- Тогда, очевидно, у нас, на Рутленд-плейс, не один нечестный слуга, а несколько! Весь мир с катастрофической скоростью летит в тартарары. Одному богу известно, чем все это закончится.
- Вероятно, закончится все тем, что все обнаружат, что положили эти вещи не на то место, - сказала Шарлотта, вставая. - Было очень приятно познакомиться с вами, миссис Спенсер-Браун. Надеюсь, у нас еще будет возможность увидеться, но так как погода меняется и, судя по всему, собираются тучи, я уверена, вы извините меня за то, что я вас покину, чтобы успеть вернуться домой до того, как пойдет дождь. - Не дожидаясь ответа, она наклонилась и поцеловала бабушку в щеку, легонько потрепала отца по плечу и протянула руку Кэролайн, словно приглашая ту проводить ее хотя бы до дверей.
Пробормотав обескураженно какие-то слова, мать поспешила воспользоваться представившейся возможностью. Выйдя вслед за Шарлоттой в холл, она плотно затворила за собой дверь гостиной.
- Мэддок! - резко бросила Кэролайн. - Мэддок!
Появился дворецкий.
- Да, мэм. Прикажете подавать карету для мисс Шарлотты?
- Да, пожалуйста. И, Мэддок, пусть Полли завесит шторы.
- Стемнеет еще по меньшей мере часа через два, мэм, - заметил он с легким удивлением.
- Не перечь мне, Мэддок! - Кэролайн сделала глубокий вдох и попыталась взять себя в руки. - Поднимается ветер, вскоре пойдет дождь. Предпочитаю этого не видеть. Пожалуйста, сделай так, как я прошу.
- Да, мэм. - Дворецкий послушно удалился, идеально прямой в безукоризненной, без единого пятнышка, черной ливрее.
Шарлотта повернулась к ней.
- Мама, почему этот медальон так для тебя важен? И почему ты хочешь, чтобы окна завесили уже в четыре часа дня?
Кэролайн смотрела на нее каким-то застывшим взглядом.
Вытянув руки, Шарлотта легонько дотронулась до матери. Под тонкой тканью платья плечо Кэролайн будто окоченело.
Она медленно выдохнула и обратила взгляд на окна, через которые в холл пробивался дневной свет.
- Я не совсем уверена - это звучит так истерично, - но у меня такое ощущение, что за мной кто-то наблюдает и… ждет!
Шарлотта даже не знала, что сказать. Мама была права, это прозвучало истерично.
- Знаю, это глупо, - продолжала Кэролайн, обнимая себя за плечи и немного дрожа, хотя в холле было очень тепло, - но никак не могу избавиться от этого ощущения. Сколько раз себе говорила, что нельзя быть такой мнительной, что никому не интересно, куда я хожу и что делаю. Но я и сейчас чувствую: кто-то наблюдает за мной, кто-то, кто знает… и ждет!
Сама мысль о чем-то подобном показалась Шарлотте ужасной.
- Ждет чего? - спросила она, пытаясь привнести в вопрос хоть немного здравого смысла.
- Не знаю. Ошибки. Ждет, когда я совершу ошибку.
Шарлотту обуял леденящий ужас. В этом было нечто нездоровое, даже патологическое, граничащее с безумием. Если у матери так сильно расшатались нервы, почему, черт возьми, Эдвард ничего не заметил и не вызвал ее и Эмили, и вообще ничего не сделал? Не пригласил даже доктора! Естественно, бабушка все замечает и все критикует, но так было всегда, сколько Шарлотта себя помнила, и никто никогда не обращал на это внимания.
Кэролайн наконец вышла из оцепенения.
- Надеюсь, ты доберешься домой еще до дождя. Я вообще не думаю, что он пойдет.
Шарлотте было абсолютно все равно, пойдет дождь или даже снег или же нет.
- Ты знаешь, кто взял медальон и другие вещи, мама?
- Нет, конечно, нет! С чего вообще ты такое спрашиваешь? Стала бы я просить тебя о помощи, если бы знала…
- Почему нет? Ты могла захотеть вернуть его без вмешательства полиции, если это была подруга или даже чья-то хорошая служанка.
- Повторю тебе еще раз: не имею ни малейшего представления!
Внезапно Шарлотта поняла очевидное и прокляла себя за то, что была так слепа, что не разглядела этого раньше.
- Что в медальоне, мама?
- В… медальоне? - сглотнула Кэролайн.
- Да, мама, что в нем?
Она едва не пожалела, что вообще об этом спросила. Кэролайн смертельно побледнела и несколько секунд стояла совершенно неподвижно, словно статуя. С улицы донеслись громыхание колес и фырканье лошади.
- Фотография, - сказала наконец Кэролайн.
Шарлотта посмотрела на нее. Ее собственный голос доносился до нее как будто издалека, исходя от кого-то бесплотного.
- Чья?
- Д… друга. Просто друга. Но я бы предпочла, чтобы ее никто не видел. Мои чувства могут неправильно понять, мне могут доставить неприятности и даже… - Она остановилась, и ее глаза наконец встретились с глазами Шарлотты.
- Даже что, мама? - очень мягко спросила Шарлотта. Мэддок, с ее плащом в руках, стоял позади, в холле, лакей находился в дверях.
- Даже слегка надавить на меня, - выдохнула Кэролайн.
Шарлотта привыкла к ужасным словам и ужасным же мыслям. Преступления были частью жизни Томаса, а она была так близка с ним, что просто не могла не разделять его боль, смятение или сожаление.
- Хочешь сказать, тебя могут шантажировать? - спросила она.
Кэролайн вздрогнула.
- Да. Полагаю, да.
Шарлотта обняла ее и крепко прижала к себе. Для Мэддока и лакея это, должно быть, выглядело нежным прощальным объятием.
- Тогда мы должны выяснить, где медальон, - прошептала она едва слышно. - И проследить за тем, чтобы ничего плохого не произошло. Не волнуйся! Мы справимся. - Тут она повысила голос до естественного уровня и отступила. - Спасибо за чудесный день, мама. Надеюсь, вскоре я снова навещу вас.
Кэролайн моргнула и шмыгнула носом так, что и сама ужаснулась бы, поймав себя на этом.
- Спасибо, дорогая, - сказала она. - Огромное тебе спасибо.
Глава 2
Спустя три дня Шарлотта получила от матери еще одно письмо, затрагивавшее ту же тему. На этот раз она таки поговорила об этом с мужем. Джемайму уложили спать, и они сидели перед камином - Шарлотта шила, а Питт глядел в огонь и понемногу сползал в кресле все ниже и ниже.
- Томас. - Шарлотта подняла глаза от работы и задержала иголку в воздухе.
Он повернул голову и рывком приподнялся чуть выше, пока ноги не соскользнули дальше по каминной решетке. Свет тепло мерцал и прыгал на ее раскаленной меди.
- Да?
- Я получила от мамы письмо, - как бы между прочим заметила Шарлотта. - Она потеряла украшение и очень расстроена.
Томас прищурился. Шарлотта и не подозревала, насколько хорошо знает ее муж.
- Когда ты говоришь "потеряла", то, насколько я понимаю, не имеешь в виду, что она куда-то его положила и не может найти? - спросил он.
Шарлотта заколебалась.
- Вообще-то, я не уверена. Такое вполне возможно. - Она вновь принялась за работу, взяв паузу, чтобы подобрать слова. Кто бы мог подумать, что Томас так быстро схватит суть. Вообще-то ей казалось, что он уже почти уснул.
Через минуту Шарлотта посмотрела на него и обнаружила, что муж наблюдает из-под ресниц, ожидая продолжения, и взгляд его ясен. Сделав глубокий вдох, она пустилась напрямик.
- Это медальон с чьим-то портретом внутри. Мама не говорит, с чьим, но, насколько я понимаю, это некто, чье присутствие она предпочла бы не объяснять. - Шарлотта улыбнулась несколько смущенно. - Быть может, старая любовь, кто-то, кого она знала до папы?
Томас выпрямился и убрал ноги с решетки. Подошвам стало горячо; если не поостеречься, то так и тапки сжечь недолго.
- И она считает, что кто-то его украл? - спросил он, озвучивая очевидное.
- Да, полагаю, что так.
- Есть предположения кто?
Шарлотта покачала головой.
- Если и догадывается, то не говорит. И, разумеется, если ей придется обращаться в полицию, неприятности, которые сулит такое обращение, перевесят пользу от возможного возвращения пропажи.
Никаких дополнительных объяснений Питту не требовалось. Он прекрасно знал, что в высшем обществе присутствие полиции в доме воспринимают как некую вульгарность. Люди, конечно, заявляли о взломе, тут уж ничего не поделаешь, но, по крайней мере, взлом - дело стороннее, неприятность, которая может приключиться с каждым, у кого есть что взять. Домашнее же преступление - событие совсем иного свойства. Оно подразумевает расспросы друзей и, как следствие, неловкость, а посему обращение в полицию представлялось чем-то немыслимым.
- И она ожидает, что ты выступишь в роли осторожного и тактичного детектива? - спросил Томас с широкой улыбкой.
- Я неплохой детектив, - с некоторым вызовом отозвалась Шарлотта. - На Парагон-уок я догадалась обо всем раньше тебя! - Стоило ей произнести это, как нахлынувшие воспоминания принесли с собой ужас и боль и проскользнувшая похвальба показалась нелепой, почти неприличной.
- Там было убийство, - сдержанно указал Томас. - И ты едва не поплатилась жизнью за свою догадливость. Вряд ли ты станешь подходить к друзьям своей матери и спрашивать: "Вы, случайно, не стащили мамин медальон, а если да, не могли бы вернуть его не открывая, потому что внутри некое свидетельство неблагоразумия или портрет, который можно истолковать как таковое?"
- Не больно-то ты помогаешь! - сердито бросила Шарлотта. - Будь все так легко, мне не пришлось бы тебя спрашивать.
Он выпрямился, наклонился вперед и взял ее за руку.
- Моя дорогая, если там действительно что-то личное, то чем меньше говоришь об этом, тем лучше. Оставь ты это!
Шарлотта нахмурилась.
- Тут нечто большее. Она чувствует, что кто-то наблюдает за ней, следит и выжидает!
Томас наморщил лоб.
- Ты имеешь в виду, что кто-то уже заглянул в медальон и ждет возможности заняться мелким шантажом?
- Да, пожалуй. - Она сжала его пальцы. - Это ужасно, и мне кажется, мама здорово напугана.
- Если я вмешаюсь, это лишь усугубит дело, - мягко сказал Питт. - Да я и не могу сделать это официально, если она не обратится ко мне.
- Знаю. - Она еще крепче сжала пальцы.
- Шарлотта, будь осторожна. Знаю, ты хочешь как лучше, но, моя дорогая, у тебя же на лице все написано, а твоя деликатность - деликатность несущейся вниз лавины.
- О, это несправедливо! - запротестовала она, хотя умом понимала, что муж прав. - Я буду очень осторожна!
- И все же, думаю, тебе лучше оставить все как есть - по крайней мере, до тех пор, пока некто и в самом деле не предпримет попытку шантажа. Может, все это и выеденного яйца не стоит и твоя мать пугается теней на стене, которые рисуют ее же собственные страхи. Быть может, совесть неспокойна?
- Я не могу ничего не делать, - сокрушенно отозвалась Шарлотта. - Она просила приехать, и я не могу не приехать, когда она так расстроена, и не сделать все, что в моих силах.
- Нет, конечно же, - уступил Томас. - Но, бога ради, не слишком усердствуй. Вопросы могут возбудить любопытство и больше, чем что-либо другое, породить именно те домыслы, которых она боится!
Понимая, что муж прав, Шарлотта кивнула, но в то же время уже строила планы визита на Рутленд-плейс на следующий день.
Кэролайн была дома и в волнении дожидалась дочери.
- Моя дорогая, я так рада, что ты смогла приехать, - сказала она, целуя Шарлотту в щеку. - Я запланировала для нас несколько визитов на сегодня, чтобы ты могла познакомиться с другими обитателями площади - особенно с теми, с кем я сама хорошо знакома и в чьих домах была или кто приходил к нам.
У Шарлотты сжалось сердце. Кэролайн явно вознамерилась искать медальон.
- А ты не думаешь, что было бы лучше не заострять на этом внимание, мама? - спросила она как можно беспечнее. - Ты же не хочешь возбудить их любопытство, не хочешь, чтобы все догадались, насколько важна для тебя эта вещь? А вот если ты ничего не будешь говорить, никто ничего и не заметит.
Кэролайн поджала губы.
- Хотелось бы мне в это верить, но я совершенно убеждена, что тот, кто взял ее, уже знает… - Она осеклась.
- Что знает? - спросила Шарлотта.
- Знает, что медальон мой и что он важен для меня, - неловко закончила Кэролайн. - Я же говорила тебе… я чувствую на себе чей-то взгляд. И не тверди, что это глупо! Сама знаю, что глупо, но я как никогда уверена, что кто-то наблюдает… наблюдает и посмеивается. - Она поежилась. - И ненавидит! Я… я даже пару раз чувствовала, что кто-то идет за мной в сумерках. - Щеки ее вспыхнули красными пятнами.
- Судя по всему, этот некто - просто сумасшедший, - проговорила Шарлотта как можно спокойнее. - Очень неприятно, но тут, скорее, кого-то нужно пожалеть, нежели бояться.
Кэролайн резко дернула головой.
- Я бы предпочла сочувствовать безумию с как можно большего расстояния.
Шарлотта была потрясена. И оттого голос ее прозвучал резче и критичнее, чем следовало бы.
- Как и большинство людей. Думаю, это называется "переходить на другую сторону дороги". - Тут Шарлотта остановилась, осознав, насколько несправедлива. Она пребывала в замешательстве; боялась, что у Кэролайн истерика, и не знала, как с этим быть.
Удивление промелькнуло на лице Кэролайн, быстро сменившись гневом.
- Хочешь сказать, что я должна по-христиански простить того, кто украл мой медальон и теперь подглядывает за мной и преследует меня? - недоверчиво спросила она.
Пристыженная, Шарлотта злилась на себя. Не следовало ей выражать свои мысли столь откровенно, тем более что к нынешней проблеме они никакого отношения не имеют и едва ли послужат утешением в деле, которое оказалось гораздо глубже, чем она вначале полагала.
- Нет, - сдержанно ответила дочь. - Я просто пытаюсь убедить тебя, что все не так серьезно, как ты считаешь. Если тот, кто украл или нашел медальон, и в самом деле следит за тобой и посмеивается втихомолку, то он, должно быть, не в своем уме, и относиться к нему нужно не со страхом, а скорее с отвращением и, может, чуточку с жалостью. Это ведь не какой-то личный враг, который желает тебе зла и способен его причинить.
- Ты не понимаешь! - Кэролайн в раздражении прикрыла глаза; лицо ее выдавало напряжение. - Чтобы причинить мне зло, большого ума не надо. Открыть медальон и увидеть портрет будет вполне достаточно. Даже полный идиот способен открыть медальон и увидеть, что внутри портрет не твоего отца.
Шарлотта с минуту помолчала, пытаясь собраться с мыслями. Должно быть, Кэролайн сказала ей далеко не все. По всей видимости, этот портрет не простое романтическое воспоминание из далекого прошлого. Либо воспоминания еще слишком остры и способны причинить боль, либо это портрет какого-то мужчины, которого она знает теперь, здесь, в Рутленд-плейс!
- Кто на портрете, мама? - спросила она.
- Друг. - Кэролайн не смотрела на нее. - Один знакомый джентльмен. В этом нет ничего, кроме дани уважения, но это очень легко истолковать неправильно.
Флирт. Шарлотта удивилась лишь на мгновение. Она еще была наивна, когда на Кейтер-стрит начались убийства, но с тех пор узнала многое. Мало кто может устоять против лести, легкого романа, дабы добавить чуточку остроты пресной каждодневной обыденности. Эдвард не устоял, а чем Кэролайн хуже?
Она хранила в медальоне портрет. Глупо, но так по-человечески понятно. Кто-то хранит засушенные цветы, кто-то - театральные и бальные программки. Мудрые мужья и жены позволяют своим половинам иметь такие маленькие тайны и не выспрашивают, не выкапывают старые мечты в поисках ответов.
Шарлотта улыбнулась, стараясь быть помягче.
- Не волнуйся, мама. У всех есть свои секреты. - Она намеренно выразилась уклончиво. - Смею сказать, если ты не станешь придавать этому большого значения, то и никто не станет. Я вообще не думаю, что у кого-то возникнет такое желание. У каждого, наверное, есть свои медальоны или письма, которые он не хотел бы потерять.
Кэролайн слабо улыбнулась.
- Ты слишком благожелательна к людям, моя дорогая. Слишком долго не была в свете. Ты смотришь на него со стороны и не видишь деталей.
Шарлотта взяла мать за руку и легонько сжала.
- Прежде всего, высший свет практичен, мама. Он знает, что может себе позволить. Ну, так кому ты хочешь нанести визит? Расскажи мне об этих людях, чтобы я не сболтнула лишнее и не поставила тебя в неловкое положение.
- Боже милостивый! Хотелось бы надеяться… - Кэролайн с благодарностью накрыла ладонь дочери своей. - Вначале отправимся к Чаррингтонам навестить Амброзину. Я рассказывала тебе о ней. Потом, думаю, к Элоизе Лагард. Кажется, о ней я тебе не говорила.
- Нет, но не это ли имя упоминала миссис Спенсер-Браун?
- Не помню. Как бы то ни было, Элоиза очаровательная женщина, но склонна к уединению и застенчива, так что, прошу тебя, Шарлотта, думай, прежде чем что-то сказать.
На взгляд Шарлотты, все в Рутленд-плейс вели весьма уединенную жизнь, в том числе и сама Кэролайн, но она не стала этого говорить. Более широкий, кипучий мир Питта, с его энергией и убожеством, фарсом и трагедией, лишь запутал и напугал бы Кэролайн. В мире Питта реальность не смягчалась уклончивостью и вежливыми словами. Жизнь и смерть того мира, грубого, без прикрас, ужаснула бы обитателей Рутленд-плейс точно так же, как бесчисленные закостенелые правила и условности светского общества отвратили бы человека постороннего.
- Что Элоиза, хрупкого здоровья, мама? - поинтересовалась Шарлотта.
- Ни о какой болезни как таковой я не слышала, но есть вещи, которые благовоспитанные люди не обсуждают. Мне приходило в голову, что, возможно, у нее чахотка. Выглядит она немного хрупкой, и я пару раз замечала, как она лишалась чувств. Но с нынешней модой трудно сказать, здорова девушка или нет. Признаться, когда Мэри берется за дело всерьез, стараясь затянуть корсет и вернуть мне двадцатидюймовую талию, я и сама порой бываю на грани обморока. - Она печально улыбнулась, и в душе у Шарлотты вновь шевельнулось беспокойство. Мода - это прекрасно, но в мамином возрасте не стоит так уж строго ей следовать.
- В последнее время я вижу Элоизу нечасто, - продолжала Кэролайн. - Быть может, ей вредна ненастная погода. Понять это нетрудно - такие холода стояли. Элоиза такая милая - белейшая кожа и темные глаза, а какая грация. Она напоминает мне стихотворение лорда Байрона: "Она идет во всей красе - светла как ночь…" - Кэролайн улыбнулась. - Такая же хрупкая и нежная, как луна.
- Это он сказал? Про луну?
- Нет, я. Впрочем, ты познакомишься с ней и составишь собственное мнение. Родители ее умерли, когда она была еще совсем девчушкой, лет восьми или девяти. Их с братом воспитывала тетя. Теперь, когда и тетя умерла, они вдвоем большую часть года живут здесь и лишь время от времени уезжают на несколько недель в деревню.
- Миссис Спенсер-Браун описала ее как ребенка, - заметила Шарлотта.
Кэролайн отмахнулась.
- Ну, Мина просто так выразилась. Элоизе, должно быть, двадцать два - двадцать три, а Тормод, ее брат, по крайней мере на три-четыре года старше. - Она потянулась к шнурку сонетки и позвонила, чтоб служанка принесла пальто. - Думаю, нам пора. Я бы хотела, чтобы ты познакомилась с Элоизой до того, как потянутся другие.
Шарлотта опасалась, что мать снова поднимет тему медальона, но спорить не стала и, поплотнее запахнув пальто, послушно последовала за ней.