- Я сам нанесу себе рану и скажу, что мы боролись, - пробормотал он. - Скажу, что они пытались убить меня, и я прикончил их, чтобы защититься. Одна маленькая рана будет достаточным доказательством, чтобы спасти мою жизнь.
Он поднес кинжал к своему горлу, сжал зубы с суровой решительностью и слегка себя полоснул. Затем разорвал на себе одежду и сунул окровавленный кинжал в руку мертвой женщины.
- Она пыталась убить меня, потому что я убил Пьетро из самозащиты, - произнес он, пересказывая эту историю для себя самого. - Так что теперь я… ах! Dio! Что это?
Ощущение холода, как от ледяной воды, поползло по его жилам, пленка серого тумана затянула взор, и на горле его, там, где он нанес фальшивую рану, словно надулся шар, который душил его. Карлино пошатнулся и упал на четвереньки, швырнув серебряное изображение Христа через комнату. Стены начали вращаться, кругом и кругом, в глазах у него потемнело, и, всхлипнув в агонии, он упал мертвым на тела своих жертв.
Спустя неделю Агарь была вознаграждена за свои поиски, прочитав о финале трагедии с распятием Фьезоле. В ежедневной газете объяснялось, откуда взялись три мертвых тела, и говорилось о смертоносном хитроумном оружии, которое одновременно было и кинжалом, и распятием. Еще в статье говорилось, что один из мужчин и женщина получили удары прямо в сердце и умерли от ран; а у третьего трупа была всего лишь легкая рана на шее. "Совершенно недостаточная, чтобы стать причиной смерти, - писал премудрый репортер. - Поэтому, как умер второй мужчина (имя его было установлено: Карлино Барди), осталось тайной".
Возможно, для прессы это и было тайной, но у Агари имелась информация получше. Незадолго до этого Болкер признался, что, когда он открыл секрет распятия, клинок кинжала был обернут тонким листом бумаги. Паренек сохранил листок. Не то чтобы листок имел какую‑то ценность или у Болкера имелась причина скрыть его от хозяйки ломбарда - просто он питал склонность к воровству, как сорока. Однажды он нашел у себя в кармане забытый листок и отдал его Агари. Это оказалась записка на итальянском языке, а поскольку Агарь этого языка не знала, она отнесла листок старому книготорговцу, не сказав, откуда его взяла, и попросила перевести. Что и сделал клиент книготорговца, и на следующий день Агари вручили следующий перевод:
Я, Гвидо из Флоренции, изготовил этот кинжал, спрятанный в серебряном распятии, чтобы убить графа Луи из Франции и мою неверную жену Бьянку, которая с ним обманула меня. Поскольку я, возможно, не смогу поразить их в самое сердце, я смазал этот клинок смертоносным ядом, отчего нанесенная им малейшая царапина приведет к смерти. Написав это предупреждение, я помещу его в распятие, дабы тот, кто найдет его, остерегался касаться острия и дабы он мог пустить в ход это оружие, чтобы прикончить свою неверную жену, как это собираюсь сделать я.
Написано во Флоренции, в Тоскане.
Гвидо
Прочитав статью о трагедии, Агарь посмотрела на эту записку и задумалась.
- Выходит, Карлино убил свою жену и ее любовника, - сказала она себе. - Но как так получилось, что он оказался ранен сам и умер от яда?
Но на этот вопрос не было ответа, ибо Агарь так и не узнала, что Барди нанес себе рану, чтобы спасти свою жизнь, и тем самым умертвил себя так же верно, как это сделало бы правосудие.
Глава VI
Пятый клиент и медный ключ
Несколько приключений, в которых принимала участие Агарь, пробудили в ней жажду романтики. Узнать, что за странные истории таятся за заложенными предметами; выяснить, что с ними было в прошлом и проследить судьбу вещей в будущем, - вот что доставляло большое удовольствие девушке, придавая интерес ее, в общем‑то, скучной жизни. Она начала осознавать, что романтики в наши дни больше, чем готовы признать современные скептики. Не нужны тропические пейзажи, старинные таверны и разрушенные замки, чтобы породить романтические чувства. Дело в человеческом сердце, человеческой жизни… И даже в ламбетском убогом ломбарде романтика расцветала и распускалась, словно цветок, пробивающийся между скучными городскими камнями. Романтика ежедневно являлась молодой цыганке даже в ее прозаической деловой жизни.
Из гигантского зуба, непогребенных костей и громадного следа Кювье смог воссоздать удивительный доисторический мир. Подобным же образом из какой‑то пустяковины, отданной в залог, Агарь узнавала истории, достойные "Тысячи и одной ночи", такие же фантастические, как история Жиля Бласа. Такая же романтическая история скрывалась и за отданным в залог медным ключом.
Человек, который заложил его, с виду напоминал восточного мудреца; а сам ключ искусной работы, позеленевший от патины, возможно, запирал башню дона Родерика. Владелец ключа зашел в ломбард однажды утром незадолго до полудня, и при виде его морщинистого лица и почтенной седой бороды, закрывавшей грудь, Агарь почувствовала, что это не обыкновенный клиент. Грубовато поздоровавшись, старик бросил бумажный пакетик, который звякнул, ударившись о прилавок.
- Посмотрите на это, - резко сказал он. - Я хочу заложить его.
Никоим образом не обеспокоенная грубостью клиента, Агарь развернула пакет и обнаружила в нем скатанный в трубку холст. Размотав его, она увидела небольшой тонкий медный ключ. Выступы бородки были почти на одном уровне со стержнем ключа, так как состояли всего лишь из пяти или шести медных колючек, окружающих через неравные промежутки круглый стержень. Однако головка была богато изукрашенной и необычной, по форме напоминающей посох епископа. В крюке пастырского посоха находились буквы "К. К.", сплетенные в замысловатый вензель. В общем и целом этот ключ, по‑видимому очень древний, был красивым и искусно выполненным изделием, но не имел никакой ценности для торговца редкостями. Агарь тщательно осмотрела ключ, покачала головой и бросила его на прилавок.
- Я не дам вам за него и пяти шиллингов, - презрительно сказала она. - Ключ ничего не стоит.
- Ба, девушка! Вы сами не знаете, что говорите. Посмотрите, как искусно он сделан.
- Сделан великолепно, спору нет, но…
- А вензель, вы, слепая летучая мышь! - перебил старик. - "К. К." означает "король Карл".
- О, - сказала Агарь, снова взяв ключ и поднеся его к окну. - Значит, это исторический ключ?
- Да. Говорят, это ключ от шкатулки, в которой Карл Первый держал предательские бумаги, в конечном счете стоившие ему головы. О, можете смотреть! Ключ настоящий… Он хранился в семье Дантре почти двести пятьдесят лет.
- Вы Дантре?
- Нет, я Люк Парсонс. Дворецкий этой семьи.
- Неужто? - сказала Агарь, остро посмотрев на него. - А как ключ оказался у вас?
- Вы не имеете права задавать такие вопросы, - сердито сказал Парсонс. - Я честно стал владельцем ключа.
- Вполне может быть, но я должна знать, как это случилось. Не злитесь, мистер Парсонс, - поспешно добавила Агарь. - Мы, работающие в ломбарде, должны быть очень разборчивы, вы же знаете.
- Не знаю, - огрызнулся клиент. - Но если вы хотите удовлетворить свое любопытство, скажу: ключ достался мне от отца, прежнего дворецкого Дантре. Ключ передал ему глава семьи шестьдесят лет назад.
- А что это за цифры выгравированы на стержне? - поинтересовалась Агарь, заметив ряд иероглифических знаков.
- Обычные арабские цифры, - ответил Парсонс. - Не больше вашего знаю, что они означают. Если бы знал, был бы богат, - добавил он себе под нос.
- А! Значит, с этими знаками связана какая‑то тайна? - спросила Агарь, услышавшая слова клиента.
- Если и существует, вам ее не раскрыть, - неприветливо ответил старик. - В любом случае это не ваше дело! Вы должны всего лишь ссудить мне денег под этот ключ.
Агарь заколебалась. Эта вещь, несмотря на искусную работу, возраст и историческое происхождение, стоила очень мало. Если бы ключ был интересен только этим, она бы не взяла его в ломбард. Но ряд загадочных знаков решил все за нее. Тут была тайна, по словам старика, связанная со спрятанным сокровищем. Вспомнив свое приключение с криптограммой флорентийца Данте, Агарь решила сохранить ключ и, если получится, разгадать тайну.
- Если вы действительно нуждаетесь в деньгах, я дам вам за него фунт, - проговорила она, еще раз бросив взгляд на поношенную одежду клиента.
- Если бы мне не нужны были деньги, я бы не сунулся в вашу паутину, - ответил он. - Фунт так фунт. Оформляйте квитанцию на имя Люка Парсонса. Сторожка, Дантре‑Холл, Бакстон, Кент.
Агарь молча сделала все, что было сказано, молча протянула клиенту квитанцию и деньги, и тот молча вышел из магазина.
Оставшись одна, она взяла ключ и, не теряя времени даром, принялась рассматривать буквы на стержне. Агарь узнала уже много секретов, и это породило в ней жгучее желание узнать еще больше. Она была решительно настроена разгадать секрет медного ключа, если изобретательность и настойчивость могут в этом помочь.
Загадочный предмет настолько покрылся патиной, что Агарь не смогла разобрать знаки. С присущим ей проворством она принесла все необходимое и тщательно очистила ключ. Теперь на нем ясно проступили арабские цифры, о которых говорил Парсонс, и Агарь заметила, что они идут по всему медному стержню. Взяв бумагу и карандаш, она тщательно скопировала их, и у нее получилось следующее:
20211814115251256205255 - H - 38518212
- Странное нагромождение цифр! - проговорила Агарь, глядя на результат своих трудов. - Интересно, что они означают.
Несведущая в науке расшифровки криптограмм, она была не в состоянии ответить на свой вопрос; и после часа бесполезного изучения у нее заболела голова. Тогда она пронумеровала ключ в соответствии с цифрами на квитанции и спрятала его. Но странность этой истории, странная последовательность цифр с затерявшейся меж ними буквой "H" все время заставляли мысли Агарь возвращаться к ключу. Ее снедало любопытство - прародитель всех великих открытий. Она хотела знать, что это за ключ и что означают цифры на нем. Тем не менее, сколько ни думала, она так и не смогла разгадать загадку. Секрет ключа был для нее секретом сфинкса, столь же загадочным, сколь и непостижимым.
Затем Агарь пришло в голову, что за всем этим может скрываться какая‑то история, легенда или традиция, способная пролить свет на тайну цифр. Если бы она узнала эту историю, не исключено, что она могла бы извлечь из нее какую‑то подсказку. Во всяком случае, Парсонс говорил о спрятанных богатствах, связанных с разгадкой этого шифра. А пытаться решить задачу, не зная, почему цифры выгравированы на ключе - грубо говоря, то же самое, что ставить телегу впереди лошади. Агарь решила, что телега должна стоять в должном месте, а именно - позади лошади. Другими словами, она решила сперва узнать легенду, связанную с ключом, а уже после попытаться разгадать загадку. Чтобы добраться до истины, надо было увидеть Парсонса.
Не успев до конца продумать свой план, Агарь уже начала воплощать его в жизнь. Оставив ломбард под присмотром Болкера, она отправилась в Кент по тому адресу, который Парсонс велел написать на квитанции. Она взяла с собой ключ на случай, если тот понадобится, и вскоре после полудня оказалась на маленькой сельской станции.
Было так прекрасно вновь оказаться в сельской местности, брести по зеленым тропинкам под арками ветвей орешника, вдохнуть аромат фруктовых садов Кента, пробежать по упругому торфу широких вересковых пустошей, золотых от утесника! Такое приволье раскинулось за станцией, и, как объяснил Агари любезный носильщик, за этими просторами она и должна была найти Дантре‑Холл, у ворот которого в симпатичном старинном домике обитал угрюмый мистер Парсонс. Туда и направилась Агарь, но, по правде говоря, из‑за прекрасных здешних мест почти забыла о цели своего визита.
В ее жилах заиграла цыганская кровь, когда она пробежала через зеленый луг, и на сердце у нее стало так легко, что оно подпрыгивало в груди. Она забыла скучный ломбард; не думала о Юстасе Лорне; не задумывалась о возвращении Голиафа и о том, что тогда она лишится наследства. Она знала лишь то, что она цыганка, дитя дорог, и хотела вновь войти в свое царство. В таком счастливом расположении духа она увидела красные крыши Дантре‑Холла, возвышающиеся над деревьями парка, и вскоре подошла к большим железным воротам. За воротами, рядом с величественной аллеей, она заметила сторожку, в которой обитал Парсонс.
Он сидел снаружи, куря трубку. Несмотря на золотистый солнечный свет, аромат цветов и пение птиц, Парсонс был все так же угрюм. Увидев Агарь, показавшуюся между столбами ворот, он вскочил и буквально бросился к ней.
- Девушка из ломбарда! - прорычал он, как рассерженный медведь. - Что вам нужно?
- В‑первых - вежливое обращение, а во‑вторых - отдых! - хладнокровно объявила Агарь. - Впустите меня, мистер Парсонс. Я приехала повидаться с вами из‑за медного ключа.
- Вы потеряли его? - вскричал грубиян.
- Нет, он у меня в кармане. Но я хотела бы узнать его историю.
- Зачем? - спросил Парсонс и с явным нежеланием открыл ворота.
Не ответив, Агарь прошла мимо него в сад, а потом - на крыльцо его дома, где уселась на стул Парсонса. Старику как будто доставила удовольствие ее бесцеремонность, под стать его собственной грубости, и, закрыв ворота, он подошел к ней и уставился на ее прекрасное лицо.
- Вы красивая женщина и смелая, - медленно проговорил он. - Пройдемте в дом и расскажите, почему вы хотите узнать историю ключа.
Любезно приняв приглашение, Агарь последовала за эксцентричным хозяином в аккуратную маленькую гостиную, обставленную по уродливой моде начала Викторианской эпохи. Стулья и диван были из красного дерева с подушками из конского волоса; в центре комнаты стоял круглый стол с беспорядочно разбросанными книгами с золотым обрезом; зеркало в позолоченной раме над камином было задрапировано зеленой газовой материей. Небрежно оклеенные обоями стены украшали резные гравюры с изображением королевы и принца‑консорта, а на видавшем виды ковре темно‑зеленого оттенка были изображены разбросанные там и сям красные букетики. В общем и в целом то была болезненно некрасивая комната, от которой содрогнулся бы любой человек с художественным вкусом. Агарь, чей взгляд привык к красоте, именно так и содрогнулась, а потом уселась на самом удобном из уродливых стульев.
- Зачем вы хотите знать историю ключа? - поинтересовался Парсонс, грузно плюхнувшись на шаткий диван.
- Потому что хочу разгадать эту загадку.
Парсонс приподнялся, и лицо его побагровело от гнева.
- Нет, нет! Вы не разгадаете ее… Не должны разгадать! Я никогда не помогу ей разбогатеть!
- Кому вы не поможете разбогатеть? - спросила Агарь, удивленная этой вспышкой.
- Гордячке Марион Дантре! Мой сын любит ее, а она его презирает! Он сходит с ума, а она смеется. Если найдут эту картину, она разбогатеет и начнет еще больше презирать моего бедного Фрэнка.
- Картину? Какую картину?
- Ну, конечно, ту, которая спрятана, - удивленно сказал Парсонс. - Указание на то, где находится тайник, кроется в цифрах на ключе. Если вы найдете картину, ее продадут за тридцать тысяч фунтов, которые достанутся жестокой мисс Дантре.
- Я не совсем понимаю, - сказала не на шутку озадаченная Агарь. - Не могли бы вы рассказать мне всю историю с самого начала?
- Как вам будет угодно, - угрюмо ответил старик. - Расскажу об этом как можно короче. Сквайр Дантре, дед той мисс, о которой я говорил - единственной оставшейся в живых из их семейства, - был очень богат и являлся другом Георга Четвертого. Как и все Дантре, он был негодяем и в эпоху Регентства растратил имущество семьи на разные увеселения. Он продал все картины в Холле, кроме одной - "Рождества Христова" кисти Андреа дель Кастаньо, знаменитого флорентийского художника эпохи Возрождения. Король предложил тридцать тысяч фунтов за это сокровище - он хотел купить эту картину для своей страны. Господин Дантре отказался, так как его мучили угрызения совести из‑за того, что он ограбил своего единственного сына. Он хотел оставить картину сыну как единственную вещь, уцелевшую от крушения их состояния. Но шло время, у него почти закончились деньги, и он решил продать и эту последнюю ценность. И тогда картина исчезла.
- Как - исчезла?
- Мой отец спрятал ее, - хладнокровно ответил Парсонс. - Тогда никто об этом не знал, но старик признался на смертном одре, что, решив спасти семью господина от разорения, он спрятал картину, пока сквайр Дантре предавался своим безумным оргиям в Лондоне. Когда мой отец признался, расточительный сквайр был уже мертв, и отец захотел, чтобы сын - отец нынешней мисс Дантре - получил картину и продал ее, дабы вернуть семейное состояние.
- И что, он не сказал, где спрятана картина?
- Нет, он умер в тот миг, когда собирался раскрыть тайну, - сказал Парсонс. - Все, что он смог выговорить, это "Ключ! Ключ!". Тогда я понял, что местоположение тайника указано в ряде цифр, выгравированных на медном ключе. Я пытался понять их смысл, как и мой сын, как и сквайр Дантре и его дочь. Но все было тщетно. Никто не смог разгадать загадку.
- Но почему вы заложили ключ?
- Я сделал это не ради денег, можете не сомневаться! - огрызнулся старик. - Иначе я не взял бы за него жалкий фунт. Нет, я заложил его, чтобы ключ был подальше от моего сына. Он все время размышлял над ним, и я подумал, что он может разгадать загадку и найти картину.
- А почему бы и нет? Разве вы не хотите ее найти?
На лице Парсонса появилось злобное выражение.
- Нет! - резко бросил он. - Потому что у Фрэнка хватит дурости, чтобы отдать картину мисс Дантре, женщине, которая презирает его. Если вы разгадаете загадку, ничего не говорите ему, поскольку я не хочу, чтобы эта гордая шлюха разбогатела.
- Я не могу разгадать загадку, - беспомощно ответила Агарь. - Ваш рассказ нисколько мне не помог.
С этими словами Агарь перевела взгляд на стену за спиной угрюмого старого дворецкого. Там, в рамке из черного дерева, висела одна из тех чудовищных вышивок, над которыми так любили трудиться наши бабушки. То был желтый квадрат с вышитыми на нем - или, скорее, пришитыми - буквами алфавита разного цвета и рядом цифр до двадцати шести. Агарь лениво задумалась, почему тот, кто это вышивал, остановился именно на этой цифре… А потом она заметила, что ряд цифр стоит прямо под рядом букв. Мгновенно в ее мозгу мелькнула мысль о том, что означает надпись на ключе. Шифр был чрезвычайно прост. Нужно было только заменить цифры на буквы.
Агарь вскрикнула, вырвав старого Парсонса из раздумий.