- В Париже. Он получил докторскую степень в университете в 1905 году - в том же году, что и я. Тогда мы и познакомились… - Казалось, факты ускользают от Дреймена - он прикрыл глаза ладонью, а его голос стал ворчливым, как у человека, спрашивающего, куда подевали его запонки. - Гримо был блестящим ученым. В следующем году он получил адъюнкт-профессуру в Дижоне. Но тут умерли его родственники, оставив его хорошо обеспеченным. Вскоре он бросил работу и приехал в Англию. Во всяком случае, насколько я понял. Мы не виделись много лет. Вы это хотели знать?
- А вы когда-нибудь встречались с ним до 1905 года?
- Нет.
Хэдли склонился вперед.
- Где вы спасли ему жизнь? - резко спросил он.
- Спас жизнь? Не понимаю.
- Вы когда-нибудь бывали в Венгрии, мистер Дреймен?
- Я… я путешествовал по Европе и, возможно, бывал и там. Но это было очень давно, когда я был молод. Я не помню.
Теперь пришла очередь Хэдли стрелять по тарелкам.
- Вы спасли ему жизнь около тюрьмы Зибентюрмен в Карпатских горах, когда он бежал, не так ли?
Костлявые руки Дреймена стиснули шляпу. Рэмпоул чувствовал, что сейчас в нем больше упрямой силы, чем было в течение дюжины лет.
- Разве? - отозвался он.
- Нет смысла упорствовать. Мы знаем все - даже даты, благодаря вам. Карой Хорват, будучи свободным, оставил на одной из своих книг пометку - "1898 год". Для полной университетской подготовки к докторской степени ему требовалось минимум четыре года. Время пребывания в тюрьме и бегства мы можем сузить до трех лет. Располагая этой информацией, - холодно продолжал Хэдли, - я могу телеграфировать в Бухарест и получить все подробности в течение двенадцати часов. Так что лучше говорите правду. Я хочу знать все, что вы знаете о Карое Хорвате и его двух братьях. Один из них убил его. Напоминаю, что утаивание сведений подобного рода - серьезное преступление. Итак?
Какое-то время Дреймен молчал, прикрывая глаза и постукивая ногой по ковру. Потом он поднял взгляд, и все с удивлением увидели на его губах улыбку.
- Серьезное преступление? - переспросил он. - В самом деле? Откровенно говоря, сэр, мне плевать на ваши угрозы. Очень немногое может напугать или рассердить человека, который видит только ваши контуры, как видит яйцо-пашот на тарелке. Почти все страхи в мире - как, впрочем, и желания - порождены более конкретными зрительными образами: глазами, жестами, фигурами. Молодые люди не могут этого понять, но вы, надеюсь, можете. Понимаете, я не абсолютно слеп. Я вижу лица, утреннее небо и все те предметы, которыми, как утверждают поэты, бредят слепцы. Но я не могу читать, а лица, которые я сильнее всего хотел бы видеть, уже восемь лет более слепы, чем мое. Когда такое случается, вас уже ничего не волнует. - Он снова наморщил лоб. - Сэр, я охотно сообщу любую нужную вам информацию, если это поможет Шарлю Гримо. Но я не вижу никакого смысла раскапывать старые скандалы.
- Даже с целью найти брата профессора, который убил его?
Дреймен нахмурился:
- Если вы думаете, что мой ответ вам поможет, советую выбросить из головы ложную идею. Не знаю, как вы об этом узнали. У Гримо были два брата, и они попали в тюрьму. - Он опять улыбнулся. - Ничего ужасного в этом не было. Их осудили по политическим мотивам. Полагаю, добрая половина тогдашних молодых энтузиастов была в чем-то подобном замешана… Забудьте о двух братьях. Оба мертвы уже много лет.
В комнате было так тихо, что Рэмпоул слышал последний треск огня в камине и свистящее дыхание доктора Фелла. Хэдли посмотрел на доктора, чьи глаза были закрыты, потом устремил бесстрастный взгляд на Дреймена:
- Откуда вы это знаете?
- Мне рассказывал Гримо. Кроме того, все газеты от Будапешта до Брашова тогда трубили об этом. Вы можете легко все проверить. Они умерли от бубонной чумы.
- Конечно, если бы вы могли это доказать… - вежливо начал Хэдли.
- А вы обещаете не копаться в давних скандалах? - Дреймен сплетал и расплетал костлявые руки. Взгляд его ярких голубых глаз было нелегко поймать. - Если я расскажу вам все, и вы получите доказательство, то оставите мертвых в покое?
- В зависимости от вашей информации.
- Очень хорошо. Я расскажу вам то, что видел сам. - Он задумался. - В своем роде это была ужасная история. Впоследствии мы с Гримо никогда о ней не говорили - так было решено. Но я не намерен лгать вам, будто забыл какие-то ее подробности.
Дреймен так долго молчал, барабаня пальцами по виску, что даже терпеливый Хэдли уже собирался его поторопить.
- Прошу прощения, джентльмены, - заговорил он наконец. - Я пытался вспомнить точную дату, чтобы вы могли в этом удостовериться. Но могу лишь сказать, что это произошло в августе или сентябре 1900 года… или 1901-го? Как бы то ни было, могу начать рассказ в стиле современных французских романов. "Холодным сентябрьским днем 19… года, ближе к сумеркам, одинокий всадник спешил по дороге в долине у подножия юго-восточных Карпат". Потом я бы пустился в описание дикого пейзажа и тому подобного. Всадником был я, и, так как собирался дождь, я спешил попасть в Традж до темноты.
Он улыбнулся. Доктор Фелл открыл глаза, и Дреймен быстро продолжил:
- Я вынужден настаивать на романтической атмосфере, так как она соответствовала моему настроению и многое объясняет. Я пребывал в байроническом возрасте, обуреваемый идеями политических свобод, ехал верхом, так как полагал, что хорошо выгляжу на лошади, и даже доставил себе удовольствие, вооружившись пистолетом против мифических разбойников и четками в качестве амулета от призраков. Но даже если там не было призраков или разбойников, им следовало там быть. Несколько раз мне мерещились и те и другие. В холодных лесах и ущельях ощущалась сказочная дикость. Понимаете, Трансильвания с трех сторон окружена горами. Для английского глаза непривычно видеть поле ржи или виноградник на крутом склоне, красно-желтые костюмы, пахнущие чесноком трактиры и холмы, состоящие из чистой соли.
Как бы то ни было, я ехал по извилистой дороге. Надвигалась гроза, но не предвиделось ни одного трактира на расстоянии многих миль. Здешние жители видели дьявола, прячущегося за каждой изгородью, и это меня пугало, однако у меня имелся куда худший повод для страхов. После жаркого лета разразилась эпидемия чумы, накрыв целый район, как туча саранчи; ее не остановил даже подоспевший холод поздней осени. В последней деревне, через которую я проезжал, - я забыл ее название - мне сказали, что чума бушует на соляных копях в горах впереди. Но я надеялся встретить в Традже своего английского друга - тоже туриста. К тому же я хотел взглянуть на тюрьму, обязанную своим наименованием семи белым холмам, тянущимся позади, как невысокая гряда гор.
Я знал, что приближаюсь к тюрьме, так как видел впереди белые холмы. Когда стало слишком темно, чтобы видеть что-либо вообще, и ветер начал ломать ветви деревьев, я спускался в лощину мимо трех могил. Очевидно, их выкопали недавно, так как вокруг еще оставались следы ног, но нигде не было видно ни одной живой души.
Хэдли разрушил жуткую атмосферу, которую начал создавать этот мечтательный голос.
- Место похоже на то, которое изображено на картине, купленной доктором Гримо у мистера Бернеби, - заметил он.
- В самом деле? - с удивлением отозвался Дреймен. - Я не обратил внимания.
- Разве вы не видели картину?
- Видел, но только общие очертания - деревья, обычный пейзаж…
- А три надгробия?
- Я не знаю, откуда Бернеби черпал вдохновение. - Дреймен потер лоб. - Видит бог, я никогда ему об этом не рассказывал. Вероятно, это совпадение - на тех могилах не было надгробий - просто три деревянных креста.
Я сидел на лошади, глядя на могилы. Зрелище было не из приятных. Они выглядели жутковато на фоне зеленовато-черного ландшафта с белыми холмами на горизонте. Но если это были могилы заключенных, почему их вырыли так далеко от тюрьмы? Внезапно моя лошадь встала на дыбы и едва не сбросила меня. Я подъехал к дереву и, обернувшись, увидел, что напугало лошадь. Один из могильных холмов двигался. Послышался треск, и нечто темное начало вылезать из могилы. Это была всего лишь рука с шевелящимися пальцами, но не думаю, чтобы я когда-нибудь видел нечто более ужасное.
Глава 10
КРОВЬ НА ПИДЖАКЕ
- Я не знал, что мне делать, - продолжал Дреймен. - Спешиться я не осмеливался, опасаясь не удержать рвущуюся лошадь, а ускакать прочь стыдился. Мне в голову лезли легенды о вампирах и прочей адской чепухе. Откровенно говоря, я был напуган до смерти. Помню, я кружил, как юла, пытаясь одной рукой придерживать лошадь, а другой достать револьвер. Когда я снова обернулся, "нечто" уже выбралось из могилы и направлялось ко мне.
Вот так, джентльмены, я повстречал одного из моих лучших друзей. Человек подобрал лопату, очевидно забытую одним из могильщиков. Когда он подошел ближе, я крикнул по-английски: "Что вам нужно?" - так как от страха не мог вспомнить ни слова на любом другом языке. Человек остановился и ответил тоже по-английски, но с иностранным акцентом: "Не бойтесь, милорд, помогите мне", после чего бросил лопату. Лошадь успокоилась, чего нельзя было сказать обо мне. Мужчина был невысоким, но очень крепким; грязное, опухшее лицо покрывали струпья, казавшиеся в сумерках розоватыми.
Он стоял под дождем и продолжал кричать, указывая на могилы: "Милорд, я не умер от чумы, как эти двое бедняг. Я даже не заразился. Это просто кровь из царапин на коже. Смотрите, как дождь смывает ее". Мужчина даже высунул язык, чтобы показать, как он почернел от сажи и становится чистым под дождем. По его словам, он был не уголовником, а политическим заключенным и бежал из тюрьмы.
Дреймен снова наморщил лоб и улыбнулся.
- Естественно, я помог ему - ведь меня самого обуревали идеи свободы. Пока мы строили планы, мужчина все рассказал мне. Он был одним из трех братьев, студентов Клаузенбургского университета, которых арестовали за участие в борьбе за независимую Трансильванию под протекторатом Австрии, какой она была до 1860 года. Все трое сидели в одной камере, и два брата умерли от чумы. С помощью тюремного врача, также заключенного, третий брат сфальсифицировал симптомы и притворился мертвым. Едва ли кто-нибудь стал бы приближаться к телу, чтобы проверить заключение врача, - вся тюрьма обезумела от страха. Даже те, кто хоронили трех братьев подальше от тюрьмы, отворачивались, бросая тела в сосновые гробы и наспех заколачивая гвоздями крышки. Врач тайком положил в гроб кусачки, которые мой воскресший друг показал мне. Сильный мужчина, сохранивший самообладание и не расходовавший слишком много кислорода после погребения, мог приподнять крышку гроба головой, вставить в щель инструмент, чтобы перекусить гвозди, и выбраться из свежей могилы.
Когда беглец узнал, что я учился в Париже, разговаривать стало легче. Его мать была француженкой, и он владел этим языком в совершенстве. Мы решили, что ему лучше всего отправиться во Францию, где он сможет обосноваться под другим именем, не вызывая подозрений. У него было припрятано немного денег, а в его родном городе жила девушка, которая…
Дреймен внезапно осекся, словно сообразив, что зашел слишком далеко. Хэдли кивнул.
- Думаю, мы знаем, кто была эта девушка, - сказал он. - Пока что мы можем оставить мадам Дюмон в стороне. Продолжайте.
- Можно было не сомневаться, что она доставит деньги и последует за ним в Париж. Суматохи из-за побега не произошло - ведь Гримо считали мертвым. Тем не менее он был так напуган, что предпочел покинуть эти края, даже не удосужившись побриться и переодеться в мой костюм. Паспортов тогда не существовало, и Гримо, выезжая из Венгрии, назвался моим другом-англичанином, с которым я должен был встретиться в Традже. Прибыв во Францию… но остальное вы знаете. - Дреймен вздохнул и устремил на слушателей отсутствующий взгляд. - Можете проверить все, сказанное мной…
- А как насчет треска? - вмешался доктор Фелл.
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Хэдли резко повернулся. Взгляд Дреймена стал искать говорившего. Красное лицо доктора Фелла задумчиво наморщилось, он постукивал по ковру тростью.
- Думаю, это важно, - продолжал доктор, обращаясь к камину, как будто кто-то возразил ему. - Хмф. Ха. У меня к вам только два вопроса, мистер Дреймен. Вы слышали треск поднимающейся крышки гроба, не так ли? Это означает, что могила, откуда выбрался Гримо, была неглубокой?
- Весьма неглубокой, иначе он мог никогда из нее не выбраться.
- Второй вопрос. Эта тюрьма была хорошо или плохо управляемой?
Дреймен выглядел озадаченным:
- Не знаю, сэр. Но я слышал, что многие государственные чиновники критиковали тюремное начальство за то, что оно допустило распространение болезни, помешавшей использовать заключенных на соляных копях. Между прочим, имена умерших были опубликованы - я сам их видел. И снова спрашиваю вас: какой смысл раскапывать древние скандалы? Это ничем вам не поможет. Вы ведь понимаете, что это нисколько не дискредитирует Гримо, но…
- В том-то и дело, - прервал его доктор Фелл, с любопытством глядя на него. - Я как раз хотел это подчеркнуть. Разве это может заставить человека скрывать все следы своего прошлого?
- …но это может дискредитировать Эрнестину Дюмон, - продолжал Дреймен, повысив голос. - Неужели вам не ясно, что я имею в виду? Как насчет дочери Гримо? К тому же все это копание основано на нелепой идее, будто один или оба его брата могут быть живы. Они умерли, а мертвецы не встают из могил. Могу я спросить, откуда у вас родилось предположение, что Гримо убил один из его братьев?
- От самого Гримо, - сказал Хэдли.
Какое-то время Рэмпоулу казалось, что Дреймен не понял ответа. Потом он поднялся со стула, дрожащей рукой расстегнул пальто, ощупал горло, словно ему было трудно дышать, и опять сел. Только его остекленевший взгляд оставался прежним.
- Почему вы лжете мне? - осведомился он с детской обидой в голосе.
- Это правда. Прочтите сами.
Хэдли придвинул ему записку доктора Питерсона. Дреймен протянул к ней руку, но тут же опустил ее и покачал головой:
- Мне это ничего не сообщит, сэр. Я не могу… Вы имеете в виду, что он сказал что-то перед…
- Он сказал, что убийца - его брат.
- А он говорил что-нибудь еще? - неуверенно спросил Дреймен. Хэдли не ответил, позволив работать его воображению. - Но это невообразимо! Вы намекаете, что шарлатан, который угрожал ему и которого он никогда раньше не видел, был одним из его братьев? Не понимаю. Как только я услышал, что его зарезали…
- Зарезали?
- Да. Как только…
- Гримо застрелили, - прервал его Хэдли. - Кто сказал вам, что его зарезали?
Дреймен пожал плечами. На его сморщенном лице мелькнула печальная усмешка.
- Очевидно, я никудышный свидетель, джентльмены, - спокойно сказал он. - Я из лучших побуждений сообщаю вам то, во что вы не верите. Возможно, я делал поспешные выводы. Мистер Мэнген сказал мне, что Гримо подвергся нападению и умирает и что убийца исчез, разрезав картину на куски. Поэтому я решил… - Он потер переносицу. - У вас еще вопросы?
- Как вы провели вечер?
- Я спал. Понимаете, у меня за обедом так болели глаза, что я не пошел на концерт в Альберт-Холл, принял снотворное и лег. К сожалению, я не помню ничего примерно с половины восьмого и до того, как мистер Мэнген разбудил меня.
Хэдли разглядывал его расстегнутое пальто с опасным спокойствием человека, готового к атаке.
- Понятно. Вы разделись, прежде чем лечь, мистер Дреймен?
- Разделся? Нет, только снял ботинки. А что?
- Вы покидали вашу комнату в течение этого времени?
- Нет.
- Тогда откуда у вас кровь на пиджаке? Встаньте и стойте на месте! А теперь снимите пальто.
Рэмпоул увидел кровь, когда Дреймен, неуверенно стоя рядом со стулом и стаскивая пальто, проводил рукой по груди жестом человека, ощупывающего пол. Темное пятно сбоку, тянущееся вниз к правому карману, четко выделялось на светло-сером пиджаке. Пальцы Дреймена нащупали его и потерли.
- Это не может быть кровь, - пробормотал он с той же обидой в голосе. - Не знаю, что это, но только не кровь!
- Нам придется это проверить. Пожалуйста, снимите пиджак. Боюсь, я должен просить вас оставить его здесь. В карманах есть что-нибудь, что вы хотели бы забрать?
- Но…
- Откуда взялось это пятно?
- Клянусь Богом, понятия не имею! Почему вы думаете, что это кровь?
- Пожалуйста, дайте мне пиджак. - Хэдли внимательно наблюдал, как Дреймен дрожащими пальцами вынимал из карманов несколько монет, билет на концерт, носовой платок, пачку сигарет "Вудбайн" и коробок спичек. Потом он взял пиджак и положил его на колени. - Вы не возражаете против обыска вашей комнаты? У меня нет полномочий производить его в случае вашего отказа.
- Не возражаю. - Дреймен потер лоб. - Если бы вы только объяснили мне, как это произошло, инспектор! Я старался все делать правильно. Я не имею к этому никакого отношения… - Он снова улыбнулся с озадачившей Рэмпоула горечью. - Я арестован? Против этого у меня тоже нет возражений.
Что-то здесь явно было не так. Рэмпоул видел, что Хэдли разделяет его иррациональные сомнения. Перед ними был человек, сделавший несколько противоречивых заявлений. Он поведал кошмарную историю, которая могла быть и не быть правдой, от которой за милю разило театральщиной. Наконец, на его пиджаке была кровь. И тем не менее Рэмпоул по какой-то непонятной ему самому причине верил его рассказу - по крайней мере, думал, что Дреймен сам в него верит. Возможно, он был слишком простодушен, и ему не доставало проницательности. Дреймен стоял перед ними без пиджака, выглядевший еще более высоким и костлявым в полинявшей почти до белизны голубой рубашке с рукавами, закатанными на жилистых руках, съехавшем набок галстуке и с висящим на руке пальто, продолжая улыбаться.
Хэдли выругался сквозь зубы.
- Беттс! Престон! - крикнул он, нетерпеливо стуча каблуком по иолу, пока оба не появились. - Беттс, отправьте пиджак в лабораторию для анализа этого пятна. Утром доложите о результатах. На сегодня это все. Престон, идите с мистером Дрейменом к нему в комнату и обыщите ее. Вы знаете, что искать, - не забывайте также о маскарадных принадлежностях. Я вскоре к вам присоединюсь… Подумайте как следует, мистер Дреймен. Утром жду вас в Ярде. Это все.
Дреймен поплелся к двери, тряся головой и натыкаясь на мебель, как летучая мышь.
- Откуда могла взяться кровь? - спросил он у Престона, потянув его за рукав.
- Не знаю, сэр, - ответил Престон. - Не ударьтесь о дверной косяк!
Когда Дреймен и полицейские удалились, Хэдли медленно покачал головой.
- Я в тупике, Фелл, - признался он. - Не знаю, в каком направлении двигаться. Что вы думаете об этом типе? Выглядит он мягким и податливым, но такого можно колотить, как боксерскую грушу, а он будет продолжать покачиваться, как ни в чем не бывало. Кажется, ему вообще наплевать, что о нем думают или что с ним сделают. Может быть, поэтому он не нравится молодым людям.
- Хм, да. Когда я соберу бумаги в камине, то отправлюсь домой, чтобы подумать, - сказал доктор Фелл. - Так как то, что я думаю сейчас…
- Да?
- …просто ужасно.
Доктор Фелл поднялся с кресла, надвинул на глаза широкополую шляпу и взмахнул тростью.