Ломбард в трущобах - место, куда стекаются самые страшные тайны людей из всех слоев общества, тайны, воплощенные в предметах. Их разгадкой занимается цыганка Агарь, девица с непростым характером, но благородной душой, волею судеб оказавшаяся хозяйкой предприятия. Ей известно, что вскоре придется расстаться с такой жизнью. На горизонте маячит призрак негодяя, из‑за которого Агарь бросила цыганский табор и переселилась в грязный суетный Лондон. Всеми силами души ненавидя этого человека, она держит ломбард именно для него…
Содержание:
-
Глава I - Второе пришествие Агари 1
-
Глава II - Первый клиент и флорентиец Данте 5
-
Глава III - Второй клиент и янтарные бусы 9
-
Глава IV - Третий клиент и нефритовый идол 13
-
Глава V - Четвертый клиент и распятие 16
-
Глава VI - Пятый клиент и медный ключ 19
-
Глава VII - Шестой клиент и серебряный чайник 22
-
Глава VIII - Седьмой клиент и мандарин 26
-
Глава IX - Восьмой клиент и пара ботинок 30
-
Глава X - Девятый клиент и шкатулка 33
-
Глава XI - Десятый клиент и персидское кольцо 37
-
Глава XII - Агарь уходит 40
-
Примечания 43
Фергюс Хьюм
Цыганка из ломбарда
Глава I
Второе пришествие Агари
Иаков Дикс был ростовщиком, но не евреем, несмотря на свое занятие и на то, что данное ему при крещении имя звучало как древнеиудейское. Он был настолько стар, что никто не знал его настоящего возраста, настолько уродлив, что над ним издевались дети на улице, и настолько жаден, что вся округа называла его Скрягой. Если у него и были какие‑то скрытые хорошие качества, уравновешивающие плохие, они никому не были известны, да никто и не трудился их искать. Иаков, угрюмый и малообщительный человек, был явно не из тех, кто склонен поощрять непрошеное любопытство. Он жил в своем ломбарде, словно великан‑людоед в сказочном замке, и никто никогда не приходил к нему - кроме людей, которые являлись, чтобы заключить сделку, поспорить о ее условиях и осыпать его проклятиями по завершении дел. Из чего можно было заключить, что вести с Иаковом дела было непросто.
Ломбард Иакова на Карби‑Кресент в Ламбете напоминал замок людоеда: пусть он не был завален костями мертвецов, зато в нем хранились реликвии и обломки множества потерпевших крушение жизней и семейств. Расположенный в середине грязной улицы, он выходил фасадом на маленький пустырь; попасть в него можно было с переулка, ведущего на соседнюю улицу. В его окнах, за многие годы покрывшихся слоем пыли, были выставлены самые разные предметы: от серебряных чайников до порядком побитых кастрюль, от золотых часов до ржавых утюгов, от плотницкого инструмента до стильного зеркала в рамке из слоновой кости. Предметы, выставленные в окнах ломбарда Дикса, представляли собой в миниатюре пошлость и упадок современной цивилизации.
В этом была некая ирония - в том, что рядом находились совершенно несочетаемые вещи, пустяковые и самые необходимые. Тут вечной улыбкой улыбались с медной грелки фигурки из дрезденского фарфора, ярко раскрашенные и изящные; там лежал кинжал времен Ренессанса с рукояткой из серебра, а рядом - дюжина дешевых столовых ножей, из тех, что мы осыпаем проклятьями за трапезой в третьесортном ресторане. Обмотанная рука мумии фараона соседствовала с агатовым блюдцем, на котором лежала кучка монет разных эпох и всевозможных стран. Часы из золота и серебра висели рядами над фантастическими храмами и кораблями, вырезанными из слоновой кости трудолюбивыми китайскими ремесленниками. На прямоугольнике богатой парчи с узором, вытканным шелковой нитью, многоцветной, как хохолок попугая, с небрежной щедростью были свалены многочисленные медали, амулеты, старомодные кольца с потускневшими драгоценными камнями и хрупкие стеклянные браслеты индийских танцовщиц. Небольшая шкатулка японского лака, черная, с гротескными позолоченными фигурками; коралловые талисманы из Южной Италии для защиты от сглаза; украшенный драгоценными голубыми и бирюзовыми камнями турецкий кальян; викторианские шляпы с вышивкой из потускневшего золота; амулеты, серьги, браслеты, табакерки и броши с флорентийской мозаикой - все это было легкомысленно свалено в кучу и покрыто слоем тонкой серой пыли. "Обломки" многих столетий, высохшие кости сотни обществ, мертвых или умирающих. Какое свидетельство мимолетности империй и ничтожности гордыни жалких людишек!
Двери вели в маленький и темный магазин. Через комнату тянулся узкий прилавок, деля ее на две части. С одной стороны у самого входа стояли три деревянные ширмы, образуя четыре подобия сторожевых будок - посетители заходили в них для ведения деловых переговоров.
Иаков, ссохшийся, хитрый, вечно сотрясаемый кашлем, слонялся вдоль прилавка, непрерывно споря со своими посетителями и обманывая их при малейшей возможности. Он никогда не давал настоящей цены за закладываемый предмет, сражался за каждый фартинг и, даже когда получал вещь по себестоимости, оставался недоволен сделкой. Поэтому каждая выложенная им монета была каплей крови, выжатой из его иссохшего сердца.
Он редко покидал лавку и никогда не общался с коллегами. Закончив очередной день сутяжничества, он неизменно удалялся в мрачную гостиную в задней части дома, главным украшением которой служил гигантский, встроенный в стену, сейф. Здесь Иаков пересчитывал доходы и общался с сомнительными типами, которых не следовало допускать в ломбард - они приходили тайком, чтобы сбыть краденое. А еще в самые светлые свои моменты он беседовал здесь с единственным другом, который имелся у него на Карби‑Кресент… или даже во всем Лондоне. Иакову не грозило стать образцом популярности.
Этим его другом был адвокат по имени Варк, который вел сомнительные дела сомнительными методами с сомнительными клиентами. Его имя, как он заявлял, говорило о польском происхождении, но обычно соседи рифмовали "Vark" с "shark" , и это показывало их отношение к юристу. В округе его ненавидели лишь немногим меньше, чем Иакова.
Сперва этих двоих связывали только отношения юриста и клиента, но позднее они переросли в настороженную дружбу, поскольку у обоих была схожая репутация и оба были изгоями. Они не доверяли друг другу и пытались надуть друг друга к своей выгоде, но всегда безуспешно. Однако каждый вечер встречались и беседовали в мрачной гостиной о разных своих махинациях. Никому больше они не рискнули бы об этом рассказать, но у них была настолько плохая репутация, что они не осмеливались предать друг друга. Только на такой основе возможна дружба среди воров.
Как‑то на исходе одной туманной ноябрьской ночи Иаков со своим закадычным другом сидел у чахлого огонька, едва заметно мерцавшего на ржавой железной колосниковой решетке. Старый ростовщик варил кашу, а Варк, сидя рядом, потягивал из бокала джин, налитый из принесенной с собой бутылки и слегка разбавленный водой. Водой адвоката снабдил господин Дикс, так как она ему ничего не стоила, но Варк - и это важно для понимания ключевой особенности их отношений - всегда приходил со своим напитком. На дощатом столике стояла оплывшая свеча в заложенном серебряном канделябре, давая скудный свет. Туман заползал с улицы в комнату, и парочка сидела в этой мути, едва освещенная маканой свечой . Такое убожество и такая нищета были возможны только в обители скупца вроде Иакова.
Варк, маленький, худой, гибкий, напоминал скорее червя, чем человека, созданного по образу и подобию Творца. У него был острый нос и прыщавое лицо, на котором сверкали два хитрых тусклых глаза, зеленых, как у кошки. Старый порыжевший черный костюм кое‑где протерся, демонстрируя белье. Варк потирал руки и подобострастно кивал всякий раз, когда Иаков между приступами кашля отпускал грубые замечания. На мистере Диксе был богатый, хотя и выцветший, домашний халат, оставшийся после какого‑то денди времен Регентства, и каждый приступ кашля угрожал разорвать хрупкое тело Иакова на куски. Но старик был удивительно упорным и цеплялся за жизнь с отчаянной решимостью - хотя одним небесам ведомо, что хорошего нашел старый негодяй в своем убогом существовании. Варк, составивший для Иакова завещание, не одобрял этого упорства и сейчас жаждал смерти своего клиента, с тем чтобы в качестве душеприказчика прикарманить часть богатств, которыми, по слухам, владел Дикс. Наследник Дикса отсутствовал, и Варк был полон решимости позаботиться о том, чтобы его никогда не нашли. А пока адвокат с головой, полной замыслов, раболепно съежился перед Иаковом, наблюдая, как тот кашляет над своей кашей.
- Ах, боже мой, боже! Какой нынче вечером у мистера Дикса ужасный кашель! - вздохнул Варк, говоря о своем клиенте в третьем лице, как делал почти всегда. - Почему господин Дикс не отведает джина, чтобы смочить горло?
- Не могу себе этого позволить! - прохрипел Иаков, наливая кашу в миску. - Джин стоит денег, а денег я пока не заработал. Сделайте мне маленький подарок, плесните мне немного из вашего стаканчика, господин Варк, чтобы показать, что вы рады моей компании.
Господину Варку такая просьба очень не понравилась, и в предложенную чашку он налил как можно меньше джина.
- Ну что за милый человек! - ухмыляясь, сказал адвокат. - Такой компанейский, полный веселья!
- Веселье мое - выпивка ваша! - ответствовал Иаков, прихлебывая кашу.
- Какое остроумие! - фыркнул Варк, хлопнув себя по коленям. - Лучше "Панча".
- Джин да каша - пища наша! - объявил господин Дикс, воодушевленный похвалой.
- Хе‑хе! Сдохну от смеха! В театре за деньги меня веселили хуже.
- Дурак! - проворчал Иаков, взяв в руки каминные щипцы. - Не надо было платить‑то. А теперь убирайся! Я собираюсь потушить огонь. Не хочу и дальше жечь дорогой уголь, чтобы тебя согревать. Да и свеча больше чем наполовину сгорела! - негодующе закончил он.
- Иду, иду… - проворчал темноволосый адвокат, сунув бутылку в карман. - Но как обидно покидать приятную компанию!
- Хватит болтать ерунду, чернильная душа! Мой сын еще не отозвался на объявление?
- Мне кажется, что сын господина Дикса не спешит утешить своего опечаленного родителя, - ответил адвокат. - Ох уж эти жестокосердные отпрыски!
- Тут ты прав, дружище! - нахмурившись, пробормотал Иаков. - Джимми оставил меня умирать в одиночестве, будь он проклят!
- Тогда зачем вы завещали ему все свои деньги? - спросил Варк, теперь заговорив от первого лица, как делал всякий раз, стоило разговору свернуть на деловые рельсы.
- Как это зачем, дурак? Затем, что он сын Агари, плохой сын хорошей матери.
- Агарь Стэнли - ваша жена… Ваша жена‑цыганка? Так, господин Дикс?
Иаков кивнул:
- Чистокровная цыганка. Я встретил ее, когда был коновалом.
- Коновал, бродячий торговец! - хныкнул Варк. - Какой острый ум у этого человека!
- Она приехала со мной в Лондон, когда я решил здесь обосноваться, - продолжил Иаков, не обратив внимания на замечание гостя. - И город убил ее. Она не могла дышать среди кирпичей и известкового раствора после свободного воздуха дорог. Бедная покойная бедняжка! И она оставила мне Джимми - Джимми, который меня оставил.
- Какой простор для воображения… - начал было Варк, но, по яростному взгляду Иакова поняв, что комплименты его покойной жене не будут хорошо приняты, изменил тон. - Он растратит ваши деньги, господин Дикс.
- И пускай! Агарь умерла, а когда я умру… Пусть делает что хочет.
- Но, мой щедрый друг, если бы вы наделили меня бо́льшими полномочиями в роли своего душеприказчика…
- Ты бы сам прибрал мои деньги, - иронически перебил Дикс. - Думаешь, я этого не знаю, ты, акула! Твоя обязанность - передать имущество Джимми согласно закону. Я же тебе плачу.
- Но платите так мало! - проскулил Варк, поднимаясь. - Если у вас…
В этот момент кто‑то громко постучал в дверь лавки, и оба злодея, всегда опасавшиеся полиции, уставились друг на друга, на мгновение замерев от ужаса. Потом Варк, всегда заботившийся о собственной шкуре, схватил свою шляпу и поспешил к задней двери, собираясь под покровом тумана вернуться домой так, чтобы никто не увидел его и не задал никаких вопросов. Он исчез, словно призрак, оставив Иакова одного, а в дверь постучали снова.
- Неужели пилеры! - пробормотал старик, доставая пистолет из шкафа. - Но, может, и воры. Что ж, коли так…
Он мрачно усмехнулся и, недоговорив, зашаркал к двери со свечой в руке. Часы в магазине пробили одиннадцать, и в дверь постучали в третий раз.
- Кто там так поздно? - резко спросил Иаков.
- Я, Агарь Стэнли!
С криком ужаса господин Дикс выронил свечу, и его накрыла темнота. Сейчас, когда его мысли крутились вокруг покойной жены, неожиданное упоминание ее имени заставило старика поверить, что она стоит по ту сторону двери, закутанная в саван, окоченевшая. Между живым и мертвой - лишь одна непрочная преграда! Какой ужас!
- Призрак Агари! - пробормотал бледный дрожащий Дикс. - Почему она явилась сюда из могилы? К тому же из такой дорогой могилы, с мраморным надгробьем, обнесенной кирпичной оградой.
- Впустите меня! Позвольте мне войти, мистер Дикс! - крикнула незваная гостья, снова постучав.
- Она никогда меня так не называла, - успокоившись, пробормотал Иаков.
Он подобрал свечу, снова ее зажег и громко объявил:
- Я не знаю никакой Агари Стэнли.
- Откройте дверь - и узнаете. Я племянница вашей жены.
- Живая женщина! - пробормотал старик, пытаясь открыть замок. - Против этого я не возражаю.
Он распахнул дверь настежь, и из тумана и темноты в лавку шагнула молодая девушка лет двадцати в темно‑красном платье из грубой ткани и коротком черном плаще. Руки ее были обнажены, голова непокрыта, если не считать алого платка, небрежно скрученного вокруг великолепных черных волос. Восточные черты ее лица и цвет кожи выдавали в ней настоящую цыганку: изогнутые брови над большими темными глазами, красивый рот с тонкими губами и изысканный точеный нос. Ее лицо и фигура были лицом и фигурой женщины, нуждающейся в пальмах, песках пустыни и золотистом солнечном свете, горячем и страстном… Однако эта восточная красавица появилась из тумана, словно какая‑то мертвая сирийская принцесса, и предстала во всем своем роскошном очаровании удивленному взгляду старого ростовщика.
- Так ты племянница моей покойной Агари? - спросил он, рассматривая гостью при желтом свете тонкой свечи. - Да, точно. Она была похожа на тебя, когда я встретил ее в Нью‑Форесте. Что тебе нужно?
- Еду и кров, - коротко ответила девушка. - Но вы бы лучше закрыли дверь. Это может плохо сказаться на вашей репутации, ведь любой прохожий может увидеть, что вы разговариваете с женщиной в такое время суток.
- Моя репутация! - фыркнул Иаков, задвигая засовы. - Господи! Да она уже давным‑давно испорчена. Если бы ты знала, насколько плохая у меня репутация, ты бы сюда вообще не пришла.
- О, я могу постоять за себя, господин Дикс. К тому же вы достаточно стары, чтобы быть моим прадедом.
- Ну, проходи, проходи! Вежливо ты разговариваешь, юная особа!
- Я вежлива с теми, кто вежлив со мной, - ответствовала Агарь, забрав свечу из руки хозяина. - Пойдемте, господин Дикс, проводите меня; я устала и хочу спать. Я голодна и желаю поесть. Вы должны дать мне кров и стол.
- Дьявольская наглость, юная особа! Почему я должен все это делать?
- Потому что я родственница вашей покойной Агари!
- Да, да, что‑то в этом есть, - пробормотал Дикс и, несмотря на свойственное ему упрямство, повинуясь властному духу девушки, повел ее в выцветшую гостиную.
Там она сняла плащ и села, а Иаков с несвойственным ему гостеприимством, вызванным воспоминаниями о покойной жене, собрал незамысловатое угощение и молча поставил еду перед гостьей.
Так же молча она поела, восстановив свои силы. Иаков восхищался самообладанием цыганки; ее самоуверенное хладнокровие скорее нравилось ему, чем наоборот. Как только она прикончила последний кусок хлеба с сыром, он заговорил, и его первое замечание было преднамеренно сухим и грубым.
- Ты не можешь здесь оставаться! - любезно объявил старик.
Девушка отвечала тем же тоном:
- Могу и останусь, господин Дикс.
- По какой такой причине, шельма ты эдакая?