- Тысяча чертей! - закричал Валенглей. - Ах, бандит!
Он стал звонить, кинулся к окну, чтобы кого-нибудь позвать. Но господин Ленорман с величайшим спокойствием сказал:
- Не надо волноваться, господин премьер-министр.
- Но эта каналья, Огюст…
- Минуточку, прошу вас. Я предвидел такую развязку. Рассчитывал даже на нее. Лучшего признания не может и быть.
Под действием его хладнокровия Валенглей снова занял свое место. Несколько мгновений спустя в кабинет вступил Гурель, державший за ворот Дайлерона, Огюста-Максима-Филиппа, называвшегося также Жеромом, главного швейцара министерства внутренних дел.
- Веди его сюда, Гурель, - сказал господин Ленорман, как сказал бы "апорт!" доброму охотничьему псу, возвращающемуся с дичью в пасти. - Он вел себя прилично?
- Малость кусался, но я взял его крепко, - отвечал бригадир, показывая свою огромную, могучую длань.
- Молодец, Гурель. А теперь отвези-ка этого чудака в камеру, на извозчике. Я с вами не прощаюсь, мсье Жером.
Валенглей забавлялся вовсю. Со смехом потирал руки. Мысль, что его главный швейцар оказался сообщником Люпэна, представлялась ему приключением с очаровательным, ироническим привкусом.
- Браво, дорогой Ленорман, все это более чем чудесно. Но как вы, черт возьми, к этому пришли?
- О! Проще простого. Я знал, что господин Кессельбах обратился в агентство Барбаре, что Люпэн явился к нему якобы от этого агентства. Ведя в этом направлении следствие, я обнаружил, что разглашение сведений, допущенное вопреки интересам Кессельбаха и Барбаре, могло пойти на пользу разве что некоему Жерому, приятелю одного из служащих агентства. И если бы вы не приказали мне поторопиться с арестом, я добрался бы через него до Марко, а затем и до Люпэна.
- Вы еще доберетесь до них, Ленорман. И мы станем свидетелями самого волнующего на свете зрелища - борьбы между вами и Люпэном. Ставлю на вас!
На следующее утро в газетах появилось следующее послание:
"Открытое письмо г-ну Ленорману, шефу Сюрте.
Примите мои поздравления, милостивый государь и дорогой друг, по поводу ареста швейцара Жерома. Дело было достойно Вас и исполнено отлично.
Примите также выражения моего восхищения по поводу выдающейся изобретательности, с которой Вы доказали господину председателю Совета Министров, что я не являлся убийцей господина Кессельбаха. Ваше разъяснение было четким, логичным, неопровержимым и, главное, правдивым. Как Вам известно, я не убиваю. Спасибо, что Вы установили это также для данного случая. Уважение - моих современников и Ваше - совершенно для меня необходимо, милостивый государь и дорогой друг.
За это позвольте мне оказать Вам содействие в преследовании бесчеловечного убийцы и помочь Вам, в меру моих сил, в деле Кессельбах. В очень интересном деле, можете мне поверить, настолько интересном и достойном моего внимания, что я оставлю прибежище, в котором живу вот уже четыре года, среди книг и в обществе моего доброго пса Шерлока, призываю опять к себе своих старых товарищей и снова бросаюсь в гущу схватки.
Как неожиданны повороты в нашей жизни! Вот и я теперь - Ваш сотрудник. Смею заверить, дорогой друг и милостивый государь, что я искренне поздравляю с этим себя и высоко ценю такую милость судьбы.
Подпись: Арсен Люпэн.
Постскриптум. Еще несколько слов, которые, несомненно, Вы воспримите с одобрением. Поскольку не считаю достойным, чтобы джентльмен, имевший великую честь сражаться под моими знаменами, отныне гнил на сырой соломе ваших тюрем, должен честно Вас предупредить, что пять недель спустя, в пятницу, 31 мая, я верну свободу названному Жерому, возведенному мною в достоинство главного швейцара министерства внутренних дел. Не забудьте же дату: в пятницу, 31 мая - А.Л."
Глава 3
Князь Сернин за работой
I
Первый этаж дома на углу бульвара Османна и улицы Курсель… Здесь живет князь Сернин, один из наиболее блестящих членов русской колонии в Париже, чье имя постоянно появляется в газетах в разделе "Путешествия и досуг".
Одиннадцать часов утра. Князь вошел в свой рабочий кабинет. Это мужчина в возрасте от тридцати пяти до тридцати восьми лет, в чьих каштановых волосах проглядывает уже несколько серебряных нитей. У него здоровый цвет лица, коротко подстриженные густые усы, бакенбарды, едва очерченные на свежей коже щек. На нем корректный серый редингот, суженный в талии, и жилет с оборкой из белого тика.
- Ну что ж, - сказал он себе вполголоса, день, вероятно, будет нелегким.
Он открыл дверь, выходящую в большую комнату, где его ждало несколько человек, и сказал:
- Варнье явился? Заходи же, Варнье!
Человек с внешностью заурядного горожанина, коренастый и крепкий, твердо ступающий на коротких ногах, по его зову приблизился. Князь закрыл за ним дверь кабинета.
- Ну, что у тебя, Варнье?
- Все готово к этому вечеру, патрон.
- Хорошо. Расскажи в нескольких словах.
- Так вот. После убийства ее мужа госпожа Кессельбах, по советам, содержавшимся в том проспекте, который вы ей прислали, избрала для жительства дом уединения для дам, находящийся в Гарше. Она поселилась в глубине сада, в последнем из флигелей; директриса сдает его внаем тем дамам, которые хотят жить отдельно от прочих обитателей пансиона, во флигеле Императрицы.
- Кто ее слуги?
- Барышня-компаньонка Гертруда, с которой она и прибыла через несколько часов после преступления, и сестра Гертруды, Сюзанна, которую выписала из Монте-Карло; она служит горничной. Обе сестры ей всецело преданы.
- А Эдвардс, слуга покойного?
- Она его не оставила при себе. Он возвратился к себе на родину.
- Она с кем-нибудь видится?
- Ни с кем. Проводит время лежа на диване. Выглядит обессиленной, больной. Часто плачет. Следователь беседовал с нею вчера в течение двух часов.
- Хорошо. Теперь - о девице.
- Мадемуазель Женевьева Эрнемон живет на противоположной стороне улицы, в проулке, который ведет прямо в поле, в третьем доме справа. Содержит частную, бесплатную школу для умственно отсталых детей. Ее бабка, госпожа Эрнемон, проживает там же.
- И, как ты мне уже писал, Женевьева Эрнемон и госпожа Кессельбах свели между собой знакомство?
- Да. Девушка приходила, чтобы попросить госпожу Кессельбах о денежной помощи для своей школы. Они, по-видимому, понравились друг другу, так как вот уже четыре дня ходят вместе в Вильневский парк, к которому примыкают и сад, и дом уединения.
- В какое время они там гуляют?
- С пяти до шести. Ровно в шесть девушка возвращается в школу.
- Итак, ты все организовал?
- На сегодня, на шесть часов. Все готово.
- И никого там не окажется?
- В это время в парке всегда безлюдно.
- Хорошо. Я там буду. Можешь идти.
Он вывел его через дверь в прихожей и, вернувшись в свой зал ожидания, позвал:
- Братья Дудвиль.
Вошло двое молодых людей, одетых с чрезмерной, пожалуй, изысканностью, с симпатичными лицами и живыми глазами.
- Здравствуй, Жан, здравствуй, Жак. Что нового в префектуре?
- Не бог весть что, патрон.
- Господин Ленорман вам по-прежнему доверяет?
- По-прежнему. После Гуреля мы - его ближайшие сотрудники. О чем свидетельствует хотя бы то, что после убийства Чемпэна он устроил нас в отеле Палас, приказав наблюдать за постояльцами, живущими на первом этаже. Гурель приходит к нам каждое утро, и мы докладываем ему обо всем, как и вам.
- Отлично. Очень важно, чтобы я был всегда в курсе всего, что говорят и делают в префектуре. Пока Ленорман будет считать вас своими людьми, я буду оставаться хозяином положения. А в самом отеле? Вы не обнаружили никакого следа?
- Англичанка, - сказал Жан Дудвиль, - которая жила в одном из номеров, уехала.
- Эта меня не интересует. У меня о ней - свои сведения. А майор Парбери, ее сосед?
Оба, казалось, заколебались. Наконец, один из братьев ответил:
- Сегодня утром майор Парбери велел отвезти его багаж на Северный вокзал, к поезду, который уходит в без десяти час. Отправился туда сам автомобилем. Мы были там к отходу поезда. Майор не появлялся.
- А багаж?
- Он поручил забрать его с вокзала.
- Кому?
- Как нам сказали на вокзале, какому-то посыльному.
- Так что след его утерян?
- Да.
- Наконец! - радостно воскликнул князь.
Братья посмотрели на него с удивлением.
- Ну да, - пояснил он, - вот вам и улика.
- Вы так полагаете?
- Очевидно. Убийство Чемпэна могло быть совершено только в одной из комнат этого коридора. Туда, к сообщнику, убийца господина Кессельбаха и привел секретаря, там его убил, там и переоделся, сообщник же после ухода убийцы перенес тело в кулуар. Но кто был сообщник? По тому, как исчезает майор Парбери, мы видим, что к этому делу он все-таки причастен. Звоните быстрее господину Ленорману или Гурелю. В префектуре должны поскорее об этом узнать. Тамошние господа и я действуем ныне рука об руку.
Он отдал им еще несколько распоряжений, касающихся их двойной роли полицейских инспекторов на службе у князя Сернина, и отпустил.
В большой комнате теперь оставалось только двое посетителей. Он ввел одного из них.
- Тысяча извинений, доктор, - сказал он ему. - Я весь в твоем распоряжении. Как себя чувствует Пьер Ледюк?
- Скончался.
- Ох, ох! - воскликнул Сернин. - После твоего утреннего сообщения этого можно было ожидать. И все-таки, бедняга недолго протянул…
- Он был выжат как лимон. Закупорка вены - и все было кончено.
- Так и не заговорил?
- Нет.
- А уверен ли ты, что с того дня, когда мы оба подобрали его под столом кафе в Бельвиле, уверен ли ты в том, что никто в твоей клинике не стал подозревать, что это он, тот самый Пьер Ледюк, которого всюду разыскивает полиция, таинственный Пьер Ледюк, которого хотел любой ценой найти Кессельбах?
- Никто. Он занимал отдельную комнату. Кроме того, я забинтовал его левую руку, чтобы никто не рассмотрел его мизинца. Что касается шрама на щеке, он был невидим под бородой.
- И ты сам за ним наблюдал?
- Сам, лично. Согласно вашим инструкциям, пользовался каждым моментом, когда он казался в сознании, чтобы его расспросить. Но не добился ничего, кроме неясного бормотания.
Князь в раздумье проговорил:
- Итак, он умер… Пьер Ледюк умер… Все дело Кессельбаха, очевидно, опиралось на него, и вот… И вот он ушел… Ничего не прояснив, не рассказав о своем прошлом… Надо ли мне влезать в эту авантюру, в которой я еще ничего толком не понимаю? Опасно… Можно пойти ко дну…
Он еще поразмыслил и воскликнул:
- Ах! Черт с ним! Останавливаться нельзя! Если Пьер Ледюк умер, это еще не значит, что я должен оставить игру. Наоборот! Да и случай слишком соблазнительный. Пьер Ледюк умер - да здравствует Пьер Ледюк!.. Ступай, доктор, возвращайся к себе. Вечером я тебе позвоню.
Врач вышел.
- Заходите, Филипп, - сказал Сернин последнему посетителю, низкорослому седому человечку в платье слуги при гостинице, причем в гостинице десятого разряда, не выше.
- Патрон, - приступил к делу Филипп, - должен вам напомнить, что в прошлую неделю вы приказали мне поступить на службу в отель Двух Императоров в Версале, чтобы наблюдать за неким молодым человеком.
- Ну да, помню… Его зовут Жерар Бопре. И что с ним?
- Совсем уже без средств.
- У него по-прежнему черные мысли?
- По-прежнему. Хочет покончить с собой.
- Это - всерьез?
- Весьма. Я нашел среди его бумаг небольшую карандашную записку.
- Ах! Ах! - молвил Сернин, пробежав глазами скупые строчки, - он объявляет о своей смерти… И это - на сегодняшний вечер!
- Да, патрон, веревка куплена и крюк закреплен в потолке.
Согласно вашим указаниям, я свел с ним знакомство, он рассказал мне о своем бедственном положении, и я посоветовал ему обратиться к вам. "Князь Сернин богат, - сказал я, - он щедр и, может быть, окажет вам помощь".
- Прекрасно. Так что, он придет?
- Он уже здесь.
- Откуда ты знаешь?
- Я за ним проследил. Он сел в поезд, приехал в Париж и теперь прохаживается туда и обратно по бульвару. С минуты на минуту он решится войти.
В то же самое мгновение слуга принес визитную карточку. Князь прочитал и сказал:
- Пригласите господина Жерара Бопре.
И, обращаясь к Филиппу:
- Проходи в вот эту комнату, не шевелись и слушай.
Оставшись один, князь прошептал:
- К чему колебания? Мне его посылает сама судьба.
Несколько минут спустя в комнату вошел высокий, стройный, светловолосый молодой человек с исхудалым лицом и лихорадочно блестящим взором. Он застыл у порога в нерешительности, полон неловкости, в позе нищего, желающего протянуть руку, но не осмеливающегося это сделать.
Разговор был коротким.
- Вы мсье Жерар Бопре?
- Да… Да… Это я…
- Я не имею чести…
- Так вот, мсье, так вот… Мне сказали…
- Кто сказал?
- Слуга из отеля… Который говорит, что служил у вас…
- Так что же, короче?
- Так вот…
Молодой человек умолк, смешавшись, подавленный высокомерным тоном князя. Сернин воскликнул:
- Тем не менее, мсье, может быть, необходимо…
- Так вот, мсье, мне сказали, что вы богаты и щедры… И я подумал, что вы могли бы…
Он оборвал речь, не в силах вымолвить свою унизительную просьбу.
Сернин подошел ближе.
- Господин Жерар Бопре, не вы ли выпустили в свет книгу стихов под названием "Улыбка весны"?
- Да, да, - обрадованно воскликнул юноша, - вы читали?
- Да… Прекрасные стихи, прекрасные… Только как вы собираетесь жить на то, что они приносят?
- Конечно… Но в тот или иной день…
- В тот день - или скорее иной, не так ли? А пока вы решили попросить у меня на жизнь?
- На хлеб, мсье.
Сернин положил ему руку на плечо и холодно произнес:
- Поэты не едят, мсье. Они питаются мечтами и рифмами. Так и поступайте. Это лучше, чем протягивать руку.
Молодой человек вздрогнул от оскорбления. Не сказав более ни слова, он поспешно направился к двери.
Сернин его остановил.
- Еще одно слово, мсье. Вы остались совсем без средств?
- Совершенно.
- И вам более не на что рассчитывать?
- Осталась последняя надежда… Я написал письмо одному из своих родственников, умоляя хоть что-нибудь мне прислать. Ответ должен прийти сегодня. Это - последний шанс.
- И если ответа не будет, вы решили, вероятно, сегодня же вечером…
- Да, мсье.
Сказано было просто и решительно.
Сернин рассмеялся.
- Боже мой! Как вы смешны, мой милый юноша! Какая наивная убежденность! Заходите ко мне снова в гости в будущем году, если пожелаете… Мы снова об этом вспомним… Так все у вас любопытно, интересно… И особенно - смешно… Ха, ха, ха!
И, не переставая смеяться, насмешливо кланяясь, он выставил его за порог.
- Филипп, - сказал затем князь, открыв дверь в соседнюю комнату, - ты все слышал?
- Да, мсье.
- Жерар Бопре на сегодня ждет телеграмму, обещание помощи…
- Да, это его последний патрон.
- Эту телеграмму он не должен получить. Если она прибудет, перехвати ее и разорви.
- Слушаюсь, патрон.
- В отеле ты сегодня один?
- Да, один, вместе с кухаркой, которая там не ночует. Хозяин - в отъезде.
- Хорошо, хозяевами будем мы. Итак, вечером, в одиннадцать часов. А теперь - катись.
II
Князь Сернин проследовал в свою комнату и вызвал звонком слугу.
- Шляпу, перчатки, трость. Машина на месте?
- Да, мсье.
Он оделся, вышел и сел в просторный, комфортабельный лимузин, который отвез его к Булонскому лесу, к маркизу и маркизе де Гастинь, куда он был приглашен на обед. В половине третьего распрощался с ними, отправился на авеню Клебер, захватил двух своих друзей и врача и без четверти три прибыл в парк Принцев. В три часа он сразился на саблях с итальянским майором Спинелли и в первой же схватке отрубил своему противнику ухо. В три четверти четвертого он держал уже банк в клубе на улице Камбон, откуда отбыл в двадцать минут шестого с выигрышем в сорок семь тысяч франков.
Все это было проделано неспешно, с высокомерной небрежностью, словно дьявольская стремительность, увлекавшая, казалось, его жизнь в вихре событий и действий, была законом его самых мирных дней.
- Октав, - сказал он своему шоферу, - едем в Гарш.
И в без десяти шесть вышел из машины перед старинной стеной парка Вильнев.
Искромсанное, загубленное ныне поместье Вильнев до сих пор сохраняет что-то от того блеска, который отличал его в годы, когда сюда приезжала на отдых императрица Евгения. Со старинными деревьями и прудом, с зеленой стеной листвы, воздвигнутой древними лесами Сен-Клуда, здешний пейзаж и сегодня полон очарования и грусти. Значительная часть имения досталась Пастеровскому институту. Меньший участок, отделенный от первого пространством, отведенным для публики, образует еще довольно обширное владение, в котором, вокруг большого дома уединения, разместилось четыре отдельных флигеля.
"Там она и живет", - подумал князь, разглядывая издалека крыши дома и четырех обособленных построек.
Он пересек парк и направился к пруду.
Внезапно князь остановился за купой деревьев. Он заметил двух дам, прислонившихся к перилам моста, перекинутого через пруд.
"Варнье и его люди должны уже быть поблизости. Но, черт, они здорово прячутся. Ищу, ищу… И не вижу…"
Обе дамы теперь ступали по траве лужаек, под огромными деревьями-ветеранами. Синева неба проглядывала между ветвями, раскачиваемыми мягким бризом: в воздухе витали ароматы весны и молодой листвы. На покрытых газоном склонах, спускавшихся к неподвижной воде, маргаритки, фиалки, нарциссы и ландыши, все мелкие апрельские и майские цветы росли живописными букетиками, складываясь тут и там в крохотные многоцветные созвездия. Солнце клонилось уже к закату.
Внезапно трое мужчин вышли из небольшой рощи и двинулись навстречу гулявшим женщинам.
Подошли прямо к ним.
Произошел короткий разговор. Обе дамы выказывали очевидные признаки испуга. Один из мужчин подошел к той, которая была меньше ростом, и пытался схватить золотую сумочку, которую она держала. Дамы начали кричать. Трое нападающих набросились на них.
"Пора и мне", - подумал Сернин.
Он бросился вперед. В десять секунд князь оказался у самой воды. При его приближении трое мужчин обратились в бегство.
"Бегите, сукины дети, - подумал он с усмешкой, - бегите со всех ног. Настал черед спасителя!"
Он принялся было их преследовать. Но одна из женщин взмолилась:
- О, мсье, прошу вас! Моей спутнице плохо!
Меньшая ростом дама, действительно, в обмороке упала на траву.
Он вернулся к ним и с беспокойством осведомился:
- Мадам не ранена? Неужели кто-нибудь из негодяев…
- Нет, нет… Это только испуг… Волнение… И затем, вы меня поймете… Эта дама - госпожа Кессельбах…
- Вот как! - воскликнул князь.
Он подал ей флакончик с солью, и добавил: