходил из комнаты?
6
И все же миссис Уиттен, воспользовавшись, как выразились бы юристы, правом заявить протест, сумела, хотя и ненадолго, помешать Вульфу. Что ж, у нее были на то основания, но мне казалось, что она только зря расходует силы. Если уж ей так хотелось уберечь от беды своих детей – хотя один из них разделался с ее мужем и пытался укокошить ее саму, – то лучше бы она по малкивала. Но молчать она не могла и потребовала, чтобы Вульф объяснил, почему он считает, будто члены ее семьи дали полиции ложные показания.
Если Вульф, утверждала она, и узнал какие-то подробности о событиях, разыгравшихся в понедельник вечером, так только от Пампы. А чего можно ожидать от человека, обвиняемого в убийстве?
Джером тоже протестовал. Допустим, они солгали, – допустим! – подчеркнул он, рассказывая о цели тайной встречи в столовой. Но разве это может служить доказательством того, что один из них убил Флойда Уиттена? В самом деле, можно ли представить, что, обнаружив наверху мертвого Уиттена, они стали бы тайком обсуждать, как уберечь от него "Амброзию"...
Надо быть круглым идиотом, чтобы, сознавая свою невиновность, вконец запутать простую ситуацию – простую, потому что убийцей был Пампа, и это знали не только они, но и полиция.
Вульф терпеливо дал им высказаться.
Затем начались вопросы и ответы, продолжавшиеся часа два, не меньше. Мне лично все это казалось пустой тратой времени – независимо от того, что в их доводах было истиной, а что – ложью: конечно, за двое суток они успели разработать линию поведения. Суть их ответов сводилась к следующему.
В понедельник вечером спокойное течение беседы в столовой нарушил звонок в дверь. Как выяснилось потом, звонил Пампа, но в тот момент они этого не знали и в полном молчании ожидали, когда посетитель уйдет.
Однако вскоре заскрипела входная дверь, и, хотя дверь в столовую была закрыта, они узнали голоса в вестибюле. Затем миссис Уиттен, Флойд и Пампа поднялись по лестнице. Собравшиеся в столовой молодые люди перешли на шепот и говорили больше о том, как найти выход из создавшегося положения сейчас, в данную минуту, чем о своем будущем вообще. Разгорелся ожесточенный спор. Барр предлагал всем вместе подняться на второй этаж и договориться, но его не поддержали. Мортимер и Ева внесли другое предложение – тихонько выбраться из столовой и отправиться в квартиру Барров; но и это предложение вначале было отвергнуто на том основании, что кто-нибудь может заметить их из окон верхних этажей.
В течение последнего часа они сидели в темноте и шипели друг на друга. В конце концов Джером согласился с предложением Мортимера и Евы, и они совсем уже было собрались выйти, как на лестнице снова послышались шаги – сначала одного человека, потом еще кто-то сбежал по ступенькам, а затем послышался голос миссис Уиттен – она окликала Пампу.
После того, как голоса стихли, Фиби провела осторожную разведку и доложила, что Пампа и миссис Уиттен сидят в гостиной. Теперь, естественно, не могло быть и речи о том, чтобы выбраться из столовой. Следующее событие произошло примерно через полчаса: Барр сделал неосторожное движение в темноте и уронил торшер.
На главный вопрос все они отвечали одно и то же. Кто покидал столовую после того, как Пампа и миссис Уиттен прошли в гостиную? Только Фиби. Она несколько раз выходила на разведку и каждый раз не больше чем на полминуты. Перед этим упорством почувствовал себя беспомощным даже такой умный и проницательный человек, как Вульф. Конечно, можно было напомнить им о кромешной темноте в комнате, вновь и вновь спрашивать, где сидел тот или другой и как получилось, что Барр уронил торшер. Но все они в один голос твердили, что никто не выходил из столовой, если не считать Фиби, совершавшей свои молниеносные вылазки. Вот если бы они противоречили друг другу, по-разному освещали одни и те же факты – тогда другое дело. Тогда можно было бы заставить их сказать правду.
Точно так же они вели себя, рассказывая о том, что произошло в среду. Они были дома уже около часа, когда раздался звонок. Дворецкий открыл дверь, и в вестибюль, едва не падая, вошла миссис Уиттен – вся в крови. И тут их тоже трудно было на чем-нибудь поймать.
Все тем же тихим и спокойным голосом Джером предложил привезти дворецкого, но Вульф отклонил его, предложение, даже не поблагодарив. Потом он взглянул на настенные часы – они показывали уже без четверти три, – обвел взглядом присутствующих и сказал:
– Итак, получается, что я зря трачу время. Мы не можем, господа, сидеть тут всю ночь, давайте расходиться. – Он посмотрел на миссис Уиттен. – За исключением вас, мадам. Вы, разумеется, ночуете здесь. У нас есть комната с удобной...
Пять протестов, выраженных разным тоном и с разными оттенками, прозвучали одновременно, громче всех возражал Мортимер, ему вторила Ева. Вульф закрыл глаза, пережидая шторм, и открыл их, когда стало более или менее тихо.
– Послушайте, – раздраженно сказал он, – не считайте меня болваном. Иногда бывает, что детектив, расследуя убийство, попадает в тупик и некоторое время ожидает, надеясь, что дальнейшее развитие событий выведет его на новый след. Что ж, вполне допустимый метод. Но только не в тех случаях, когда развитие событий может привести к очередному убийству. Во всяком случае, я так не работаю. Если вы не верите, что кто-то намерен устранить миссис Уиттен, – ваше дело, но я на такой риск пойти не могу. Ее бы уже не было в живых, если бы нож не скользнул по ребрам. Я согласен самостоятельно вести расследование, не привлекая полицию или прокуратуру округа, но при одном условии: впредь до уточнения некоторых деталей миссис Уиттен должна оставаться под крышей моего дома. Она может уйти в любое время, как только решит, что лучше иметь дело с полицией, чем со мной.
– Если хотите знать мое мнение – иметь дело с полицией куда приятнее, чем с вами!
– К тому же вы самый настоящий шантажист, – добавил Барр, – и вас следовало бы привлечь к уголовной ответственности.
– Мама вместе с нами поедет домой, а вы можете сообщить в полицию что вам угодно! – внес свою лепту Мортимер.
– Но если мама останется, я останусь тоже, – решительно заявила Фиби.
Миссис Уиттен глубоко вздохнула – наверное, уже в тысячный раз. В течение всего вечера я не раз опасался, что она вот-вот упадет в обморок, однако сейчас, заметив ее пристальный взгляд, устремленный на Вульфа, я понял, что энергии у нее хоть отбавляй.
– Вы, кажется, собирались переговорить со мной с глазу на глаз о мисс Олвинг? – обратилась она к Вульфу.
– Да, мадам, собирался.
– Можно перенести это на утро? Сейчас я просто не в силах слушать и говорить. – Она сжала в кулаки лежавшие на коленях руки, но тут же спохватилась, разжала их и повернулась к младшей дочери: – Фиби, тебе придется съездить домой и привезти наши ночные вещи... Мистер Вульф, двоим можно переночевать в вашей комнате?
– Вполне. Там две кровати.
– Тогда со мной останется Фиби. Думаю, вам не следует беспокоиться – она меня не убьет. Завтра вам придется извинить меня – в четыре часа состоятся похороны моего супруга.
– Мама, – проговорил Джером, – позволь мне сейчас же отвезти тебя домой.
Миссис Уиттен не удостоила его ответом.
– Нужно подниматься по лестнице? – спросила она у Вульфа
– Нет, что вы! – ответил Вульф. – Можете воспользоваться лифтом.
7
У нас в доме есть две свободные комнаты – одна на втором этаже, рядом со спальней Вульфа, выходящая окнами на юг, другая на третьем, рядом с моей, окнами на улицу. Вот в эту комнату – достаточно просторную, обставленную лучше остальных, с двуспальными кроватями и ванной – мы и поместили миссис Уиттен и Фиби. Я объяснил им, как найти меня в случае пожара...
Когда меня разбудил какой-то шум, я не сразу понял, приснился он мне или дело происходит наяву. Не желая ломать над этим голову, я решил предоставить событиям идти своим чередом, но шум послышался снова.
– Мистер Гудвин!
Открыв глаза, я увидел интересную молодую женщину с каштановыми волосами, в легком голубом халате. Было уже достаточно светло, и я мог хорошо ее рассмотреть.
– Извините, я не постучала. Мне не хотелось никого беспокоить, – заговорила Фиби.
– Вы побеспокоили меня. – Я свесил ноги и уселся на край кровати. – А ради чего?
– Я голодна.
– Боже! – воскликнул я и взглянул на часы. – До завтрака осталось три часа. Фриц сам принесет его в вашу комнату. Но вообще-то вы совсем не похожи на оголодавшую.
– Я не могу спать и хочу есть!
– Ну и ешьте! Кухня на том же... – начал было я, но спохватился. К этому времени я уже окончательно проснулся и сообразил, что, во-первых, она же гостья, а во-вторых, я как-никак детектив. Сунув ноги в туфли и буркнув: "Пошли", – я направился к двери. Уже на лестнице мне пришло в голову, что не мешало бы накинуть халат, но возвращаться не хотелось, да к тому же и без халата было жарко.
– Что вам дать? – спросил я, распахивая дверцу холодильника.
– Я просто хочу есть. Что угодно.
Мы достали ветчину, салями, сыр, паштет, огурцы, молоко, хлеб. Она вызвалась нарезать ветчину и, надо сказать, справилась с этим неплохо. Я не видел необходимости предоставлять ей монополию и сел вместе с ней за стол. Еще раньше я обратил внимание на ее чудесные зубы, а теперь, глядя, как она управляется с мясом, убедился, насколько надежно они ей служат. Не в обиду ей будет сказано, челюстями она работала на совесть.
За едой мы вели неторопливую беседу.
– Когда вы меня окликнули, я сразу подумал, что произошло одно из двух: либо вас потянуло ко мне в комнату, как мотылька на пламя, либо вам надо что-то сообщить мне. Признаться, я был несколько разочарован, когда вы заявили, что просто хотите есть. Тем не менее... – я сделал широкий жест, не забыв прихватить ломтик салями.
– Положим, я совсем не мотылек, – заметила она. – Да и вы в своей мятой пижаме и со всклокоченной шевелюрой вовсе не похожи на пылающий огонь. И все же вы правы: я действительно хочу сообщить вам кое-что. А проголодалась я весьма кстати – это хороший предлог для разговора.
– Пижама... К середине недели она не может быть не помятой, как ни старайся... Так что вы хотели мне сообщить?
Она не торопясь разжевала ломтик сыра, запила молоком и лишь после этого взглянула на меня.
– Пожалуй, будет лучше, если сначала вы объясните мне кое-что. Ну, например, почему вы думаете, что Пампа не убивал Флойда Уиттена?
С меня мигом слетели остатки сна, и я стал лихорадочно размышлять. Мне-то казалось, что я веду непринужденную, увлекательную и даже, пожалуй, игривую беседу с хорошенькой особой, и вдруг она сразу все испортила. Я в глаза не видел Х. Р. Лэнди и не мог сказать, похожа ли на отца моя собеседница, но ее манеры, тон, взгляд красивых глаз подтверждали, что она достойное дитя человека, нажившего десять миллионов долларов.
– Так-то вы отблагодарили меня за то, что я, пожертвовав сном, спас вас от голодной смерти! – ухмыльнулся я. – Если у нас и есть какие-нибудь доказательства, они находятся у мистера Вульфа, и вам надо обратиться к нему. Если никаких доказательств не существует, мои рассуждения покажутся вам пустой болтовней.
– Как знать. Попробуйте.
– Докучать вам? Никогда! Еще молока?
– Что ж, тогда попробую я. Вирджила Пампу я изучила лучше, чем многие другие. Последние два года работала с ним – вы, наверное, знаете это. Иногда он бывает настоящим тираном, да и упрямства ему не занимать, и все равно я его люблю. Я не верю, что он мог убить Флойда Уиттена, нанести ему удар ножом в спину.
– Это что еще за новость? – нахмурился я. – Ничего не понимаю! Полицейским вы рассказали об этом?
– Конечно, нет. Кстати, я и вам ничего не рассказала, если они поинтересуются, хорошо? Я просто высказываю свое мнение. Если Уиттена убил не Пампа, значит, кто-то из нас, а я-то знаю, что это не так. Если даже встать на вашу точку зрения и считать, что все мы лжем, доказать это все равно невозможно, а раз так, виновным снова оказывается Пампа, ему, выходит, и придется пострадать. Но я уже высказала свое мнение о нем... Интересно, сообщил ли он полицейским все детали, и если да, то поверили ли они ему? Мне так хочется помочь Пампе! Он говорил вам, что дверь была открыта?
– Какая дверь? В вашем доме?
Она кивнула.
– Я несколько раз выходила из столовой, чтобы убедиться, что мама и Вирджил еще в гостиной, и все это время парадная дверь оставалась приоткрытой. Наверное, когда Пампа собирался уходить, мама окликнула его с порога и увела в гостиную, а дверь они забыли закрыть. Да, да, так оно и было! И я, и Ева, и Джером – все мы помним, что до появления Вирджила и мамы парадная дверь была закрыта.
– Интересно! – Мне стоило больших усилий выглядеть невозмутимым. – Очень интересно. Вы говорили об этом в полиции?
– Нет... До сегодняшней беседы с мистером Вульфом мне и в голову не приходило, что это важно. Но если дверь была открыта в течение получаса, кто-нибудь мог войти в дом, подняться по лестнице, убить Флойда и уйти. Догадался ли Пампа рассказать об этом? Ведь он же сам открыл дверь, а потом забыл ее закрыть. Полицейские, скорее всего, не поверили ему, но мне-то они поверят, если я скажу, что тоже видела дверь открытой, как вы думаете?
– Возможно, – кивнул я. – И тогда истина восторжествует. Пампа и все остальные окажутся вне всяких подозрений. Двое свидетелей куда лучше одного, а трое – это просто замечательно. Ваша мама, полагаю, тоже может припомнить, что дверь осталась открытой?
Она отвела взгляд и, пытаясь скрыть смущение, протянула руку за бутылкой молока и налила себе немного в стакан. Я не сердился на нее, она была слишком молода и не подготовлена ко всякого рода неожиданным вопросам.
– А знаете, я и вправду сильно проголодалась, – заговорила она. – Насчет мамы я ничего сказать не могу, я ни о чем ее не расспрашивала – очень уж она опечалена смертью Флойда. Но, пожалуй, если я расскажу ей, что видела дверь открытой, она тоже вспомнит об этом. Мама очень наблюдательна, и память у нее прекрасная. Думаю, она вспомнит. Тогда все станет ясно, да?
– Ну, тучи немного рассеются, – согласился я. – Было бы еще лучше, если бы, взглянув дважды, вы заметили, что дверь приоткрыта, а когда выглянули в третий раз, она уже оказалась закрытой. Вот было бы потрясающе! У вас, вероятно, тоже хорошая память – почему бы вам не сказать так?
Однако она сделала вид, что не поняла шутки. Нет-нет, она отчетливо помнит, что дверь оставалась все время открытой. Больше того, она даже помнит, что подходила к ней совсем близко, когда мать, брат и Дэниел Барр поднялись наверх к Флойду Уиттену. Я решил, что было бы нетактично оказывать на нее давление, и, пока мы мыли посуду и убирали продукты в холодильник, я заверил ее, что она поступила благоразумно, посвятив меня в такие подробности, что Пампе, это может помочь и что я передам Вульфу хорошие новости, как только он встанет.
Мы вместе поднялись наверх, она крепко пожала мне руку и мило улыбнулась. Потом я забрался в постель.
Мне показалось, что я только на мгновение закрыл глаза. Я даже рассердился на себя за то, что так и не заснул, но часы уже показывали четверть десятого. Я соскочил с кровати, бросился в ванную, привел себя в порядок и помчался на кухню узнать у Фрица, встал ли Вульф. Да, он позавтракал, как обычно, в восемь пятнадцать и уединился в оранжерее. Из своей комнаты по внутреннему телефону только что звонили наши гостьи, и Фриц уже готовился нести туда завтрак. Мне после ранней трапезы есть не хотелось; выпив апельсинового сока и чашку кофе с сухариками, я отправился в оранжерею, прыгая сразу через три ступеньки.
Вульфа я застал за изучением только что полученных новых орхидей. Как и следовало ожидать, он взглянул на меня с кислой миной, поскольку терпеть не мог, когда его беспокоили в оранжерее.
– Извините, я проспал, – небрежным тоном бросил я. – Во всем виновата Фиби. Ну и нервы у нее! Она пришла ко мне и критиковала мою помятую пижаму.
– Бестактно, если это соответствовало действительности, и глупо, если это было не так – заметил Вульф.
– Пустое! Она пришла потому, что проголодалась, я повел ее на кухню и накормил. На самом-то деле она хотела убедить меня в одной лжи. Хотите выслушать правдоподобную ложь? Здорово придумано!
– Валяй.
– Она предлагает выход для Пампы в обмен на выход для своей банды. В течение того решающего получаса, когда Фиби время от времени отлучалась на разведку в вестибюль, она заметила, что парадная дверь была приоткрыта. Ее мать может это подтвердить. Однако Пампе придется сказать, что, собираясь уходить, он успел дойти до двери и отпереть ее, но тут мамочка вернула его, и, возвращаясь в гостиную, он не закрыл дверь... Что это: бестактность или глупость?
Вульф, наконец, налюбовался своими орхидеями, повернулся и уставился на меня. Ему, очевидно, показалось, что у меня плохо завязан галстук, и я не могу этого исключить, поскольку одевался наспех.
– Как это ты догадался использовать фамилию мисс Олвинг, чтобы добиться встречи с миссис Уиттен? – внезапно спросил он.