- Сейчас. - Он взялся за ручку двери, глядя на ее волосы цвета корицы. - Знаете, лейтенант Китc поработал также в вашем собственном доме.
Она бросила на него быстрый взгляд:
- То есть?
- Расспросил экономку, шофера, слугу.
- Что они могли обо мне рассказать?
- Он настоящий профессионал, очень опытный. Они даже не поняли, что подверглись допросу. - Эллери серьезно смотрел на нее. - У вас недавно пропала или потерялась серебряная шкатулочка. Размером со спичечный коробок.
Девушка побледнела, но спокойно ответила:
- Правда.
- Судя по описанию миссис Монк, Симеона, Исиро, которых вы просили ее отыскать, по размерам и по форме она очень похожа на ту, где, по вашим словам, лежала предупредительная записка. Китc хотел сразу же вас расспросить, но я сказал, что сам разберусь. Скажите, Лорел, на ошейнике мертвого пса Хендерсона висел ваш серебряный футлярчик?
- Не знаю.
- Почему вы мне не сказали, что незадолго до 2 июня у вас пропала похожая вещица?
- Потому что была уверена, что это не то. Смешно даже думать. Как мой футлярчик очутился бы на ошейнике? Я его купила в "Мэй компани", по-моему, точно такие же продаются на Бродвее в других универмагах… с таблетками витаминов и прочим… тысячи по всему Лос-Анджелесу. Купила для папы. Он принимал какие-то таблетки, коробочка помещалась в кармашке для часов. Но я куда-то ее задевала…
- На ошейнике не могла висеть ваша коробочка?
- Могла, но…
- Ваша так и не нашлась?
Она тревожно взглянула на него:
- Думаете, это была она?
- Пока ничего не думаю, Лорел. Просто стараюсь упорядочить факты. - Эллери открыл дверь и осторожно выглянул. - Убедим вашего могучего друга, что я вас вернул в целости и сохранности. Не хочется быть стертым в порошок. - Он с улыбкой пожал ей руку.
И проследил уже без улыбки, как они спускаются по склону.
* * *
Эллери сошел вниз, набросился на холодную еду. В коттедже стояла унылая тишина, в которой он громко чавкал. Потом возник другой звук.
Стук в кухонную дверь?
Он вытаращил глаза.
- Войдите!
И она вошла.
- Делия!
Эллери вскочил со стула, держа в руках вилку с ножом. На ней был какой-то свободный длинный синий пиджак с обрамлявшим лицо капюшоном. Она остановилась, прислонившись спиной к двери, оглядывая комнату.
- Я ждала в темноте в саду. Видела машину Лорел… Решила еще постоять после того, как они уехали… с Кроувом. Не знала, ушла ли ваша экономка.
- Ушла.
- Хорошо. - Она рассмеялась.
- Где оставили машину?
- Под горой на боковой дорожке. Оттуда шла пешком. Какая у вас симпатичная кухня…
- Неосмотрительное утверждение. - Эллери не пошевелился.
- Не приглашаете?
- Пожалуй, нет, - медленно вымолвил он.
Улыбка исчезла, а потом опять засияла.
- Зачем так серьезно? Я просто ехала мимо, решила заглянуть, узнать, как…
- …продвигается дело.
- Конечно. - На щеках играли ямочки. Странно, раньше он этого не замечал.
- Неудачная мысль.
- Почему?
- Город маленький, кругом глаза и уши. Женщине в Голливуде легко погубить репутацию.
- Ах, вот что. - Делия помолчала, сверкнула зубами. - Безусловно, вы правы. Глупо с моей стороны. Только порой… - Она замолчала, пожала плечами.
- Что?
- Ничего. Я уже ухожу… Есть что-нибудь новое?
- Ничего, кроме вопроса о крысином яде.
Делия вздрогнула:
- Я действительно думала, будто мышь завелась.
- Разумеется.
- Спокойной ночи, Эллери.
- Спокойной ночи.
Он не вызвался проводить ее вниз с горы, чего она, видимо, и не ждала.
Он долго смотрел на кухонную дверь.
Потом поднялся наверх, щедро налив себе выпить.
* * *
В три часа утра оставил попытки заснуть и вылез из постели. Включил лампы в гостиной, набил и раскурил вересковую трубку, погасил свет, сел, глядя на мерцавший внизу Голливуд. В момент размышлений свет раздражает.
Эллери принялся размышлять в темноте.
Дело, конечно, загадочное. Однако загадка - лишь то, на что не находишь ответа. Найдешь - и загадка исчезнет. Его ничуть не беспокоит фантастический ореол вокруг дела вроде утреннего лос-анджелесского тумана. Любое преступление фантастично, поскольку осуществляет то, что большинство людей совершает лишь в мыслях. Неизвестный преступник фантазировал двадцать с лишним лет…
Он усмехнулся в темноте. Вернемся к автору записки.
Удивительно не то, что он подбрасывает отравленных собак и пишет странные записки с обещанием медленной смерти и таинственных предупреждений с особым смыслом. Удивительно, что он питает в душе ненависть так долго, что за это время практически успело вырасти новое поколение. Это уже не фантазия, а тяжелая патология.
Фантазия - отклонение от нормы. Дело в степени. Голливуд всегда отличается непропорциональным количеством отклонений от нормы. В Вандалии, штат Иллинойс, Роджера Прайама не допустили бы в общество как чужеродный элемент, а в каньонах юга Калифорнии он чувствует себя как дома. Возможно, в Сиэтле найдутся свои Делии Прайам, но ее настоящее место в голливудском раю среди гурий, где она олицетворяет желанную женщину. Поселившийся на дереве парень, которого в Нью-Йорке отволокли бы в психушку, здесь стал очередным предметом обожания и добродушных газетных заметок.
Нет, дело не в фантазии.
Дело в дьявольской скудости фактов.
Из прошлого является старый враг. Из какого прошлого? Неизвестно. Враг подготовил ряд предупреждений. В чем они заключаются? Первое - дохлый пес. Потом неизвестное содержимое небольшой картонной коробки. Потом мышьяк в сознательно рассчитанной дозе, исключающей смертельный исход. Следующие обещанные предупреждения еще не поступили. Сколько их будет? Они должны иметь "особый смысл". Значит, целый ряд, картина. Но что может быть общего между дохлым псом и мышьяком, подсыпанным в тунцовый салат? Было бы очень полезно узнать, что Роджер Прайам увидел в картонке в тот самый момент, когда Леандр Хилл склонился над трупом собаки, читая записку на тонкой, свернутой в плотный комок бумаге. Да, очень… Однако никакой информации не имеется. Возможно, Прайам уничтожил содержимое. Но знает, что там было. Как заставить его говорить? Обязательно надо заставить.
Темно, темней прежнего. Эллери думал, ворочая трубку в зубах. Картина, разумеется, складывается, только откуда знать, что она единственная? Допустим, дохлый пес послужил первым из ряда предупреждений с особым смыслом, предназначенных Хиллу, а остальные после его преждевременной смерти навсегда похоронены в памяти неизвестного злодея. Допустим, содержимое коробки Прайама было первым, а отравление ядом вторым предупреждением из другого ряда, не связанного с тем, который оборвался в результате сердечного приступа. Возможно. Вполне возможно, что Хиллу и Прайаму адресованы разные по смыслу предупреждения.
Лучше пока позабыть о мертвой собаке, подброшенной Хиллу, и сосредоточиться на живом Прайаме, предполагая, что неизвестное содержимое коробки и отравленный салат укладываются совсем в иной ряд…
Он снова улегся в постель с последней мыслью - любой ценой узнать, что было в коробке, и ждать третьего предупреждения Прайаму.
Во сне ему явилась Делия Прайам, скалившая в гуще джунглей зубы.
Глава 7
Как понял Эллери из рассказов Делии, Альфреда Уоллеса и старика Кольера, примчавшись на звонок миссис Прайам в то примечательное воскресное утро, она рано встала, собираясь в церковь. Добавила, что в храме бывает нечасто, и больше эту тему не развивала. Он догадался, что ей хотелось бы бывать там чаще, но при не совсем обычном образе жизни лишь время от времени выпадает возможность сбегать в старый храм, возвращаясь на время "божественной мессы" в детство, к родным кровям. Такой случай как раз и представился утром через пять дней после отравления мужа и через два после ее странного визита в коттедж Эллери.
Итак, Делия встала рано, а Альфред Уоллес поздно. Обычно он поднимался пораньше, прежде чем его потребует Прайам, зная, что можно со вкусом позавтракать лишь до пробуждения хозяина. Однако по воскресеньям последний предпочитал спокойно полеживать до полудня, что позволяло Уоллесу спать до девяти утра.
Отец Делии неизменно вставал с петухами. В то утро он позавтракал с дочерью, а после ее отъезда в Лос-Анджелес отправился в утренний лесной поход. На обратном пути остановился у большого дуба, окликнул внука, но, не слыша никакого ответа, кроме оглушительного храпа Кроува, вернулся домой, зашел в библиотеку. Библиотека располагалась внизу в центральном холле напротив апартаментов Роджера, отделенная от них лестницей. В несколько минут девятого, докладывал мистер Кольер, дверь его зятя была закрыта, света под ней видно не было - все как обычно в воскресное утро, поэтому он вытащил из ящика письменного стола альбом для марок, кляссер, пинцет, каталог Скотта и принялся раскладывать последние приобретения.
- Я от души поколесил по свету, - похвастался старик, - и с большим удовольствием собирал везде марки. Хотите взглянуть на коллекцию?
Эллери вынужден был отказаться - нет времени, занят другими делами.
Альфред Уоллес сошел вниз в несколько минут десятого, поздоровался с отцом Делии - дверь библиотеки была открыта - и пошел завтракать, не заглянув к Роджеру.
Миссис Гуттьерес подала ему еду, он прочел воскресную газету, которую всегда подсовывают под дверь. У горничной и шофера воскресный выходной, в доме было непривычно тихо. Кухарка на кухне готовила завтрак для Роджера Прайама.
Вскоре после десяти Уоллес тщательно сложил газету, придав ей первоначальный вид, поднялся со стула и вышел в холл. Просыпаясь по воскресеньям, Прайам желал найти газету под рукой и приходил в бешенство, если она оказывалась измятой или развернутой.
Заметив свет под дверью, Уоллес ускорил шаг.
Вошел без стука.
По словам мистера Кольера, он понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее, услышав крик секретаря из комнаты Роджера:
- Мистер Кольер, сюда, сюда!
Старик бросил альбом с марками, побежал через холл. Уоллес колотил по телефонному рычагу, пытаясь вызвать телефонистку, успев ему крикнуть:
- Взгляните, все ли в порядке с мистером Прайамом!
В тот же миг телефонистка ответила, и он в панике забормотал что-то насчет полиции и лейтенанта Китса.
Кольер кинулся к зятю, лежащему в разложенном кресле-каталке. Прайам в ночной рубашке опирался на локоть, глядя на него сверкающим, как бы остекленевшим от ужаса взглядом. Открывал рот, тряся бородой, но не издавал ни единого звука. Насколько старик понял, ничего с ним не случилось, только он был смертельно испуган. Кольер уложил паралитика, стараясь успокоить. Тот лежал неподвижно, как в коме, крепко зажмурившись, чтоб ничего не видеть, не отвечая на вопросы тестя. Тут Делия вернулась из церкви.
Охнула на пороге - Уоллес оторвался от телефона, а Кольер от кресла-кровати. Она вглядывалась в комнату недоверчивым страдальческим взглядом. Была еще бледней мужа, готовая упасть в обморок.
- Что… что это…
Ее била дрожь.
- Уведите ее отсюда! - резко приказал Уоллес.
- Он умер… Умер!
Кольер бросился к ней:
- Жив, дочка. Просто испуган. Иди наверх. Мы о нем позаботимся.
- Жив? Тогда почему… Что случилось…
- Делия! - Старик схватил ее за руку.
- Ничего не трогайте! Ничего!
- Не будем, не будем…
- Ничего нельзя трогать. Все должно оставаться как было. Абсолютно точно. - После этого Делия побрела, спотыкаясь, в прихожую к телефону и позвонила Эллери.
* * *
Когда Эллери затормозил перед домом, на подъездной дорожке уже стояла патрульная машина. В ней сидел молодой полицейский с красной физиономией, громко переговариваясь с участком, широко разевая рот. Его напарник, видно, был в доме.
- Эй, - выскочил он из машины, - куда вы?
- Я друг семьи, офицер. Мне сейчас звонила миссис Прайам. - Эллери тоже был вне себя. Делия устроила по телефону истерику, он разобрал только слово "игрушки", не имевшее смысла. - Что случилось?
- Не стану повторять, - взволнованно объявил полицейский. - Не стану ударять лицом в грязь. Думают, будто я пьяный. За кого они меня принимают? В воскресенье утром! Я много чего повидал в этом городе, но…
- Слушайте, возьмите себя в руки. Вызвали лейтенанта Китса?
- Дома застали. Едет.
Эллери протопал по ступенькам. Вбежав в холл, увидел Делию, одетую в выходное скромное черное платье, в шляпе и перчатках, прислонившуюся к стене без кровинки в лице. Нервный растрепанный Альфред Уоллес держал ее за руку, что-то нашептывал. Картина мигом изменилась: заметив Эллери, Делия что-то быстро бросила секретарю, выдернула руку, шагнула вперед. Уоллес удивленно оглянулся, метнулся за ней, как бы боясь остаться один.
- Эллери!
- Как мистер Прайам?
- Сильно потрясен.
- Не могу его упрекнуть, - пробормотал Уоллес, вытирая лицо носовым платком в трясущейся руке. - Врач сейчас будет. Мы ничем помочь не можем.
- Что вы там сказали про игрушки? - Эллери торопливо пошел через холл с уцепившейся за его руку Делией. Уоллес остался на месте, по-прежнему утирая лицо.
- Про какие игрушки? Я сказала…
Эллери споткнулся и замер в дверях.
Другой патрульный из полицейской машины в сбитой на затылок фуражке сидел верхом на стуле, беспомощно озираясь вокруг.
Роджер Прайам лежал неподвижно, глядя в потолок.
Кругом - на самом Роджере, на простынях, одеяле, на полках инвалидного кресла и пишущей машинке, на полу, на мебели, на раскладушке Уоллеса, на подоконниках и карнизах, в топке и на каминной полке - повсюду… лягушки.
Лягушки и жабы.
Сотни лягушек и жаб.
Крошечные древесные жабы.
Желтоногие лягушки.
Лягушки-быки.
Головки у всех свернуты.
Комната была усеяна мертвыми лягушками.
* * *
Эллери был ошеломлен. В дальних темных углах подсознания абсурдный бред с лягушками далеко не смешон. За черным нильским бычком с орлом на спине и жуком на языке стоит бог Апис; за абсурдом маячит страх. Страх - извечный тиран. В середине двадцатого века принял облик гигантского гриба. Почему ж не лягушки? Господь за пленение иудеев покарал Египет, поразив его жабами, - жабы, кровь, дикие звери, убитые первенцы… Невозможно винить неподвижно застывшего Роджера Прайама. Роджер знаком с божественным промыслом - сам божок в своем роде.
Пока Китc с патрульными бегали по дому, Эллери расхаживал по гостиной, стараясь собраться с мыслями. Происходившее его злило и зачаровывало. Никакого смысла. Никакой связи. Вот в чем власть над непосвященными, внешний вид для невежественной толпы. Но сам Прайам вхож во внутренний храм. Ему известно то, чего другие не знают. Известен смысл бессмыслицы. Известна природа тайны, с которой она связана. Знание не всегда сила; определенность не всегда успокаивает. Такое знание парализует, такая определенность страшит.
Он грыз большой палец под портретом испанского гранда, когда выскочил Китc.
- Ну, врач ушел, лягушек собрали, давайте посоветуемся.
- Конечно.
- По-вашему, третье предупреждение Прайаму?
- Да.
- А по-моему, - детектив тяжело повалился в массивное кресло, - чушь собачья.
- Не совершайте подобной ошибки.
Китc смерил его негодующим взглядом:
- Я на такую белиберду не клюю, мистер Квин. Не верю, даже видя своими глазами. Для чего злоумышленнику столько хлопот? - Судя по тону, сам детектив предпочел бы простую хорошую пулю.
- Как Прайам себя чувствует?
- Жив. Проблема с доктором Волютой. Кажется, мы прервали его свидание с некой блондиночкой в Малибу. Он принял лягушек за личное оскорбление. Диагностировал шок, дал снотворное и помчался к машине.
- Вы говорили с Прайамом?
- Да я-то говорил, только он со мной - нет.
- Ничего не сказал?
- Сказал, что проснулся, дернул за веревочку, которая у него свет зажигает, увидел зверюшек и больше ничего не помнит.
- Не дал никаких объяснений?
- Неужели считаете, что у него есть этому объяснение?
- Такой крепкий мужчина, как наш приятель Прайам, лейтенант, не падает в обморок при виде сотни лягушек, даже если они валяются по всей постели. Слишком сильная реакция. Конечно, он знает, в чем дело. И поэтому испугался до умопомрачения.
Китc покачал головой:
- Что теперь будем делать?
- Выяснилось что-нибудь?
- Ничего.
- Никаких намеков на исходный момент?
- Нет. Какие могут быть намеки? Вы явились с преисполненного подозрений Востока, мистер Квин. А тут у нас великий Запад, где мужчина остается мужчиной, никто двери не запирает, кроме выходцев с Востока. - Китc перекатил во рту изжеванную сигарету. - Даже, - язвительно добавил он, - налогоплательщики, попавшие в чей-нибудь список на уничтожение. - Он вскочил в приливе сил от бессилия. - Дело в том, что Прайам не хочет смотреть в лицо фактам. Отравили его - призадумался. Подбросили в спальню пару сотен дохлых лягушек - с сомнением покачал головой. Знаете, что я думаю? По-моему, все в этом доме чокнутые, кроме нас с вами.
Эллери кружил по комнате, щурясь на невидимый горизонт.
- Хорошо. В дом можно попасть без проблем, просто войти, и все. Например, среди ночи. Дверь Прайама на ночь не запирается, чтобы в экстренном случае мог войти Уоллес и прочие, поэтому столь же легко попасть в его комнату. Злоумышленник пришел с полной сумкой убитых лягушек. Прайам спал - прошу учесть, спал, не умер. Тем не менее, незваный гость разбросал кругом две-три сотни лягушек - заметьте, в темноте, - ничуть его не потревожив. У вас есть объяснение, лейтенант?
- Есть, - устало кивнул Китc. - Прайам вчера уговорил бутылку. В самом деле был мертв - мертвецки пьян.
Эллери пожал плечами, продолжая расхаживать:
- Вернемся к нашим лягушкам. Первое предупреждение - коробка неведомо с чем. Второе - пищевое отравление. О первом ничего не известно, второе - отравленная еда, третье - дохлые лягушки. Безусловно, должно помочь догадаться о первом.
- Скажем, жареный кокос, - предположил Китc. - Помогло?
- Лейтенант, существует связь, цельная картина.
- Слышал.
- Лягушки не с потолка взяты. Они что-то значат.
- Угу, - буркнул Китc, - бородавки. - И неубедительно рассмеялся. - Ладно, значат. Все что-нибудь да значит. Мне плевать, черт возьми, что оно значит. Я вас спрашиваю: этот Прайам свихнулся совсем? Хочет коньки отбросить? Даже в бой не вступая?
- Он ведет бой, лейтенант, - нахмурился Эллери, - по-своему храбро. Просить помощи, принять непрошеную помощь равносильно для него поражению. Понимаете? Он должен быть хозяином положения, распоряжаться собственной судьбой. Обязательно, иначе его жизнь бессмысленна. Не забывайте, он живет в инвалидном кресле. Говорите, спит сейчас?
- Под присмотром Уоллеса. Я предложил поставить полицейского, он чуть газетой меня не прихлопнул. Попытался уговорить дверь отныне держать на запоре и не получил обещания.