- Скажите мне, мистер Кампьен, правда, что будут разрывать и другую могилу?
- Честное слово, не знаю, тетушка. Да не волнуйтесь вы так. - Кампьен поглядел на хозяйку с глубоким сочувствием. - Он ведь вам не родственник.
Она выглядела сейчас маленькой и старой. На щеках и носу проступила тонкая сетка красных прожилок.
- Мне все это не нравится, - тихо сказала она. - Яда я не боюсь. Все продукты у меня под замком, глаз с них не спускаю, пока все не съедят. Пиво пейте спокойно, оно не отравлено. Его только что принесла старая служанка, и мы с Кларри вместе его открыли.
Тут-то Кампьен и понял, в каком кошмаре жила Рене эти дни. Как будто она своими словами сдернула с его глаз повязку, и он увидел, что стоит за ее бравадой, жалкими потугами вести праздный, пустой разговор. Кухню точно окутывало густое облако страха, вытеснившее все другие эмоции - волнения, любопытство, интерес к полиции, прессе, публике.
- Я так рада, что вы согласились мне помочь, - продолжала она. - Я знала, что вы согласитесь. У вас в душе есть задор. Я никогда этого не забуду. Но вернемся к нашим делам. Простыни, должно быть, уже проветрились. Миссис Лав!
- Звали меня, мисс?
Из дверей донесся древний, как бы простуженный голос, сопровождаемый довольным фырканьем, и в кухню резво вкатилась маленькая старушка в ярко-розовом комбинезоне. У нее были алые щечки и небесно-голубые глаза, которые, несмотря на ревматическую подслеповатость, смотрели на мир с живым любопытством; на голове, облепленной реденькими кудряшками, красовалась голубая лента. Остановившись в дверях, она вопросительно воззрилась на Кампьена.
- Ваш племянничек? - вдруг выкрикнула старушка. - А? Несомненное семейное сходство. Семейное сходство, говорю.
- Очень рада, - тоже прокричала в ответ Рене. - Пойдем постелем ему постель.
- Постелем ему постель, - повторила миссис Лав, точно сама давала распоряжение, причем в ее голубеньких глазках прыгал какой-то невысказанный вопрос. - Я сварила овсянку, - продолжала она басом. - Сварила овсянку, говорю. И поставила упревать в "стеганый" ящик. Да, заперла на замок. Вот ключ, - и она похлопала себя по тощей груди. - Когда понадобится, скажете.
Вошедший за ней Кларри не выдержал и прыснул. Старушка повернулась и укоризненно глянула на него. Вид у нее был как у котенка, которого дети нарядили для забавы, как куклу. Кампьен смотрел на нее во все глаза.
- Вам смешно, а я говорю: береженого Бог бережет, - прогудела миссис Лав. - Да, мил человек, бережет!
Она повернулась к Кампьену и, перехватив его восхищенный взгляд, так и засветилась чисто женским удовольствием.
- Вам этого не понять. Мужчины многого не понимают. Знаете, почему я здесь? Да потому, что мои друзья думают, что я веселюсь в кабачке. Они говорят, нечего впутываться в эту историю. Не ровен час, еще и в газетах пропишут. От полиции так и так надо держаться подальше. Но не могу же я оставить ее одну. Как стало темнеть, я и пришла. К вечеру, говорю, но пришла.
- Что верно, то верно, пришла, старая шутиха, - ответила со смешком Рене, но в голосе у нее слышалось явное недовольство.
- Я у нее работала еще в старом доме, - громыхала миссис Лав. - Иначе здесь сейчас и духу моего бы не было. Да, не было! Я не трусиха, но и на рожон не полезу.
Разыграв одну сценку, она тотчас начала играть другую.
- Ах, Боже мой! На мне все еще моя самая нарядная шляпка!
- Миссис Лав сняла с головы ленту и кокетливо махнула ею в сторону Кларри. Тот очерком руки приделал к ленте воображаемую шляпу, как бы принимая ее, и старушка залилась хриплым хохотом, как уличный мальчишка.
- Это лента от шляпки, - обратилась она к Кампьену. - Лента, говорю, от шляпки. А где простыни? Где наволочки? Этаж свой я уже убрала. Этаж, говорю, убрала.
И она вышла со стопкой белья на руках, по-старушечьи печально шаркая сбитыми туфлями. Рене двинулась следом, неся еще одну стопку.
Кларри Грейс опять сел за стол и придвинул гостю бутылку пива и стакан.
- Негде развернуться комическому таланту. Она ведь играла в водевилях, - сказал он. - Ей уже восемьдесят, а энергии и сейчас на пятерых. Целый день на ногах, как заведенная. Боится, верно, что остановится и упадет замертво. Они с Рене всю работу здесь делают. Вы не представляете себе, как она любит наш пансион! Такую преданность поискать!
- Что для одной женщины отрава, для другой отрада, - не нашел ничего лучшего сказать в ответ Кампьен.
- Между прочим, вы попали не в бровь, а в глаз, - заметил Кларри без тени улыбки. - Я сколько раз замечал, вот брякнешь что-нибудь случайно и угодишь в самую точку. Пусть это будет для вас отправным пунктом, если, конечно, вы и правда служитель закона.
- В том-то все и дело, что правда.
Кларри рассмеялся. Когда он смеялся от души, лицо его делалось прекрасно, когда же вымучивал улыбку из вежливости, на него было жалко смотреть.
- Видите ли, - начал он с явным намерением завязать разговор. - Мы с Рене давние друзья. Познакомились - я был еще мальчишкой. И я что-то не помню у нее никакого племянника. А ведь, согласитесь, я должен был бы о вас слышать, и не один раз. Рене замечательная женщина. Лучше не встречал. - Он немного помедлил. - Вам, наверное, нельзя ничего говорить? Ну и ладно, у каждого своя линия в жизни. Я привык ничему не удивляться. Актерская профессия, знаете ли… Чего только не довелось повидать! Впрочем, ваша профессия в этом смысле мало чем отличается от нашей. За все приходится платить. Ваша матушка ведь не была ее сестрой?
- Смотря как на это взглянуть, - ответил Кампьен, несомненно подумавший при этих словах, что, в сущности, все люди по своему праотцу Адаму - братья.
- "Смотря как на это взглянуть!" Хорошо сказано! Вот это ум! Надо эту фразу запомнить. А вы шутник! С вами тут будет повеселее.
Его неявная тревога, казалось, полностью улетучилась.
- Подкрепитесь же, - сказал он, указывая на стакан. - Закупоренная бутылка для них недоступна.
- Для кого для них?
- Для этого семейства Палиядов. Разрази меня гром, ведь вы не думаете, что Рене, или я, или капитан, что кто-то из нас троих балуется химией? Знаете что, о таких, как мы, королева сказала: "Мозги есть, да инициативы нет". Мы из одной команды. С нами все в порядке. Мы знаем друг друга не один десяток лет. Это, конечно, все они, Палияды… Их рук дело. Но пиво для них недоступно. Да выпейте же, мы с Рене вместе открыли эту бутылку!
Поскольку на карту была поставлена честь, Кампьен осушил стакан с черным пивом, которое терпеть не мог.
- Думается мне, отравитель вряд ли будет действовать методом проб и ошибок, - неуверенно начал он. - К тому же и фактов почти никаких. Два месяца назад умерла одна старая дама, и полиция почему-то вдруг решила ее выкопать. Результатов анализа нет. Дело не возбуждено. По-моему, нет пока никаких оснований считать, что в доме действует отравитель. Ведь до эксгумации никто не боялся, что еда отравлена.
- Мой дорогой друг, - Кларри поставил стакан на стол. - Не хочу вас обидеть, но вы юрист и многое видите не в том свете, в каком видим мы, простые смертные. Я ни капли не сомневаюсь, что всем в доме грозит опасность! Один из нас убийца, а никто пока еще не повешен, значит, надо быть начеку. Ведь есть еще старший брат, он тоже недавно умер.
Кларри взмахнул мужской, жилистой, с накрашенными ногтями рукой, как дирижер палочкой.
- Он умер в марте. Полиция хочет и его выкопать, это понятно. Я первый буду протестовать, если они передумают.
Кампьен не был уверен, что улавливает ход мысли собеседника, но уверенность его в своей правоте была очевидна. Не встречая возражений, Кларри горячо продолжал:
- Вот увидите, он окажется начинен ядом по маковку. Я абсолютно уверен, эти божьи одуванчики в сговоре. Вот познакомитесь с ними, будете того же мнения.
Кампьен заерзал на стуле. Ему уже несколько прискучил этот разговор.
- Мне представляется, что все Палиноды большие чудаки.
Чудаки? - Кларри взглянул на Кампьена и встал.
Лицо его почему-то приняло оскорбленное выражение.
- Ну нет, я бы их не назвал чудаками. У всех у них шляпы восьмого размера, головастые, одним словом. Чудаки! Разве только "чудак" означает "семи пядей во лбу", тогда я согласен. Их отец был профессор, почти гений. - Подождав, пока Кампьен намотает услышанное на ус, он продолжал: - Старая мисс Руфь, которую укокошили, явно до них не дотягивала. По-моему, даже была немного не в себе. Забывала свое имя, являлась в гостиную со своей тарелкой. И еще, ей почему-то иногда казалось, что она невидимка. В конце концов ближайшие родственники - это моя версия - сговорились и… прикончили ее, - он сделал рукой выразительный жест и закончил: - Она была просто не в состоянии подняться до их уровня.
Какое-то время Кампьен молча глядел на Кларри Грейса, и в нем росло невеселое убеждение, что человек этот верит тому, что говорит.
- Когда можно повидать хотя бы одного из них? - спросил он.
- Прямо сейчас, если хочешь, - ответила Рене, выходя с подносом из закутка с плитой, где она готовила еду. - Отнеси, пожалуйста, вместо меня этот поднос наверх в комнату мисс Эвадны. Кто-то ведь должен отнести. А ты, Кларри, поухаживай за мистером Лоренсом. Отнеси ему горячей воды, холодной он сам дольет по своему усмотрению.
5. Небольшое осложнение
Кампьен, держа в руках поднос, неуверенно поднимался вверх по незнакомой лестнице; даже если Эвадна Палинод, подумалось ему, отравительница, ее выбор вечерних напитков не может не показаться странным. На небольшом подносе сгрудились различные сосуды: чашка с патентованным молочным продуктом шоколадного цвета, два стакана - один с горячей водой, другой с холодной, - баночка из-под сметаны не то с сахарным песком, не то с солью, рюмка с отвратительной на вид болтушкой из сырого яйца, жестяная плошка с наклейкой "Горькая соль", на которой слово "Горькая" зачеркнуто, и засаленный пузырек с неожиданной надписью - "Керосин, для домашнего пользования".
Внутренность дома уже с первых шагов поражала необычностью.
Стены лестничной клетки были сложены из сосны; строителя, как видно, отличала строгая простота вкуса, иногда изменявшая ему; кое-где дерево было инкрустировано орнаментом, не то россыпь карточных червей, не то пик. Лестничные марши шли вдоль стен квадратной клетки, образуя три этажа; ступеньки были голые, вверху вместо люстры под лепной розеткой висела одинокая тусклая лампочка. На каждую площадку выходило по две тяжелые двери высотой под три метра.
Кампьен знал, куда идти: встревоженная троица внизу хором ему объяснила, как попасть к старшей Палинод.
Осторожно ступая, Кампьен приблизился к единственному окошку на площадке второго этажа. Остановился и посмотрел наружу: черный, вытянутый в длину дом смотрелся на фоне освещенной фонарями улицы как силуэт теневого театра; взгляд его задержался на ближайшем выступе, имевшем какие-то странные очертания; неожиданно выступ ожил и стал приближаться.
Кампьен стоял не шелохнувшись, глаза стали привыкать к темноте. Еще секунда, и за окном почти на том же уровне появилась человеческая фигура - очевидно, снаружи в этом месте был какой-то помост, возможно выступ нижнего окна - фонаря. Это оказалась женщина; он отчетливо ее увидел, когда она на миг задержалась в неярком свете, падающем из окна. В воображении остался отпечаток чего-то эфемерного и вместе нелепого: белая шляпа с огромным белым бантом, яркий шарф, намотанный на тонкую шею по самый подбородок, по моде времен Регентства . Лица он не разглядел.
Затаив дыхание, Кампьен прислушался: женщина за окном явно что-то делала. Но что можно делать в такой час на крыше? Если она хочет залезть в дом, то почему мешкает? Кампьен рискнул было шагнуть к окну, но за стеклом мелькнула легкая тень, точно кто взмахнул широкой юбкой. И опять послышался легкий шорох. Наконец рама окна дрогнула и начала медленно подниматься.
Согнувшись в три погибели и покрепче зажав поднос, Кампьен присел на предпоследней ступеньке, спрятавшись за единственным укрытием на лестнице - широкими балясинами. Рама бесшумно поднималась, и ему было отчетливо видно, как щель становится шире.
Сначала в щели появилась пара новых туфель на высоких каблуках. Тонкая, довольно-таки замурзанная рука осторожно поставила их на подоконник. За ними последовала шляпа, затем цветастое платье, аккуратно сложенное и завернутое в шарф. Пирамиду увенчали скатанные в комок чулки.
Кампьена разбирало любопытство - что будет дальше? Опыт подсказывал ему, что причин, по которым люди проникают в дом сквозь окно второго этажа, так же много, как причин, заманивающих человека в любовные сети; но он еще никогда не слыхал, чтобы вор, перед тем как залезть в окно, раздевался чуть не догола.
Но вот появилась и сама обладательница шляпы с бантом и всего прочего. Тоненькая ножка, теперь уже в грубом вязаном чулке, осторожно перемахнула подоконник, и на площадку неслышно прыгнула молодая девушка - как видно, ей было не впервой возвращаться таким образом. Вид у нее был весьма неприглядный, если не сказать убогий, хотя, возможно, человек без претензий назвал бы ее старомодную одежду практичной: простая серая юбка, болтавшаяся на ней как на вешалке, хотя и не скрывая ее осиной талии, блузка с кружевами у ворота, которая могла бы оказаться впору матроне вчетверо ее старше и дороднее; поверх блузки - неописуемый вязаный жакет цвета хаки; черные шелковистые волосы, по которым он сразу узнал ее, падали на лицо короткими спутанными прядями.
Опять мисс Клайти Уайт, на этот раз он застал ее за переодеванием на крыше. Едва не выронив подноса, Кампьен поднялся на ноги.
- Вечерняя прогулка по черепицам? - произнес он самым дружелюбным тоном.
Он хотел в шутку испугать ее и никак не ожидал, что его внезапное появление окажет на нее столь сильное действие. Клайти застыла на месте, по телу ее пробежала судорога, точно ее ударило током. Казалось, еще секунда, и она потеряет сознание. Этот ее внезапный столбняк не меньше испугал и самого Кампьена.
- Успокойтесь, - ободряюще проговорил он - Ничего страшного не произошло. Выше нос!
Клайти громко вздохнула, бросив жалкий взгляд на плотно закрытые двери. Ее беспокойство передалось ему, но он тут же его стряхнул. Клайти приложила палец к губам, схватила с подоконника одежду и скомкала ее в узел.
- Простите меня, пожалуйста, - тихо сказал Кампьен. - Значит, дело серьезно?
Девушка спрятала узел за штору, встала к окну спиной и посмотрела прямо ему в лицо огромными черными глазами.
- На грани жизни и смерти, - коротко ответила она. - А что вы будете делать?
И Кампьен вдруг поддался ее очарованию. Да ведь и Чарльз Люк не равнодушен к нему. И Кларри, если подумать, неспроста беспокоится о ее поведении. Такой мощный источник животного магнетизма точно луч прожектора в неумелых руках подростка. А ведь красавицей ее не назовешь, особенно в этом чудовищном одеянии, но женственности и живости темперамента у нее не отнять. А интеллект просто написан на лице.
- Я здесь человек посторонний. - Кампьен старался говорить с ней как со взрослой. - Давайте считать, что ничего не произошло. Согласны? Я столкнулся с вами на лестнице.
Лицо ее просияло, и он опять подумал, что она, в сущности, совсем ребенок.
- Я несу ужин мисс Эвадне, - прибавил он. - Она живет на этом этаже?
- Да. Дядя Лоренс внизу. Его кабинет рядом с входной дверью. Поэтому я… - Клайти запнулась и, секунду помедлив, солгала: - боялась его потревожить. А вы племянник мисс Роупер? Она мне сказала, что ждет вашего приезда.
Приятно было слышать чистый, ясный голос, безукоризненно правильную речь; правда, голос слегка дрожал, и это дрожание вкупе с явной взволнованностью, усиливая очарование, совершенно обезоруживало Кампьена.
Затянувшееся молчание было прервано легким стуком - белая шляпа, водруженная на узле за шторой, скатилась на пол и замерла у ног хозяйки. Клайти схватила шляпу и, заметив улыбку Кампьена, густо покраснела.
- Прелестная шляпка! - попытался он спасти положение.
- Вам нравится? - жалобно проговорила Клайти, глядя на шляпу с восторгом, но и с откровенным сомнением. И Кампьен должен был мысленно признать, что таких выразительных глаз он в своей жизни не видел.
- Мне иногда кажется, что она смешна. Когда я в ней иду, люди обращают внимание. Это всегда чувствуешь, - объяснила Клайти.
- Она ведь скорее для взрослых, - как можно учтивее проговорил Кампьен.
- Да, наверное, поэтому…
Кампьен вдруг нутром ощутил, что девушка готова поделиться с ним чем-то очень важным, как вдруг в недрах дома хлопнула дверь; звук оказал на нее магическое действие. Она напряглась, лицо побледнело и приняло отчужденное выражение, белая шляпа неслышно исчезла у нее за спиной. Оба прислушались.
Первым заговорил Кампьен.
- Я никому ничего не скажу, - заверил он девушку, удивляясь про себя, как он узнал, что она нуждается в его заверении. - Можете на меня положиться. Я слов на ветер не бросаю.
- Если скажете, я умру, - она произнесла эти слова так просто, что Кампьену стало не по себе.
И пока он смотрел на нее, она быстро повернулась и с грацией, неожиданной для столь юного неопытного создания, подхватила свой узелок, побежала легкими шагами вниз и скоро исчезла за одной из высоких дверей.
Кампьен, покрепче сжав края подноса, продолжил путь. Семья Палинодов интересовала его час от часу сильнее. Он постучал в левую дверь под аркой рядом со следующим лестничным маршем. Дверь была тяжелая и прочно сидела в своей коробке - точь-в-точь дверь в кабинет директора школы. Он не дождался приглашения войти - внезапно дверь отворилась, и он нос к носу столкнулся с маленьким аккуратненьким человечком лет сорока в темном костюме. Человечек нервно улыбнулся, приветствуя Кампьена, и посторонился, пропуская его.
- Входите, - сказал он. - Входите, пожалуйста. Я ухожу, мисс Палинод. Очень любезно с вашей стороны, - эти учтивые слова явно относились к Кампьену, но чем они были вызваны, так и осталось для последнего загадкой. Он шагнул в комнату, человечек проскользнул мимо и затворил за собой дверь.