- Послушай, Альберт, - сказала Рене, и Кампьен почувствовал, что она заставила себя обратиться к нему по-родственному. - Прояви благоразумие, не надо подвергать взысканию бедного молодого человека. Это была моя идея. Я не хотела, чтобы он увидел Пузо с сыном. "Все дома, - сказала я ему. - Вы должны теперь наблюдать за происходящим внутри, а не снаружи. Идите сюда, в тепло, и садитесь в это кресло". Он не стал возражать. Я сделала что-нибудь не так?
- Всего-навсего сбили с пути истинного хорошего полицейского, - улыбнулся Кампьен. - Ну так идем? Вы впереди.
Они тихо пересекли широкую лестничную площадку и двинулись в глубину дома, в котором стояла даже в этот ночной час относительная тишина. Палиноды спали так же, как бодрствовали, - с завидным пренебрежением к остальным жителям пансиона. Громоподобный храп, доносившийся из одной из комнат, навел Кампьена на мысль, что гортанный голос брата Лоренса обязан своим тембром аденоидам. В одном месте мисс Роупер остановилась, ее спутник тоже задержал шаги, внимание его привлек не шум, а зловоние, шедшее из цокольного этажа. Оно поднималось волнами и вызывало приступы тошноты. Кампьен втянул носом воздух и чуть не закашлялся.
- Господи, что это такое?
- Так, ничего. Не обращайте внимания. Это от стряпни, - проговорила Рене с нарочитым спокойствием. - Вы слышите их?
Действительно, откуда-то снизу доносился отдаленный глухой звук - какое-то царапанье, стук, как будто стучат по полому дереву. И хотя отвратительный запах не имел ничего общего с вонью мертвецкой, в соединении со странными звуками он производил жутковатый эффект. Кампьен вздрогнул, ощутив прикосновение руки Рене.
- Сюда, - прошептала она. - Мы идем в гостиную. В ней есть окно, расположенное над входом в подвал. Не отставайте от меня.
Дверь в гостиную бесшумно отворилась, и они оказались в просторной, полной теней комнате, слабо освещенной единственным неярким фонарем, горящим довольно далеко отсюда, на углу Эйпрон-стрит.
Эркер был довольно большой, жалюзи отчетливо обозначали верхний квадрат окна. Стук доносился теперь гораздо сильнее; скоро внизу центральной створки появился слабый свет.
Кампьен осторожно пробрался между нагромождениями мебели и наконец, нагнувшись над последней полосой препятствий - батареей пустых цветочных горшков, стоявших на высокой скамье, выглянул в окно.
Гроб появился внезапно. Он торчал вертикально и слегка покачивался - очевидно, его вытаскивали наружу снизу из подвальной двери. Увидев его, Рене шумно вздохнула, подавив вскрик; в то же мгновение Кампьен включил мощный фонарик, который он до этой минуты остерегался зажечь.
Белый широкий луч высветил гроб, как прожектором. Зловещий предмет походил на пианино. Он был длинный, широкий, внушительный, черная полировка придавала ему особенно жуткий вид.
Бумага, в которую он был завернут от пыли, скользнула вниз, и открылась широкая бронзовая пластинка с именем. Надпись была крупная, отчетливая, казалось, ее над ухом прокричали в мегафон. Значилось в ней следующее:
ЭДВАРД БОН ХРЕТИН ПАЛИНОД
Родился 4 сентября 1883 г.
Умер 2 марта 1946 г.
В душной притихшей комнате двое зрителей не спускали с нее глаз, пока гроб мягко не опустился вниз и не исчез. И сразу отчетливо послышались осторожные шаги.
7. Практикующий гробовщик
Широкое лицо, розовое и гладкое, как ломтик бекона, появилось из недр подвала и уставилось на Кампьена. Тут же луч фонарика вырвал из темноты всего человека - крупного, крепко сбитого, с широкими плечами, бычьей грудью и брюхом. Из-под черного цилиндра выглядывали белые завитки волос. Он разительно напоминал новое черное мраморное надгробие.
- Добрый вечер, сэр, - проговорил он отрывисто, но с почтительной ноткой в голосе и с претензией на умничанье. - Надеюсь, мы не побеспокоили вас?
- Стоит ли упоминать о таких пустяках, - великодушно проворковал обладатель фонаря. - А что вы тут делаете? Складируете товар?
Маленький круглый - рот расплылся в улыбке, дружелюбно сверкнув двумя большими белыми резцами.
- Не совсем то, сэр, не совсем то, хотя и довольно близко. Все в строгом соответствии с законом. Чист…
- Как стеклышко?
- Нет, сэр. Я-то хотел сказать, чист перед Богом и людьми. Я ведь имею честь разговаривать с мистером Кампьеном? Позвольте представиться: Джес Пузо, к вашим услугам в любое время дня и ночи. А это мой отпрыск, Роули-сын.
- Я здесь, отец. - Еще одно лицо появилось в пучке света. Волосы Пузо-младшего были черные как смоль, а выражение лица чуть более встревоженное, все остальное - точная копия отца, более убедительного подтверждения отцовства Кампьену в жизни не доводилось встречать. Два-три раза качнет насос времени, и парочку не различишь.
Все четверо глядели друг на друга в тягостном молчании. В этот раз Кампьен, махнув рукой на учтивость, предпочел не влиять на ход событий.
- Хочу забрать "Куин Мери" отсюда, - неожиданно проговорил мистер Пузо-старший. - Мы снимаем этот подвал, сэр. И я держал его здесь месяц или около того, мастерская-то у нас забита. А сегодня решил все-таки перенести домой. Не хочется осложнений из-за пустяков. Тут теперь и полиция, да и вообще… Так оно будет лучше. Надеюсь, вы меня понимаете, будучи джентльменом и не новичком в этих делах.
- Выглядит великолепно, - заметил осторожно Кампьен.
- Это верно, сэр, - просиял Джес. - Художественная работа. Один из наших лучших гробов. Мы его называем между собой "Куин Мери". Без преувеличения скажу, любой джентльмен, если, конечно, он настоящий джентльмен, был бы счастлив и горд лежать в таком благолепии. Все равно что путешествовать в собственном рыдване. Я всегда говорю тем, кто ко мне обращается: это ваша последняя обязанность на земле и выполнить ее надо наилучшим образом.
Он разливался соловьем, и его голубые глазки при этом невинно светились.
- Очень жаль, что такой у нас непросвещенный народ, - продолжал он. - Вы думаете, соседи с удовольствием бы смотрели, как мы несем это сокровище на ту сторону улицы? Как бы не так, им это очень не понравится. Они будут травмированы. Вот и приходится тащить его ночью, когда никто не видит.
Кампьен начал поеживаться.
- Однако же, человек, чье имя на бронзовой пластинке, был о ваших гробах иного мнения, - сказал он. Ночной холод мало располагал к любезностям.
Маленькие глазки не изменили выражения, но розовые щеки стали почти пунцовыми, а маленький безобразный рот скривился в печальной доверительной улыбке.
- Так вы ее заметили? - произнес он. - Пойман с поличным и должен это признать. Да, пойман. Он прочитал надпись на нашей табличке, сынок. С мистером Кампьеном держи ухо востро. Мне бы не мешало об этом догадаться, слушая рассказы твоего дяди Мейджерса о своем хозяине.
Мысль, что мистер Лагг мог быть чьим-нибудь дядюшкой, сама по себе была достаточно неприятна, но комплимент Пузо, сопровождаемый фальшивым подмигиванием, был сто крат омерзительней. И Кампьен промолчал, ожидая, что будет дальше.
Гробовщик затянул молчание несколько дольше, чем полагалось бы. Наконец из его груди вырвался вздох.
- Тщеславие, - высокопарно произнес он. - Все тщеславие. Вы удивитесь, сколько раз я слышал в церкви о вреде этой страсти. Но это не пошло мне впрок. Вот откуда эта табличка, мистер Кампьен. Да, Джес Пузо оказался человеком тщеславным.
Мистер Кампьен удивился, не поверил. И опять промолчал. Мисс Роупер хотела было вставить словцо в защиту Пузо, но он предупреждающе сжал ее локоть.
- Придется поведать вам эту печальную историю, - наконец сдался гробовщик. - В этом доме многие годы жил джентльмен, к которому мы с моим мальчиком питали искреннюю привязанность. Так ведь, Роули-сынок?
- По твоему слову, - веско произнес младший Пузо, но в глазах у него мелькнуло любопытство: что еще отец скажет.
- Мистер Эдвард Палинод, - любовно выговорил каждое слово Джес. - Какое прекрасное имя для надгробного камня! Да и сложение не подкачало. Смахивал на меня. Крупный, широкий в плечах. Такие отлично в гробу смотрятся.
Ясные глаза гробовщика созерцали Кампьена скорее оценивающе, чем испытующе.
- Я его любил, у моей любви была профессиональная подоплека. Не знаю, видите ли вы в этом что-нибудь, сэр?
- Разве что в микроскоп, да и то с трудом, - буркнул Кампьен и тут же выругал себя. Эти слова выдали недоверие, и Пузо стал более осторожен.
- Согласен, человеку не так-то просто понять профессиональную гордость другого. У меня гордость художника, - продолжал он с достоинством. - Я часто сиживал в этом доме на кухне. Сыпались бомбы, и, чтобы поддержать в себе присутствие духа, я думал о своих детищах. Смотрел на мистера Эдварда Палинода и говорил себе: "Если ты отправишься в мир иной раньше меня, я уж для тебя постараюсь, можешь не беспокоиться". И я знал, что в грязь лицом не ударю.
- Да, отец именно так думал, - неожиданно вставил Роули; и Кампьену показалось, что его молчание начинает действовать тому на нервы. - Вы не знаете, какой он мастер, мой отец!
- Довольно, Роули-сын, - Джес принял похвалу и одновременно деликатно заставил замолчать младшего Пузо. - Одни это понимают, другие - нет. Но то, к чему я веду, вы, мистер Кампьен, поймете. Я поступил неправильно и даже, можно сказать, свалял дурака. И виновато в этом мое тщеславие.
- Верю вам на слово, - согласился Кампьен, у которого уже зуб на зуб не попадал. - Вы хотите сказать, что сколотили это свое сокровище просто потому, что вам очень захотелось?
Счастливая улыбка озарила лицо мистера Пузо, и первый раз в глазах его мелькнула недюжинная сообразительность.
- Я вижу, мы с вами можем найти общий язык, сэр, - сказал он, сбрасывая маску шута горохового, как утративший надобность плащ. - Вчера я весь вечер говорил с Мейджерсом, и я сказал себе: "Человек, у которого служит мой шурин, хорошо знает, что почем". Я это себе сказал, но все-таки стопроцентной уверенности не было. Теперь вижу, не ошибся. Да, верно, я сделал этот гроб, чтобы ублажить самого себя. Когда мистер Палинод умер, я не сомневался, что семейство обратится к нам. Вообще-то, я начал сооружать этот шедевр, когда он слег первый раз. "Час пробил, - сказал я себе, - приступаю к работе. А если к ее окончанию ты будешь еще поверх земли, он может и подождать. Я не думал, что ждать придется так долго. - Он от души рассмеялся. - Тщеславие, тщеславие. Я соорудил его по велению чувств, а старикашка пренебрег им. Просто курам на смех. Он, оказывается, заметил, с каким вожделением я на него смотрю.
Представление было разыграно как по нотам, и Кампьену расхотелось портить игру, тем не менее он сказал:
- А я думал, для этих штуковин обязательно снимают мерку.
Джес и тут нашелся.
- И правильно думали, - радостно согласился он. - Но старый мастер может строить и на глазок, погрешность будет минимальная. Правда, в этот раз я делал по мерке, по своей. "Ты не крупнее меня, - мысленно сказал я ему. - А если крупнее, значит, ты обманщик и придется тебе слегка ужаться". Ну да в тесноте, да не в обиде. А "Куин Мери" вышла красавица. Прочнейший дуб, черное дерево, покрытое лаком. Приходите утром в мастерскую, сэр, я вам покажу ее при дневном свете.
- Я бы хотел увидеть сейчас.
- Нет, сэр, - отказ был вежливым, но твердым. - Смотреть при свете фонарика в этом тесном проеме - только испортить впечатление. Вы уж меня простите, сэр, но я не могу на это согласиться, будь вы хоть английский король. Не могу я сейчас и внести гроб в дом - вдруг кто-нибудь из стариков увидит, сами понимаете, какая может выйти петрушка. Нет-с, уж увольте, приходите утром и любуйтесь на здоровье. И вы не только скажете: "Да, мистер Пузо, он делает вам честь", не удивлюсь, если вы прибавите: "Никому не продавайте его, Пузо. В один прекрасный день я сам им воспользуюсь, а если и не сам, то осчастливлю кого-нибудь из друзей".
Лицо улыбалось, глаза были веселые, но лоб под жесткими полями шляпы был покрыт мелкими капельками пота. Кампьен смотрел на них не без интереса.
- Я бы сейчас спустился к вам, это не займет и минуты, - сказал он. - Поверьте, глубокой ночью я гораздо более сговорчивый покупатель.
- Но мы не собираемся навязывать его вам, - Джес начал терять терпение. - Поднимай, сынок. Надо перенести его через улицу, пока темно. Так что уж вы извините нас, сэр.
Мистер Пузо до последней минуты оставался на высоте. Никакой паники, никакой спешки. Только, пожалуй, пот выдавал его истинные чувства.
- А Лагг у вас?
- Он спит, сэр. - И снова на лицо вернулось детски-наивное выражение. - Мы сидели за рюмкой виски, вспоминали его сестру, мою покойную супругу. Святая была женщина, сэр. И старина Мейджере совсем расчувствовался. Мы уложили его в постель, он и уснул.
Кампьен немало этому удивился, зная, что сопротивляемость спиртному у Лагга была весьма велика, а чувствительности явно недоставало. Но виду на этот раз не подал. И сделал последнюю попытку проникнуть в тайну гробовщика.
- В доме дежурит полицейский, - сказал он. - Если хотите, я позову его, пусть он поможет вам.
Гробовщик, что-то взвешивая, заколебался.
- Нет, сэр, - сказал он наконец. - Вы очень добры. И я вам очень признателен. Но мы с сыном привыкли все делать сами. Если бы гроб был не пустой, тогда другое дело. А так - это ведь только вес дерева. Спокойной ночи, сэр. Нам выпала большая честь познакомиться с вами. Надеюсь, мы утром еще увидимся. Не в обиду вам будет сказано, сэр, вы тут будете стоять у открытого окна в ночном халате, а видеть-то буду я вас, а не вы меня. Я, надеюсь, ясно выразился? Покойной ночи, сэр, - сказал он и неслышно растворился во тьме.
- Он очень хороший человек, - прошептала мисс Роупер, затворяя окно, за которым двое полуночников тихонько тащили вверх свою странную ношу. - Вся улица относится к нему с большим уважением. Но, сказать по правде, я иногда думаю, в тихом омуте черти водятся.
- Вот как, - рассеянно отозвался Кампьен. - Интересно, что всe-таки находится в утробе этой "Куин Мери"?
- Но, Альберт, ведь это просто пустой гроб. И в нем нет никакого покойника.
- Нет? А может, все-таки есть - какой-нибудь хорошенький иностранного производства труп? - рассмеялся Кампьен. - А теперь, дорогая тетушка, когда мы уже более или менее привыкли друг к другу и можем говорить откровенно, позвольте вас спросить, чем это так разит из подвала? Не стесняйтесь, душа моя, говорите как есть, что там у вас варится?
- Да будет вам, - кокетливо защебетала Рене. Во всех речах она прежде всего слышала ласковые нотки, а потом уже все остальное. - Это мисс Джессика что-то там стряпает. Ей это нравится, а вреда никому никакого. Но днем я не разрешаю - путается под ногами на кухне, и потом этот запах. Но сейчас уж как-то особенно мерзко воняет.
По лицу Кампьена пробежала тень. Мисс Джессика, насколько он помнил, - это та самая Картонная Шляпка в парке, и если учесть кое-какие ее привычки, о чем его известил Йео, трудно избежать некоторых не очень приятных предположений.
- У вас тут не дом, а настоящая кунсткамера, - наконец сказал он. - Так что, вы говорите, делает мисс Джессика?
- Варит какую-то дрянь, - небрежно обронила мисс Роупер. - Не то лекарство, не то еще что-то, не знаю. А вообще она этим питается.
- Питается?
- Да не думайте вы всяких глупостей. Мне становится страшно. И так столько сегодня понервничали. Эта табличка с именем на "Куин Мери" меня просто потрясла. Слава Богу, мистер Пузо все объяснил. А между прочим, знаете, мистер Эдвард не обманул бы его ожиданий. Причем у самого-то мистера Эдварда был не такой уж и хороший гроб, хотя я тогда, конечно, не стала этого говорить. Зачем зря расстраивать людей - дело сделано, деньги уплачены.
- Но вернемся к мисс Джессике, - прервал ее Кампьен. Голос его зазвучал почти официально. - Так вы говорите, она гонит самогон?
- Как можно? У меня в доме? - Мисс Роупер вспыхнула от негодования. - Это же противозаконно! Конечно, не исключено, в моем доме может оказаться убийца, но это вовсе не означает, что я потворствую нарушителям закона. - Ее тоненький голосок дрожал от возмущения. - Бедная старушка немного не в себе - только и всего. Она верит в какую-то новую систему питания. Ну и на здоровье, я ей не мешаю. Хотя меня, конечно, кое-что раздражает, ведь она мало того что сама ест траву, так еще и рассылает свои рецепты кому ни попадя, за что ее чуть не убили года три назад. "Вы, конечно, можете заниматься чем угодно, - сказала я ей, - но если вам вздумалось помогать голодным, то не лучше ли начать с вашего брата, у которого ребра торчат наружу. Отдайте лучше ему ваши рецепты. Заодно сэкономите на почтовых марках". А она мне отвечает, что я, мол, "обречена прозябать в невежестве".
- А где она сейчас? Могу я ее увидеть?
- Дорогой мой, вы можете делать все, что вам заблагорассудится. Я это уже не раз повторяла. Но дело в том, что она на меня дуется, считает мещанкой. Конечно, мещанка, ну и что? Поэтому мне не хотелось бы вас туда провожать. Она совершенно безвредное существо и из всех троих - самая умная, правда на свой манер. По крайней мере, она сама за собой ухаживает. Спуститесь вниз и там ее найдете. Идите прямо на запах - не заблудитесь.
Усмехнувшись, он перевел на нее фонарик.
- Что ж, ладно. А вам - покойной ночи и приятных сновидений.
Она сразу же начала охорашивать свой кружевной чепец.
- Конечно, мне необходимо выспаться! Ах, да он надо мной смеется, гадкий мальчишка! Ну, ладно, ухожу. Оставляю в вашем распоряжении этот благословенный приют - вместе со всеми его полоумными жильцами. Я сыта ими по горло. До завтра. Будете паинькой, буду подавать вам кофе в постель.
Она растворилась во тьме как посланник живого теплого мира, оставив его одного в мертвой захламленной комнате. Нюх довел Кампьена до лестницы, ведущей в нижний этаж, и там взбунтовался. Судя по доносившемуся оттуда "аромату", мисс Джессика по меньшей мере дубила там кожи. Он начал медленно спускаться во влажный вонючий мрак. Лестница заканчивалась небольшим помещением с несколькими дверями, одна из которых была распахнута настежь. Кажется, она вела в кухню, где сегодня вечером он беседовал с Кларри Грейсом. Теперь там было темно, а ровное сопение, доносившееся из глубины, свидетельствовало о том, что офицер уголовной полиции Коркердейл одинаково равнодушен как к своим профессиональным обязанностям, так и к удушливой атмосфере, наполнявшей кухню.
А дышать было действительно нечем, смрад был тяжелый и тошнотворный - как из логова дракона. Услыхав звуки из-за двери справа, он осторожно приоткрыл ее. Комната оказалась неожиданно большой - типичное старинное подсобное помещение, примыкающее к кухне. Предшествующие поколения отличались, как видно, значительными аппетитами. Каменный пол, беленые стены и совершенное отсутствие мебели; кроме сколоченного из грубых досок стола, вделанного в стену, - ничего. На столе - газовая плита, две керосинки и бесконечные разнокалиберные консервные банки, кои, судя по виду, служили кастрюлями.
Мисс Джессика Палинод, облаченная в фартук мясника, колдовала над горелкой. Не успел Кампьен сообразить, что его заметили, как она, не повернув головы, сказала:
- Входите и закройте, пожалуйста, дверь. Подождите немного, я скоро освобожусь.